Лэанкаре. Еще одна типичная история о попаданке

VI. Спасение и панические атаки

«Вот сейчас… сейчас… ещё полшага… полшажочка…» – уговаривал себя Керн, медленно отлипая от решётки. Вот сейчас Акрам подойдёт ближе, к самой клетке и можно будет выхватить у него ключи. Или нож. Или хотя бы сделать вид, что собираешься это сделать. Колодки всё равно едва ли позволят. А потом за это, наверняка, изобьют. Но чтоб избить, придётся сначала вынуть отсюда, а там уже посмотрим кто кого.

Слава всем богам, охранника интересовала только рогатая девица. Оно и понятно, голые магички вообще отлично отвлекают внимание. Керн изготовился к прыжку и тут же едва не упал от того, что ему опять дали по мозгам. Что творилось с рогаткой – непонятно, но прилетело и ему. Да и не только ему, судя по исказившемуся лицу Акрама. И уж если оборотня едва не сбило с ног, то человеку точно пришлось не сладко.

Или сладко, тут с какой стороны посмотреть. Керну сейчас больше всего хотелось лечь, свернуться большой пушистой чёрно-белой подушкой и остаться так насовсем, только чтобы не сходить с этого места и не утратить вгрызшегося в душу наваждения. Он знал удовольствие от сытого брюха, от шепчущих грибов, вина и женщин, но то было другое, наружное, а это шло из нутра, пусть не из его собственного, но чувствовалось-то оно именно так.

Оборотень зарычал, с рыком выпуская весь воздух, и выглядел он в этот момент действительно жутко, словно пытался сладить со своим внутренним зверем, хотя зверь молчал, а из-под контроля вышла именно человеческая его натура, оказавшаяся стократ страшнее хищнических инстинктов. Но перевёртышу урезонивать часть себя было привычно, Акрам же не выдержал такого испытания и повалился на решётку. Керн тоже упал, но по собственной воле и, прежде чем охранник успел осесть наземь, схватил его за одежду.

Кисть вывернуло из сустава, да тут ещё рогатая двинула ему копытом в спину, но добычу свою он не выпустил. Вот только толку с того вышло немного. Ключи и нож на поясе, одной рукой не ухватить, ведь если рубаху выпустишь, Акрам совсем завалится. А другой рукой не достать, колодки мешают. Керн попытался опереть охранника о клетку, но тот был тяжёл и получалось это плохо, особенно когда перед глазами то и дело возникала танцующая на углях девица. Она вертелась перед ним, нагая, с развевающимися крыльями и волосами, и с куда большим удовольствием Керн ухватил бы сейчас её, а не этого упитанного, пахнущего потом и кабаньим нутряным салом бородача.

– Да чтоб тебя… – полустоном вырвалось из груди.

Его-то боль была настоящей, отрезвляющей, почему у этой девки не так? Он уже хотел извернуться, и пнуть её, чтоб попустило, но вовремя понял, что сделает этим только хуже. И тут часть пола под ними затрещала и просела. Сосновая, в два пальца толщиной доска не выдержала веса двух тел и когтей демоницы. Бросив охранника, Керн с трудом поднялся, и шагнул поближе к рыжей, подставляясь под те самые когти, но зато оказавшись аккурат над трещиной и упершись плечами в потолок клети, надавил ещё сильнее. Ноги-то ладно, заживут. Голова всяко подороже будет.

Не успел он об этом подумать, как пол проломился окончательно. Оборотень ухнул вниз, но неуклюжие колодки застряли, и он повис, оказавшись всем телом снаружи, а головой ещё в клетке. Вот и получилось, что подставил самое дорогое. Если теперь демонице вздумается брыкаться, то не башку ему оторвёт, так без глаз оставит. Это Керна никак не устраивало и он бочком, бочком, но постарался втиснуться в образовавшуюся дыру целиком, покуда ещё действительно был целым.

VII. От печали до радости и обратно

Боль затихла, оставив после себя ощущение недостаточной наполненности. Голова пустая, но тело хочет еще чего-то. Жаждет продолжения. Охранник лежал у моих ног, рядом с ним копошился провалившийся в дырку в полу паренек. Но мой взгляд скользит мимо него, останавливаясь на кольце с ключами, столь отчетливо виденный мной в его мыслях. И теперь уже я воспользуюсь тем, что меня решили не запирать в колоду, как копошащегося парня. Все-таки дерево демона не удержит… А с цепями и кандалами у меня достаточно расстояния и сил, чтобы подтянуть Акрама к себе.

