Глава 15
Боль может не только пульсировать, ныть и пронзать. Самая страшная – разъедает тебя до основания. Перезапускает устройство, возвращая заводские настройки. Стирает все установки по жизни, обесценивая маячащие на горизонте цели. Вгоняет в хандру. Дарит талант отравленным глазам видеть во всём только плохое. Ненавидеть весь мир за его несовершенство. Уничтожать себя, день за днём нищая духовно и эмоционально. И вот ты не лучше попрошайки, сидящего у входа в метро. Только он, улыбаясь солнцу, просит денег на выпивку, а ты выпрашиваешь у близких людей частичку эмоций.
Немного внимания, короткий звонок друга, поздравление с днем рождения, мимолетный комплимент мужа, заметившего новую прическу, улыбку ребенка, лайк в соцсетях. Выпрашиваешь, чтобы не сдохнуть от разрывающей боли, кричащего одиночества, которое не заполнить балансом на банковской карте. Которое выбивается из души лишь прикосновением теплой руки, горячи поцелуем, разгоняющим кровь по застывшим венам. Любимой руки, не способной приносить зло, ласкающей и нежной, не гладящей против шерсти.
Только однажды ты понимаешь, что тебе уже не помочь, потому что некому кинуть спасательный круг. Ты сам отрезал все пути к отступлению. Поставил всё на зеро, а выпала семерка на черном… Мы все совершаем ошибки, оправдывая мельчайшие шаги на пути к ним высшей целью, маячащей за горизонтом. Падаем и наступаем на похожие грабли, не решая изменить траекторию.
Я сижу на балконе, перебирая в руках магнитный ключ, понимая, что точка невозврата только что пройдена, дальше стоит или остановиться, или смело рвануть вперёд.
Накрапывает дождь, заглушая слезы, смывает растекшуюся тушь, размазанную по бледному лицу. Покрытую блеском помады щеку. Смывает кровь, запекшуюся на шее. Освежает мысли, тело, эмоции. Отрезвляет холодом, принося успокоение зудящим губам. Зависший в тишине вопрос, прозвучавший буквально с порога:
– Как ты могла?
Хлесткий удар, заставивший упасть на плиточный пол, припечататься головой, не удержавшись на высоких шпильках. Боль, пронзающая затылок, крик, взрывающий мозг бомбой с часовым механизмом. Тик—так… Единственное доносимое сквозь тысячи звенящих иголок, вонзаемых без анестезии в подкорку. Бесконтрольный страх, что этой пытке не суждено быстро закончиться. Бутылка, пролетевшая куда-то в стену, разрывается фейерверком на сотни осколков и расплескавшихся брызг. Пытаюсь закрыть глаза и отрешиться, чувствуя стекающую с губ теплую кровь. Привкус металла, вызывающий тошноту, заставляющий стонать и биться в истерике в глубине души. Стиснув зубы, снимаю туфли, отползаю от рассыпавшегося блестящей мозаикой стекла, ловя беззвучные слезы пораненными губами. Выжигая солью отметины, отдающие в глубину тела. Затылок сковывает тисками, вгоняя вглубь горячие гвозди. Объемные кудри слегка смягчили падение, не дали впечатать заколку под кожу, чудом сохранив злополучный ключ. Оглушенная музыкой с улицы и металлическим голосом, срывающимся на крик. Нависшим коршуном над добычей мужем. Складываюсь клубочком возле дивана, моля лишь побыстрее это всё прекратить. Любым способом! Только, пожалуйста, прямо сейчас… Садится рядом, заставляя перевернуться, отрезая пути к отступлению, на которые физически и сил-то нет. Убивает взглядом всё хорошее, когда—либо связанное с ним. Вызывает страх, ощущаемый кончиками пальцев, волосками на коже, сдавливающий связки от невозможности закричать. Разрывает платье по глубокому разрезу, оголяя проявляющиеся на люминесцентном свету синяки. Рывком переместившись сверху, пачкает черно—красными разводами кристально белую рубашку. Зафиксировав руки на шее, затрагивает затылок, тем самым пронзая новой волной накрывающей боли. Готовый переломить хребет одним движением, растоптать неугодную игрушку. Глотаю слезы, сжимая челюсти до белых кругов перед глазами. Вдавливаюсь в плиточный пол, ища защиты. Приотпуская мышку, снимает обрывки полотна, распаковывая до конца не приглянувшийся подарок. Щелкает пряжкой ремня, поднимая дрожащие руки вверх, фиксируя их петлей и царапая спину, подтягивает к ножке дивана, закрепляя конечным узлом. Птичка в клетке. Отворачиваюсь, пытаясь избежать этого взгляда. Не прошу, не умоляю, лишь вздрагивая от кричащей истерики в глубине, сорвав дыхание на обрывки всхлипов, но не способная произнести и звука. Страшно. Чудовищно страшно. За то, что это может длиться часами, болью пульсируя в висках. Отлетающие в стороны пуговицы, лязг молнии брюк. Боль вдавливает в мельчайшие шероховатости плитки, расстилаясь по телу, снимая слой за слоем оголенную кожу. Показывая истинное лицо. Пальцами сжимает подбородок. Приподнимая саднящие губы, впивается болезненным, жестким поцелуем, пронзая криком в самое сердце, отдаваясь водопадом слез по испачканным щекам.Резко входит, провоцируя очередной тихий, сдавленный, жалостный всхлип, вдоволь разгоняя ритм, обжигая огнем не готовую плоть.
