Краповые погоны

-В общем, напиши всё, как было, -сказал командир роты,-что водитель был пьян, мы ему предъявим.

-Есть.

Я побыстрее вышел из канцелярии. Оказывается после того, как привезли осуждённых в зону, прапор с отчимом поехали в Ангарку в ресторан. Там набрались. Что-то не поделили и отчим начистил пасынку его мордашку.

Сынок решил таким образом ему отомстить. Та ещё семейка.

Я пришёл к художникам и сказал Воробьёву:

-Давай, Игорёк, пиши. Ты у нас умелец, я тебе продиктую, как смогу.

Воробьёв написал быстро, сам и отнёс командиру роты. Правда, после этого Еламов и отчим помирились. Да и вообще, в тайге с кадрами не очень-то хорошо было. Отчима Еламова простили.

Зимой служить в Красноярском крае сложнее и нуднее, чем летом, потому что очень холодно. Солдат одет так, что на морозе его пробирает насквозь. Никакой полушубок и валенки не помогают. А уж в сапогах и шинельке стоит только постоять минут пятнадцать-двадцать на сильном морозе, как ноги начисто отмерзают. После разводов на занятия мы частенько забегали в казарму, садились на табуреты, скидывали сапоги и начинали оттирать ломившие ноги. По этому поводу есть хорошая прибаутка: «-Солдат, а солдат, а почему ты зимой в шинели не мёрзнешь?-Так ведь у шинели подклад есть.-Солдат, а почему тебе летом в шинели не жарко?-Так ведь подклад-то тоненький совсем.»

Летом же беспокойство доставляли только дожди, сырость да комары с мошками. Но с этим можно было смириться, тем более, что и служба летом становилась другой: постоянные розыски, благо, бесконвойники не дремали и с наступлением тепла вдарялись в побеги, да и из – под конвоя многие не прочь были при возможности драпануть. Ведь с ЛЗУ, например, бежать куда проще, чем с любого другого охраняемого объекта. Правда, тёплая погода устанавливалась у нас не раньше июня, и в августе уже всерьёз пахло осенью, а в сентябре снег уже тут, как тут. Вот тебе и шестьсот километров от Красноярска.

Но на нашу службу выпал случай, довольно редкий для местных подразделений. Произошло это под осень. Пригреваемые утренними лучами солнца мы сидели в курилке и, как водится, болтали о гражданке и предстоящем дембеле, который был уже не за горами. Я был дежурным по роте. Из штаба в расположение роты быстрыми шагами выдвигался командир роты, которого мы заметили издалека и по его возбуждённому виду поняли, что он хочет нас чем-то удивить,  ведь сам удивлён уже не на шутку.

-Дежурный, строй роту возле комнаты хранения оружия, вооружай всех, форма одежды караульная, построение на плацу.

-Есть.

Построение было общим. Когда батальон построился, вышел комбат. Он был одет в полевую форму. На правом боку пистолет, за спиной снайперская винтовка.

-Батальон, внимание. Только что по оперативной связи поступила информация: из изолятора временного содержания в поселке Ангарка совершили побег двое подследственных, подозреваемых в совершении тяжких преступлений. Оглушив милиционера, сотрудника ИВС, они воспользовались его пистолетом и сейчас находятся на свободе. Вооружены и очень опасны, как говорится. Силами районного отдела милиции их найти очень сложно, поэтому милиция обратилась за помощью к нам, единственному, как вы понимаете, армейскому подразделению, находящемуся поблизости. Задача ясна?

-Так точно, товарищ майор, – ответил кто-то из нас.

-Отлично! Командиры рот, доведите боевую задачу до подчинённых согласно разработанному плану операции.

Так наш батальон оказался задействованным в поиске вооружённых бандитов. Дня три не могли выяснить место нахождения беглецов. И тут проявили себя ангарские оперативники. Их внимание привлёк местный мужичок, который каждый день подъезжал к магазину на мотоцикле, покупал продукты, водку и куда-то уезжал. Выследили. Оказалось, что он возил их за двадцать километров в тайгу, где обосновались известные вооружённые преступники. Ребята время зря не теряли, и как только свежекупленные продукты привозились, они сразу выпивали водку, закусывая конечно, больше им ничего и не было нужно.

