Тригг и Командор

6. Футбол

Восточная Балтика. Траверс Треллеборга. Цилиндры курляндопитеков, Рембрандт в шатре Мюрата. История Атлантического футбола до Кондора II. Спортсменство как общественный недуг и причина гибели великих империй.

— … Я восхищен вашим искусством подводной войны. Браво, дорогой Тригг. Это было столь изысканно, что я с трудом удержался от салюта в вашу честь. Вы случайно не поранились о бронированное днище? «Инвинзибл» — крепкий орешек!

— Да… Слегка ушиб третий спинной шип. Но это не страшно. Заживет как-нибудь. Не первый раз.

— У меня на мызе есть крепкие базальтовые цилиндры от старого колодца курляндопитеков, что жили у нас в доисторические времена. Когда вернемся, мы попробуем надеть один из них прямо на ваш третий шип — должно получиться что-то вроде боевого перстня. Я видел такие на росписях древних храмов в джунглях Индокитая.

— Хорошая идея. Вы, вероятно, имеете в виду барельефы Ангкор-Вата и храмы в долине Меконга? На них изображены мои двоюродные братья. Им пришлось поучаствовать в создании индийского эпоса «Махабхарата» и камбоджийских историй о Ворвонге и Сарвонге… Когда-нибудь я вам расскажу… Был бы вам очень благодарен за такой перстень. Сегодня уже трудно найти настоящих мастеров обработки базальта.

— Ну, наш колодезный цилиндр и обрабатывать не надо. Спасибо курляндопитекам… Сядет как влитой! Но, я вижу, мы уже у цели. Судя по всему, это Треллеборг — прямо по курсу горят его огни.

— Да, это он. Я оставлю вас, барон, ненадолго. Постараюсь вернуться до рассвета.

— Конечно, конечно. А я пока займусь очисткой мортир от селедки — надо быть готовым ко всяким неожиданностям: кто только не ходит в этих местах…

* * *

И был прохладный вечер, и было туманное утро…

Летом, во время штиля, Балтийское море иногда напоминает соленые озера Туркестана и западной Монголии.

Тишина, озерная рябь воды, обжигающее июльское солнце днем и зимняя свежесть ночью…

Уют и гармония царили на «Неустрашимом», медленно дрейфующем между шведским Борнхольмом и датской Зеландией.

Почистив пушки и зарядив их новейшим бездымным порохом, барон укутал ноги перуанским пледом и безмятежно расположился в плетеном гамаке с бутылкой «Секешфехервара» в одной руке и коробкой гаванских сигар — в другой.

Он никогда не курил, но сигары Cohiba всегда держал при себе для ощущения полноты жизни, а также красоты и богатства мироздания.

С каждым глотком триггер-виски на командора накатывали волны воспоминаний… Сначала — о туркестанском походе, затем — о рейде по тылам армии Ост-Индской компании и войне во французских колониях …

Теплый вечер располагал к сентиментальности и романтическим грезам…

Как жаль, что Триггг45 не состоит на императорской службе — столько чудесных подвигов он мог бы совершить, поддержав, например, с моря атаку синих кирасир в бою под Штральзундом или оборону Барклая в битве под Дрезденом — речка там как раз вполне судоходна.

А уж сколько благородных дел можно было бы наворотить вдоль всего течения Дуная от Шварцвальда до Констанцы…

Но, как бы то ни было, этот славный потомок атлантов уже несколько тысяч лет в отставке и вряд ли согласится принять новую присягу.

Барон тяжело вздохнул и грустно выдохнул — а как было бы замечательно служить с таким молодцем в одном строю…

Мечты триггервильского помещика были прерваны тихим всплеском у правого борта — из воды показалась голова многомудрого ящера.

— Добрый вечер, точнее утро! Я уже давно тут, но боялся вас разбудить. Столь живописной картины я не наблюдал с тех пор, как однажды, лет двести-триста назад, в Амстердаме, я заглянул в окно мастерской Рембрандта ван Рейна… Кажется, по отчеству он был Харменсович.

— Вы очень деликатны, дорогой Тригг. У вас великолепный русский, но русифицировать специально для меня отчества иностранных подданных, наверное, совершенно излишне. И, хотя я мало понимаю в живописи, мне известно, что картины этого голландца стоят огромных денег.

Помнится, мне досталось более полудюжины его творений — они висели в походном шатре Мюрата. Он не успел их забрать при отступлении из Лейдена.