– Давай же, сука обдолбанная, – негромко ругаюсь, снимая заветную железячку с пояса. А вот дальше начинается откровенная жесть. Орудовать этими длинными пальцами с не менее длинными когтями было очень сложно, и лишь с третьего раза попадаю в замочную скважину кандалов. Мой рык мог разбудить всех окружающих… – Ах ты ж дерьмо собачье!..

Впрочем, именно это и происходит. Заворочался Акрам, заворочались остальные. Но мои руки уже свободны, и сила, державшая в узде мою новую натуру исчезла, а в груди клокочет пожар ненависти к тем, кто посмел меня пленить. Все подернулось красным туманом, из которого я уже не смогу просто так выбраться.

Ярость сжигает все и всех. Ярость горит в руках, ногах и волосах. Ярость…

Лишь картинки мелькают перед глазами. Красные. Кровавые. Страшные. Когти, рвущие чужую плоть. Огонь, выжигающий людей изнутри. Крики… Торчащие белыми зубьями наружу кости. Позвоночник, которым прибит к земле еще кто-то, воющий и сучащий ногами по ставшей красной траве. Повешенный на собственных кишках. Чье-то вырванное горло. И кровь… кровь повсюду.

Лишь потом я снова прихожу в себя. Кровь покрывает меня с головы до ног. Что-то саднит в бедре. Медленно поворачиваю голову и вижу арбалетный болт, засевший по самое оперенье и вышедший с другой стороны. Ломаю его конец и выдергиваю, нисколько не обращая внимания на боль. Меня интересует последний оставшийся в живых. В ладони играет пламя, но я не обращаю на него внимания, будто так и должно быть.

Я вся горю бесчеловечной яростью. И от каждого шага вспыхивает земля под ногами.

Я чувствую запах пепла.

Я иду за тем, кто меня предал…

И тут меня накрывает осознание… ЧТО Я ДЕЛАЮ?!

И я снова на коленях. Боль снова бьет по нервам, но боль не сладкая. Боль страшная, человеческая, правильная. Но она прочищает голову. Шатаясь, я подхожу к пареньку и ломаю его колодки, чтобы в изнеможении повалиться рядом. Отвратительный комок подбирается к горлу, пока я мутным взглядом обвожу лес вокруг. И все то, что сотворено моими руками…

Хочется блевать.

VIII. Неожиданная кровь

Когда рогатка дотянулась до ключей, застрявший в проломанном полу Керн собрался было напомнить о своём существовании, но посмотрел на неё и передумал. Из-за своего неудобного положения он не видел бо́льшей части того, что происходило в лагере, но и того, что девица сделала с Акрамом, оборотню хватило с лихвой. На остальное он и не смотрел. Пока рыжая бесчинствовала, Керн не оставлял попыток выбраться, но ломать клетку и не шуметь при этом, чтобы, не приведи боги, не привлечь внимание ополоумевшего дикого создания, выходило так себе, да и рогатка управилась подозрительно быстро.

Она снова появилась в поле зрения оборотня, окутанная пламенем, почти так, как он представлял себе несколько минут назад. Керн замер, запоздало подумав, что надо было наплевать на шум и выбираться, пока была возможность, а теперь уже слишком поздно.

«Хана котёнку, больше срать не будет…» – как-то тоскливо подумалось ему. Из всего, что он успел заметить за этой девкой, совершенно однозначно следовало, что сейчас его освободят от колодок. Вернее, колодки от него, посредством отделения головы от туловища. Оборотень скривился и закрыл глаза, будто у него заломило зубы. Демонские когти вонзились совсем рядом с ухом, но вместо хруста костей он услышал треск дерева. Дырявая доска, что удерживала его запястья и шею, сломалась пополам и Керн соскользнул под телегу, не эстетично плюхнувшись на задницу.

– Б-благодарствую… – робко проблеял он, потирая саднящий загривок и, наконец, ощупав коросту на недавно разбитом затылке. Там уже ничего не болело, но судя по всему, прилетело ему вчера изрядно.

Но рогатка не слышала его благодарностей, она повалилась рядом и вид у неё был такой, словно девица нализалась собственной шерсти и её комок теперь застрял у рыжей в глотке. Уж в чём, в чём, а в умении удивлять этой барышне не было равных. Ну, и в перепадах настроения тоже, пожалуй. Керн настолько обалдел от подобного поворота, что даже позабыл о своём намерении сбежать в лес при первой же возможности.

