– Дини?
Комок слабо шевельнулся, но не отозвался. Ну и что делать с перепуганным ребенком? Олли напомнил себе, что он вот-вот должен стать отцом. И нужно быть терпеливым и ласковым. Или какими бывают отцы?
Он не стал тратить время на уговоры, просто сгреб ребенка в охапку. Мальчик слабо пискнул и доверчиво уткнулся ему в плечо. Олли только слегка придержал его затылок ладонью, чтобы тот не вздумал смотреть по сторонам. Мимолетно удивился, какие нежные у ребенка волосы, почти цыплячий пух, и какая маленькая голова. Ладонь накрывала ее почти полностью.
– Оливер? – позвал сверху длинноволосый, и в его голосе не было уверенности. – Олли?
– Иду.
Детей отдали женщине, над которыми она тут же заворковала, как голубица.
Дверь в дом подперли поленом.
– Сжечь? – предложил Олли.
– Нет, пусть этим Охотники занимаются.
Рин досадливо вздохнул.
– Охотников вызывать придется. Вараков была пара, значит где-то рядом гнездо. По весне там, скорее всего, щенки.
– Парень, – обратился он к крестьянину, – нам нужна какая-нибудь церковь или монастырь. Что есть поблизости?
– Вам к отцу Адриану, видать. Он ближе всего.
– Хорошо, давай к нему. Показывай дорогу.
Дорога была ровной и пыльной. Одно колесо у телеги скрипело.
– Нужно было запустить Охотников в спорный лес, – неожиданно сказал Рин, – но теперь уже поздно.
– Что поздно? – без особого интереса спросил Олли.
– Уже не важно.
***
Вечер разливался холодной белизной тусклых звезд.
Лавиньель встретил их шумом и суетой. Причем в герцогском замке шума и суеты было еще больше.
– Его светлость герцог Лавиньельский искал вас, – подскочил к длинноволосому паж в короткой изумрудной курточке. – Его светлость герцог Айджелин прибыл два часа назад.
– Все-таки опоздал! – досадливо произнес Рин.
– Мне нужен граф Этлин, – сказал Олли.
– Раз герцог уже здесь, значит и Этлин при нем. Зачем он тебе?
– Передать письмо.
– Завтра утром передашь. Сейчас всем не до этого.
Олли хотел обозлиться, но потом вспомнил, как Рин вытаскивал девочку из подвала и прикрывал ей глаза от кровавого кошмара.
– У меня письмо к графу Этлин от графа де Шенто.
Рин тут же перестал выглядеть уставшим.
– Идем со мной, – приказал он.
– Но, ваше сиятельство, его светлость… – начал паж.
– Александр, проваливай. Я приду, как только смогу.
Рин посмотрел вслед мальчику.
– Терпеть не могу этот цвет.
– Красивый цвет. Глубокий, – пожал плечами Олли, – как павлинье перо.
Он ожидал, что длинноволосый фыркнет и скажет что-то вроде: «Откуда тебе, голытьбе, знать, какие перья у павлина?». Но Рин только передернул плечами.
– Я эту куртку семь лет носил. Пошли.
И повел Олли в одну из башен.
Комната, в которую они пришли, была самой обычной. Никакой роскоши, если ее вообще можно было ожидать. Но здешний хозяин питал явное пристрастие к мехам. В принципе то, что валялось на полу у кровати, Олли мог себе позволить. Если наловить в лесу пару десятков зайцев. Какое, наверное, наслаждение – наступать босыми ступнями на нежный мех.
А вон то, серебристое, что лежало на постели, непонятно даже кому принадлежало при жизни.
– Давай, – приказал Рин. Вся его добросердечность, если когда и была, исчезла без остатка.
Олли достал письмо. Слегка помятое, ну да без разницы.
Пальцы графа скользнули по печати.
– Похоже, – усмехнулся он.
И тут же сломал ее.
– Эй! – возмутился Олли. – Какого хрена?
– Успокойся. Раз это послание от меня, вполне смогу запечатать его второй раз.
Рин просмотрел его два раза, потом хмыкнул.
– Читал это?
– Нет, мне дали его запечатанным.
– Кто дал?
– Барон д’Экраф.
– С ним придется еще поговорить.
– Что там в письме?
– Читай.