Нас на пресловутых 131-х ЗИЛках (как только вижу их, сразу невольно вспоминаю службу, правда, у нас были и ГАЗ ики шестьдесят шестые, и Уралы, и 157-е, и другая техника, даже БТРы в полку и в учебном батальоне, но 131-х было больше всего) доставили к месту недалеко от опушки, где находились бежавшие подследственные, и построили в цепь. Но перед этим в Ангарке подняли вертолёт, в который поместили группу захвата, в неё помимо офицера и двух стрелков вошли ещё инструктор СРС и капитан милиции, тот самый, который "одолжил" беглецам свой пистолет.

Группа опередила основную цепь, передвигающуюся скрытно, перебежками и зигзагами, и  в быстром темпе, задаваемом собачкой, выскочила прямо на жуликов. Один из них крепко спал пьяный. Другой, услышав лай собаки, поднял голову и увидел бегущих на него военных. Он поднял пистолет и начал прицеливаться. Но бегущий впереди группы милиционер опередил его и выстрелил прямо в голову. Пуля снесла бедняге полчерепа , смертельно ранив его. Спящий не успел толком ничего понять, как оказался в наручниках.

 Не успели мы отойти от возбуждения после команды «Отбой тревоге» и залезть в машины, как увидели несущийся по дороге «Беларус». Он выскочил из леса, из-за поворота и, насколько быстро мог ездить, мчался на нас. Мы опешили.

-Стоять!– закричал наш взводный, Москвин.

Вдруг, видимо увидев стоящую перед ним военную машину и солдат, он резко повернул в сторону. Трактор заревел и завалился на бок. Мы подбежали к трактористу. Москвин выволок из кабины совершенно пьяного тракториста:

-Ты что, скотина, совсем обалдел?– заорал он и ударил мужика кулаком по лицу. Тот ошалело смотрел на офицера, пытаясь что-то сказать. Часть солдат осталась с ним, дожидаясь своей машины. Мы же погрузились в свою и, ещё не пришедшие в себя,  отправились в подразделение.

По дороге в батальон, придя уже в себя, между потоком мыслей я вспомнил про бойца, с которым познакомился ещё на КМБ. Он был на полгода старше призывом и уже имел медаль «За охрану общественного порядка», которую получил за то , что участвовал в операции по задержанию бежавших осуждённых. Те были вооружены ружьём и засели в  деревянном балке (домике). Дело было зимой, и они топили печку. По приказу своего командира он выдвинулся к избушке и заткнул дымовую трубу, чтобы выкурить их. Получилось.

Из нас же никому не довелось совершить геройский поступок, чтобы получить хотя бы знак. А так хотелось! Знак "За отличие в службе" 2 степени, правда, Резунков получил, еще у некоторых были, но они ничего отважного не совершили, так: умелое участие в розысках или в караулах проявили себя лучше, чем другие. Да и служба у нас, по большому счету,-не Афган.

Похвастаться нечем. Даже если проявишь себя с лучшей стороны, на гражданке мало, кто поймет. Не в почете такая служба, охранять и вылавливать по тайге своих же сограждан, хоть и преступников, оступившихся.

А сейчас что произошло? Взяли вооруженных побегушников. Да, патрон у одного из них был в патроннике, и он хотел выстрелить. Но, не выстрелил же, не успел. Милиционер реабилитировался. Ведь что было-бы, если бы тот выстрелил и попал в кого-то из нас? Да уж, лучше об этом и не рассуждать.

А вообще, вооруженный преступник оказался смертельно ранен. И зачем только они забрали при побеге этот пистолет?

Вот и совсем немного времени осталось до демобилизации. Пришла весна 1984 года. Я по-прежнему ходил начальником караула на ЛЗУ. Практически без выходных. Но это меня только радовало, потому что в роте время тянулось гораздо медленнее. Чего только не было за эти два года службы? И грустного, и обычного, и необычного, и смешного. Всего два года, а ведь это целая жизнь, отдельная от той, предыдущей, другая совсем.