За эти несколько картинок я получил потом у пруссаков двенадцать пудов овса для эскадронных и обозных лошадей и еще серебряную табакерку, которую потом променял у австрийцев на новый тирольский хлыст из воловьей кожи…

Я думаю, что мы можем вернуться к Триггервильскому волнорезу ко второму завтраку. Вы ведь закончили свои дела здесь, не правда ли?

— Да, вполне можем выдвигаться. Я думаю, что нам стоит немного изменить обратный маршрут, чтобы не столкнуться с возвращающимися британцами…

* * *

Восточная Балтика, севернее острова Ренин.

— Вы меня ни о чем не спрашиваете, барон, но вас, наверное, интересует цель визита в шведские воды?

— Знаете, дорогой Тригг, в начале прогулки мне было как-то неловко спрашивать об этом, а теперь, после вашей блестящей подводной атаки и поворота британской эскадры на обратный курс, у меня ощущение, что главная цель достигнута, хотя, конечно, все и произошло довольно спонтанно. Вы, вероятно, хотели навестить тут своих родственников, не так ли?

Мне гораздо более интересно было бы услышать от вас продолжение рассказа об Олимпийских играх. Особенно о том влиянии, которое они оказали на ход истории.

— Ну, на ход истории повлияли не только они. Я ведь просто привел пример, хорошо известный в вашей цивилизации — насколько я знаю, историю Греции и Рима в России изучают довольно подробно.

— А как все это выглядело в Атлантиде? Там тоже соревновались в метании каких-нибудь дисков и позировали для гипсовых скульптур?

— По большому счету, за пределами здравого смысла всегда можно найти множество занятий. Было бы совершенно излишним все это перечислять и конкретизировать. Хотя разговор о некарточных играх я начал с атлантического футбола…

— Буду признателен, если вы все-таки расскажете мне об этом таинственном процессе.

— Таинственности в нем не больше, чем в колке грецких орехов. У нас эта игра называлась «тануот», что можно перевести как «бей, пока не позеленеет». В далекой древности у нас это было разновидностью дуэли — развлечением воинов, заскучавших на зимних квартирах. Как вы знаете, в армейской среде конфликты между молодыми офицерами неизбежны. Поэтому для того, чтобы не пускать на самотек эту проблему, еще во времена Кондора Второго^[7] было решено проводить по выходным коллективные дуэльные дни.

Игроки делились на две команды, которые, выстроившись напротив друг друга в шеренги по одиннадцать человек, по очереди бросали в противника чугунные ядра. Игрок, поймавший и удержавший ядро, оставался жив. Проигравший же уходил в мир теней. Наградой победителям была жизнь. Некоторым бонусом еще прилагалось освобождение от взыскания за нарушение воинской дисциплины.

Это древнее развлечение после победы над кентаврами возродилось с новой силой, только в совершенно извращенном виде.

Каждый штрих новой игры был наполнен оскорблением воинской чести и достоинства.

Вместо чугунных ядер противники стали перебрасываться кожаными шарами, набитыми тряпьем.

Появились мастера броска «спортивного» шара рукой, ногой и даже головой.

Древняя традиция превратилась в цирк.

Механизм уничтожения чести, достоинства и здравого смысла во всех странах примерно одинаков. За десять тысяч лет я наблюдаю одно и то же: Атлантида, Греция, Рим, Ацтеки, Инки…

— Да… Грустная картина… А почему вы считаете этот самый атлантический футбол опаснее какого-нибудь бега на длинные дистанции или гонки на колесницах? Хотя, кажется, догадываюсь…

Если даже один моральный урод всегда опасен, то целых два взвода уродов, очевидно, опаснее в разы?

— Не совсем так. «В разы» — означает арифметическую прогрессию, а тут прогрессия геометрическая.

За игрой двух подразделений гороховых шутов наблюдают и морально приобщаются к смысловому абсурду десятки и даже сотни ни в чем не повинных зрителей. Замечу, что на больших площадках типа римского амфитеатра Флавиев счет может идти и на тысячи.

Известно, что при долгом наблюдении за звездным небом и погружении в тишину мысли приобретают философское звучание.

При частом же и привычном наблюдении за откровенным абсурдом мысли исчезают вовсе, а при длительном и активном сопереживании абсурду теряется уже и самая надежда на восстановление нормального мыслительного процесса.