Олли взял листок. Помимо всего прочего, глаза уцепились за одну фразу: «Примите мой скромный подарок. Он немного строптив, но вы сумеете усмирить его».
– Подарок? – переспросил он.
– Именно.
– Мне, кроме письма, больше ничего не давали.
Олли несколько мгновений молчал, осознавая происходящее.
– Это я подарок? – уточнил он.
– Прошка! – крикнул граф. – Принеси нам вина или что-нибудь.
Слуга, видимо, ждал за дверью и сразу же вошел – настолько широкоплечий, что сильно сутулился, пытаясь хоть как-то приблизиться к нормальным размерам. Он принес несколько темных бутылок и два кубка из толстого стекла.
Рин налил вино в свой кубок и с удовольствием сделал несколько глотков.
– Про Этлина ходят слухи, что он неравнодушен к мужчинам, – мирно заговорил он, – насколько это правда – неизвестно, но на любые намеки граф очень нервно реагирует.
– И? Что было бы?
– Мне бы пришлось сразиться с ним на мечах. В итоге либо я убил его, либо он меня. В удачном случае просто покалечили бы друг друга.
– А что со мной?
– С тобой в любом случае все было бы плохо.
Олли взял кубок. Он оказался тяжелым и в нем преломлялся свет свечи. Вначале хотелось швырнуть его об угол камина, но он вовремя передумал и просто налил вино. На самом деле он бы предпочел пожрать, но раз было только вино – сойдет и так.
– И ради чего все это? – спросил Олли, при этом решив, что при первом же удобном случае убьет барона д’Экрафа.
– Какой еще договор собрался подписывать д’Экраф?
– При чем тут он? Герцог Лавиньельский и герцог Айджелин собираются разобраться со спорными территориями.
– И твоя смерть или смерть этого Этлина на это как-то повлияют?
– Еще как. Я считаюсь воспитанником герцога Лавиньельского. А этот Этлин числится фаворитом Айджелина.
– А что за спорная территория?
– Сосновый лес.
– Всего лишь! – фыркнул Олли.
– Довольно обширный лес, богатый дичью. И, поскольку постоянно происходят конфликты, страдают деревни по обе стороны. Плюс к этому народ опасается пользоваться дорогой через этот самый лес. Недобираются налоги.
– И причем во всем этом я?
– Ты видел когда-нибудь Этлина?
– Нет, слава богу.
– Когда увидишь, все сам поймешь.
– Что теперь делать с письмом?
– Ничего. Прошка устроит тебя на ночь. Я пойду к герцогу. Утром напишу новое.
***
Ему опять снился тот сон. Будто из темноты тянется рука и становится трудно дышать. Правда, за много лет Олли привык, это уже не пугало, он не просыпался с бешено колотящимся сердцем. Но все равно многое бы отдал, чтобы больше никогда этого не видеть.
Несмотря на дурные сны, утром он выглядел гораздо лучше Рина. Тот сидел за столом и вяло пил какой-то травяной отвар.
– Ты совсем не спал? – поинтересовался Олли.
– Спал. Часа два точно. Не беспокойся, к нужному моменту я буду бодр и свеж.
– Из-за этой травы? – Олли покосился на глиняную кружку, источающую сладкий пар.
– Это обычная ромашка с медом. Хочешь?
– Лучше не надо.
– Мне сказали, граф Этлин уже проснулся. Самое время отнести письмо.
– Какое письмо? – Олли передернул плечами от отвращения. – То самое?
– Нет, конечно.
Рин перебросил ему через стол лист бумаги.
«Примите в подарок любую лошадь из конюшни Густава. Вы справитесь с любой, даже самой строптивой».
– И что, ты купишь ему лошадь? – спросил Олли.
– Куплю.
– Ты знаешь, сколько стоит хорошая лошадь?
– Знаю.
– И это ради куска леса?
– Дело не столько в этом лесе. Тут дело в принципе. Да и вообще.
Рин изобразил рукой что-то неопределенное.
– Политика?
– Да, политика.
Рин забрал письмо и запечатал.
– Тебе пора идти.
Олли забрал конверт, бросил его на пол и чувством наступил сапогом, стараясь, впрочем, не испортить печать.
Рин ничего не сказал, только сильнее сжал пальцы на чашке – так, что побелели ногти.
– Я это письмо вез неделю, – поспешил объяснить Олли, – даже больше недели. Оно не должно выглядеть, как непорочная дева на причастии.
