10
Конец октября 1912 года выдался на юге России на удивление холодным и ветреным. Из то и дело наползающих с северо-запада туч на землю проливались мутные потоки дождя. Совсем это не походило на южный октябрь. Полковник Заварзин отлично помнил, как оно бывало: и в море купались, и на солнышке грелись, пили вино и пиво на открытых верандах кафе, обнимались с девушками на далёких пляжах.
А сейчас сыро, ветрено, холодно. На берег накатывает мутно-серая волна, а на термометре едва восемь по Реомюру. Но если одет в длинный непромокаемый плащ, морские сапоги, фуражку с широким козырьком, а во фляге ещё плещется довольно коньяка, то и ничего.
Сидишь с мощным цейсовским биноклем за стогом сена на оставленной хозяевами до весны даче и наблюдаешь, как осуществляется твой план. Главное, не упустить момент и вовремя выбросить на стол припрятанного в рукаве туза в виде надёжно укрытого под завалом сена на обычной расхлябанной телеге пулемёта.
Эсэры прибыли на соседнюю дачу уже с час назад. Добирались они сюда на извозчиках. Десять человек уже прошли в заброшенное здание, неся с собой большие свёртки, в которых могло быть что угодно, но скорее всего новая, на этот раз проверенная партия взрывчатки для турок.
Полковник ещё раз осмотрел окрестности, теперь уже без бинокля. Близился вечер. На горизонте, там, где недалёкое море плавно сливалось с небом, от самой воды громоздились тучи. Многослойные, серо-сизые, подёрнутые какой-то больничной желтизной с чернью, они делали пейзаж этого дня особо мрачным.
Наконец, вдали послышался стук копыт, и вскоре к соседнему участку подкатила целая кавалькада. Из шедшей впереди двуколки выпрыгнул чернявый молодой человек и заозирался вокруг. Не заметив ничего подозрительного, чернявый сделал жест рукой, и из повозок посыпались вооруженные люди. У многих турок были с собой не только пистолеты, но и винтовки, что говорило о серьёзности их намерений.
Два десятка южан с хмурыми лицами быстро окружили дачу, после чего к воротам направились трое очень хорошо одетых господ.
Полковник усмехнулся в усы. Птичка залетела в клетку, и ловушка, похоже, вот-вот захлопнется. Ход за его подопечным Рубэном. Его армяне, как точно знал Заварзин, заняли позицию вначале улицы. Ну а если у Рубэна чего не получится, то придётся вступать в дело жандармам, наблюдающим сейчас за событиями и делающими азартные ставки на то, кто же выйдет живым из предстоящей схватки.
11
Вчера на аэродром прибыл отряд Щетинина. Похоже, теперь действия авиации получат, наконец, нужный размах и профессионализм. Официально вновь прибывшие – такие же добровольцы, как и я, но есть существенная разница.
Во-первых, новая группа русских – единый отряд, в который входят и военные лётчики, прошедшие полный курс Гатчинской школы. Во-вторых, отряд имеет на вооружении семь новеньких, только с завода, двухместных аэропланов. Ну и в-третьих – они оснащены так, как болгарам видеть ещё не приходилось! Чего стоят одни самолётные ангары-палатки! А полевая авиаремонтная мастерская, оснащению которой позавидует иной завод!
Да что далеко ходить – мы все, включая болгарских лётчиков, живём в палатках, а «Щетининцы» в первый же вечер комфортно разместились в специально оборудованных ящиках, в которых прибыли самолёты. Каждый ящик имеет закрывающиеся окно и дверь, небольшую, но очень тёплую металлическую печурку, две откидные койки и раскладные тумбочки. Получается нечто вроде крохотного, но комфортного купе поезда дальнего следования.
