Лайка

– Надо же, – откликнулся, чуть покряхтев, Ситников, – я тоже об этом думал: просто парадокс – от этого кромешного мрака вдруг стало светло на душе. И представь себе, почему-то мне вспомнилось мое первое ощущение самого себя в этой жизни. Конечно же, как и у тебя, Никита, оно связано с моей мамой, Царствие ей небесное… – Голос у Константина Георгиевича задрожал. – Помню, был жаркий летний день, и во дворе у нас кого-то хоронили, вернее сказать, на пути из морга в кладбище завезли беднягу во двор, чтобы друзья и знакомые смогли попрощаться с ним. Папа был на работе, а мама – она работала учительницей и была дома – взяла меня на руки и вышла тоже, значит, во двор. И вот я точно помню свои мысли: что это, думаю, лежит здоровый дядя в костюме в странной кровати, которая к тому же стоит на табуретках, и как ни в чем не бывало спит? До сих пор эта картина у меня перед глазами. Помню даже, что на голове у него была надета кепка; руки его лежали на груди и между пальцев горела свеча, которая, помню, также вызвало у меня недоумение: яркий летний полдень – свеча тут зачем? Уже после смерти родителей, из глубин моей памяти выплыл этот эпизод самым непонятным образом. Я специально узнал, в каком году хоронили того мужчину, и оказалось, что было мне всего-то два года и четыре месяца…

Ситников замолчал, а Никита, перебирая в своей памяти также разные эпизоды из раннего детства, в то же время никак не мог взять в толк: к чему Константин Георгиевич ведет тему своего разговора?

– Я тебе скажу, почему я это говорю, – словно угадав мысли Никиты, продолжил Ситников. – Проявилось это воспоминание у меня после получения достоверного донесения о гибели моего лучшего друга, можно даже сказать – единственного. Он был разведчиком-нелегалом высочайшего класса и крутился в кругах политической элиты США. Тот из нашей же конторы, который сдал его, закончил свою жизнь, мягко говоря, печально, но разговор не о нем. Мой друг пытался как раз приблизиться к ближнему кругу Алекса, который условно первый в алфавитном порядке в твоем списке. И этот Алекс не самая влиятельная фигура среди этих пятерых субъектов – это так, к слову. Вот тогда, от чувства своего бессилия, я ушел на некоторое время в свое самое глубокое прошлое, когда я сидел на руках своей мамы, а смерть казалась непонятным недоразумением в этой жизни. Вот и сейчас, в этой ТВОЕЙ тоннели мне почудилось, что меня обнимает моя мама… Так не хочется думать о будущем, Никита, если бы ты знал!

– Вы из-за этого астероида или грядущей войны на Украине? – спросил Никита.

– И то и другое – меня пугают своей абсолютной непредсказуемостью. Если взять войну, то, во-первых, она же будет не только с Украиной, даже не столько с ней, а со всем блоком НАТО. Во-вторых, я, конечно, не специалист по нашей армии, но скажу честно, что я сомневаюсь в наличии настоящих полководцев у нас. А так как война предстоит долгая и широкомасштабная, то пока они появятся, мы уложим слишком много наших парней. Что же касается этого астероида, то если у них с ним все получится, то для нас и, по-видимому, для Китая – это будет мини Армагеддон, а жертвы будут исчисляться десятками миллионов людей. Хотя, лично я все же сомневаюсь, что можно вообще как-то управлять небесными телами, у которых период вращения около десяти лет, притом управлять так, чтобы попасть по Земле в определенный интервал времени в два-три часа. Но этот астероид заставляет меня тревожиться все сильнее и сильнее после того момента, как появился ты. От войны нам уже не отвертеться, Никита, и там мы справимся: конечно, не сразу; конечно, большим количеством жертв из-за разгильдяйства и предательства нашей элиты, – но справимся, так как деваться нам некуда. Ты же должен сделать все, чтобы найти этот астероид с помощью этого Габриэля Пинто на первом этапе, а потом помочь управлять ракетами в космосе, чтобы они могли незаметно приблизиться к нему и закрепиться на ней. Как это технически будет происходить – пока для меня загадка, но по поручению Президента уже создается секретный отряд в подмосковном Королёве для решения этой задачи. Вам с Кокаревым незачем даже думать об Украине, Никита. Вам будут выделяться все по первому вашему требованию, и этот процесс контролируются лично Президентом и лично вашим покорным слугой, по совместительству являющийся и вашим непосредственным начальником. Ты, Никита, подчиняешься только мне и Президенту, но это ты и так знаешь уже. Кстати, Кокарев просил меня взять сюда его жену. Я не возражаю. Все соответствующие бумаги будут оформлены – вы об этом даже не думайте, так как это такие мелочи! С тебя Никита – найти этот чертов астероид. Ты хоть безвылазно сиди за своим порталом, но найди, слышишь! найди его! Агаев, как только доберется до Москвы, свяжется с тобой. С этим аппаратом спутниковой связи по нашей теме делиться информацией только текстовыми сообщениями. Для разговоров Валера привезет совсем другую станцию со стационарной антенной, да и через нее лучше больше молчать… Вот теперь вроде бы все сказал – давай, однако, поспим…