***
Возок во дворе был запряжен четверкой гнедых холеных коней. Едва разглядев герб на дверце, Олли начал искать возможность исчезнуть. Он уже был готов спрятаться за спину Рина, но не тут-то было.
– Олли? Что ты тут делаешь?
– Я здесь присутствую.
– Странно. Я не думала, что герцог Лавиньельский принимает в своем замке всякую нищету.
Прекрасная дама в лазурных одеждах вышла из возка, опираясь на руку стражника. У нее были темно-русые волосы, голубые глаза и статное тело.
– Ты, вероятно, забыла, что все мои деньги забрал твой муженек в качестве приданного. Кстати, а ты здесь зачем?
– Я следую за своим мужем, как и полагается жене, – фыркнула дама.
– Ну и где же твой муж?
– Должен быть где-то здесь. Причем еще вчера. Он так торопился, чтобы не отстать от герцога, даже бросил нас с Абигайль посреди какой-то глуши. Эти недокормленные четвероногие скотины еле-еле переставляли ноги, и мы никак не успевали вслед за всеми. Он, конечно, оставил охрану, каких-то жалких пять человек. На какие лишения я согласилась, когда шла под венец с этим человеком!
– Я и смотрю, моя дорогая, вы перебиваетесь последними медяками.
И тут Олли увидел спутницу прекрасной дамы. Нежное, непорочное, круглолицее создание. Он тут же прикинул, какие у него шансы заполучить эту лилию себе на ночь. Шансы были неплохие, но потом выяснять отношения с сестрой, стоит ли оно того? Конечно, этот нежный бутон сожрут и, возможно, уже сегодня. Но без его участия. А жаль.
– Что ты смотришь? – возмутилась дама. – Немедленно проводи меня к моему мужу!
Рин, который стоял все это время в стороне, наконец, отмер. Шагнул вперед.
– Оливер, ты представишь меня леди?
– Ну конечно. Элейн, позволь представить тебе графа де Шенто. Ваше сиятельство, позвольте представить вам леди Элейн баронессу де Пейн. Мою сестру. Старшую, – мстительно добавил он.
Вряд ли леди Элейн что-то сказало имя, да и внешний вид длинноволосого сейчас не слишком впечатлял. Но на титул она отреагировала, улыбнулась, протянула руку.
Граф, конечно, колено приклонять не стал, но склонился к руке, едва коснувшись губами перчатки.
– Я провожу леди к ее мужу, – сказал он, – а тебе все же лучше отнести письмо.
– Я даже не знаю, куда идти, – огрызнулся Олли.
– В Южную башню. Там уже спросишь. Не затягивай.
***
Граф Этлин оказался коренастым, темноволосым и темноглазым, с кожей оливкового цвета. Олли еще раз поклялся убить барона д’Экрафа при первой же возможности. Он, светловолосый и светлокожий, представлял собой слишком соблазнительный контраст, если бы длинноволосый не переписал письмо.
Вообще не хотелось думать, что сейчас было бы, если бы длинноволосый не переписал проклятое письмо.
Зато второе послание привело Этлина в полный вострг.
– Можно, конечно, послать слугу, – просиял он, дочитав, – но вы не могли бы подождать несколько минут? Я напишу Шенто пару слов благодарности и все такое.
– Разумеется, – ответил Олли, – я подожду. Мне торопиться некуда.
– Собственно, – развеселился граф, – до вечера нам всем торопиться некуда. Зато уж вечером нас ожидает пир. И даже вроде пригласили каких-то циркачей для увеселения. С медведем. Вы любите фландорское вино? Разумеется, его сегодня подадут. И еще я надеюсь на запечённую баранину с чесноком и розмарином.
Олли никто ни на какие пиры не звал и никаким фландорским вином поить не собирался. Это было слегка обидно. Хотя, нет, не слегка.
Зато родная сестричка там точно будет.
Граф Этлин сел за стол и занес перо над бумагой. Неожиданно дверь распахнулась. Без стука. Тот, кто вошел, не считал нужным оповещать о своем прибытии.
Этлин тут же вскочил и склонился в поклоне.
– Ваша светлость,– начал он, – я не ожидал, простите…
– Ты занят? – резко спросил вошедший.
