Хроника смертельной весны

Тангера поднесла кольцо поближе к глазам: – Это фамильное кольцо с гербом – геральдический кабан с мечом. Надо свериться с каталогом гербов.

– Не надо, – прошептала Анна. – Это кольцо виконтов Вильяреаль и Сантьяго. Они не снимают шляпу перед королем. Так он говорил.

– Кто говорил? – воскликнула тангера. – Да ты в своем уме? Ты не заболела?

– Это кольцо Мигеля. Он получил его в наследство и носил до самой смерти. Когда я его застрелила, оно было на нем. Жики, он жив.

Тангера смотрела на нее, словно на умалишенную: – Ты что несешь?

– Он мне звонил. Он спросил, зачем я его убила.

– Почему ты мне не рассказала? – ахнула тангера.

– Я не знаю, – Анна закрыла руками лицо. – Я не знаю. Подумала – может мне приснилось? Ну, или галлюцинация.

– Я не знаю, кто тебе звонил, – твердо заявила Жики. – Но это не мог быть Мигель.

– Но я с ним разговаривала! – закричала Анна. – Он назвал меня «querida» – меня так никто больше не называл!

– Кто-то мог знать, что он тебя так называет.

– Не-ет, – покачала Анна головой. – Это был он. А теперь еще и кольцо!

– Или ты хочешь, чтобы это был он. Тогда ты перестанешь корить себя за его убийство. Но даже если допустить безумную мысль, что это был он – каким образом его вещь оказалась в нашем комоде?

Позвали Софи. На вопрос, не приходил ли в их отсутствие кто-то незнакомый, и не впускала ли она кого в квартиру, горничная сначала возмутилась, а потом расплакалась: – Да как вы можете, мадам, в таком меня подозревать! Я даже почтальону дверь не открываю, когда консьержка пьяная!

Жики с досадой махнула рукой, а Анна стала уговаривать Софи не волноваться, забыть об их вопросах и продолжать дальше чистить серебро. Обиженно шмыгая носом, горничная удалилась, а Жики и Анна озадаченно уставились друг на друга.

– О Господи! – Анна вдруг всплеснула руками. – Что же это я! Я же в аэропорт опоздаю!

– Езжай, – кивнула Жики. – Все равно ничего хорошего мы сейчас не придумаем. Поговорим позже.

Когда же вконец расстроенная Анна скрылась за дверью, мадам Перейра достала из комода колоду карт – видавших виды, с истершимися рубашками, на которых еле угадывались золоченые виньетки. Что же происходит? Она села к столу и начала выкладывать карты одна за другой, строго в ряд. Когда карта оказывалась между двумя другими одной масти или одного достоинства, Жики перекладывала ее на одну влево. Несмотря на кажущуюся простоту, пасьянс Медичи требовал особого приложения ума, и помогал сосредоточиться на проблеме. Перед Жики ясно встал тот томительный ноябрьский вечер, когда, наконец, московские полицейские ушли из квартиры Анны на Чистых прудах, и она смогла позвонить Саше…

Подробности акции, а точнее, ее полное фиаско, заставили ее содрогнуться. Она одобрила действия палладина – в сложившихся обстоятельствах он не мог действовать иначе. Но теперь все они пожинали плоды той неудачной акции – и что, позвольте спросить, должна делать она, командор Ордена? Первым выпал валет червей – как, однако, удачно, ее намерения, выраженные так ясно… Девятка треф – да здравствует сила и мощь Паллады! Туз треф – непомерная жажда власти… девятка червей – страсть – главное, что движет миром… Так… Живи еле успевала толковать комбинации складываемых в колоду карт. И вновь мелькнула одержимость властью и страстная любовь, направленная на кого-то вне колоды… Как странно, однако. И вечно ей, Жики, противостоит какая-то другая сила – жестокая и подлая… Пасьянс ожидаемо не сошелся^[76], но Жики могла сделать вывод из тех карт, которые остались – Туз пик, дама пик, дама червей, король треф и десятка пик. Смерть, секс и какой-то мужчина, который мешает даме реализовать преступные планы. И это ответ на ее безнадежный вопрос – что происходит? Н-да… Чудесно…