В один из выходных меня оставили в роте. В караул на ЛЗУ-1, на который я ходил, начальником поехал прапорщик Ерохин. Солдаты были тоже из моего караула. Лесозаготовительный участок – это самый сложный объект, по периметру он достигал километров трёх – четырёх. А линией охраны зимой служила лыжня, прокладываемая караульными, летом же – простая проволока в два ряда, вдоль которой располагалась тропа наряда. Охрана осуществлялась патрулированием и подсчётом осуждённых на территории объекта войсковыми наблюдателями. Они каждые полчаса докладывали начальнику караула, где, сколько человек находилось, и основной контроль лежал на них. Многое зависело от их опыта и личных качеств, ведь постоянно следить за всеми, кто работал небольшими группами в лесу, а кто находился в балках, довольно сложно.

 Часов в 12 дневальный закричал:

-Рота, строиться!Тревога! Форма одежды-караульная!

Что такое? Опять форма одежды караульная? Что ещё, интересно?

Выходит командир роты, капитан Жилов:

-Внимание, рота. Только что по рации сообщили: на ЛЗУ-1 отсутствует осуждённый Будраускас. Побег. Действовать согласно боевому расчёту.

Он сказал это так обыденно, как будто приглашал на прогулку.

Опять побег? Меня охватило непонятное возбуждение. Ещё три недели назад говорили о том, что Будраускас может убежать с ЛЗУ. Зэки говорили, предупреждали, что он проигрался. Ротный давал указание нам не брать его на вывод, на работу. Я даже раз поругался из-за него с офицером из администрации колонии, который требовал, чтобы я взял его, утверждал, что он хорошо работает. Но было указание, и я его не брал, оставлял в жилой зоне. И всё-таки его взяли. И всё-таки он убежал.

Неожиданно в расположение роты вошёл комбат.

-Так, капитан,– обратился он к ротному,– мне нужна группа из трёх человек. Надо пробежаться вниз по берегу Ангары в сторону Народимска. Есть информация, что он двинулся именно в том направлении, хотя это и маловероятно. Добро? Желающие есть?

-Разрешите мне, товарищ майор,– я поднял руку.

-А, давай старший сержант Белов, бери одного бойца, инструктор СРС уже ждёт. Остальным действовать согласно боевому расчёту.

Мы на комбатовском Уазике выдвинулись на окраину Ангарки к берегу реки:

-Так, до Народимска пятнадцать километров, я проскочу немного подальше и вернусь. Ваша задача: исследовать берег реки, включая все прибрежные постройки. Через пару часов я буду ждать вас в Народимске. Задача ясна?

-Так точно.

-Тогда вперёд, мой юный друг,– сказал комбат и улыбнулся.

Сэрээсник, ефрейтор Данилов, дал понюхать Боссу, так звали его пса, тряпку из личных вещей Бруляускаса в надежде на то, что он возьмёт след. Босс был очень хорошей собакой, одной из лучших в нашем батальонном питомнике, самым крупным. Он подвигал своим влажным тёмным носом, принял озабоченный вид, немного растерянно побегал от кустика к кустику, слегка поскуливая, и затем резво помчался вдруг в том направлении, в каком нам и надо было, даже не принюхиваясь. Нам оставалось только поспевать за ним.

-Если он всю дорогу будет во всю прыть нестись, нам надо будет искать крылья,– слегка задыхаясь от неожиданно быстрого бега, высказал второй из нашей небольшой группы солдат, мой земляк и приятель, Олег Дубцов. На его спине удачно расположилась нами любимая Р-105, рация, как я уже говорил, весом в 14 килограмм, и он с трудом поспевал за нами.

Берег Ангары был обрывистый, неровный, сплошь заросший деревьями, кроме того было много заводей, которые врезались в глубь леса, и которые надо было огибать, что значительно удлиняло маршрут. Изредка на пути попадались деревянные строения, похожие на обычные сараи. Подбегая к каждому из них, мы, осторожно подкрадываясь, резко открывали дверь и, присмотревшись к темноте, входили внутрь. Необходимо было осмотреть каждый из них. Босс то быстро бежал, то переходил на лёгкий для него бег. Но не для нас, уже порядком подуставших.

-Попридержи пса, обратился Дубцов к Данилову.

-Он след взял, пусть бежит, а то собьётся.

-Какой след? Мне рация уже всю спину отбила. Может поменяемся? Мне пса, тебе рацию. Он тебя почти на себе тащит.