Олли на всякий случай тоже решил поклониться. И почти перед носом увидел серебряный браслет на руке вошедшего. Длинным темным зрачком на него смотрел желтый камень.
– Э-э-э… нет. Простите, – граф повернулся к Олли, – я позже пришлю человека с ответом.
– Разумеется, – Олли еще раз отвесил общий поклон и поспешил убраться из Южной башни.
***
– Твоя сестра благополучно воссоединилась со своим мужем, – сообщил Рин вернувшемуся Олли, – с Пейном мне раньше встречаться не доводилось. Но мы выпили бутылку вина и вроде как познакомились.
– Я счастлив, – буркнул Олли.
– Как тебе удалось раздобыть такого зятя?
– Когда я сватал Элейн, он из себя вообще ничего не представлял. Шестой и последний сын, без всяких надежд на наследство. Кто ж знал, что вся семья поляжет от какой-то неведомой болезни, и он унаследует титул.
– Как там Этлин?
– Он почти прыгает от радости. Собрался писать благодарственный ответ, но ему помешали. Пришлет позже.
– И кто помешал?
– Полагаю, герцог Айджелин. К кому еще можно обращаться «ваша светлость»?
– Какая разница, впрочем.
– У герцога на руке браслет с желтым камнем.
– Тигровый глаз. Предупреждает об опасности, выявляет ложь и лицемерие. Вроде бы оберегает от нечистой силы. Очень популярный камень. Есть у многих.
– Но у тебя нет.
– Есть. Лежит где-то. Почему мы говорим о камне?
– Когда д’Экраф вручал мне письмо, при этом присутствовал еще один человек.
– Кто?
– Понятия не имею. Он был хорошо замаскирован. Широкий плащ, перчатки, маска. Но у него на руке был этот самый браслет.
– Этот самый или похожий?
– Этот самый. На ободке зарубка, явно сделали кинжалом. И сам камень. Тот.
– Как интересно. Герцог, значит, на моей земле у барона.
– Но почему тогда не снял браслет?
– Забыл. Когда что-то постоянно носишь – забываешь об этом.
Рин с досадой взглянул на свои кольца. Видимо, тоже как-то раз забыл про них.
«Самое время угостить меня фландорским вином, – подумал Олли, – ну же!»
Но длинноволосый не внял мысленному приказу.
– Не уезжай пока из города, – сказал он, – ты можешь снять комнату в «Единороге», это почти у стен замка и там вполне прилично.
Значит, не только на пир не зовут, но и за стены гонят?
– Ты не можешь приказывать мне, – холодно ответил Олли, – к тому же барон д’Экраф хотел, чтобы я возвращался как можно скорее.
На самом деле ничего подобного барон не хотел. Да и вряд ли его вассал мог вернуться после вручения письма.
– И потом, – добавил Олли свой любимый аргумент, – денег осталось только на обратную дорогу. Впритык.
– Да, – неожиданно согласился Рин, – приказывать не могу. Я прошу. Что касается денег – возьми, сколько необходимо.
Он махнул рукой куда-то за спину. Там, на маленьком столике, среди свитков и отточенных перьев, стояла шкатулка из резного дуба. Олли подошел и поднял крышку. Шкатулка до краев была полна серебра.
«На половину этого можно было бы полностью перестроить дом, – подумал он, – прикупить еще земли и коров, штук пять».
На коровах он сломался. Взял одну монету, посмотрел на нее, вздохнул и взял еще одну.
– Я задержусь на пару дней, не больше, – сказал он.
Рин кивнул.
Отлично поговорили! Хотя как может разговаривать герцогский выкормыш с неизвестно кем? Ну и ладно, нужно забирать Дымку.
… У «Единорога» Олли даже не остановился. Достаточно было увидеть на вывеске посеребренного тучного коня с рогом, чтобы иметь представление о здешних ценах.
Отправился в город, искать приют подешевле.
***
Олли вообще ничего не делал, валялся на кровати в захудалой гостинице, дважды в день спускался в общий зал, чтобы поесть. И с вожделением ждал следующее утро, когда уже можно было бы покинуть город. Дома неизвестно, что его ждет, но деваться все равно больше некуда.
Кто-то прошел по лестнице, а потом саданул дверью так, что задрожали стены и потолок.
Олли приподнялся на локте. И почему он не запер дверь на засов? Впрочем, теперь уже поздно.