– Ты чего?.. Человечину в первый раз попробовала, что ли? – он выполз из-под телеги и покрутил головой из стороны в сторону, с удовольствием ставя позвонки на место. – Надо же, нежная какая.

По молодости, пока ещё не совладал с внутренним зверем, Керн тоже всякую ересь творил. Не всё из этого он помнил, но и чего помнил было довольно, чтоб задуматься. Ну, например, над тем, для чего звери дерьмо жрут.

Брезгливость в нём ещё тогда повывелась, но, осмотрев стоянку, оборотень таки решил, что обыскивать трупы не станет. Нечего потому что там было обыскивать, почти никого целого не осталось, а из живых и вовсе только рогатка да он.

Странная девка, то вроде ярость в ней бесится, а то самой от себя противно. Одержимая будто. Бывают ли такие как она одержимыми, Керн не знал, но и объяснения другого найти не мог, потому остановился пока на этом. А одержимые, они обычно к какому-то делу постоянно стремятся. Вот этой, похоже, людей убивать нравится, будь она неладна. Почему-то только людей, ведь его же она не тронула. Хотя, может не успела просто, так-то он тоже двуногий, и от остальных ничем не отличается.

Обмозговав всё это, он понял две вещи. Прежде всего, к людям рогатке нельзя. Она ж со своим колдовством и силушкой деревню за пару часов подчистую выкосит. Сказать по совести, Керн не любил людей, но не до такой степени, чтоб вырезать всех подряд от мала до велика. Ну, и самому ему под это покос попасть совсем не хотелось, потому он взял, да и принял своё звериное обличие.

Рогатка всё равно болтает на непонятном языке и его тоже наверняка не понимает, рванину, что была на него напялена, беречь не стоило, да и со стоянки Керн ничего забирать не собирался. К тому же, сейчас лучше в лесу отсидеться какое-то время. А то ведь трупы-то найдут и на тварь, что их убила, начнут охоту. Рогатку то ли видели с торговцами, то ли нет, а вот его-то видели точно. И ничего хорошего это оборотню не сулило.

Крупный, размером с хорошую собаку зверь поднялся на лапы и встряхнулся, скидывая остатки ненужного больше тряпья. Он был весь чёрный, только посреди морды красовалась белая отметина, переходящая в «шапочку» на макушке и расходящаяся дальше на две симметричных полосы по бокам, заканчивающиеся у короткого, но очень пушистого хвоста. Шерсть на нём была до того длинная, что казалось, этот хвост и есть половина зверя. Керн изогнул спину, зацокал, зафыркал и принялся скакать вокруг демоницы.

«В лес! В лес! Надо в лес! Сейчас же!» – без конца повторял он, не особо надеясь на понимание, но всё же не желая упускать даже такого мизерного шанса втолковать этой пусторогой, что нельзя просто сидеть здесь и дожидаться, пока кто-нибудь с дороги не заметит неладное.

IX. Экстренные новости о мире магии!

Я сижу и не понимаю. Я не хочу осознавать, почему мои руки красны, а на губах солоноватый привкус чужой крови. Я не хочу признавать, что вот это чуждое удовольствие и упоение чужими смертями… что этот голод до чужих страданий… любовь к крови и сырому мясу… что вот это все – теперь я. Я не хочу! Я не могу…

Ведь это не я… Это не я… По чужим щекам текут мои слезы. Слезы бессильной злобы и ненависти. Встряхнув головой, я со всей силы ударяю в землю копытом, и оставляя в ней глубокую рытвину. Силы этому телу явно не занимать… Что прекрасно видно по состоянию всех, кто оказался таким недалеким, чтобы разозлить… Меня? Черт! Что за дерьмище-то творится, высоковольтник им в жопу с поворотом?.. Может, я просто в дурке лежу, свихнувшаяся и завернутая в рубашку с длинными рукавами?..

Это было бы лучшим выходом из сложившейся ситуации. Лучше быть психом, чем… Вот этим вот секси-ужасом на копытах и с крыльями… И с сиськами!.. Хотя не могу не признать, что тельце досталось мне слишком красивое. Даже чрезмерно, мне кажется. Ведь несмотря на мое отношение к этому происходит со мной, оно возбуждает.

Жесть-то какая… Я возбуждаю сама себя?..

Я так с ума сойду нахрен!