Отрешаюсь от действительности, пытаясь сосчитать до десяти. Сквозь разбег тысячи импульсов, заставляющих включить инстинкты, противостоять, попытаться… Закрываю глаза, считаю до десяти… Чувствуя пульсацию, отдающуюся в затылке с каждым новым толчком. Боль, застилавшую глаза темнотой. Держащую на тонкой ниточке связь с сознанием… пять… шесть…
семь… Теряю себя, уступая сильнейшему чувству. Проваливаюсь в небытие, в последний миг, кажется, улыбнувшись закончившейся пытке. Я думаю, он даже не понял, что произошло, решив, что я лишь до конца смирилась с действительностью. Застилающий глаза алкоголь включил режим автопилота, вот только курс задался как-то неверно. Отвязав мои руки и похлопав по щекам, повалился на рядом стоящий диван, на котором так и спит, сладко посапывая, в окружении битого стекла на полу, разорванных тканей, пролитых слез, смешанных с запахом испаряющегося алкоголя и капель крови. Я поднялась, накинув испачканную рубашку, без пуговиц, запахнув её, словно кимоно, и на не держащих ногах пошла на балкон. Распускаю волосы и любуюсь сакрально сохранившейся, сверкающей картой. Цела и невредима… в отличие от хозяйки. И вот начался дождь, нарастающий, переходящий в тропический ливень, который может длиться лишь пару минут или весь день, затапливая улицы, машины, очищая всё на своем пути. Смывая пыль и грязь.
Даря после себя посвежевшую листву, яркие цветы и солнечную радугу, приносящую новые надежды. Направляюсь в душ, по пути пряча карту. Иду смыть с себя, словно ливень, всю налипшую грязь. Успокоить раны, привести себя в какой-то порядок. И отправиться на восемь этажей ниже, получить то, за что заранее расплатилась этой ночью, так ещё и не распознав, стоит ли оно настолько высокой цены или нет.
Стою под тропическим душем. Толстыми струями воды смывая мысли, сошедшие селью с вершины горы. Потоком грязи, вырывающим с корнем всё на своём пути. Расщепляющим преграды, уносящим вниз скопившийся мусор. Очищающим от лишних эмоций. Оставляющим напоминание о себе лишь на решетке канализационного стока. Как же несовершенно устроен человеческий разум! Почему в таком сложнейшем устройстве разработчиком не прописана хотя бы кнопка паузы? Захотел – выключил гнетущие мысли. Перемотал вперед или удалил исконный файл с жесткого диска подсознания.
Так нет же… Зато повтор создан великолепно! Картинки, мелькающие перед глазами, словно в замедленной съемке, кадр за кадром. Совмещая в единую структуру ощущения, запахи, звуки. И главное в нём то, что повтор может воспроизводиться сам по себе, вне желания хранителя. Одна неловкая фраза, аккорд знакомой песни, навевающей воспоминания, и вот ты уже окружен водоворотом графических картинок, сменяющих друг друга, разрывающих душу на части.