— А зачем наблюдатели вообще приходят на игру? Самих игроков теоретически можно понять: жизнь наскучила, хочется встряски или хотя бы имитации здоровых эмоций. А что же такого находят там зрители?

— Ничего и не находят. Разве что иллюзию братства и иллюзию сопереживания.

— Ааа… Что-то вроде маршировки на параде под звуки барабана, только сидя в чулане на кухонном табурете без парадного мундира, а заодно и без барабана!

— Именно так. А потом, как я уже говорил, запускается механизм добровольной слепо-глухоты.

Все идет по одному и тому же сценарию. Иллюзии постепенно вытесняют реальность.

Простые солдаты всегда побеждают напыщенных спортсменов.

С римлянами в дальнейшем получилось то же самое, что и с побежденными ими же греками.

Если раньше в качестве гладиаторов выступали рабы и военнопленные, то в дальнейшем желание покрасоваться на арене победило и римский здравый смысл. Болезнь спортсменства была подхвачена сначала знатью, а затем и плебсом.

Потребовалась всего пара сотен лет, чтобы ремесло спортсмена-гладиатора стало престижным.

Воин несет свою службу вдали от родного дома, и подвига его никто не видит. Гладиатор же упивается вниманием публики и аплодисментами в свою честь.

В боях на арене цирка участвовали тысячи римских недорослей. Они гордились накачанными мышцами и мастерством индивидуального фехтования…

Прошла еще пара сотен лет, и Империя рухнула под ударами варваров.

Совсем неспортивные готы вошли в ее столицу, не встретив никакого сопротивления ни от увешанных лавровыми венками цирковых бойцов, ни от их азартных поклонников.

История повторялась снова и снова на разных материках и континентах.

— Вы хотите сказать, что все великие цивилизации погибали из-за так называемых «спортсменов»?

— Не только от них, конечно. Спортсмены были лишь творцами иллюзий. Тех иллюзий, что очень похожи на правду. В одном ряду с ними можно поставить разве что театральных актеров и публичных политиков…

— Знаете, Тригг, в своей жизни я ни разу не сталкивался ни с какими спортсменами. Благодаря вашему рассказу теперь я чувствую себя хорошо подготовленным к таким встречам.

Мне кажется, что пары ударов эспадроном плашмя будет вполне достаточно для возврата здравого смысла в пустую башку. Это, кстати, полезно и для избавления от иллюзий.

Помнится, когда наш полк стоял на зимних квартирах в Малороссии, полтавский городничий возомнил себя флигель-адъютантом и послом по особым поручениям Его Императорского Величества. Приехал как-то в офицерское собрание и зачитал там свой меморандум о запрете цыганского пения, вина и азартных игр. Так никто его и пальцем не тронул, потому как все поняли, что он во власти иллюзий и спросу с него нет.

Сдали его в багажное отделение почтового дилижанса и отправили в Самарканд.

Ямщику, помнится, дали двадцать рублей ассигнациями — на водку и непредвиденные расходы, чтобы довез багаж до места в целости и сохранности… Обратно городничий вернулся лишь спустя полгода и совершенно другим человеком. Он не только забыл про все свои иллюзии, но еще и стал образцом высокой морали — любой проигравшийся в карты офицер или даже юнкер всегда теперь мог занять у него сумму, необходимую для дальнейшего продолжения игры… Говорят, что он потом женился на цыганке и ушел с табором в Кострому.

Не зря доктора считают, что сухой воздух Туркестана обладает целебными свойствами.

7. Вставка на мелованном листе бумаги

Дочери адмирала Крейга и их литературные экзерсисы. Дабл-тупик и расшифровка этого явления. Проплывы у Английской набережной и разгадка Лох-Несского феномена.

Примечание составителя:

На этом листе старинной рукописи, к сожалению, отсутствует порядковый номер. Главный электрик ораниенбаумского музея предполагал, что, вероятнее всего, текст должен был находиться в первых главах повествования.

По словам Романа Ивановича, этот лист был расшифрован не им и даже не другими электриками музея.

Мелованная бумага с текстом таинственного содержания была найдена женой мастера Ольгой Феоктистовной во время генеральной уборки общественной приемной председателя райсовета Лебяженского сельского поселения.

Вместе со стопкой иллюстраций журнала «Нива» за 1892 год листок находился под старой клеенкой на ломберном столике красного дерева, что всегда стоял слева от кожаного дивана и служил подставкой для гимнастических снарядов председателя, увлекавшегося гиревым спортом.