Никите показалось, что он только на минутку закрыл глаза, но он уже по опыту знал про особенный сон в таинственной комнате – без всяких сновидений, словно под идеальным общим наркозом – и поэтому, включив фонарик и закрыв яркий луч ладонью, он осторожно посмотрел на часы в левой руке Ситникова. Его левая рука лежала на груди, и узнать время не составило труда – было половина десятого. Никита выключил фонарик и присел на свой расстеленный спальный мешок возле стены. «Неплохо мы поспали: почти семь часов!» – подумал он. Вдруг в голове как молния промелькнула мысль: у Константина Георгиевича же часы показывают московское время! Это, значит, получается, что они проспали не семь, а почти одиннадцать часов?!

Никита снова включил фонарик и, уже не пытаясь загораживать свет, подошел к спящему Константину Георгиевичу и, присев на корточки, стал легонечко дергать за рукав. Ситников проснулся почти с первого прикосновения и, словно младенец, бодренько вскочил на ноги, будто и не спал вовсе. Он намеревался было что-то сказать Никите, но глянув машинально на свои часы, тихо присвистнул.

– Тут у тебя явно какие-то пространственно-временные вихри веют, – удивленно сказал Константин Георгиевич. – Но это же просто невозможно: я, представляешь, в последнее время сплю до ужаса плохо, притом постоянно изматывающие сны с диковинными сюжетами, но без всякого смысла, – а тут мне показалось, что на секунду задремал, а в итоге проспал одиннадцать часов!

Никита уже хотел было поведать, что, мол, это так и есть, проверено не раз, но решил, что не стоит выдавать себя: дело он свое делает, а расскажи сейчас, что он уже три дня во время рабочего времени спит за порталом – будет не хорошо. Вместо этого он стал собирать свой спальный мешок.

– Ребята, пожалуй, легли спать уже, а? – спросил он. Потом, немного выдержав паузу, с некоторым сарказмом добавил: – Вы, Константин Георгиевич, если будут проблемы со сном, приезжайте сюда к нам почаще: думаю, сам сон тут плюс ко всему еще и лечебный.

– А ты тоже спал как убитый? – недовольным тоном спросил Ситников, словно не заметив укола. – Впрочем, я пока оставлю свою постель в разобранном виде – вдруг места в твоей бытовке нам не оставили, и придется до утра мне здесь пережидать.

– В следующий раз надо будет с собой будильник брать, – расплывчато пробормотал Никита.

Выбравшись первым из люка, Никита сперва даже решил, что он на самом деле еще не проснулся и видит сон: он оказался в странном помещении без крыши, – но быстро сориентировался и, помогая Ситникову вылезти наверх, удивленно сказал:

– Неплохо ребята поработали, а? Да-а, вот это будет резиденция!