Сидишь, скрестив лапки, напевая мотив о трагически закончившейся любви. И не важно, что песня дерьмо. Ведь чем-то она зацепила! Воспроизвела в памяти фрагменты, которые не вернуть, боль, которую хочется вычеркнуть навсегда. Вытираюсь белым мягким махровым полотенцем, критически осматривая себя в зеркало. Отметины на бедрах приобрели фиолетовый оттенок. На фоне отливающей бронзой кожи, выглядят вызывающе броско. Несколько глубоких царапин на спине, окутанных паутинкой из более мелких. Кроваво—красный изящный узор, трепетно сотканный филигранным мастером. Шевелю плечами, морщась, испытывая приступ надвигающейся паники от простреливающей под ребрами боли. Аккуратно нащупываю на затылке приличную шишку, от единого касания к которой темнеет в глазах, пронзает в самую глубь, подгибая колени и сжимая со скрежетом челюсть. Рассматриваю бледные, припухшие, синеватые губы с бордовыми ссадинами, ярко выделяющимися на бледном лице. Слегка посветлевшие браслеты, окольцовывающие запястья рук.
Бережно кутаясь в полотенце, прячу ключ в промежуток между стеной и унитазом. Стараясь не шуметь, приоткрываю дверь и вхожу в студию. С порога ловлю на себе тяжелый взгляд мужа, стоящего напротив, возле раковины, всего в пяти метрах от меня. Останавливаюсь, как вкопанная, не зная, что лучше предпринять в данный момент: идти вперед или вновь спрятаться за спасительной дверью. Капельки воды медленно стекают по скулам с его мокрых темных волос. Губы напряжены, вытянуты в тонкую линию. Глаза, словно выжженные насквозь, не выдают ни единой эмоции. Отрешенный взгляд, будто находится вовсе не здесь. Смотрящий в пустоту, будто не замечает окружающий хаос: осколки стекла на полу, бриллиантами переливающиеся на солнце, грязное пятно на светлой стене, расплескавшееся брызгами на серой мебели, чёрный атлас, приткнутый комком возле дивана. Инстинктивно передергивает от созерцания общей картины. Утыкаюсь взглядом в мужа, не понимая, что же приносит более жуткие ассоциации. Стоит словно истукан, сжав руки в кулаки, облокотившись о столешницу по обеим сторонам мраморной раковины, напрягая мышцы оголенного тела. В другой ситуации могла бы залюбоваться, а сейчас эта пропитанная жесткостью поза напоминает зверя, преследующего свою добычу. Делает шаг. Дергаюсь назад, отступая.
Замираю не в силах решить, что разозлит его больше – мой трусливый побег или напускное бесстрашие. Пытаюсь усмирить дрожь, возникающую из самых недр, пропитывающую каждую артерию, доносящуюся до кончиков пальцев.
Подходит, слегка касается рукой подбородка. Осматривает губы, приподнимая голову вверх. Морщусь, всхлипывая от пронзающей затылок боли.
Презрительно фыркает.
– Извиняться, думаю, глупо.
Убирает руку и открывая холодильник. Достает маленькую зеленую баночку с натуральной мазью, купленную по случаю сбитых ребенком коленей. Жестом показывает в сторону нашей спальни, слегка подталкивая вперед. Иду, пытаясь не поранить о стекла голые ступни. Шаг за шагом всё сильнее испытываю разрастающийся страх, сковывающий движения и мысли. Заставляющий прятать за края полотенца трясущиеся руки. Присаживаюсь на край белоснежной простыни, неловко смотря на мужа из-под опущенных ресниц. Сжимаю кулаки, крепко свожу колени. Закрытая морально, ожидаю очередного удара физически.
Усмехается, глядя куда-то поверх меня.
– Ложись и перестань дрожать. Я не собираюсь пачкать чистые простыни.
– Успокоил… – нервно хихикает разум.
Выполняю команду, не дожидаясь её повтора. Скидываю на пол полотенце и утыкаюсь носом в подушку, пытаясь усмирить сбитое короткими рывками дыхание. Не вертеть головой, купируя приступы боли. Чувствую прикосновение холодных пальцев к спине… Вздрагиваю, покрываюсь мурашками.
Слышу почти спокойное, обязанное усмирить, но действующее в точности наоборот тихое:
– Тшшш. Не дергайся.
