Семейные истоки и семейные судьбы
Семьи Ковалей и Шенитских, из которых вышли родители Жоржа Абрамовича, в Телеханах относились к разным «стратификационным слоям» еврейской общины. Ковали представляли её ремесленную часть, а Шенитские – религиозно-духовную.
В семье Ковалей – Ицхака Коваля и Гиты Видеманн[143] – было много детей. Достоверно известно о четырёх дочерях и двух братьях: Сара, Голда, Перль, Хая, Абрам, Морис.
Но, как вспоминал Г. И. Коваль, племянник Жоржа Абрамовича, в семейном предании говорится:
«…это была семья кузнецов, с отмены крепостного права получившая фамилию Ко́валей (так кузнецов в тех местах называли). У деда было, кажется, 12 братьев одних, тоже все кузнецы по округе. Дед только белой вороной оказался – жутко пристрастился к плотницкому делу (за что немало получал нагоняев от своего отца и братьев старших)».[144]
Известно, что сёстры Абрама Сара и Голда ещё в Телеханах вышли замуж и стали членами обширных местных семейств Бегун и Гурштель. Позднее (в 1910–1912 годах) Сара, Голда, Перль и Абрам оказались в Америке, а Морис попал в Аргентину.
Его сестра Хая тоже вышла замуж, стала Хаей Абрамович, но осталась в Телеханах и погибла в 1942 году.[145]
Вот сведения о ней от её дочери:
«Год рождения: 1890, Место рождения: м. Телехан, Польша. Принадлежность в 1939 г.: польское. Принадлежность к сообществу: Телехан. Место и время смерти: Телехан, 1942 г. Причина смерти: уничтожение (лагерь смерти)»[146]
Голда со своим мужем Гершоном уехала в 1910. Хотели уехать вместе с родителями Гершона, но что-то не сложилось…
Вот что говорят об этом документы из семейного архива. Сохранилась фотография семейства Гурштелей, которое собиралось в полном составе уехать в Америку. Фотография явно парадная, «представительская», судя по одежде и тому, что фотографировались на улице, но на фоне нарисованного на занавеси «пейзажа с берёзками»:
01.12. Телеханы, семейство Гурштелей. Предположительно стоят Гершон (Gershon) Гурштель (в центре) и Голда Гурштель (Коваль) справа от него.[147]
На обороте фотографии есть надпись на идиш:
01.13. Оборот фотографии семейства Гурштелей[148]
Её расшифровку и перевод я попросил сделать И. С. Бренера, старшего научного сотрудника ИКАРП ДВО РАН, Биробиджан.
Иосиф Семёнович ответил мне так:
«С большим трудом удалось разобрать подпись, так как рукописный текст сложно было расшифровать. Почерк имеет свойство, даже в русском языке, например – у медиков, специфическую вязь… Только медики и разбираются в своих диагнозах и анализах. Простому человеку не понять. Также и здесь – отдельные слова с трудом разобрала даже редактор газеты "Биробиджанер Штерн", я не смог до конца все понять, а написание отдельных букв – мы такое ранее не встречали. Угловая надпись звучит так: На память для Вас Абрам Бен Йосл и дети. От нашей семьи Абрамовичи. Вверху надпись: Вот так мы едем к Вам с Голдой и Гришей. (Наверное, имеется в виду в таком составе). Ниже: А если так случится, то приедем не так как на карточке, а как есть на самом деле.
Это почти дословный перевод, и он, на первый взгляд, не совсем понятен, но зато он выглядит действительно так, как говорили обычно старые евреи, имеет свой колорит… Перевод с идиш Е. Сарашевской».[149]
Известно, что Голда и Гершон, отплыв из Роттердама, приплыли в Нью-Йорк 26 сентября 1910 года.[150]
К кому же это письмо? Поскольку фотография находится в архиве семьи Ковалей, то логично предположить, что и адресована она Ковалям. Но к кому именно? Обращение «Вы» может быть обращено и к целой семье, и к отдельному человеку.
Как уточнил И. Бренер, можно допустить, что это –
«вариант вежливого обращения, особенного в письме. В еврейском языке (идиш) – это обычное, уважительное обращение к человеку. Я с этим столкнулся, когда читал письмо на идиш, написанное моей бабушке».[151]
Ещё один вариант трактовки текстов предположила филолог Т. Мейстельман:
«Насколько я поняла, и письменно и устно говорят Ты. Вы не обращаются, а заглавных букв нет».[152]
Если это так, то в данном случае вежливость проявлялась по отношению к старшему брату Голды – Абраму, который в это время уже жил в Америке. На его помощь в обустройстве на новом месте явно рассчитывали, посылая эту фотографию.