– Вроде у них все по плану, – пройдя в соседнюю комнату, отметил Константин Георгиевич, водя лучом фонарика по стенам помещения. – Крышу должны привезти завтра в первой половине дня и сразу же вертолетом нахлобучить сверху. Из-за сауны вот так сдвинулось: первоначально вроде бы хотели ее привезти попозже, но Президент распорядился все удобства создать одновременно. Видишь? – Он скользнул лучом в сторону люка. – Там будет небольшой закуток с запирающейся дверью, а здесь, где я стою, будет твой личный кабинет. То есть попасть в тоннель можно будет только через… того – твое тело…

– Кто-то топит печку в избушке, – перебил его Никита, увидев через окно, искры из трубы. – Неужели это Серега с таким самопожертвованием сидит в карауле? Видимо, да: Рекс вон лежит там на санях… Вот ведь, Константин Георгиевич, моя лайка уже остыла ко мне…

Но предположение Никиты оказалось не совсем верным: Рекс, увидев своего хозяина, словно тень в мгновение ока оказался возле нового дома. Услышав шорохи и скрип снега под ногами Ситникова и Никиты, из избушки вышел Серега и включил свет фар на новом снегоходе, который стоял возле дровяного навеса.

– Я уже стал тревожиться за вас, – начал рапортовать он, – вот и Рекс тоже время от времени туда-сюда бегает, места себе не находит. Правда, все это он делает как бы невзначай – умная собака, ничего не скажешь! Я, пожалуй, пойду к ребятам, Константин Георгиевич? Мы в моей половине весь пол заложили спальными мешками, а я чуть прибавил температуру котла – спать вполне комфортно. Мне там место как раз оставили… А вы тогда ляжете в правой комнате. Ужин и там в кастрюле есть, и здесь тоже в сковородке я яйца с мясными консервами пожарил, ну, и холодные рыбные котлеты с чаем по желанию…

– Мы разберемся, Серега, – вместо Ситникова заговорил Никита, – ты иди отдыхать, а то тебе ж с ребятами завтра вместе вставать. Иди-иди, спасибо тебе – все нормально. Мы тут немного поговорим еще, и я уйду на дежурство…

– Ты, Сергей Григорьевич, ложись на кровать Никиты, – перебил его Константин Георгиевич и, обратившись к Никите, добавил: – Не возражаешь? Если ребята уснули, то, что же их тревожить попусту?

Серега усталой походкой зашагал к бытовке.

– А погода просто балует нас, – добирая последний кусок мяса из сковородки, произнес Константин Георгиевич во время позднего ужина, сидя на лавке перед раскаленной буржуйкой. – Если бы были сейчас морозы хотя бы как тогда, когда мы в первый раз сюда прилетели, то вряд ли вообще можно было бы собрать дом.

– Это так, – подтвердил его слова Никита, – для строительных работ самое то. Вот если бы я занимался добычей соболя, то такая температура просто беда: по рыхлому снегу метров пятьдесят пройдешь – и весь мокрый от пота. А так – да… Нам бы, Константин Георгиевич, еще бы что-то наподобие больших морских контейнеров: под стоянку снегоходов и под склад – надо же и горючее где-то хранить, и разную утварь, и газовые баллоны и тому подобное.

– В течение месяца, а то и на следующей неделе все будет. И снегоход еще один или даже два привезут… А так, мы же договорились: пусть Кокарев пишет списки, а Фуралев у нас ответственный за обеспечение… Он, конечно, не особо счастлив этой своей ролью, но так надо!