-Кто тебе мешал в кинологи идти? Когда ты на вышке парился, я все красноярские сопки оббегал.

-Как будто меня кто-то спрашивал.

-Мужики, хватит базарить. По сторонам смотрите. Если б ты устал, ты бы молчал упорно, а ты рот не закрываешь,– прикрикнул я.

Стоял отличный солнечный день. Весна набирала свою мощь. Снег уже сошёл, но деревья стояли голые с набухшими почками. Вид на реку был прекрасный! На солнце лёд блестел всей белизной, кое-где подступала к берегу значительными разливами и отдавая синевой уставшая от оков и стремящаяся к свободе речная вода. А дальше, вниз по Ангаре, возле берега широкой полосой река была полностью открыта, лёд сильно отступил.   Невдалеке , как раз в том месте, где в очередной раз река врезалась в берег, а воды с краю не было, показались рыбаки, последние в этом сезоне, самые рискованные, небольшими кучками облепившие лунки, со стороны похожие на стайку крупных чёрных птиц, собравшихся вокруг гнездовья и клюющих свою добычу.

-Потихоньку огибайте берег,– сказал я ребятам,– я пойду с рыбаками поговорю.

Приблизившись к ним, я увидел, что мужики дело своё знали. Почти возле каждой лунки лежали кучками и в разброс свежевыловленные хариусы разных размеров: с ладонь и больше.

Рыбаки с любопытством посмотрели на меня. Уставший, вспотевший, в запылённых сапогах сверху, мокрых внизу, с автоматом на груди.

-Мужики, как рыбалка? Клёв хороший?

-Да, клюёт немного…

-Никого из посторонних не видели здесь? По берегу никто не пробегал?

-Да нет, ты первый с утра появился.

-Понятно. Удачной рыбалки.

-Счастливо.

На берегу меня уже поджидали бойцы. Они оживлённо беседовали:

-Смотри, недавно костёр разводили.

-Да рыбаки, наверное.

-Что рыбакам на берегу делать?

Подойдя, я увидел остатки довольно большого костра. Рядом валялись две банки тушёнки, бутылка водки, окурки, бумага, в которую, видимо, заворачивались продукты. Кострище закрывали со всех сторон кусты и деревья, со стороны реки он был не виден из-за высокого берега.

-Здесь не один человек был. Группа. Если группа, скорее всего рыбаки.

-Чужие здесь не стали бы костёр разводить.

-Может, охотники.  Наш –то один. Непонятно что-то.  А вероятнее всего рыбаки. Босс, ищи…

Мы вновь двинулись по намеченному маршруту. На связь вышел комбат:

-Как обстановка, воины? Что нового?

-Пока ничего существенного. Обнаружили остатки костра, возле которого, видимо, несколько человек закусывали. Недалеко рыбаки. Они ничего не видели.

-Несколько человек, говоришь? Интересно. Будьте внимательны. Не забывайте выходить на связь. До связи.

-Понял вас. До связи.

Мы двинулись дальше. Данилов держал поводок  с напряжением, стараясь немного придерживать пса, чтобы тот бежал потише. Непонятное ощущение охватило меня после того, как мы увидели костёр. Похоже, что ощущение какой-то тревоги. С чего бы это?

-А ты заметил, какая бумага валялась у костра?-спросил у меня Данилов.

-Какая бумага? Обёрточная.

-А что же она изорвана на неровные клочки?

-Откуда я знаю?

-У меня дед такую бумагу использовал, когда перед охотой патроны для ружья готовил.

-Я не охотник, даже и не рыбак.

-Да, я –тоже так-то.

Меня вновь охватило знакомое уже по таким моментам чувство, знакомое после участия  во множестве розысков, чувство настороженности. В моей практике таких случаев уже было предостаточно. Хотя, когда мы пришли в батальон, в самом начале командир части сказал перед  строем:

-Мы  должны нести службу так, чтобы развивать  и преувеличивать те достижения, которых добилось наше подразделение за восемь лет его существования. Мы не допустили ни одного побега осуждённых из-под конвоя.