Ах, если б майор Глинский мог разложить пасьянс и увидеть ответы на свои вопросы, количество которых не только не сокращалось, но и множилось в геометрической прогрессии. Получив ордер на эксгумацию, он вместе с раздраженным и нервным следователем провел несколько часов на кладбище, затем мерял шагами длинный коридор судебного морга, а после с презрением к самому себе вчитывался в результаты судебно-медицинской экспертизы, вывод которой не оставлял сомнений – ДНК человека, убитого в Серебряном Бору в ненастный ноябрьский день решительно отличалась от ДНК Мигеля Кортеса, пробы которой взяли у него невыносимо жарким летом 2010 года. Помимо этого, сравнительный анализ строения черепа, зубная карта – все говорило о том, что он, Виктор, совершил непоправимую ошибку.

А днем позже жирную точку в его сомнениях поставила справка из местного ОВД – 12 ноября 2012 года, вечером ушел из дома на рыбалку и не вернулся житель поселка, Иосаян Сергей Гургенович, 1975 года рождения. По антропометрическим данным – вылитый Кортес – невысокий, худощавый, смуглый, темноволосый. Даже размер ноги одинаковый. Был одет в джинсы, байковую клетчатую рубашку и куртку на волчьем меху – парень, видать, не бедный. Куртки на найденном в коттедже трупе не оказалось, а вот все остальное – согласно описанию.

– А вот теперь возникает вопрос, – Лежава подергал очки за дужки, – знал ли твой дружок Булгаков, что труп, который они оставили в подвале – вовсе не Мигель Кортес?

– Но ведь получается, – протянул Глинский, – что если знал, то обманывал меня целенаправленно и цинично. Он не мог так со мной поступить.

– Виктор, послушай. Мы так и не знаем, что там произошло. Но если предположить, например, что его жена… как там ее…

– Катрин…

– Вот, вот, Катрин, с которой они там все носятся, как курица с яйцом! Если она причастна к убийству, то нет ничего удивительного, что он тебя обманывал. Доведись, он бы тебя не обманул, а пристрелил бы, не задумавшись ни на мгновение.

– Я не верю, – покачал майор головой.

– Верю, не верю – это все эмоции, – проворчал полковник. – Факты – вещь жестокая.

– Да какие факты? У меня нет ни одного, который бы доказывал причастность Булгакова… или его жены к убийству Иосаяна.

– А к убийству Кортеса? – метнул на него сердитый взгляд Лежава.

– Там и без них было кому его убить, – заявил Виктор. – Рыков первый в очереди.

– Местонахождение которого тоже неизвестно. По словам свидетелей, они оставили в подвале два трупа – Рыкова и Кортеса. Ты же не нашел ни одного из них, зато, видимо, чтоб ты не особо расстраивался, что зря скатался в такую даль, тебе подбросили тело человека, который вообще непонятно, какое отношение имеет к делу.

Полковник постучал пальцами по столу:

– Н-да… Надо бы тебе еще раз Булгакова допросить. И с Королевой Анной побеседовать.

– Она в Париже и в Москве теперь бывает крайне редко.

– Ты можешь к ней съездить, – заявил Лежава. – Оформляй командировку. На два дня. И попроси своего приятеля приехать из Лондона в Париж. Это проще, чем пробивать тебе британскую визу.

– Думаю, он приедет, – Виктор повеселел. Обычно полковник не был столь щедр на зарубежные командировки. Майор, лови момент!

…И вот Глинский уже в аэропорту Шарль де Голль – у зоны Arrivée его ждет Сергей. Короткий обмен приветствиями, и они шагают к стоянке такси. Давненько они не общались – почти два года. Разговоры по телефону и Скайпу не в счет, хотя и во время такого дистанционного общения между ними – словно тонкая холодная стена, – даже не стена, а прозрачная стылая корочка, как на поверхности ледницы, час назад поставленной в морозилку и не успевшей замерзнуть в камень.

– Ты будешь с нами говорить одновременно или по отдельности? – сухо поинтересовался Булгаков.

– По отдельности, – Глинский злился на Булгакова и не пытался этого скрыть – какой смысл? Друг называется! Лгал в лицо, а ведь Виктор доверял ему…

– В какой отель? – спросил Сергей.

– «Лион Бастий». А ты чего один приехал, без Катрин?