Попили горячего чаю с черным хлебом и холодными щучьими котлетами: после долгого сна аппетит открылся у обеих просто зверский. Уже осоловев от жара печки и от сытной еды, Константин Георгиевич, прилег на расстеленный Серегой на всю лавку спальный мешок и обратился к Никите:

– Ты, Никита, давай иди на свой пост, а я тут дальше разберусь… Пока у тебя все идет, можно сказать, хорошо. С этими астрономами ты попал в самую десятку: те твои клиенты всю эту кашу заварили, но они сами, естественно, все равно не имеют представления, где в космосе находится этот злополучный астероид. Пока ты понаблюдай – вдруг у кого-то из них какая-нибудь встреча с фигурой из группы, которая в течение долгих лет пытается контролировать это небесное тело. Хорошо бы найти секретный центр управления, и тогда у нас будут дополнительные наводки на его координаты. Также очень важно разузнать, что они успели накидать на астероид во время предыдущих его пролетов мимо Земли.

– Я сделаю все, что в моих силах, Константин Георгиевич, – тихо ответил Никита, потом немного подумал и спросил: – Думаю, надо Кокареву показать тоннель и портал – вы не возражаете? Нам, наверное, если придется отлучаться к своим семьям, то это надо делать по очереди…

– Да-да, конечно-конечно, – согласился с ним Ситников. – Ты с моего языка снял слова: только-только хотел было сказать про это. Ну, что и каким образом будешь врать ему – это твоя проблема. Самое главное – нам нужен результат. И вообще, все, что необходимо для дела – я одобряю заранее. Повторюсь еще раз: ресурсы под проект «Лайка» выделяются безлимитно.

Константин Георгиевич, только что, будучи почти в полудремотном состоянии, вдруг бодро встал и протянул руку Никите на прощание.

– Завтра за мной с раннего утра прилетит вертолет, – сказал он. – Не грузовой, а другой. Ребята здесь закончат и улетят своим вторым рейсом: там вам привезут дополнительно бензин, баллоны с газом и продукты. Ну, до свидания!

Никита попрощался и уже начал открывать дверь, когда Ситников внезапно дернул его полу куртки и притянул назад.

– Погоди-ка, Никита, – окликнул он его, – все собирался, да вот вылетело из головы: ты дома с семьей свою легенду же озвучил, так? И как прошел твой дебют в роли актера?

Никита закрыл дверь и, обернувшись, озадаченно уставился на Константина Георгиевича.

– Да-да, нам разведчикам в первую очередь надо быть совершенными актерами, а иначе – провал. – Ситников хитро прищурил глаза, и перед Никитой предстал не облаченный огромной властью политик и глава СВР, а дед Никанорыч собственной персоной. – И учти: все, что ты наврал дома своим самым близким людям, надо всегда держать в голове в своей оперативной памяти, чтобы не запутаться впоследствии. Можно наговорить в первый раз с три короба, и тебе могут поверить, но потом все детали своей легенды ты должен уметь повторить с абсолютной точностью. Поэтому когда в будущем начнешь сочинять – не слишком выдавай на гора мелких подробностей. Теперь умение темнить, лукавить и придумывать на ходу разные истории должно стать твоей чертой характера – ведь ты же нынче профессиональный разведчик. Я про это с Кокаревым немного уже побеседовал, а ты в свою очередь сверяй постоянно с ним все то, что вы рассказываете своим домашним. Я понимаю, что ваши семьи никакие не предатели и потенциальные изменники – упаси Боже! – просто такая наша работа и такие правила нашей игры, которые писаны кровью и большим количеством жертв. Да, теперь ты – непосредственный участник большой игры мирового масштаба… Вот теперь все, думаю. Давай, Никита, вперед! Дерзай…

Серега проснулся от гула винтов вертолета. Ребята, спавшие на полу, также зашевелились в темноте: ночью, зайдя в бытовку и увидев, что его кровать пуста, а все монтажники спят на полу, он улегся на свое место и почти сразу заснул. Серега включил фонарик, который лежал под кроватью возле изголовья, и, осветив на секунду механический будильник – подарок Ситникова, – тут же выключил. Было четверть восьмого. «Встаем через сорок минут», – послышался голос старшего группы. Серега встал (спал он в одежде) и, осторожно передвигаясь по краю импровизированного лежбища, вышел в прихожую, где одновременно с ним появился и Константин Георгиевич в верхней одежде.