А тут за какие-то полтора года три побега. С ЛЗУ уже второй. А сколько бесконвойников мы не нашли, объявляли всесоюзный розыск. Раза три искали своих же, сбежавших солдат. Один из них с автоматом с поста убежал в Ангарск в аэропорт. Автомат в парке закопал. Как собирался улететь? Там его и поймали. Правда, что касается бежавших из-под конвоя, всё заканчивалось тем, что побегушников ловили своими силами.

Незаметно я погрузился в мечты о том, как мы догоняем Бруляускаса, он вооружён двуствольным ружьём, неожиданно открывает огонь из укрытия, мы залегаем, дружно обстреливаем его из автоматов. Он поднимает руки. Размечтался. Может быть, он ушёл вообще в другом направлении.

Босс почему-то всё стремительнее рвался вперёд, и Данилов Толя с трудом удерживал натянутый поводок. На мгновение мне показалось, что  впереди за деревьями мелькнула чья-то спина или тень.

-Осторожно, там… – начал говорить я, как вдруг почти над самым ухом пронёсся леденящий душу глухой свист, похожий на тот, который мы слышали однажды в оцеплении во время стрельб. Тогда мы подошли слишком близко, и пуля как-то отрекошетила в нашу сторону, пролетев над нами. В ту же секунду раздался звук выстрела.

-Ложись!– крикнул Дубцов, падая на ходу.

 Данилов, спотыкаясь выпустил поводок, и Босс легко рванулся навстречу неведомому врагу. Второй выстрел прогремел почти мгновенно вслед за первым. Пуля, врезавшись в ствол дерева, разорвала в клочья кору, оторвала кусок древесины и улетела прочь.

Нас кто-то обстреливал, но явно не из ружья. Впереди была огромная поляна, за которой кусты и деревья. Наш пёс, преодолев открытое место, юркнул в заросли. Через какое-то время раздались крики , последовал выстрел, и собака жалобно заскулила.

-Ах гад, простонал Толя и, выскочив на поляну, дал очередь из автомата по кустам, в которых скрылся Босс.

-Стой, ложись, дурак,– крикнул Олег,– он тоже сделал двойной выстрел по тому месту, откуда вероятнее всего стреляли по нам.

Мы с Дубцовым были прикрыты деревьями, а Данилов бежал по открытой поляне. Вдруг из кустов выскочил мужчина в кожаной куртке с ружьём и, сделав выстрел в сторону Толи, кинулся прочь в сторону Ангары. Это был Бруляускас. Несмотря на гражданскую одежду, я узнал его. Данилов ойкнул и, будто наткнувшись на кочку, неуклюже подпрыгнул и рухнул, вытянув вперёд одну руку и прижав собой автомат.

Узнав Бруляускаса, я выстрелил в его сторону, выпустив три пули. В ответ вновь прозвучал ружейный выстрел, вслед за которым из кустов выскочил ещё какой-то человек с рюкзаком, в штормовке и в резиновых сапогах и кинулся в противоположную от нас сторону, в руках он тоже держал что-то похожее на ружьё, но короче. «Обрез?– подумал я,– нет длинный». Мы подбежали к Толе. Он лежал на животе, левой рукой зажимая правое плечо, мокрое и тёмно-красное.

-Ранен в плечо,– сказал я, – Толя, ты жив? Сообщи комбату,– обратился я к Олегу, – перевязать есть чем?

-Откуда?

-Толя, как  ты?

-Плечо… Онемело… Жжёт.

-Онемело или жжёт?– спросил Дубцов.

-Докладывай комбату!– закричал я.

Я разорвал свою майку и попытался сделать что-то вроде повязки на плечо. Олег вызвал «первого».

-Что там у вас? Какие выстрелы? Вы что ошалели?

-Мы не ошалели, товарищ майор! Данилов ранен! Нас обстрелял Бруляускас! Он вооружён! С ним ещё кто-то! Они кинулись в сторону Ангары!

-Вас понял! Сейчас будем на месте!

-Как там Босс?– спросил Анатолий.

-Сейчас посмотрим.

Мы вошли в заросли. Под раскидистой берёзой лежал человек в какой-то зелёноватой  форме с петлицами. На груди были видны огромные тёмно-красные пятна. Лицо обезображено гримасой, тоже в крови. Рядом полулежал Босс. Он находился в полуобморочном состоянии, но увидев нас, заскулил и, опираясь на передние лапы, попытался ползти, не отрывая  заднюю  лапу от земли.