– Она приболела, – Сергей говорил неправду. Катрин резво начала укладывать вещи, едва он сообщил ей о поездке за Ла-Манш. Булгаков, однако, коротко посоветовал ей не суетиться, наотрез отказавшись брать ее с собой. «Занимайся ребенком, – приказал он. – Нечего тебе там делать». Катрин была оскорблена – Сергей прекрасно это понимал. Но взять ее с собой не мог – по многим причинам.

– Жаль, – заявил Виктор. – С ней тоже неплохо бы пообщаться.

– Это лишнее, – отрезал Булгаков.

Виктор не стал с ним препираться – какой смысл? Катрин здесь все равно нет, требовать, чтоб она приехала – жестоко и, по-хорошему, какое он имеет право? Он не на своей территории. Булгаков защищает жену – что вполне понятно. Но, выходит, его друг боится, что она проболтается о чем-то? Несомненно, им обоим есть что скрывать.

– Сначала со мной поговоришь или с Анной?

– Лучше с Анной, – ответил Глинский. – Я уже договорился с ней о встрече. Она пригласила приехать к ней на улицу… Жира…Жира…

– На улицу Жирардон, – подсказал Булгаков. – Я поеду с тобой и подожду в каком-нибудь ресторане.

– Я не знаю, сколько продлится наш разговор.

– Неважно, – отозвался Сергей. – Я не тороплюсь.

Закинув вещи в отель, они вновь взяли такси и поехали на Монмартр. Сергей оставил приятеля у подъезда дома Жики и отправился в ближайший ресторанчик, бросив напоследок: – Позвони, как закончишь.

– Я знала, что мы еще встретимся, – Анна сама открыла дверь и впустила Виктора в квартиру. – А где Серж? Думала, вы вдвоем придете.

– Я попросил его остаться внизу. Лучше нам поговорить тет-а-тет.

– Воля ваша, – Анна жестом пригласила его присесть в кресло. – Кофе, чай?

Видимо, Анна заранее позаботилась об антураже их беседы и потому Софи внесла поднос с кофейным сервизом, как только Анна позвонила в серебряный колокольчик. Поставила поднос на стол и удалилась, плотно притворив за собой дверь.

– Анна, я хочу, чтобы вы еще раз повторили, что случилось в Серебряном бору 12 ноября 2012 года. Максимально подробно.

– Я полагала, дело закрыто?..

– Так и было. Но недавно появились новые обстоятельства, – от Виктора не укрылось, как она напряглась.

– Если спрошу какие, вы мне, конечно, не скажете?

– Пока нет, – Виктор покачал головой и, отхлебнув кофе, поставил чашечку на блюдце. Анна вздрогнула от звонкого звука. – Может быть, позже, – осторожно пообещал он. – Рассказывайте.

– Это очень печальные воспоминания, – она глубоко вздохнула. – После того, как мой муж… гражданский муж – Антон Ланской был убит, я не находила себе места. Не спала ночами, мне казалось, что схожу с ума от ненависти к его убийце.

– К Олегу Рыкову? – уточнил майор.

– Да, тогда я была уверена в его виновности. И мой друг, Мигель Кортес, – тут голос Анны предательски дрогнул, – пообещал, что поможет отомстить.

– Вы, надеюсь, понимали, что готовитесь совершить преступление?

– Конечно, – кивнула Анна. – Я все прекрасно понимала. Но и жить с таким грузом не могла. И вот, уж не знаю, какими способами, Мигелю удалось поймать Рыкова.

– Вы уверены, что не знаете как?

Анна колебалась. – Мои догадки никому не интересны.

– Очень даже интересны, – оживился Виктор.

– Он упоминал о какой-то организации, «Il Vettore», кажется, но я не уверена. Он говорил о каких-то связях, влиянии, но ничего конкретного. Приехав в Париж, он нашел меня в шоковом состоянии, и поклялся, что поймает убийцу. И поймал. Сначала мы собирались казнить Рыкова на даче Антона. Позвали Катрин и Сержа. Но потом… Мигель что-то заподозрил.

– Что именно?

– Он решил – и не безосновательно – что Серж не позволит линчевать убийцу и захочет передать его в руки правосудия. Мигель не мог этого допустить.

– И обратился ко Льву Петровичу Рыкову.

– Да.