– Сергей Григорьевич, зря ты проснулся – иди, отдыхай, – вежливо с улыбкой на лице прошептал Ситников метнувшемуся к плите ставить чайник Сереге. – И ребята пусть отдыхают по плану. Меня провожать не надо, спасибо.

Он пожал руку Сереге и, светя фонариком себе под ноги, вышел наружу.

Бытовка после перемещения за балку на новое место расположилась так, что ее окна теперь смотрели не на юг-запад, а на восток, и потому вертолет, который садился на площадку со стороны избушки, не был виден Сереге, хотя тот и зашел в правую половину и попытался разглядеть его в окошко. Только Рекс, видимо, спавший на санях, прибежал к бытовке – подальше от страшного шума – и, освещенный фарами вертолета, как сфинкс стоял в клубах мелкой снежной пыли, поднятой винтами машины. Вскоре вертолет улетел, а Серега улегся, чтобы не тревожить ребят, на теплое место, оставленное Ситниковым: на кровать Никиты.

Второй день сборки дома и монтажа всего жилого комплекса прошел вполне успешно и по плану. В течение дня прилетали еще два вертолета: МИ-26 и МИ-8. Первым появился после рассвета тяжелый транспортник, на внешней подвеске привезший крышу для дома, и которую сразу поставили на место перед посадкой машины. Потом МИ-26 сел как можно ближе к стройке, и отряд монтажников вместе с Серегой стали выгружать содержимое его чрева, что заняло почти сорок минут.

К часам трем весь новый дом был полностью собран, стыки загерметизированы, двери установлены, а отопление собрано, но не подключили к котлу и не заполнили систему водой… В комплекте оказалась даже разобранная конура для Рекса из такого же материала, что и стены дома, который для монтажа оставили для Сереги. Также была собрана полностью вместе с трубой печь в сауне, и загружена камнями. Смонтирована была и комбинированная печь-камин в прихожей нового дома, которую при желании можно было подключить к системе отопления, если вдруг остановился бы газовый котел.

Серега, уставший и вымотанный донельзя, не выспавшийся, но, несмотря на это, был просто окрылен чувством гордости от осознания того, что все это огромное хозяйство доверено лично ему, и пожелай вот он что-нибудь еще, то тут же доставят все незамедлительно.

Когда прилетел в четвертом часу, когда уже стало темнеть, МИ-8 и выгрузили оттуда еще кучу всего (в основном это были продукты), то вся бытовка и часть дома оказалась завалена так, что ходит в них было почти невозможно. И когда монтажники, натруженные никак не меньше Сереги, не успевшие даже пообедать, улетели на этом вертолете, он еле-еле переполз через кучу ящиков и коробок на свою кровать и, облегченно вздохнув, закрыл глаза. Сладкая дремота мгновенно запеленала его тело, и он уже чувствовал, как даже если захоти он, то не сможет пошевелить при всем желании даже пальцем. Уже проваливаясь в бессознательное состояние, вдруг в его памяти промелькнули фрагменты событий из прошедших двух последних суток, – и весь сон мгновенно улетучился. Серега присел, облокотившись о спинку кровати, и, как бы в сомнамбуле, уставился на чуть видимое в темноте пятно окошка.

Небо над тайгой укутало плотными облаками, и к тому же наступило новолуние, поэтому снаружи, несмотря на белый снег, было темно почти как осенью. Сереге в этой кромешной мгле снова вдруг подумалось, что все произошедшее с ним за эту неделю сон, и не было никакой поездки с дядей Никитой к нему на участок. Не было и никаких разговоров с директором Службы внешней разведки, и тот факт, что он в настоящее время прапорщик в составе отряда специального назначения СВР – все это несусветное наваждение. Серега, уже представив в какой-то момент, что он у себя дома в Туруханске, решил встать и включить свет, чтобы удостовериться в этом, но его ноги уткнулись о картонные коробки, которые стояли вдоль кровати вплотную от спинки до спинки. Он даже минуты две ощупывал их, чтобы как-то успокоить свое воображение и смириться с той невероятной реальностью, которая стала теперь называться его жизнью. Серега снова лег на кровать и, положив одну ногу прямо на одну из коробок, чтобы случайно фантазии вновь не взыграли в голове, закрыл глаза и наконец-то крепко уснул.