На пороге комнаты возник Габриэль де Пейн, муж его сестры.
– Где она? – прошипел он.
– Кто?
– Твоя сестра!
– Ну, уж явно не здесь.
– А где? Где, если не у тебя?
Впрочем, в комнатке шесть на шесть шагов прятаться было негде. Разве что под кроватью. Под кровать де Пейн заглянул.
Олли нахмурился.
– Ты в своем уме? – поинтересовался он.
– Куда делась эта шлюха? – резко спросил барон.
Олли, не раздумывая, ударил его кулаком в лицо. Габриэль отшатнулся, прижимая ладонь к разбитым губам.
– О ком идет речь? – почти мирно уточнил Олли. – Кого ты тут потерял?
– Элейн, – прошептал барон, – я ищу Элейн.
– У меня?
– А где еще? Больше нигде ее нет.
– Плохо смотришь за своей женой.
– Да за ней как ни смотри, найдет способ удрать к очередным порткам.
Олли посмотрел, как сочится кровь у зятя сквозь пальцы, и подумал, не врезать ли ему еще раз.
– Она шлюха. Гулящая девка, – грустно констатировал де Пейн.
Олли это не понравилось.
– А… мои племянники? – уточнил он. На самом деле он хотел сказать «твои дети», но не стал.
– В мальчиках я уверен, особенно в старшем. А вот дочь не моя.
– Зачем ты это терпишь?
– А куда я ее дену?
– Куда обычно надоевших жен девают? Запри в монастырь.
Был, конечно, более простой и надежный способ, но Олли не стал его озвучивать, все-таки речь шла о его сестре.
Габриэль подошел к столу, стал жадно пить местное дрянное вино прямо из кувшина.
– Я люблю ее, – усмехнулся он разбитыми губами. И направился к двери. Потом на пороге оглянулся.
– Шенто желает видеть тебя, – сообщил он и ушел.
В замок его пустили без проблем, а вот длинноволосого Рина пришлось ждать долго. Солнечный луч медленно полз по полу от одной стены к другой. Хорошо, что в маленькой комнатке была скамейка, обитая бархатом. Олли бы не отказался и от кубка вина, чтобы скрасить ожидание, но никто и не подумал об этом позаботиться.
У дверей стояла охрана и им было глубоко наплевать на ожидающего.
Олли долго думал, идти ли ему к Шенто. Вряд ли там ждало что-то хорошее, но проигнорировать приглашение было еще хуже. И еще, ему сейчас нужно искать сестру. Можно, конечно, все спихнуть на ее мужа, раз он позволял Элейн слишком много – сам во всем виноват. Но Олли был братом, хоть и младшим, и поэтому в ответе за сестру.
Он спустился из своей комнаты в общий зал трактира и спросил у хозяина что-нибудь более крепкое, чем его паршивое вино. Тот принес кружку непонятного напитка и почти робко поставил на стол деревянную тарелку со вчерашней черствой лепешкой, поджаренной на свином сале.
– У господина что-то случилось? – участливо спросил он. После визита де Пейна это был вполне законный вопрос.
Нет. Ничего.
Олли отпил сразу полкружки мутного напитка. И когда вновь обрел способность дышать, откусил лепешку. Она показалась невероятно вкусной.
Нужно искать сестру.
Нужно узнать хотя бы в городе она или нет.
Олли в городе никого не знал. И его никто не знал. Можно попробовать расспросить стражников на воротах, но те не станут отвечать – просто потому что их ежедневно достают бесчисленными вопросами. Вот если подкрепить вопрос парой монет, тогда был бы шанс. Но монет у Олли не было. И он в который раз пожалел, что не взял из графской шкатулки пару горстей серебра.
По всему выходило, что к Шенто идти придется.
Вот он и ждет теперь. День постепенно угасает, уступая место сумеркам.
Где-то совсем рядом прозвенел колокольчик, и следом за ним прозвучал женский смех. Или детский? Потом, спустя тысячелетие, грохот, будто уронили медный поднос. Стража у дверей напряглась, но тут же успокоилась. Потом кто-то протащил собачку, которая пару раз недовольно тявкнула.
Синие тени заполнили углы.
Олли уже надоело и сидеть, и стоять. Он прикидывал, не прилечь ли на эту чертову скамейку. Кто ему хоть слово скажет? Не эти же истуканы у двери.