-Босс, живой…

-Что это? Лесника что ли замочили?

-Да он живой, вроде бы. Дышит.

-Похоже, это егерь какой-то.

Рядом с егерем лежал карабин. Я взял его и передёрнул затвор:

– Патронов нет. Видимо, все в нас выпустил. Оставайтесь здесь, ждите комбата, а я постараюсь не упустить тех двоих,– сказал я ребятам.

-Я с тобой,– оживился Дубцов.

-Нет, нельзя, Толя ранен, будь с ним.

Толя терял сознание.

По моим представлениям Бруляускас наверняка должен был встретиться у реки со вторым незнакомцем. Неслучайно ведь они вообще оказались вместе. Скорее всего у них там лодка, вода-то открылась. А когда ходил к рыбакам, то видел вдали лодки на берегу. Я побежал в сторону реки. Впереди был огромный овраг, похожий на расщелину, а рядом скалистый холм, освещённый солнцем. «Вот сюда, ребята, вы и юркнули»,-подумал я и взволнованный бросился на возвышенность, откуда всё должно было  хорошо просматриваться. Поднявшись и отдышавшись, я действительно увидел вдалеке лодку, она находилась у самого берега, скрытая деревьями, в ней никого не было.

Чтобы добраться до неё, Бруляускасу и его дружку надо было преодолеть длинный, извилистый, заросший кустарником овраг. Я кинулся к берегу, к лодке, стараясь не высовываться, чтобы не спугнуть бандитов. Все патроны у меня были в одном магазине, и я знал, что патронов у меня хватит. К лодке мы выскочили почти одновременно. Двое из оврага  и я с пригорка. Расстояние между нами было метров пятьдесят.

От неожиданности Бруляускас споткнулся и чуть было не выронил своё ружьё. Незнакомец оказался более решительным и, выставив двустволку-обрез, бабахнул в мою сторону оглушительным дуплетом. Всё произошло настолько быстро, что я, не успев понять, что произошло, лишь почувствовал, как обожгло левую руку.

Не задумываясь, скорее от испуга, я дал длинную очередь, выпустив половину магазина. Незнакомец рухнул на землю, а Бруляускас, взвизгнув каким-то неестественным голосом, ринулся к лодке, как-то полуползком, на четвереньках. Он совсем забыл про своё ружьё. Я вновь выстрелил короткой очередью. Он с разбегу вскочил в лодку, упал на дно, на ходу сдвинув её с грунта.  Лодка медленно стала отплывать от берега.

-Бруляускас, стой! Куда ты? У меня же ещё полмагазина.

-Не стреляй, начальник!

-Прыгай из лодки и иди ко мне.

Он выглянул из-за борта. Я стоял возле берега, автомат, висевший на груди, был направлен на него.

-Выходи.

Лодка задела за дно и, зацепившись кормой, стала разворачиваться на месте. Бруляускас, пытаясь встать, не удержался и плюхнулся в воду:

-Выхожу, начальник, купаться не сезон.

-А на лодке плавать по льду сезон?

Странно, что они вообще решили плыть дальше на лодке, и странно, что я догадался об этом… Наверное, резкая голубизна широко разлившейся воды, лодки на берегу и далеко отступивший лед натолкнули на эту мысль.

Из-за холма прямо над рекой появился вертолёт, он искал место для посадки. Комбат постарался. Быстро сработали. Только теперь я заметил, что выше локтя левая рука у меня кровоточила, а рукав будто разорван чем-то. Оказывается, пуля из ружья, а может, дробь вскользь зацепила руку.

Вертолёт, наконец, нашёл площадку, и к нам уже бежали ребята из нашей роты во главе с Москвиным. Эта группа должна была прочёсывать тайгу на вертолёте.

В батальон из Ангарки мы возвращались в комбатовском УАЗике. Раны наши перевязали, обработали. Толю оставили в районной больнице. Он был в сознании. Олег, я и Босс с перевязанными лапами расположились сзади. Самая серьёзная рана была у Толи, но в больнице он крепился. Несмотря на лёгкое головокружение, настроение у меня было хорошее. Комбат дал нам выпить коньяка из своих запасов, и всё произошедшее казалось каким-то коротким, но ярким и нереально выразительным сном.