Проснулся Серега от того, что кто-то приоткрыл пластиковую дверь и свет из прихожей, хотя и не такой уж яркий, но все же почти ослепил его, когда он открыл глаза.

– Ну, ты, елки-палки, и заставил все тут, что ни пройти, ни проехать, к тому же даже дежурный свет не включил. – Услышал он уставший, но в то же время вполне радостный голос Никиты. – Ладно, ты спи, а я тут себе сварганю поесть.

Никита закрыл дверь, и в комнате стало снова темно, правда, пластиковая дверь чуть светилась теперь, после того как Никита включил в прихожей свет. Серега включил фонарик, который лежал рядом с будильником на тумбочке и удивленно уставился на циферблат: часы показывали почти одиннадцать. «Это что получается? – подумал он, считая спросонья, сколько же времени Никита просидел под землей. – Дядя Никита отсутствовал больше пятнадцати часов! А я даже не приготовил ничего поесть!» Он вскочил на ноги в кровати, и, перешагнув через ее спинку, бочком-бочком выполз в прихожую.

– Ну, и что ты встал, Серега, – с укором обратился к полусонному своему товарищу Никита из своей комнаты, которая также плотно была заставлена разными коробками. – Вы тут и так перетрудились: видишь, мороз усилился по сравнению со вчерашним днем – несладко пришлось тебе, думаю, а?

– Я ребятам бутылку коньяку из твоих запасов дал без твоего разрешения, – виновато ответил на это Серега. – Можешь наказывать меня по всей строгости – приму все, но ребята действительно совершили небольшой трудовой подвиг. Ты успел разглядеть свой особняк? Нет? Конечно, наладка там займет, пожалуй, дня два – мне командир группы все объяснил и показал, что да как расставить, подключить и тому подобное…

– Замечательно! – воскликнул Никита, выйдя в прихожую. – Ты просто молодец! Константин Георгиевич, кстати, вполне тебя расхваливал, так что ты в первом приближении ему глянулся: смотри, не подведи меня. Ну, и меня помянул добрым словом за то, что я тебя смог уговорить приехать сюда на участок… Да, насчет умения сочинять: ты запоминай все, что говорил и будешь говорить дома жене и теще, так как чтобы они не заподозрили тебя в обмане на каких-либо мелких деталях – так ты можешь дело и до развода довести. Теперь ты служишь в разведке, Серега, и к своим словам надо относиться со всей серьёзностью, особенно это касается именно в разговорах в семье: надо и врать красиво и достоверно, и потом свои же легенды самому воспринимать как реальность, – иначе, когда тебя поросят что-то повторить, ты можешь запутаться в деталях. Это я к чему говорю: как ты закончишь обустройство дома, съездишь в Сайгир. Наверное, твоя жена места себе не находит – все же произошло так быстро, а у меня времени канителиться совсем не было. А потом, когда вернешься, я тебе покажу свое рабочее место и частично расскажу, чем вообще мы тут занимаемся – на это мне дали разрешение.

– А сколько дней мне пробыть в Сайгире? – спросил Серега, доставая новую большую чугунную сковородку.

– Давай пожарим яичницу с колбасой, с салом и с луком, – разглядывая в открытые ящики на столе и на табуретках, сказал Никита, – и побольше: устал я смертельно нынче – последние дни у меня прошли впустую, зато сегодня я поработал очень даже результативно… Ты спрашиваешь, сколько тебе пробыть в Сайгире? От трех до пяти дней на твое усмотрение. Тут у нас сейчас много продуктов, которые не требуют долгой готовки, так что я вполне поухаживаю за собой сам. Ты, самое главное, все аккумуляторы – и здесь, и новые в доме – заряди, хорошо? Да, и помоги там моим, если что надо будет, ну, и скажи, что у нас тут все замечательно. Я тебе потом расскажу подробно, что я Тане своей говорил, чтобы нам потом не начать путаться в показаниях.