Наконец появился Рин. Едва заметным кивком приказал следовать за собой.
Рин поджег лучину и стал зажигать свечи. Шесть великолепных белых восковых свечей.
– Вчера ко мне ворвался твой зять, – негромко заговорил длинноволосый, и в его голосе был хорошо сдерживаемый гнев, – он искал здесь свою жену. Потом он искал тебя. Я отправил его в «Единорог». Оказалось, там о тебе даже не слышали. Почему?
– Там слишком дорого, – осторожно ответил Олли.
– Тебе же давали деньги.
На самом деле Олли бы не сунулся в «Единорога» даже в том случае, ели бы забрал все серебро из шкатулки. Что они там такого особенного могли предложить? А чистую постель и приемлемую еду он получил и в той халупе, где-то на задворках города. Хотя лепешка в сале в самом деле была хороша. Особенно хороша, потому что пока это была единственная еда за весь день.
– Каким образом Пейн нашел меня? – Олли постарался увести разговор от финансового вопроса.
– Я обратился к городской страже. Частным порядком.
– А можно к ним еще раз обратиться… частным порядком?
– Зачем?
– Чтобы узнать, в городе ли Элейн де Пейн.
– Меня не интересуют ваши семейные разборки.
Олли вздохнул, посмотрел на огонь ближайшей свечи. Он был удивительно ровным.
– Исчезновение моей сестры, – начал он, – вполне может быть связано с тем письмом.
– Пейн считает иначе.
– Пейн не в курсе происходящего.
– И какая может быть взаимосвязь?
– Д’Экраф угрожал моей сестре и матери, если я откажусь доставить послание.
– Ты же его доставил.
– Не его. Совсем другое.
– А леди де Форе? Твоя мать?
– Я думаю, она в безопасности. Барон не посмеет ее тронуть.
– Потому что она монахиня?
– Потому что он ее всегда любил. Он надеялся, что она станет баронессой. Но она предпочла его рыцаря, моего отца.
– Ты полагаешь, он не возненавидел ее после этого?
– Нет. Ее – нет. Только меня.
– Отчего же? А леди Элейн?
– Сестра похожа на отца. И ее вид не оскорблял господина барона. А я слишком похож на мать.
Рин кивнул без особого интереса.
– Д’Экраф тут не при чем. Он просто не успел бы узнать. Тем более что-то предпринять.
– Но герцог здесь.
– Герцог здесь, – согласился Рин.
Появился Прошка, будто специально дожидавшийся паузы в разговоре. Принес вино, сушеные фрукты и лимонные цукаты. Не еда, конечно, но лучше, чем ничего. Наполнил кубки.
Кубки были те же, из толстого тяжелого стекла. И Олли опять достался тот, который с застывшими пузырьками воздуха.
Вино и вкусом и цветом напоминало скошенную летнюю траву, когда она полежала на жарком сухом солнце и начала утрачивать свою изумрудную девственность.
А ведь до первого покоса еще предстояло дожить.
– Что ты хочешь от меня? – спросил Рин.
– Узнать, в городе ли моя сестра. А если нет, через какие ворота ее вывезли.
– И куда повезли?
– Хорошо бы.
Это не слишком реально и слишком утомительно для длинноволосого. Олли уже ждал отказ. Пока ждал, попробовал цукаты. Они были сладко-горькие, идеально подходили к вину. Пока длинноволосый там что-то обдумывал, он поспешил еще раз наполнить свой кубок.
– Ты будешь в этом сарае со странным названием, или опять куда-то скроешься? – уточнил Рин.
– Сарай называется «Первое дело». И да, я буду там. Пока что.
– Будут новости, я пришлю за тобой. И возьми денег, черт тебя дери. Если вздумаешь кочевряжиться, прикажу затолкать монеты тебе в глотку.
Первый раз кто-то заставлял его взять деньги.
– Мне нечем отдавать. У меня нет ничего.
– Отслужишь.
***
Олли честно пытался заснуть в своей комнатушке. Временами это даже удавалось, но ненадолго.
Может, действительно все оставить Пейну, пусть сам разбирается со своей женой. Возможно, Элейн и правда отсутствует по своему желанию. Он же не знает. И не узнает, если будет и дальше отсиживаться в этой норе. Герцогу Айджелину нужно дать шанс донести до него информацию. Иначе какой смысл в похищении? Поутру нужно отправиться в замок. Рин будет в бешенстве.