-Товарищ майор, а что те двое, живы?

-Живы оба. Лесник-то тяжёл, сквозное ранение в области груди, но, похоже, выкарабкается. Помощь ему уже оказали. А второй, Швецов, в правый бок ранен, вскользь, тоже  на вылет. Ласково вы их, прямо будто пожалели. Кстати, Швецов находился во всесоюзном розыске… пока на вас не напал.

-Не зря, значит, жизнью рисковали.

Позже мы узнали, что побег Бруляускаса был заранее  спланирован и продуман до мелочей. А проигрыш в карты был либо случайностью, либо, он, зная, что всё равно убежит, шёл в абанк. Оказывается, он был известным в ленинградских криминальных кругах медвежатником. Дружки задумали новое дело и решили воспользоваться его помощью, надеясь, что с лесоповала им удастся легко его вытащить. Для этого они вдвоём приехали в тайгу. Один из них даже умудрился устроиться егерем в местный леспромхоз. А дальше оставалось только уточнить детали. Но они не всё учли…

Данилова отправили в госпиталь, я отделался перевязками в медчасти. Через неделю после этой невероятной для нас истории к нам в курилку подошёл Жилов:

-Ну что мужики,– обратился он ко мне и Олегу,– вы герои, можно сказать, у нас.

-Да что вы, товарищ капитан…

-Да, да.  Вас всех к медалям представили.

-К каким?

-Вас двоих –  к медали За охрану общественного порядка.

-А Толю?

-А Данилова – к медали За отвагу!

-Вот  это да!..

А дембель не заставил себя долго ждать. Прошло уже больше двух месяцев после приказа министра обороны Устинова. Последние дни я не вылазил с ЛЗУ, опять без выходных нёс службу в карауле. После очередного караула, почистив оружие и сдав его, умывшись и подшившись, я направился в курилку. Выйдя из казармы, я столкнулся с Жиловым. Верхний крючок гимнастёрки был расстёгнут, воинское приветствие я тоже не отдал, посчитал излишним, потому что ротный воспринимался каким-то своим. Пройдя мимо него, я услышал его голос:

-Товарищ старший сержант.

«Ну вот,– подумал я,– всё-таки зря не поприветствовал, сейчас отчитает».

-Я, товарищ капитан.

– После завтра вы демобелизуетесь, с Гришаевым.

-Есть,– спокойным голосом ответил я, а в душе готов был подпрыгнуть и закричать от радости: «Неужели! Неужели вот он, дембель! Два года не был дома! Дождался, дембель, ура!»

Вечером в канцелярии зачитали наряды на следующий день. Меня назначили начальником караула на ЛЗУ-1. Я вспомнил, как у нас демобилизовался один парень, на год нас старше призывом. Он ходил поваром на объект «Лежнёвая дорога». Там строили деревянную дорогу из брёвен на болотистой почве. Остался ему служить один день, уже парадную форму  отгладил и повесил. Поехал в караул, там, чтобы приготовить, как обычно, обед для караула развёл костёр, да такой, что потом вертолётом кое-как потушили. Как он умудрился тайгу поджечь – его секрет. Но в результате уехал домой последним из своего призыва.  Жилов, по-видимому, тоже помнил этот случай. Он сказал:

-Белов послезавтра  уезжает домой.

-А кто же начальником караула завтра  поедет?-спросил Москвин.

-Вот ты и поедешь,– распорядился ротный.

И вот он долгожданный день наступил. Утром, ещё до подъёма, я проснулся и посмотрел на спинку кровати, на которой висела отглаженная парадка. Я уже представил, как иду по родной улице, как вдруг услышал:

-Рота, подъём! Тревога! Форма одежды– полная боевая!

«Что за чертовщина? Что такое?» – мысли мои путались. Все повскакивали и побежали к комнате хранения оружия. Я быстро оделся. Ко мне подбежал Гришаев:

-Тревога!

-Вижу. Что делать будем?

-Пошли у художников в комнате посидим пока. Уж не вооружаться же нам.

-Конечно. Пошли.

Мы зашли в комнату, которая находилась у нас  в казарме в конце коридора. Беготня стихла. Батальон построился на плацу.