Упомянув как бы вскользь об успешности в своей работе, которую сам Никита про себя называл по привычке охотой, он нисколько не преувеличил. Дело в том, что одновременно появились в поле зрения Боб и Гарри, причем Гарри не в том особняке, который был указан в папке Ситникова, а снова в Новой Зеландии; Боб же снова у себя, где проводили время дочь с внуком. По привычке обход мест наблюдения он начал с усадьбы Боба, и просто облегченно вздохнул, когда увидел того сидящего перед камином рядом с неизвестным мужчиной в черном костюме лет сорока. Никита выбрал было для него имя Икс, но потом решил назвать Максом – созвучно Икс. По тому, что разговор при появлении Никиты шел вполне праздный, он понял, что они или прибыли сюда вместе не так давно, или же гость прилетел только что: на взлетной полосе стоял самолет, моргая красными огоньками, а Боб не очень любил летать. Аудиенция шла все в той же глухой комнате без окон с входом из библиотеки. Как бы размявшись разными темами: о благородных винах, о женщинах, о лошадях, немного о старых временах – наконец разговор перешел к той программе, ради которого и была эта встреча. Из их диалога Никита довольно быстро понял, что этот новый персонаж с кодовым именем Макс руководит или курирует от лица Боба и других небожителей, как минимум, наблюдением, а то и управлением, насколько это возможно, того самого астероида, за которым охотится он. Макс говорил от силы минут пять, отрапортовав, что к данному моменту небесное тело двигается по расчетной орбите, а суперкомпьютеры в режиме реального времени вычисляют и дают вполне приемлемые в пределах некоторой погрешности из-за большого расстояния параметры этого движения. Боб после доклада своего гостя, спросил о дате «Х», на что тот ответил, что из-за этой самой удаленности астероида абсолютно точно ответ будет дан через три месяца, и тогда же, как он сообщал об этом и раньше, если будет необходимость, можно будет подкорректировать скорость объекта. При этом конкретное число и месяц никто не озвучил, так что Никите пришлось пока довольствоваться тем фактом, что астероид пока находится довольно далеко, если сигнал от него приходит с большим запозданием. Но самой большой удачей для Никиты стало то, что Макс произнес слово «Гренландия», и что якобы он через четыре дня летит на какой-то туда объект и пробудет там два дня. То есть, если слово «Гренландия» означало именно то, что оно и означает, то один из пунктов управления, а, может, даже главный и единственный, находился на этом острове. А если это так, то он если проследит за этим Максом и попадет туда, то в будущем сможет непосредственно считывать всю информацию прямо с мониторов компьютеров управления.

После беседы Боб пригласил своего гостя поужинать и предложил даже остаться ночевать: Макс ужинать с радостью согласился, но от идеи остаться ночевать отказался – было понятно на самом деле, что она была озвучена Бобом только из-за вежливости.