– Вы не были шокированы?

– В тот момент мне было все равно. Я мечтала только о мести, а каким образом она свершится, меня мало заботило. И мы отправились в Серебряный бор.

– Когда вы приехали, Рыков был уже в подвале?

– Да. Только мы увидели не Рыкова. А спецагента ФБР Джоша Нантвича.

– Кто еще присутствовал при этом?

– Я разве не говорила? – удивилась Анна. – Я, Мигель, Серж и Катрин. Все.

– Все? Вы уверены?

Анна и бровью не повела: – Все! – отрезала она.

– Допустим. Продолжайте.

– Джош Нантвич сам признался в том, что он не настоящий агент, сам снял свой странный грим – никогда не видела ничего подобного. Потом он рассказал, что случилось с Антоном. Что это был несчастный случай. Не знаю почему, но я ему поверила. Рыков не оправдывался, не просил пощады, он был готов умереть в наказание за свои преступления, но категорически отказывался брать на себя смерть Антона.

– А как вел себя Кортес?

– Отвратительно. Он избивал Рыкова, хотя тот был в наручниках. Бил ногами по лицу.

Виктор мгновенно вспомнил, что однажды видел похожее – в саду Странноприимного дома, когда Кортес метелил Андрея Орлова в компании Ланского: но если Ланской использовал кулаки, то Кортес от души пинал того по зубам^[77]. «Modus operandi»^[78] – отметил про себя Виктор.

– Серж попытался остановить Мигеля и тот выстрелил в него. Дальше я не помню – потеряла сознание. А когда пришла в себя – картина была кошмарной: избитая Катрин со сломанной рукой и мертвый Мигель. Серж истекал кровью, а Рыков зажимал рану на животе – он был на последнем издыхании. И умер спустя несколько минут.

– Вы точно помните, что он умер?

– Конечно. Я пульс не проверяла, но…

– А Сергей проверял?

– Не знаю, не видела. Я искала, чем его перевязать.

– А откуда вы узнали, что там есть перевязочный материал? Вы же были на этой даче впервые?

– Рыков сказал перед тем, как умер.

– Так он был в сознании?

– До последней минуты.

– А кто убил Кортеса?

– Не видела, говорю же вам – я упала в обморок. Катрин и Серж утверждают, что это сделал Рыков. Не верить им у меня нет причин. А у вас?

– Что, простите? – нахмурился майор.

– У вас есть причины не верить Сержу?

– Я этого не говорил.

– Тогда почему вы снова об этом спрашиваете? – в первый раз в голосе Анны послышалось раздражение.

– Работа такая, – Виктор не мог не отметить про себя переменившийся настрой примы. – Когда очнулись – как лежал Кортес?

– Это важно?

– Если спрашиваю, значит важно, – спокойно отозвался Виктор.

– По-моему, лицом вниз. – Анна чуть сдвинула брови к переносице, вспоминая. – Да, да. Я видела его окровавленный затылок. Господи, – ей вдруг стало зябко, и она обхватила себя руками. – Какой ужас. Какой ужас…

– Что было потом?

– Потом Катрин перевязала Сержа, и мы поволокли его наверх. Еле дотащили.

Виктор задумался, постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Спустя несколько мгновений он спросил:

– Как вы думаете, Анна Николаевна, сколько Булгаков весит?

– Откуда мне знать? – Анна насторожилась.

– Разумеется, ниоткуда. Тогда я вам скажу: сто с лишним килограмм.

Анна недобро усмехнулась: – Вы его взвешивали?

Виктор ответил без тени улыбки: – Я могу на глаз определить вес человека с точностью до пятисот грамм. Ваш вес – примерно сорок пять кило, верно?

– Сорок четыре семьсот. И что?

– Две хрупкие женщины, одна из которых беременна и со сломанной рукой, а вторая – только что лежала в обмороке, не просто тащат, как мешок картошки, а поднимают по достаточно крутой лестнице раненого, грубо говоря, центнер живого веса, да еще практически без сознания. Что скажете, Анна Николаевна?

Теперь она уже не была бледной – ее щеки запылали, а глаза гневно сверкнули:

– По-вашему – я лгу?

– Скажем так – подозреваю, что вы недоговариваете. То есть, вы говорите почти правду.