Но, вероятно, в ответном письме на «представительскую фотографию» Абрам сообщил, что «так случилось» – он не сможет помочь всем. Его доходы таковы, что он ещё не готов принять даже Этель, которая тоже пока ещё жила в Телеханах.
И тогда поехали «на самом деле» только Гершон и Голда, оставив дома стариков и младших сестёр. И, учитывая ответ Абрама, поехали не к нему, а куда-то ещё. Более года Гершон и Голда пытались обустроиться в Америке самостоятельно, но, вероятно, безуспешно. В конце концов, они всё-таки отправились к Абраму и только что приехавшей к нему Этель, и 20 октября 1911 года прибыли в Айову[153].
Что стало с Бегунами и Гурштелями, оставшимися дома (на фото две девушки – совсем молодая в центре и постарше – слева от Гершона), их детьми и внуками, жившими летом 1941 года в Телеханах, видно из такого отрывка из «Поименного списка расстрелянных, повешенных, замученных гр-н СССР. Сельсовет Телеханский, район Телеханский, область Пинская»[154]:
……………
25. Бегун Зыскель 1891 м. евр.
26. “ женщ. неизв. возр.? ж. “
27. “ Берко 1929 м. “
28. “ дитя неизв. возр.?? “
29. “ “?? “
30. “ “?? “
31. “ “?? “
……………
И далее по этому трафарету (глава семьи – жена – дети – внуки) идут отрывки с №№ (привожу выборочно): 72–75; 88–92; 99–106 …513–518 … 934–939. Всего 49 человек.
Та же картина и с Гурштелями. Отрывки в списке – по тому же семейному трафарету:[155]
………………
400. Гурштель Вейвель 1916 м. евр.
401–403. Чл. семьи неизв. пола и возр.
404. Гурштель Баша?
405–406. Чл. семьи неизв. пола и возр.
…………………………………………………
Всего в августе 1941 года погибло, по меньшей мере, 112 человек с фамилией Гурштель (учтены в списках) – мужчин, женщин и детей «неизвестного пола и возраста», о которых известно только то, что они были еврейскими мальчиками, которым «снились школы» и девочками, «мечтавшими о приданом»…
Куда и когда разбросала судьба тех родных Жоржа Абрамовича, кто в начале прошлого века жил в Телеханах и не уехал в 1910–1912 годах в Америку – пока неизвестно.
Правда, был и ещё один «путь спасения», который добровольно не выбирали, но который реально сохранил жизнь какому-то количеству телеханских евреев. Вот что известно о судьбе одного из телеханских Гурштелей из документов общества «Мемориал»:
«Гурштель Бениамин Ашерович, родился в 1915 г., г. п. Телеханы Ивацевичского р-на; еврей; образование н/начальное; заготовитель, Ивановская контора «Союзплодовощ». Проживал: Брестская обл., Ивацевичский р-н, г. п. Телеханы.
Арестован 24 марта 1940 г. Приговорен: ОСО 11 декабря 1940 г., обв.: 72 УК БССР – А/с агитация. Приговор: 5 лет ИТЛ, отбыв.: Белбалтлаг, освоб. 09.1941 Реабилитирован 27 апреля 1989 г. Прокуратура Брестской обл.»[156]
Конечно, Белбалтлаг – не санаторий, но «белбалтлаговская» колючая проволока, за которой он содержался до сентября 1941 года, надёжно спасла Бениамина Ашеровича от встречи с командой оберштурмфюрера СС Густава Ломбарда в Телеханах в августе 1941 года.
… В списках погибших во время акта геноцида 1941 года мне встретились Ковалевичи (Константин, Вавара, Михаил…), Коваленко (Иван, Агафья, Варвара…), Ковалевские,[157] но ни одной фамилии Коваль. Ничего удивительного в этом нет, если вспомнить, что писал Жорж о своих родственниках в Телеханах: это были сёстры отца и матери со своими семьями, сменившие при замужестве фамилии Коваль и Шенитская на фамилии мужей. Так что ни Ковалей, ни Шенитских в августе 1941 года в Телеханах уже не было.