А если герцог уже покинул Лавиньель и увез с собой Элейн? А если она уже мертва? Хотя, кому она нужна мертвая?
Олли закрыл глаза и изо всех сил пожелал уснуть.
А утром что-то изменилось. Зацвела черемуха и на землю опустился легкий звенящий холод. Грязь на улицах слегка примерзла. Но под тонкой коркой льда таились все те же городские нечистоты. Олли успел в этом убедиться, пробираясь по узким улочкам к герцогскому замку.
Но вначале он хотел выйти на главную площадь и купить медовую булочку с корицей. После жареных яиц с луком, которые он съел на завтрак, отчего-то хотелось сладкого.
И еще он думал, может не нужно искать неприятности и просто вернуться в свою комнату, и там подождать известий от Рина. Комната, хоть и в самой захудалой забегаловке, располагалась над кухней, и там было тепло вопреки всем черемухам.
И тут его окликнули. Кто-то бежал, совершенно не таясь, громко топая и пыхтя. Олли удивленно оглянулся. И тут же получил кулаком в лицо. Получилось безумно больно. Перед глазами тут же замелькали черные снежинки, а в ушах зазвенели колокольчики. Все же он успел перехватить чью-то руку, вывернуть ее, и даже, кажется, попал кому-то ребром ладони по горлу.
Его быстро сбили с ног и принялись пинать, но не со злобой, а так, по обязанности. Метили, в основном, в ребра. Но один удар пришелся по виску. Вскользь, по счастью. Но этого вполне хватило, чтобы отправить Олли в полную и вязкую темноту.
***
– Он хоть живой?
– Да конечно живой, господин. Смотрите, дышит!
– Тогда водой его окати.
– Может, не надо водой? Холодно же, окочурится еще.
– Да какая разница!
Олли не стал дожидаться, когда напавшие на него что-то предпримут, и открыл глаза. Ничего особенного он не увидел. Полутемное помещение и пара черных силуэтов. Единственный факел коптил и плевался искрами. Олли несколько раз моргнул, но зрение от этого не прояснилось.
– Эй, ты! – один из силуэтов толкнул его носком сапога. Несильно, просто чтобы обозначить свой интерес к пленнику. – Ты слышишь меня?
Поскольку пленник лежал на полу, кивать было бы просто глупо. Ответить тоже не получилось. Казалось, все лицо стянуло засохшей коркой крови. Но спрашивающего не очень интересовал ответ.
– Тебе что было приказано?
На самом деле приказаний не было, но понятно, о чем идет речь.
– Передать письмо, – едва шевеля губами, ответил Олли.
– А ты что сделал?
– Передал.
– Что? Что ты передал, тварь распоследняя?! – злобно зашипел силуэт, наклонившись над ним. Хищно блеснул зрачок желтого камня.
Олли молча рассмеялся.
– Письмо, – ответил он.
– Гадина белобрысая!
Спрашивающий пнул его, на этот раз изо всех сил. Попал по бедру, хотя метил в другое место. Все равно больно. Очень. Олли на всякий случай подтянул колени к животу, опасаясь следующего удара. Который последовал незамедлительно.
– Ваша св… господин! Вас ждут, наверное, пора уже идти, – кто-то отвлек герцога и очень вовремя.
– Да, – неожиданно согласился обладатель желтого камня, – действительно, пора идти. И так полдня потеряли.
– А с этим что делать?
– Да ничего, брось его здесь.
– А может его того… этого?
– Пусть пока поживет. Посмотрит, как за его глупость платят другие. Ты слышишь меня, белесый?
– Слышу.
Герцог что-то бросил ему, легкое, почти невесомое. Потом еще пару раз пнул, от души и со знанием дела. И они ушли.
Оставшись один, Олли с удовольствием провалился в темноту.
***
На него смотрели зеленые глаза с вертикальными зрачками. Олли крепко зажмурился, потом опять посмотрел. Глаза никуда не делись.
Судя по всему, он находился в подвале, валялся на земляном полу. Крошечное окошко пропускало тусклый свет, день стремительно катился к закату.
Зеленые глаза принадлежали кошке. Самой обычной серой кошке. Она сидела перед ним, аккуратно укрыв лапки хвостом, рядом валялась свежепойманная крыса.