– Не понимаю…

– Кто еще был с вами, Анна Николаевна? Я уверен, что кто-то вам помогал.

– Не было никого.

А может рассказать ей? И посмотреть, как она отреагирует на пробирающую до костей историю о двух полуразложившихся трупах за стеной роскошной спальни. И Виктор начал рассказывать, с максимальными подробностями, старательно обрисовывая каждую деталь. Анна прекрасно владела собой – сцена приучила ее к выдержке, но Виктор понимал – она на грани срыва. Ему было стыдно за жестокую уловку, но как иначе он мог заставить ее говорить правду?

– Итак, – он сверлил ее бесстрастным взглядом, – вам есть, что мне сказать?

– Ваша история страшна, но какое я имею к ней отношение? Бедные, – в ее голосе звучала искреннее участие, но оно ни на йоту не превышало того, что приличествовало скорбному моменту. – Какое невыразимое отчаяние, должно быть, они испытали, когда поняли, что их замуровали заживо. Значит, мужчина убил свою жену, чтоб она не мучилась, умирая от холода и голода? Несчастные. Пусть покоятся с миром. Как, вы говорите, их звали?

– Я не называл его имени. Но если вам интересно – его звали Саша. Саша Гаврилов.

Ему показалось, или она вздрогнула? Но на высоком чистом лбу примы выступили бисеринки пота.

– Вижу, имя вам знакомо.

– Нет, – отозвалась Анна. – Совершенно незнакомо.

– Допустим. Но как вы объясните тот факт, что когда мы, полиция, прибыли в дом, там не оказалось ни трупа Рыкова, ни трупа Кортеса?

– То есть как? – собственный голос показался Анне потусторонним звуком. – Это шутка?

– Отличный предмет для шуток – трупы ваших друзей, вы не находите?

– Мигеля не нашли? – прошептала Анна, побелев так, что слилась с белым хлопковым джемпером, в который была одета. Она судорожно сглотнула, чашка с чаем в ее руке затряслась и – полетела на ковер. Виктор наблюдал за ней, стараясь сохранять максимально равнодушный вид.

– То есть, то, что мы не нашли там тела Рыкова, вас меньше удивляет? – поинтересовался он.

– Не ловите меня за язык! – нервно воскликнула она. – Рыков был исчадием ада, и если черти унесли его проклятый труп, туда ему и дорога! Но Мигель, несмотря ни на что, был дорогим мне человеком, и то, что его тело исчезло – для меня шок!

– Куда же оно исчезло?

– Откуда мне знать?! Когда мы уносили… уводили Сержа, оба тела оставались в подвале. Что происходило там потом – мне неведомо.

– Вам что-нибудь говорит фамилия – Иосаян?

– Нет, – она его словно не слышала.

– Иосаян Сергей Гургенович? – уточнил Виктор, но Анна лишь качала головой.

– Ну что ж, – Виктор поднялся. – Тогда позвольте откланяться. Признаюсь, я рассчитывал на большую откровенность с вашей стороны. До свиданья, Анна Николаевна.

Она закрыла за ним дверь, коротко попрощавшись и не дождавшись, пока Виктор зайдет в лифт. А зря. Майор прильнул ухом к красивой двери из цельного дуба. Слышно было плохо, но он смог разобрать ее голос, полный паники:

– Серж, он что-то знает… Мы пропали…

…Он успокоил ее, как мог. Но, едва Сергей услышал охваченный паникой голос Анны, тревога волной поднялась в груди. И поэтому, когда на пороге brasserie появился Глинский, Булгакову понадобилось все самообладание. Он успел перехватить цепкий взгляд Виктора – да, скорее всего, Анна не ошиблась, и его приятель действительно подозревает, что от него скрыли правду.

– Есть хочешь? – Сергей пытался придать голосу предельно невозмутимый тон.

– Да, поедим, – Виктор опустился за стол. – И выпьем чего-нибудь. Срочно.

– Что, так приперло?

– Та еще дамочка, твоя прима. Закажи грамм по сто коньяка, – попросил майор, так как появился официант. На лице le serveur^[79], когда Булгаков сделал заказ, нарисовался картинный ужас – кто пьет коньяк как аперитив – только русские! Сергей был готов одернуть наглеца, но тот успел ретироваться.