И уж точно от вида того, как человек берет и превращается в огромного скунса. Мать моя женщина! Это что за выверты сознания? Или это подсознание балуется, подсказывая, что окончательно катушки отправились в неизвестном направлении… А вместе с ними – остатки разума из этой рогатой головы. Матерь божья да наковальней об валенок!

Но самобичевание приходится отложить. В гудящую, будто колокол, голову нагло стучатся чьи-то не менее настойчивые мысли. И они зовут в лес. Точнее, парнишка… точнее, скунс… точнее, парнишка-скунс… Да твою же мать! У меня и так голова кругом от всего происходящего, и тут еще этот выпендривается! Тля подмозговая, будто паленой водкой по башке долбануло – такая же белка, только черно-белая.

Но он продолжал настойчиво звать. И среди его образов я начала понимать целое одно слово. «Лес».

– Да иду я, иду, – махнув рукой, сказала и сильно подумала я, стараясь сделать то же, что сейчас делал этот пушистый преобразователь мимими в вонь. – Ох, как меня все это задрало…

Так, пошатываясь, мы поковыляли в сторону леса. Спецэффекты отключены, поэтому не остается за мной выженных кругляшей, а вот ходить на копытах было сложно… Наверно, как стриптизершам на двадцатисантиметровых шпильках. Тело-то мое привычно к такому, но вот голове дюже непривычно и странно. А тут еще такой противовес спереди, в который то и дело взгляд упирается. Это еще если не вспоминать о крыльях, которые не напоминали о себе ничем.

Пока…

X. Черно-белое восприятие мира

Споро перебирая короткими лапами и распушив необъятный хвост, Керн торопился скорее убраться подальше от дороги, всё больше забирая на юго-запад, к неизведанным землям. Самое подходящее место, чтобы скрываться. В той стороне границы Гульрамского государства были весьма условны, но стражи местных феодалов не пойдут далеко от владений своих господ. Единственные, от кого можно было ждать неприятностей, это оголтелые паладины триумвирата, которые отрядами и поодиночке мыкались по миру в поисках подвигов и якобы очищая его от поражений Рилдира.

Конечно, не все они были отбитыми идиотами, некоторые работали весьма добротно, но те и о выгоде своей не забывали. Купцов не ограбили, разорвали только, значит, монстр деньгами не шибко-то интересовался. На таком много не заработаешь и, если нападения не повторятся, то они этим случаем не заинтересуются. Награды ведь тогда тоже толком получить не удастся. Не с кого будет её получать потому что. А с одиночками, буде таковые появятся, он уж как-нибудь разберётся… они разберутся.

Керн оглянулся на идущую позади рогатку, которую невольно исподтишка разглядывал. Не каждый день женщину с копытами встретишь. Ему вот ещё ни разу не доводилось. В принципе, копыта чем-то походили на башмаки, так что, если не приглядывается… и не обращать внимания на иначе устроенные колени… и одеть… О-о-о! Да кого он обманывает, не похожа она на человека, хоть ты тресни. И дурная, аж жутко делается.

Не раз и не два оборотень думал нырнуть в кусты и поминай, как звали, дальше каждый сам по себе. Думал, но так этого и не сделал. И помешали ему, как ни странно, не страх и не жалость к этой бешеной недотёпистой девице, а гордость. Какая-никакая она у Керна всё же имелась и драпать, покуда на него ещё никто не нападал, было стыдно. Перед собой, потому что на мнение кого другого плевал он с крепостной стены.

Ну, и сама по себе девица была манкая, держала возле себя, а чем – так сразу и не поймёшь. То ли тем, что была рыжая. Вся, с ног до головы. Такие на солнце будто светятся и глаз сам собой цепляется за яркие детали, да так, что не замечаешь, как начинаешь таращиться, куда не следует. То ли несоответствием дикого нрава аккуратным, правильным чертам. То ли всем этим, вместе взятым. В общем, не хотелось от неё уходить. А вот пожрать чего-нибудь было бы очень даже неплохо, но это, наверное, только к вечеру, когда будет можно передохну́ть. Или даже к ночи, чтоб поохотиться.

Весна и начало лета самое голодное время в лесу, ничего ещё не поспело, ягод и орехов нет, коренья проросли и стали жёсткими. Остаются молодые побеги трав и мясо, если, конечно, поймать получится. Да ещё жара эта, чтоб её. Керн несколько раз останавливался, принюхиваясь, но воду он не учуял, а услышал. Поперёк небольшого ручья упало дерево, образовав естественную запруду и мелкое, но обширное озерцо. Потом воды стало слишком много и она промыла ход рядом с деревом, вернувшись в старое русло по узкому порожистому проходу.