Олли осторожно протянул руку и погладил полосатую спинку. Кошка довольно мурлыкнула. На самом деле он хорошо относился к кошкам, считая, что они пользы приносят больше, чем некоторые люди.
Сейчас бы выбраться из этого подвала, вернуться в «Первое дело», выпить горячего вина и съесть жаркого с перцем. Перца побольше, чтобы обжигать губы и горло. А потом спать. Долго, день или два. И чтобы ни одна сволочь не тревожила.
Так, нужно найти дверь. Она нашлась сразу, но оказалась безнадежно заперта. Олли хотел выбить ее плечом, но плечи тут же запротестовали, отозвавшись гудящей болью. Он сполз на пол, в сумерках оглядывая помещение. Может, что-то найдется, что можно использовать в качестве тарана? Но не было ничего. Пол, стены, окно для кошки. Все.
А если попробовать кричать?
Вряд ли это что-то даст, кроме сорванного голоса.
И еще, что там швырнул герцог на прощание?
Олли долго шарил по полу, наконец нашел женский платок с завернутой в него прядью волос. Невольно усмехнулся, представив, в каком бешенстве была Элейн, когда у нее попытались отрезать локон.
Кошка посмотрела на него с презрением, подхватила свою добычу, подпрыгнула и исчезла в сумерках. Растворилась. Растаяла.
– Господи Боже, – прошептал Олли и потер глаза. Потом решил, что так не бывает. Заставил себя подняться с пола и пошел посмотреть.
Стена. Самая обычная.
А сверху, из пролома, на него смотрели зеленые глаза.
Потолок низкий. Вполне можно ухватиться за край пролома и подтянуться.
Все тело вознегодовало. Плечи сопротивлялись из последних сил.
Все же ему удалось затащить тело. Хорошо, что это никто не видел, кроме Зеленоглазки. А ее что стесняться?
Олли повалился на пол, на котором ничего не было, кроме пыли и мышиного дерьма. Он оказался на первом этаже дома. И дом этот, судя по всему, был давно заброшен.
Дверь заперта, забита досками снаружи. Ну разумеется. Зато ставни на окнах запирались изнутри. Открыть их не составило труда, если сравнить с заколоченной дверью.
Олли и кошка выбрались на улицу. Город утопал в холодных сумерках. Солнце уже закатилось, и на крыши домов вот-вот рухнет ночь.
Кошка начала умываться серой лапкой, внимательно поглядывая на человека.
– Ах, да! – Олли нашел бочку с дождевой водой и стал оттирать кровь из разбитого носа. Вода приятно холодила ладони.
Зеленоглазка фыркнула, подхватила мертвую крысу и исчезла в узком проходе между домами.
***
Хозяин «Первого дела» смотрел, как высокий светловолосый постоялец идет через зал деревянной походкой.
Ну что же, обычное дело. Он такое видел, и не раз. Ну шастал господин где не нужно, ну напали на него ребятки, ну кошелек отобрали. В данном случае это не страшно, поскоьку этот дылда заплатил за несколько дней вперед. И потом, наверняка у него не последнее забрали. Наверняка еще есть. Один конь его стоит столько, что страшно представить.
– Эх, господин! – почти искренне воскликнул трактирщик. – На улице холод какой, не дай святые угодники, еще и снег пойдет! Вы, должно быть, продрогли. Весна-то в этом году какая! Можно сказать, и не весна вовсе.
Светловолосый остановился, медленно повернулся.
– Кажется, уже теплеет, – нехотя ответил он.
– Да и все равно! Садитесь к огню, согрейтесь. А я сейчас.
Возле камина уже сидели завсегдатаи, пили пиво и шумно играли в кости. Хозяин трактира их быстро прогнал, переселив куда-то в угол, и на их место усадил Олли. И почти сразу же поставил перед ним то огненное пойло, которым его потчевали вчера, и гуляш с таким количеством перца, что жарко стало и без камина.
Олли хотел отказаться. Его единственным желанием было добраться до кровати, лечь, и больше не шевелиться.
Еще он хотел горячую ванну, но за этим нужно было идти в «Единорога». В «Первом деле» это не светило.
С другой стороны, чем плоха еда, густая и пряная? Быстро все съесть и подняться в комнату. Но быстро не удалось. Все было так горячо и остро, что даже слезы на глазах выступали, и щипало губы.