– Не похоже, что ты удовлетворен допросом Анны, – осторожно заметил Булгаков.

– Наверняка она тебе уже все доложила.

Булгаков не стал отрицать, только сделал неопределенный жест: – А ты чего ожидал?

– Того и ожидал. Но, на всяк случай, подслушал под дверью.

– Честно. Вполне в духе комиссара Мегре.

– Старикан был не дурак, – заметил Глинский не без горечи. – Все же мне казалось, я заслужил другого отношения. Учитывая, что для того, чтобы вас прикрыть два года назад, мне пришлось пойти на должностное преступление. А ваша дружная компашка, правда, изрядно поредевшая, продолжает держать меня за болвана в старом польском преферансе. Я этого не люблю. Я игрок, а не болван^[80].

Сергей в недоумении нахмурился, а затем усмехнулся:

– А ты не подсматривай в замочную скважину!^[81]

– Маленькая ложь рождает большое недоверие.^[82]

Сергею надоела эта пикировка цитатами, и он решил увести разговор от Анны – ему проще было отвечать за себя:

– У тебя и ко мне остались вопросы?

– А то! – Виктор отхлебнул коньяка из бокала, который поставил перед ним оказавшийся весьма расторопным официант. – Гамарджоба, генацвале!^[83]

Сергей салютнул ему бокалом. – Prosit!^[84]

Виктор смел луковый суп за считанные мгновения, с трудом удержавшись от того, чтобы не вымазать мякишем керамический горшочек. На смену коньяку явилось пиво – несколько жадных глотков и он с облегчением откинулся на спинку стула. – Уф! – выдохнул майор. – А вот теперь поговорим.

– Ну, инквизитор, – Сергей криво улыбнулся, – допрашивай.

Виктору стало неприятно и обидно: – Послушай, какого дьявола? Я перся в такую даль не для того, чтобы ты мне хамил. И если ты предпочитаешь именовать дружескую беседу допросом, а меня, своего друга, называешь подобным образом, может пусть так все и будет?

– Типа, сам напросился? – язвительно поинтересовался Булгаков.

– Именно, – подтвердил майор раздраженно. – Так что – либо фильтруй базар, либо я займусь вашей компанией вплотную, и тогда не обессудь…

– Кем конкретно займешься? Нас осталось-то всего трое. Твой покорный слуга и две измученные женщины, пережившие зверское насилие.

– А ты уверен?

– Уверен в чем? – почернел Сергей. – В том, что Анна и Катрин – несчастные жертвы садиста?

– Давай-ка проясним. Во-первых, такие ли уж они невинные жертвы?

– Да как у тебя язык поворачивается? – зарычал Булгаков.

– Отлично поворачивается. Бойня в Серебряном бору была инициирована Анной Королевой – сей факт она даже и не скрывает. А что касается твоей жены, то она была готова поучаствовать. Или я что-то путаю? Иначе – что она там делала?

– Пыталась предотвратить линчевание.

– И ты вместе с ней? Как-то весьма скверно у вас получилось.

– Допустим. А что во-вторых?

– А во-вторых – у меня большие сомнения, что вас осталось только трое.

– Прекрати говорить загадками, – огрызнулся Булгаков, – а то теперь я чувствую себя тем самым болваном.

– По-моему, я предельно ясно излагаю – как я могу быть уверен, что Рыков мертв? Тела его мы не нашли. Та же история и с Кортесом. И не трудись изображать удивление – я прекрасно слышал, как Королева тебе об этом доложила.

– И при чем тут мы? – Сергею показалось, что из-под него выдернули стул.

– Что значит – при чем? Вы были последними, кто видел этих двоих живыми? Да пусть даже не живыми, а мертвыми? Ага, задумался?! То, что мы не стали рыть эту мутную историю два года назад, вовсе не означает, что о ней все забыли.

– Откуда я мог знать, что вы там никого не нашли? – обозлился Булгаков. – Ты мне не потрудился сообщить.

– Не счел нужным, – сухо поправил его Виктор.

– Я думал – мы друзья.

– Так и есть. Но тайну следствия никто не отменял.

– Что это значит? Если мы все же друзья, то какого лешего ты морочишь мне голову?

– Мы нашли в подвале тело, – отчеканил Виктор. – Только это не Рыков и не Кортес.