Смазывает царапины, наполняя комнату успокаивающим травяным запахом питательной мази. Каждое прикосновение предательски отдается эхом по телу. Показывая мужу, что они для меня совсем не безразличны. Нежные ли? Мягкие ли? Любящие ли?
– Заботливые… – вторит вздыхающий разум.
Усмехаюсь про себя, чувствуя полнейший диссонанс и явное раздвоение личности.
– О какой заботе может идти речь после вчерашних сцен? Перестарался с воспитанием?
– Скажешь, не напросилась? – ёрничает в сторонке. – Расслабься, пока не попрекает, и отдохни, день только начался. Странные ощущение… Не возбуждающие, но приятные. Застывшие, словно на острие ножа. Тонко проходящие между болезненными и ласкающими израненную кожу. Медленно и аккуратно, не пропуская ни единого сантиметра, касаясь буквально подушечками пальцев, пропитывает спину. Замираю, почти не дыша. Слушаю расстилающуюся между нами тишину. Одновременно разделяющую и объединяющую воедино. Аккуратно повернув голову на бок, закрываю глаза, падая в лапы Морфея. Лишь на мгновение чувствую легкие прикосновения пальцев, покрывающих масляной пленкой, разбитые губы. А за окном вновь спряталось солнце и дождь, оплакивая кого-то, барабанит по плитке балкона, белой стеной проливая хрустальные слезы. Нехотя мысленно благодарю мужа, проваливаясь в глубокий сон. На настенных часах уже полдень. За окном не прошедшая серость… Натягиваю широкую футболку поверх обнаженного тела, приоткрываю дверь… Любуюсь сверкающей чистотой. Улыбаюсь, чувствуя боль на саднящих губах. Успел всё—таки вызвать уборщиков в номер, пока спала. Дверь на балкон приоткрыта. Он сидит напряженный под навесом, перед белой ливневой стеной, выдыхая вдаль струящийся дым, исчезающий под крупными каплями. Прижимаюсь к стене, чувствуя укол грусти в самое сердце. Вымученно стою и наблюдаю. И вроде бы в этот момент нет ни злости, ни обиды и найдено оправдание каждому жесту… И хочется залезть на эти колени, сложившись комочком, словно котенок. Прижаться к щеке, почувствовав ласку. Хочется.
Только вот я стою, не шелохнувшись, глотая несдерживаемые тихие слезы, одиноко скатывающиеся на сбитые губы и разъедающие их концентрированной солью. Как гласил дядюшка Фрейд: "Если всё простил человеку, значит, ты его навсегда отпустил". Я ещё не смогла. Делая нехитрые выводы, ловлю себя на мысли, что, возможно, всё ещё не закончено. В глубине души теплится маленький уголёк, тщетно пытающийся разгореться. Отлепляюсь от стены, вытирая слёзы, и выхожу на балкон. Обходя мужа, сажусь на рядом стоящий деревянный стул. Сидит, не шелохнувшись при моём приближении. Прикуриваю сигарету, упираюсь взглядом в застланную дождём даль. Боясь повернуться и встретиться взглядом. Наткнуться на ледяные глаза. Бросится на шею в попытке их отогреть. Не сейчас. Слишком зыбко. Молчим, не нарушая сохраняющуюся дистанцию. Каждый сам по себе, находясь на расстоянии вытянутой руки и разделенные огромным провалом. Смешивая воедино выдыхаемый дым, будто соединяя пространство между нами тающим мостиком. Не поворачивая головы, разрывая тишину, произносит кратко:
– Мы завтра уезжаем.
Чувствую, как сердце падает вниз. Куда? Зачем? Билеты домой лишь через пять дней. Когда он успел сменить дату?
– Значит так надо, – тихо вторит разум. – Так будет лучше.
Сглатывая поток из невысказанных фраз, сдерживая дрожь в голосе, отвечаю:
– Хорошо, я соберу все наши вещи.
– Мы – это только вдвоём. На пару дней. Не стоит маячить в таком виде перед ребенком. С Кристиной я договорился.
Киваю, неуверенно спрашивая:
– Куда?
Усмехается, обводя усталым взглядом.
– Это важно?
Понимаю, что нет. Он уже сам всё решил. Мне остается только безропотно идти следом.
Отрицательно качаю головой.