Судя по характерным англо-германизмам и старо-гэльским речевым оборотам, можно предположить, что монолог Триггервильского ящера был пересказан кем-то из семейства адмирала Крейга, прибывшего с Оркнейских островов на постоянное место жительства в Россию в середине девятнадцатого века. Семья адмирала снимала дачу в Ораниенбауме по соседству со старым пакгаузом, который в те годы и был переделан в музейное хранилище.

С большой долей вероятности можно сказать, что составителем первой части документа была младшая дочь Крейга Вильгельмина Генриховна, освоившая русский язык намного позже своих сестер: Агнеты и Шарлотты. Последняя, скорее всего, является и автором второй части предлагаемого текста. Сие предположение следует из того, что вторая часть монолога написана тем же почерком, что и довольно крупная пометка на полях: «Вильгельмина — дура! Ш. К.» Другой расшифровки инициалов Ш. К., кроме как Шарлотта Крейг, Роман Иванович не представил.

Текст Вильгельмины Крейг:

…я понял, что иметь место мечта осуществлейшн. Хотел именно этот мечта и получить его.

Только вот рано утром я был нормальным зольдатом Гранд Атлантиден, с две руки, две ноги и с прической а-ля «центурион ин амфитеатрус». А после ланча я уже превратилсион в гранд лизарда с клыками и длиинным хвостейлом.

Первые хандреды лет и зим я был вери счастливэйшн. Были ликвидэйшн все проблемсы.

Я был полон жизненных сил и энергичен, как свора ирландских волкодавов Кембриджского охотхозяйства.

Но один проблем на протяжении веков есть и остается неразрешим. Он и сейчас неразрешим. Все мечты стали были реализаэшн. Кроме одной.

В облике динозауруса живет душа романти́к. Романти́к — человека, а не хвостатого лизарда.

У меня никогда не есть прекрасной дамы, есть только фэнтэзи о ней. Но фэнтэзи так и есть фэнтази. В них нет истинного натюрлих.

И вообще, какой там может быть натюрлих без женской красоты, без души, без декольте и всего остального, включая корсет.

Динозаурус может изучить всю хи́стори и фило́софи мира, но он не может приглянуться ни одной даме, тем более прекрасной.

А без этого и философи не нужна никому. Даже самому интеллиджент последователю Сократа, Диогена и Спинозы толку от всего этого нет никакого. Все эти хандреды лет и зим занимаюсь только тем, что ищу выход из этого дабл тупика.

Текст Шарлотты Крейг на другой стороне листа:

Первая проблема — это отсутствие прекрасных дам на дистанции до двух пушечных выстрелов от моих ночных грез и дневных мечтаний.

Стоит хоть одной прекрасной даме увидеть динозавра даже на горизонте, как волосы у нее тут же становятся дыбом, а глаза стекленеют от ужаса.

Когда-то от грозного рыка Ричарда Львиное Сердце приседали боевые кони, а вражеские почтовые голуби теряли ориентацию в пространстве. Что касается меня, то я уже почти оглох на одно ухо от дамского крика, душераздирающе громкого и высокочастотного.

И это несмотря на то, что уши морского ящера легко переносят перепады давления в десятки и сотни атмосфер. Но что делать? Приходится быть осторожным и признать, что женская красота обладает силой ультразвука совершенно непостижимой природы.

Второе ухо я, правда, сохранил в полном здравии, поскольку вовремя успел заткнуть его кончиком хвоста. Теперь в случае опасности я затыкаю оба уха специальными берушами из средиземноморской губки.

Вторая проблема — это поиск пути к возврату человеческого облика. Его необходимо вернуть хотя бы на короткое время беседы с прекрасной дамой. Много не надо. Только чтобы можно было пригласить ее на чашку кофе с маленьким тортом в небольшой ресторации. Желательно на какой-нибудь океанской набережной, чтобы в случае неожиданного вскрика я бы мог занырнуть в ближайшую глубину.

Думаю, часа будет вполне достаточно, чтобы она могла разглядеть мои благородные намерения и чистую душу. Не знаю, смогу ли навсегда вернуть себе человеческий облик, но был бы счастлив получить его хотя бы на время.

Совместить в одной точке решение этих двух проблем невероятно сложно. Во всяком случае, я не ожидаю на этом пути каких-то мгновенных результатов.