-Всё нормально, сейчас постоят и зайдут, – успокаивал сам себя Валера.

Вдруг послышались шаги по казарме.

-Это ещё кто там?

-Не знаю.

Дверь открылась, на пороге стоял заместитель начальника штаба, капитан Шмелёв:

-А вы, голубки, что тут делаете?

-Товарищ капитан, мы сегодня демобелизуемся, – жалобным голосом ответили мы.

-Ну и что? Боевая тревога для всех. А если война? Вы и в бой под предлогом демобелизации не пойдёте? А враг вас спрашивать не будет. Марш вооружаться!

-Есть!

Мы вооружились по полной боевой, когда батальон был уже на марше. Он состоял в том, чтобы оббежать вокруг посёлка в полной боевой экипировке. А когда догнали свою роту, поступила команда: «Отбой боевой тревоге».

-Даже в последний день службы не дали посачковать,– возмущался Гришаев.

-Ничего, Валера, не переживай. Последний день службы у тебя будет, когда ты встанешь на учёт в своём военкомате,– успокоил его я.

-Ничего подобного, когда из части выйду, тогда и буду уже гражданским,– начал распыляться он.

-Ладно, ладно, Валер, мы уже почти дома.

Через пару часов мы были уже «при параде». Подъехал УАЗик-буханка, на котором всех дембелей возят в Ангарку в аэропорт, где провожают до самолёта и – привет родителям, как говорится. Уже в УАЗике мы по-настоящему почувствовали, что едем домой.

-Мужики,– обратился к нам Оберст из первой роты, который тоже попал в нашу группу,– мы отслужили. Вы понимаете это?

-Кажется, начинаем понимать.

-Домой, к мамке с папкой!

И вот преодолев расстояние  более, чем в три тысячи километров: на самолёте до Красноярска, потом на самолёте до Куйбышева, потом опять на самолёте до Оренбурга (сразу до Оренбурга не оказалось билетов), потом поездом до Медногорска и автобусом до своего посёлка, я, наконец, иду к своему подъезду,  и вот я уже возле дома, небольшого, двухподъездного. Сколько раз я думал об этой минуте: как поднимусь на третий этаж, позвоню.

Возле подъезда я увидел жену старшего брата, Светлану, а рядом двух ребятишек, своих племянников, Саньку и Оксанку, которая родилась, когда я уже прослужил полгода. Они бегали вокруг неё, играли. Светлана увидела меня и сказала детям:

-А вот и дядя ваш идёт, солдат.

Они весело побежали ко мне навстречу. Я поднял их обоих на руки и невероятно счастливый пошёл к Свете.

-А родители тебя уже заждались, – сказала она весело.

Дверь открыла мама:

-Отец, посмотри, кто пришёл!– изменившимся от неожиданной радости  голосом воскликнула она.

Как долго я ждал этой минуты. Десантник гордится своим беретом,

Матрос тельняшку спешит показать,

А ты, солдат, закури сигарету,

О службе в ВВ не спеши рассказать.

               Солдатский фольклор.

                               I. Проводы.

В это утро я проснулся раньше обычного и хотел уже пойти в ванную, чтобы умыться и  бодро начать этот особенный в моей жизни день, на котором заканчивалась жизнь прежняя:  детство, школа, юношеские наивные стремления и мечты,  и начиналась новая:  жизнь взрослого человека, которая по моим представлениям не могла начаться ни чем иным, кроме службы в армии.

Но воспоминания о вчерашнем вечере заставили меня остаться в постели.

За окном послышался шум первого утреннего автобуса.

Все просыпалось, чтобы начать это обычное стремление вперед, торопя время.

Комната наполнилась утренним светом, нежным и зазывающим. Как бы прощаясь я стал осматривать потолок, стены, вещи – все то, что привык видеть здесь много лет и с чем приходится расстаться, может быть, на два года, а может быть… Кто знает?

Далеким предчувствием я понял, как мне будет не хватать этой обстановки, такой для меня близкой и дорогой.

На полу, недалеко от двери у шифоньера, прислонившись к голой стене, спала Света, девушка, с которой я познакомился вчера. Вероятно, ей было холодно, потому что она очень плотно укуталась в розовое легкое  покрывало, служившее ей одеялом, вжавшись в матрас и подушку.