Это даёт основание рассмотреть некоторые «тонкие нити» альтерверса рода белорусских Ко́валей, которые, учитывая, что профессия кузнеца требовала длительного обучения и обычно передавалась «по родству», так или иначе, все в третьем-четвёртом колене были родственниками.
В районе Пинска Ковали поселились во второй половине XIX века, а с началом века XX началось их рассеяние по миру. События революции 1905 года, краха империи, мировой войны и гражданской смуты 1917–1920 гг., польского «присоединения» 1921–1939 гг., «воссоединения» с СССР в 1939 г. способствовали «выдавливанию» Ковалей из Белоруссии.
Документальные свидетельства некоторых событий этого процесса удалось найти Л. С. Соловьёвой в минских архивах. Правда, документов, касающихся Абрама, Этель и их близких родственников обнаружить не удалось, но, тем не менее, в архиве канцелярии минского губернатора нашлось любопытное дело «О тайной эмиграционной деятельности мещ. Мовши Тодросова Коваля, Боруха Хлавнова Тарского и Тодроса Янкелева Коваля», начатое 13 февраля 1914 года и оконченное 13 декабря 1914 года.
В то время село Паршевичи Жабчицкой волости[158] 5 стана Пинского уезда Минской губернии, где проживали обвиняемые, находилось невдалеке от европейской границы России с Прусским королевством.
Что именно делали Мовша и Тодрос Ковали в своём болотистом крае для того, чтобы «тайно переправлять» через границу эмигрантов, в «практических деталях» неизвестно. В доступных листах губернаторского дела есть только утверждение следствия – мол, они занимались преступным промыслом! А именно – проводили эмигрантов через границу.
Кем были эти эмигранты, откуда, и почему эмигрировали, из доступных листов дела неясно. Но ясно, что нелегально пересекают границу, как правило, лица криминальные и «политические». А в те годы – прежде всего политические.
Отметим – Ковалей и Тарского не обвиняют в контрабанде, что было бы понятно по экономическим причинам – бедным евреям нужно было содержать семьи. А поскольку нет контрабанды – нет и «криминальной составляющей» в их промысле.
Не исключаю, что Ковали и Тарский были идейными бундовскими[159] или поалейционистскими[160] активистами и выполняли партийные поручения. А, поскольку на 4 съезде РСДРП в мае 1906 года Бунд вошёл в общероссийскую социал-демократическую партию, это «окно на границе» обслуживало и большевистских и меньшевистских деятелей.
Сами Ковали (и Тарский) это отрицали, и, согласно петиции их жён на имя Губернатора, все соседи готовы были подтвердить, что единственным промыслом обвиняемых была работа в кузнице. Ничего противоправного они не делали.
01.14. Обложка дела о тайной эмиграционной деятельности.[161]
На основании материалов этого дела всех обвиняемых предлагалось приговорить к административной высылке:
01.15. Фрагмент дела о тайной эмиграционной деятельности Тодроса Коваля[162]
Хотя в доступных листах дела нет окончательного решения, думается, что хлопоты жён обвиняемых были напрасными – «Исполняющий Должность Губернатора, Вице-Губернатор, камер-юнкер ВЫСОЧАЙШЕГО Двора» (фамилия в деле отсутствует), вероятно, утвердил такое «заключение местных властей»:
01.16. Заключение по делу о тайной эмиграционной деятельности Тодроса Коваля.[163]
Не берусь судить о степени доказанности обвинения (но уж точно не считаю его «высосанным из пальца»), однако приговор по этому делу – в условиях идущей четвёртый месяц войны с Германией! – поражает своей мягкостью.
Можно представить себе нити альтерверса сына и «подельника» Тодроса Коваля – Мовши Коваля, которому в момент приговора о высылке было всего 34 года и уехал он в ссылку в глубинку России с женой Фейгой 34 лет и «пятью душами детей».
Через три года в стране произошла «Великая Октябрьская социалистическая революция» и Мовша оказался в числе тех, кто способствовал её подготовке – наверняка среди переводимых через границу эмигрантов были и революционеры-подпольщики, ставшие после революции заметными фигурами нового режима. Да и сам он «пострадал от царских репрессий за нелегальную деятельность».
Это, вероятно, помогло Мовше «вскочить в социальный лифт» где-то в удалённых от границы районах России и занять какую-то «руководящую должность» (если он был к этому склонен) или просто «тёпленькое местечко» (если жена и дети занимали его больше, чем социальный прогресс и мировая революция).