– А кто? – Булгаков охрип мгновенно.

– Некий Иосаян Сергей Гургенович, местный житель.

– Что за хрень?! – процедил Булгаков. – Что ты несешь? Если это так, почему ты от меня скрыл?

– Как я уже сказал, работа в моем ведомстве подразумевает секретность.

– Я не знаю, кто это. Когда мы уходили – тела Кортеса и Рыкова оставались в подвале. Как быстро вы приехали после нас?

– Спустя полтора часа.

– То есть за это время трупы Рыкова и Кортеса убрали, а этого… Иосаяна – убили?

– Как-то так. А ты сам-то видел, как Рыков умер?

– Видел, – рявкнул Булгаков. – А куда делся потом его долбанный труп – не мое, пардон, дело.

– Ты прав, – невозмутимо кивнул Глинский. – Это мое дело. И поэтому – прекрати воспринимать мои вопросы в штыки. Я делаю свою работу. У меня нет доказательств его смерти, равно как и смерти Кортеса, и поэтому я не могу закрыть дело. Об их смерти я знаю лишь с твоих слов… С ваших слов. Более того, по твоей милости на меня свалился еще один труп.

– Что значит – по моей милости? – возмутился Булгаков.

– То самое и значит. Теперь по факту убийства Иосаяна возбуждено уголовное дело. Ну, и последнее. Я уверен, что с вами в подвале был кто-то еще. Я даже знаю имя этого человека. Но почему-то Анна Королева с тупым упрямством продолжает утверждать, что вас было четверо, или пятеро, с учетом Рыкова. Из подвала вышли, по вашим словам, трое, а в подвале осталось два трупа.

– Именно так.

– Да нет, генацвале, не так. В подвале остались следы крови еще одного человека, и совсем недавно нам удалось установить его имя.

– Его могли ранить там раньше.

«Не подвал в коттедже получается, а какой-то застенок гестапо», – мелькнуло в голове Булгакова. Виктор, конечно, не преминул раздавить его жалкий аргумент:

– След был совсем свежий, когда эксперты взяли соскоб со стены. Кровь не успела до конца свернуться. Поэтому я еще раз тебя спрашиваю – кто с вами был? И что с ним случилось? Он был мертв, когда вы выходили, или он ушел вместе с вами? Думаю, он был жив – ранили его несерьезно. На стене нашли только кровь и несколько волосков. Если б ему размозжили голову, то крови было бы больше и присутствовало бы мозговое вещество. И он не просто с вами ушел, а помогал Анне и Катрин тебя, бугая, тащить. Я прав?

Сергей молчал. Умозаключения Виктора были так логичны и так очевидны. По-прежнему настаивать на своем глупо и… опасно. Опасно потому, что, потеряв дружбу майора, можно влипнуть в гораздо более неприятное положение, чем то, в котором он, Катрин и Анна оказались.

– Ну? – Виктор выжидающе смотрел на Булгакова.

– Баранки гну, – буркнул Сергей. – Да, с нами был еще один человек.

– Имя?

– Откуда мне знать? – но, видя, что Виктор недоверчиво поморщился, Сергей добавил:

– Анна называла его Александр.

На самом деле, Анна называла парнишку «рыцарь», но, если сказать об этом Виктору, тот все равно не поверит. Только разозлится еще больше. Итак, никакого средневековья и никакой мистики. Александр. И точка.

– Что за Александр?

– Кажется, он помогал Кортесу ловить Рыкова.

«Как удобно теперь все сваливать на пропавшего Кортеса», – мелькнула циничная мысль. Причем одновременно у обоих – так как они переглянулись, после чего Глинский усмехнулся, а Сергей сжал зубы – да с такой силой, что ему показалось, что Виктор должен непременно услышать скрип.

– И что теперь? – мрачно спросил Булгаков.

– У меня плохие новости, – ответил Глинский. – Этого человека и его жену зверски убили спустя два месяца после мочилова в Серебряном бору. И у меня большие подозрения, что эти два события каким-то образом связаны между собой.