Но бытовые удобства всё же тлен, на который пускают слюни наши болгары, да некоторые из европейских наёмников. А вот оснащение самолётов… С самого начала войны не прекращаются попытки фотосъёмки с аэроплана. Документальные снимки произвели бы на сухопутное командование куда больший эффект, нежели словесное описание того, что видели пилот с наблюдателем. Опять же, записать всё, что видел, подчас невозможно, что-то выпадает из памяти, а фотопластинка покажет обстановку абсолютно беспристрастно.
К сожалению, из-за тряски, создаваемой мотором, все попытки фотографирования расположения войск неприятеля с аэроплана неизбежно оканчивались провалом. Обычная камера показала свою полную непригодность на аэроплане. Но «Щетининцы» привезли целых три специальных аппарата для аэрофотосъёмки конструкции С. А. Ульянина и великолепно оборудованную фотолабораторию. И вот, сегодня вечером, я впервые в жизни увидел прекрасную, чёткую фотографию земли, сделанную с аэроплана!
А ведь на очереди специальные авиационные бомбы, оснащённые стабилизаторами падения и чувствительными взрывателями. Об изготовлении партии таких бомб, которые вот-вот должны прибыть из России, мне говорил приехавший с Щетининым старинный знакомый – замечательный военный лётчик Фёдор Колчин. Нет сомнения, что уже скоро война в воздухе пойдёт совсем иначе, нежели сейчас!
12
Во дворе приземистого двухэтажного дачного дома на двенадцатой станции большого фонтана толпились люди. Они начали прибывать с самого утра. Приходили сюда по одному, по двое, и присоединялись к тем, кто прибыл раньше. Во дворе горели несколько костров, у которых можно было согреться в ожидании главного, намеченного на вечер, дела.
Все здесь были одеты в штатское, но после того, как час назад во двор заехала тяжело гружёная подвода, в руках мужчин появились винтовки. Новенькие, только что со склада, в консервационной смазке «берданки» разбирались, тщательно чистились ветошью, к ним примыкали штыки. Тут же, из открытых ящиков горстями набирали патроны, и вскоре звуки двора разнообразились лязгом затворов и визгом пилок, которыми самые опытные из собравшихся надпиливали стальные рубашки пуль, чтобы превратить их в разрывные.
Курили, перекусывали, переговаривались гортанными голосами. Настроение царило боевое, да оно и понятно – собралась тут по большей части молодёжь, многие впервые держали в руках боевое оружие.
Пахло во дворе густо, так что у вновь прибывшего перехватывало горло. В замкнутом квадрате стен неподвижно висела парфюмерная композиция из дыма сырых дров, табака, ружейного масла, дёгтя и колёсной мази, которыми многие смазывали сапоги. Тут же, на кострах, жарили мясо, разогревали лепёшки и пили вино, а стены, вдоль которых к вечеру стояли глубокие лужи мочи, были превращены в отхожее место. Общую картину дополнял ни с чем не сравнимый аромат портянок, которые сушились на палочках у костров.
Рубэн приехал под вечер. Он предпочёл не светиться тут целый день, и его личный «де дион бутон» застрекотал мотором по улице уже почти на закате. Навстречу вожаку вышли трое старших над группами молодёжи, и командование уединилось в каретке авто, чтобы обсудить диспозицию. Рубэн разложил на коленях карту прилегающей местности, и стал указывать кому и какую позицию занять, и когда выдвигаться к цели.
Люди во дворе собрались пусть не слишком опытные, но зато горящие энтузиазмом отомстить ненавистным туркам. Вразнобой щёлкали затворы, кое-где в грязи блестели жестяные обоймы от «маузеров», доставшихся командирам и обронённые рядовыми патроны «берданок».
Уже на самом закате прибежал мальчишка, сообщивший, что враги собрались на даче в конце квартала, и двор начал быстро пустеть. Боевики расходились по окрестностям, занимая исходные позиции для штурма, исчезая в туманной пелене.
Во дворе остался одинокий автомобиль, в кабине которого сидел Рубэн Ашотович Симонян, водя по плану местности пальцем и бормоча нечто неразборчивое. Он напряжённо ждал начала штурма и прикидывал одному ему известные варианты.