Пока на этом объекте ужинали, Никита быстро осмотрел остальные четыре из списка Ситникова, которые находились все на территории США, и переместился в Новую Зеландию. Воодушевленный появлением Боба и его гостя, а также подслушанной важной информацией, он, проскользнув над усадьбой Гарри и остановившись за особняком над высокой зеленой горой, невольно залюбовался восхитительным видом океана, изумрудной линией скалистого пустынного берега и голубым чистым небом. Краски он воспринимал приглушенно на солнце, но из-за него сейчас цвета показались даже более глубокими. «Вот бы еще почувствовать ветер для полноты наслаждения таким видом», – подумал Никита, вглядываясь в даль горизонта, где на юге, словно войска, ждущие приказа полководца, застыла гряда небольших, но почти одинаковых белых облаков. Медленно сдвигаясь на север вдоль побережья, и тем самым спускаясь к усадьбе, вдруг он заметил на правом пирсе огромную яхту, которая пришвартована была так, что высокий скалистый берег с той стороны, словно ширма, закрывала его от постороннего взгляда с суши. Никита приблизился к судну. Там на мостике сидел, по всей видимости, капитан яхты, который листал какой-то журнал; еще двое в белых шортах и футболках с длинными рукавами чистили и так сияющую на солнце палубу – один на корме, другой на носу. Кроме них никого не было видно, и поэтому, почувствовав охотничий азарт, Никита перенёсся в особняк. Он вздохнул с облегчением, увидев за столом в большой столовой с видом на океан Гарри, который ужинал в окружении двух молодых людей, довольно сильно похожих на хозяина дома. Из разговора почти сразу Никите стало ясно, что они – сыновья Гарри. Темы беседы, которые затрагивались за обедом, были абсолютно пустыми и праздными, что наводили на мысль о непосвященности на данном этапе молодых людей в планы отца. Минут через сорок, когда семейство встало из-за стола, дети Гарри спустились к яхте и поднялись на ее борт, а Гарри прошел на крышу особняка и уселся в бельведере на большое плетеное кресло-качалку. К нему через некоторое время подошел седовласый мужчина лет пятидесяти пяти, по всей видимости – управляющий, и молча встал в позе ожидания распоряжений от своего хозяина.

– Слушай, Орест, – обратился к нему Гарри, – завтра к двум часам пополудни приготовь площадку для приема самолета. Также обслужите мой – я завтра поздно вечером улетаю.

– Уже, сэр, – наклонив голову, ответил управляющий. – Все будет сделано, сэр. Ужинать вы будете один, или же готовить на троих?

– Сыновья отплывают уже, так что придется ужинать одному. Ах, дети, дети! Не сидится им с отцом – скучно им, видишь ли…

– Вы тоже, сэр, не любите сидеть на месте, – с искусственной улыбкой на лице вежливо заметил Орест и кивнул головой в ответ на знак рукой Гарри, приказывающий ему удалиться.

Никита быстро прикинул, что по красноярскому времени в восемь утра надо ему появиться здесь обязательно, а пока можно смело вернуться к Бобу.

Макс пробыл у Боба почти до одиннадцати часов ночи по местному времени. Вылетел он на своем самолете уже в первом часу. Простились эти двое, если можно применить это слово в данном случае, в том же небольшом глухом зале с камином, где они просидели после ужина, потягивая красное вино, примерно с час. Они обсуждали разные дела, связанные с большими деньгами и с политикой, но больше ни разу не упомянули ни разу об астероиде за все это время. Может быть, их беседа кому-то была бы и интересна, но только не Никите, поэтому он весьма обрадовался, когда Макс встал со своего кресла, пожал протянутую Бобом руку, преклонил голову и, выйдя в библиотеку, направился вниз на первый этаж, а дальше к выходу.

Самолет с единственным пассажиром – Максом – приземлился в аэропорту Джона Кеннеди в Нью-Йорке через четыре часа после взлета. Сойдя с трапа, Макс, проспавший весь перелет, сразу сел в подъехавший к бизнес-джету черный большой лимузин с бронированными стеклами, который направился в мегаполис.

Никита немало побегал по улицами Нью-Йорка в молодости, и сейчас, когда лимузин Макса проехал мимо красиво освещенного Центрального вокзала, а затем остановился на набережной Гудзона, – даже находясь физически на другой стороне земного шара, вдруг почувствовал почти явно этот незабываемый аромат своей молодости, перемешанный с тяжелым, но сладостным духом самого знаменитого города мира.

Макс остановился в каком-то вроде бы знакомом Никите районе возле въезда в тоннель в Центральном Манхеттене, но он никак не узнавал это место: новые небоскребы, новые бульвар и улицы, где-то еще возводились здания – все было не так, как четверть века назад.