Но лет через 15–20, в середине 30-х годов, после какой-то проверки «органами» минских архивов, его дело могло «всплыть» совсем в другой трактовке!
Во-первых, могло оказаться, что среди переправленных им через границу эмигрантов были не только «истинные революционеры-большевики», но и какие-нибудь «троцкистско-зиновьевские уклонисты».
А во-вторых, явное знакомство с немецкими пограничниками в ходе его «промысла» могло расцениваться как «агентурное сотрудничество со спецслужбами Германии». И за всё это Мовша, по меркам правосудия, укоренившегося четверть века спустя, мог получить не три года высылки, а «десять лет без права переписки».
Такова одна из «паутинок» альтерверса рода Ковалей, высвеченных «информационным затмением» его главной ветви…
Но более явной ниточкой является возможная связь паршевических и телеханских Ковалей.
Дело в том, что после окончания событий 1905–1906 гг., в ходе которых
«в черте оседлости случилось не менее 657 погромов, в результате которых погибли примерно 3000 евреев»[164],
в России «началась смута столыпинской реакции», в ходе которой досталось всем «смутьянам» – и революционерам, участвовавшим в вооружённых восстаниях и «экспроприациях», и евреям, отвечавшим насилием на погромы. Аполитичность антипогромных акций никак не учитывалась антисемитски настроенным руководством карательных органов, и участники этих акций приравнивались к «революционным бунтовщикам».
Разбирались быстро и беспощадно.
Как известно, 19 августа 1906 года был принят «Закон о военно-полевых судах». Разбор дела в них мог длиться не более двух суток, а расстрельный приговор приводился в исполнение в течение 24 часов. И, поскольку к Абраму это имело прямое отношение, он был вынужден оставить Телеханы и перебраться в Германию.
Вот что сохранилось в семейном предании об этом времени в Телеханах:
«Молодежь тамошняя побезобразничала тогда вволю, дед тоже: поместья жгли, плотины опять же, мельницы и многое другое. Ну, гонять их стали солдатами, в Польшу было подались, так там тоже наш, Российский, царизм их доставал. Махнул дед с друзьями в Германию, на пароход устроился матросом, и раза три через Атлантику в Америку и обратно сплавал».[165]
Конечно, в условиях революционной смуты и действия антипогромных сил порой превышали «пределы допустимой самообороны». Но участие Абрама в «безобразиях» 1906 года вполне объяснимо – он, молодой и крепкий парень, только что вернувшийся с военной службы, не мог «остаться в стороне» от активного сопротивления и мести погромщикам! Да и социалистические настроения жены (о них мы ещё поговорим) он наверняка разделял, и лозунг о равенстве всех людей был для него не «пропагандой», а «категорическим императивом».
События в 1906–1907 годах разворачивались для Абрама стремительно. В одной из наиболее вероятных ветвей его биографии он после трёх лет армейской службы в октябре – ноябре 1906 года он вернулся в Телеханы[166].
Но кратким было его «семейное счастье» с молодой женой. Оказавшись в гуще событий, он принял участие в «безобразиях» телеханской молодёжи. Вероятно, участие весьма заметное, поэтому, когда вскоре, в соответствии с только что принятым столыпинским законом, «антипогромщиков» в пинском уезде начали «гонять солдатами», пришлось «уносить ноги».
Вот здесь могли и сойтись телеханские Ковали с паршевическими. Перейти границу Абраму кто-то помог, а то, что в этом «деликатном деле» Абрам Коваль мог довериться именно Тодросу и Мовше Ковалям, вполне разумное допущение в рамках эвереттического построения этой нити альтерверса.
Но и в Германии Абрам не чувствовал себя в безопасности. Вероятно, было за ним что-то такое, из-за чего он опасался преследования полиции и заграницей. Лучше было на какое-то время покинуть Европу. И он оказался в Америке. Когда и как – отдельный разговор. Здесь же важно только то, что в 1911 году, Абрам «тайно» выписал из России свою жену Этель, двух своих сестёр и сестру жены, поскольку выехать в Америку легально они не могли – ведь Абрам был в розыске.