Последние числа июня 2014 года, Париж

Прошло два месяца с того дня, как майор Глинский посетил Анну на улице Жирардон. В тот день прима сразу же позвонила Жики, отправившейся по делам в Буэнос-Айрес, и выплеснула на ту малодушный страх, накрывший ее после этого визита. Старая дама ахнула: «Так вот почему я не могла связаться с ними столько времени! Дознаватели, которых я посылала в Москву, решили, что те сбежали. Как я могла такое подумать!»

Жики искренне любила и уважала молодую пару, и их исчезновение не давало ей покоя. И теперь, узнав об их страшной кончине, ей казалось, что воздух вокруг сгустился до состояния киселя, и дышать им было решительно невозможно. На старую тангеру напал приступ кашля, какого у нее не было более чем за шестьдесят лет заядлого курения. Как хотелось ей успокоить Анну! Но предчувствия, охватившие старую даму, были столь скверными, что, откашлявшись, она только сдавленно посоветовала молодой женщине никому об этом не рассказывать и пообещала вернуться в Париж при первой же возможности.

Но встреча с Глинским лишь на короткое время заставила Анну забыть о зловещем голосе в трубке, испугавшем ее до полусмерти, отодвинув на второй план даже появление Лизы с дочерью. «Querida, зачем ты меня убила?..» Анна узнала голос Мигеля, человека, который любил ее, и которого, как ей одно время казалось, любила и она… Во всяком случае, что-то она к нему чувствовала. И, несмотря на это, убила. Как это случилось – она помнила смутно.

Когда обморочный тошнотворный туман стал рассеиваться, предметы и люди вокруг начали обретать очертания. В нескольких шагах от нее мертвенно-бледный Булгаков полулежал, прислонившись к стене, а еще чуть поодаль корчился на полу Рыков, зажимая на животе кровавую рану. Она увидела дергающиеся в агонии ноги подруги. Анна даже не поняла, что происходит – Кортес навалился на Катрин всей тяжестью.

– Мигель! – позвала Анна слабым голосом. «Вот так!» – услышала она его торжествующие интонации. До замутненного сознания Анны начал понемногу доходить смысл происходящего. На расстоянии вытянутой руки она увидела пистолет. До недавнего времени она совсем не умела обращаться с оружием. Но Мигель, в нетерпеливом предвкушении расправы, научил ее – надо снять с предохранителя – как-то так… Может, просто ударить его по затылку – нет, она слишком слаба, это не поможет. И она подняла пистолет и, не целясь, выстрелила… Она убила его… точно убила…. Но никто не знал, что это сделала она – Рыков взял его смерть на себя. Но тогда кто же ей звонил? И кто говорил с ней голосом Мигеля? Это был его голос – вне сомнений. А потом еще и более чем странная находка в комоде. Анна ясно помнила, как Мигель появился на улице Жирардон после смерти Антона – он все время крутил на безымянном пальце то самое кольцо, будто хотел привлечь ее, Анны, внимание к фамильной драгоценности. И привлек же…

Вероятно, Анна совсем бы расклеилась, но положение спас звонок Франсуа. Он поинтересовался, не может ли Анна выкроить пару дней и прилететь в Мадрид. «Я пришлю за вами самолет». Голос его звучал чуть смущенно. «И встречу вас в аэропорту Торрехон де Ардос». «Это лишнее, – испугалась Анна его напора. – Я вполне способна взять себе билет бизнес-класса». «Если вы такая упрямая, будь по-вашему, летите сами. Но билет оплачу я», – твердо заявил Альба. Они попрепирались еще немного, после чего Анна сдалась. И улетела в Мадрид первым же рейсом.

И вот она наслаждается рубиновой риохой в ресторане на Пуэрта-дель-Соль.^[85] Позади целый день прогулки по Мадриду – поразительно, сколько раз она бывала в этом городе, но ничего, кроме сцены и гримерки Teatro Real^[86] не видела. Ах да – еще Королевский дворец из окна той же гримерки и аэропорт. Франсуа заявил, что осматривать Мадрид из окна автомобиля – кощунство, и к крыльцу Palacio de Liria^[87] подали изящное ландо^[88], запряженное парой белых лошадей со снежными гривами и хвостами. На козлах сидел кучер, а на запятках ландо стояли два лакея – все трое в ливреях голубого цвета с серебряным позументом.^[89] На лаковой дверце красовался уже хорошо знакомый Анне герб с герцогской короной.