Вот это-то журчание и уловило чуткое ухо оборотня. В запруде вода согрелась и была не такой студёной, как могла бы, но Керн и такой был рад. Он мучился жаждой с самого пробуждения и с разбегу влетел в ручей по самое брюхо, жадно хватая пастью воду, фыркая и брызгаясь, а напившись, улёгся на дно, оставив над водой одни уши и счастливо пуская пузыри. Так-то лучше! Длинная шерсть колыхалась в воде, словно чу́дные чёрные водоросли. Керн вынырнул и с аппетитом захрустел панцирем крупного ручейного моллюска. Ещё парочка таких и можно будет безболезненно до ночной охоты потерпеть.

XI. Мы идем дорогой длинною

Идти было с одной стороны – тяжело. С другой стороны – отвратительно легко. Я не могу совладать с этим телом разумом, но инстинкты и рефлексы делают все сами. И стоит только отпустить вожжи, и все происходит само. И вот мои копытца отбивают стаккато по корням и земле, будто я на них уже сотню лет хожу. И даже почти удается не обращать внимания на эти полусферы, призывно колышущиеся при каждом шаге. Раз за разом откидывая длиннющие рыжие пряди с лица и ударяясь пальцами о длинные рога, я понимаю, что мои приключения не могут закончиться весело…

А ущипнуть себя, чтобы проснуться, я уже пару раз пыталась…

Да идрить твою налево с нахлестом! Я так точно нахрен копыта откину вместе с остатками мозгов! Благо, теперь есть, что откидывать…

Вздохнув, я продолжаю путь, понимая, что лучше куда-нибудь идти, чем просто сидеть на месте и ждать у моря погоды. Как кричат мысли господина перевертуса, ничего хорошего ждать не приходится. Отправят по нашу душу карательный отряд местной инквизиции и поминай, как звали. Я, конечно, не схожу с ума от радости от того, кем и чем я являюсь сейчас, но и дохнуть преждевременно не собираюсь. «Жить-то хочется, ребята» – как кто-то когда-то сказал.

За этими нерадостными мыслями прошли незаметно минуты… или часы? И мы оказываемся на небольшой прогалине, где в запруде, созданной рухнувшим деревом, весело искрится чистая водичка, коей сразу решил воспользоваться мой черно-белый, аки зебра, товарищ по несчастью. Вот только его счастливая мордочка, появляющаяся из запруды с раком в зубах, намекает и очень толсто о том, что именно этот индивид животного-маргинального образа ни черта не несчастлив, а чуть ли не доволен жизнью.

Я медленно подхожу к воде, взбаламученной прохвостом, чья шерсть, казалось, заполнила все пространство водоема, и скунс растворился в нем, как соль… Хочется пить, но, посмотрев на покрытые кровью чуть ли не по плечи руки, я решаю обождать, чтоб не перекрашивать животное в другой цвет. Пусть понежится.

Мне ничего не оставалось, кроме как сесть на торчащие и уже очистившиеся от земли корни дерева и, сложив руки на коленях, задумчиво разглядывать довольного бандюгана и пытаться разобраться в себе, в произошедшем и в том веселом состоянии, что мне присуще теперь, когда я превращаюсь в мясорубку.

И почему я к произошедшему отношусь так спокойно?

Хотя… я и в своем мире не отличалась любовью к рабам и торговле людьми… Так что чему я удивляюсь сейчас? Вот то, что у меня, мать моя женщина, сиськи пятого размера и задница исполнительницы ритма и блюза – вот это удивительно и занимательно. Не говоря уж про другие физиологические особенности хвостато-копытно-рогато-крылатой тушки, в которой мне приходится обитать уже… ммм… два дня? Ну и надо разобраться, какого черта я тут чужие мысли умею читать…

Хотя в этом есть определенные преимущества.

– Мыть, – с трудом выговариваю я слово, выуженное из головы оборотня вместе с образом действия, и показываю покрытые кровью руки. – Можно?

Тяжело привыкать к новому звучанию чужого языка, но там, дома, изучался не один язык, поэтому мне сейчас попроще – главное, в принципах построения разобраться. А там с каждым словом будет проще.