О некоторых деталях этой поездки в беседе со мной (Ю.Л.) рассказала Л. С. Соловьёва (Л.С.):
«…Ю. Л. Вообще, судьба «вытащила» семью Ковалей из Телехан, а потом протащила по городам и весям многих стран, и разбросала «по всему свету»…
Л. С. Да… Вот, например, ехали Этель и его сестры к Абраму в Америку через Лондон. Кстати, то, что мои поиски выездных документов Ковалей из Телехан через минские архивы оказались безрезультатными, свидетельствует о том, что, скорее всего, выезжали они нелегально через Польшу, не оформляя в России отъезд. Об этом мне говорил дядя Гена – он от кого-то слышал такую версию. А доказательством тому является вот эта фотография Этель, матери Жоржа Абрамовича, (на фото слева) сделанная в лондонском фотоателье. Кто её соседка справа, установить пока не удалось. Оригинал фотографии в очень плохом состоянии:
01.17. Оригинал фотографии Этель в Лондоне.[167]
Брат Абрахама Бернара (Абрама) Коваля Морис уехал в Аргентину и я даже пыталась через интернет выйти на них, но они отказались общаться…»[168]
То, что специальные поиски, проведённые Л. С. Соловьёвой в минских архивах, показали отсутствие каких бы то ни было документов об официальных хлопотах Этель о выезде за границу, достаточно убедительно свидетельствует о том, что весь этот «женско-девичий коллектив» под руководством Этель прибыл в Америку через Германию с остановкой в Англии явно нелегальным образом!
И совсем логично предположить, что через российскую границу их переправляли уже знакомые Абраму Тодрос и Мовша. Сам Абрам убедился в их надёжности «на себе», и потому доверил им судьбу жены, сестёр и племянницы.
Не исключено, что знакомство это не было случайным, а каким-то образом связанным с Бундом, Поалей Ционом или РСДРП. В этом случае Абрам был «боевиком» (во время революционной смуты жёг поместья и плотины), а Тодрос и Мовша входили в партийные спецслужбы – обеспечивали безопасный уход боевиков от преследования царской охранки.
Размышления о специфике работы партийных спецслужб того времени выявили для меня любопытную «ворсинку» альтерверса, детализирующую возможность связи Абрама с ними.
Логично предположить, что партийные спецслужбы должны были заниматься всем комплексом вопросов «укрытия» людей от полицейских органов – от смены документов и перехода на нелегальное положение до организации выезда из страны.
В случае Абрама пришлось, вероятно, последовательно использовать и то, и другое. Абраму «выписали» новые документы. А что делать со старыми? Уверен, что в партийных спецслужбах еврейских организаций работали профессионально, и подлинные документы Абрама после его отъезда в Америку использовали по их прямому назначению для укрытия кого-то другого.
Эта ворсинка так и осталась бы в моей памяти как «литературная фантазия», но неожиданно в интернете обнаружился вот такой документ:
01.18. Справка на сайте «Открытый список».[169]
Конечно, это не «наш» Абрам Коваль, который в это время начинал свою жизнь на Дальнем Востоке, но такое совпадение «паспортных данных» ФИО и такие небольшие отличия от того документа, который был у «нашего» Абрама в начале XX века (год рождения не 1883, а 1893, место рождения не Пинск, а Липень), что очевидно – мастерам «партийных спецслужб», укрывших нашего Абрама, в своё время было не трудно исправить в его настоящем паспорте цифру «8» на «9» в годе рождения, буквы «П» на «Л», «н» на «п», «с» на «е», «к» на «н» и приписать в конце мягкий знак в слове, обозначающем место рождения, после чего какой-то молодой еврей получал «крещение» Абрамом Ковалем и свободу от преследования властей за что-то, совершённое им под старым именем.
Но эта свобода от старых грехов не спасла его от новых, и уже не «царский прижим», а коллегия ОГПУ 22 ноября 1932 года за «связь с агентами Вилейской разведки»[170] ограничила его свободу, запретив на 3 года проживать в 12 городах СССР.
Удивительно мягкий приговор! Видимо, характер этой связи был совсем невинный, типа того, что, как председатель артели транспортников, он однажды проявил беспечность и предоставил кому-то из поляков телегу, не подумав, что его гужевой транспорт окажется использованным «в шпионских целях».
После обнаружения этого документа стало ясно, что выявленная «информационная ворсинка» имеет точку склейки с нашей ветвью альтерверса и порождает ветвления, в которых Абрам, вернувшийся в СССР в том же 1932 году, оказывается в Белоруссии, и, из-за ареста своего «двойника», втянут в разборки с тамошними органами ОГПУ.[171]
Как всё это сказалось на судьбе Жоржа в этих ветвлениях, гадать не буду.