Некоторые мысли по этому поводу уже есть. По крайней мере, я знаю одно место на планете, будто созданное для встречи с прекрасной дамой. Это променад на Английской набережной в Санкт-Петербурге. Вся обстановка там соответствует моим духовным потребностям, о которых я уже говорил.

Прямо у воды есть несколько изысканных кафетериев, где подают кофе по-бразильски с хрустящими круассанами и легким ажурным кремом в отдельной тарелочке. Глубина реки прямо около причала не менее шести-семи метров.

Относительно недавно около местной пристани были проведены земляные работы по углублению дна для стоянки океанских кораблей. Это очень и очень удобно для всех мореплавателей. С учетом мутности невской воды, это место просто создано для засады.

Иногда в подводном положении я прохожу по невскому фарватеру прямо к швартовым кнехтам, где, замаскировав голову связкой лопухов, имею возможность наблюдать за ходом светской жизни прекрасных дам столичного общества. К моему сожалению или счастью, петербуржские дамы вместо меня могут видеть только дырявые лопухи, застрявшие у причальных свай. Но, так или иначе, место для поиска уже определено.

А вот в решении второй проблемы я еще только в начале пути.

Мое превращение в триггеозавра происходило при таких обстоятельствах, которые очень трудно повторить. Трудно, но теоретически возможно. Тешу себя надеждой, что, если мне удастся собрать эти обстоятельства воедино, может появиться и шанс на обратное превращение. Пусть и временное…

Нужно-то всего лишь, чтобы наклонилась земная ось, прогремели громы и отсверкали молнии, день стал равен ночи, горизонт окружил меня с севера, юга, запада и востока, произошло извержение вулкана и еще что-то там по мелочи.

И главное — в этот момент я должен лежать на пляже и мечтать о несбыточном.

Последнее время жить я стараюсь в непосредственной близости от Английской набережной, но иногда приходится отправляться в командировки по местам разных географических аномалий.

Я уже полностью изучил практическую вулканологию и гипотетическую сейсмологию, теорию цунами, а также метеорологию снежных и дождевых осадков, знаю все о солнечных пятнах и космических протуберанцах.

Дело в том, что недавно, всего пару десятков лет назад, мне в голову пришла интересная и многообещающая мысль. Велика вероятность того, что мне нет необходимости искать какое-то особенное место, где все перечисленные катаклизмы произойдут одновременно. Так или иначе, мое превращение было подготовлено мной же самим — моими мечтами и скрытыми желаниями.

Что хотел, то и получил.

Все эти громы и молнии могли быть лишь эффектным дополнением, подчеркивавшим серьезность момента.

Может быть, мне удастся когда-нибудь собрать впечатления от всех географических и погодных аномалий типа разных там землетрясений, извержений вулканов, ливневых снего-грязе-дождей и магнитных бурь. Это, конечно, при условии, что я не буду лениться.

Я многого достиг за последние годы. Стараюсь не пропустить ни одного вулканического извержения. И всегда знаю точное время начала процесса выброса как пепла, так и базальтовой лавы.

Папуасы, живущие в окрестностях вулкана Кракатау, считают меня своим ангелом-хранителем. Стоит тамошним рыбакам увидеть мой хвост или спинные шипы — они начинают бить в специальные барабаны, предупреждая односельчан о скором стихийном бедствии. Фигурки с моим изображением продаются в каждой сувенирной лавке.

Все же, несмотря ни на что, есть в моей сегодняшней внешности что-то привлекательное.

Стоило мне разок всплыть на поверхность в шотландском озере Лох-Несс, как я стал тут же талисманом и для тамошних обывателей. Оказался я там совершенно случайно — просто изучал сейсмологическую активность тех мест и заплыл в подводный тоннель, который и привел меня в абсолютно бесполезное озеро.

С тех пор в Шотландии обо мне слагают легенды.

Думаю, у меня все-таки есть шансы покорить хоть одно женское сердце…

А вы как думаете, барон?

Несмотря на стилистическую достоверность этого отрывка, приходится признать, что он совершенно не соответствует объективной реальности. Вероятно, Шарлотта Крейг решила приукрасить попавший в ее руки текст придуманными романтическими фантазиями.

По свидетельству очевидцев, триггервильский ящер никогда не проявлял желания вернуть себе человеческий облик. Напротив, на протяжении последних нескольких тысячелетий Триггг45 многократно способствовал переходу множества достойных людей в благородное сообщество триггеозавров.