– Вот и славно. Выезд завтра с утра. А сегодня отдыхай, впереди трудная дорога.
Глава 16
Весь день лил дождь, заслоняя собой линию горизонта. Будто стражник или же муж, не спускающий с меня взгляда и не позволяющий покинуть разрешимое место заключения. Весь день вдвоем, на глазах друг у друга. Присматриваясь искоса и пытаясь прочитать в лицах мысли. Пугающая тишина, нерушимая оппонентами. Еда с доставкой в номер, заботливо заказанные болеутоляющие таблетки, сигареты. Ни шага за порог, словно по его очертанию проходит колючая проволока под напряжением, звенящая в пустоте пробегающими электрическими импульсами. Сижу на балконе, забравшись с ногами на стул, прижав колени к груди, пытаясь понять, чего следует опасаться. Слышу разрывающий тишину веселый голос мужа, доносящийся из комнаты рядом. Оборачиваясь, смотрю сквозь стеклянную дверь – разговаривает с дочерью по скайпу. Улыбаясь зеркальной поверхности планшета, объясняет, что нас не будет несколько дней. Такой живой и спокойный, будто буквально пять минут назад не сидел напротив с серьезным видом, одаривая желанием сжаться в комок и стать невидимой под изучающим взглядом. А сейчас улыбается… чисто, открыто. Руша образ, мелькающий в памяти. Объясняет Крис, что будем без связи, уверяя, что ей не стоит беспокоиться и переживать.
На вопрос дочери обо мне ссылается на необходимость купить необходимые вещи и мой выход в магазин. Ухмыляюсь, вроде всё продумано до мелочей, и ложь льётся правдиво спокойно. Пусть так. Возможно, и к лучшему.
Чаще всего мы обманываем близких ради их спокойствия, оправдывая себя тем, что пытаемся уберечь, защитить. Только вот порой это входит в привычку, стирая границы правды, размывая пределы реальности. Мы обманываем в мелочах, не замечая того. Выстраиваем на лжи и молчании, отношения, которые потом начинают нас чем-то не устраивать. Не понимая, что слишком заигрались, обманув себя и потеряв нить, ведущую к правде. Поверив в сказку, которую сами придумали, возведя вокруг себя высокий забор, за которым не видно реальности, происходящей вокруг.
Я уже не уверена, что знаю этого человека, сидящего в паре метров от меня за стеклянной стеной. За все эти годы так и не открывшегося мне полностью… Не уверена, что чувствую его, видя лишь маску, желаемую мне показать. А кто таится за ней? Тот парень с решительным взглядом, забравший меня с танцпола? Обжигающий взглядом мужчина, к которому я шла по ковровой дорожке, улыбаясь и шепча заветное "да"? Романтик, с которым я познакомилась на улочках Барселоны? Бизнесмен, ловко выстраивающий в цепочку каждый свой шаг, неизменно ведущий к победе, прячущий эмоции в холодных, расчетливых глазах. Или тот, кто открылся вчера… бьющий взглядом наотмашь, приковывающий страхом к шершавой поверхности пола. Зверь, вырвавшийся из клетки. Усмехаюсь игре подсознания, не сумевшей соединить эти образы вместе с тем, кто сейчас сидит недалече. Будто каждый из них – отдельный человек, лишь немного знакомый мне, а не один и тот же мужчина. Незнакомец, с которого страшно снять маску. Как глупо это осознать через столько лет брака…
На коже мурашки от прохлады, витающей в воздухе, брызг холодных капель, задуваемых ветром под навес, мыслей, блуждающих в истерзанном подсознании. Подходит бесшумно, присаживается рядом на корточки, вырывая своим присутствием из водоворота мелькающих перед глазами картинок. Проводит рукой по голой ноге.
– Замерзла?
Отрицательно качаю головой, не замечая дрожь, бегущую по поверхности кожи.
Жара спала с первыми упавшими на землю каплями, принеся городу освежающую прохладу, окутав его покрывалом колючих туч. Смеркается.
Ловким движением снимает со стула. Прижимая к себе, несёт в теплую, закрытую спальню. Усадив на кровать, стягивает влажную футболку с обнаженного тела. Заставляет рефлекторно сжаться, нахмуриться. Наблюдает, доставая из шкафа сухую майку и шорты. Одевает, как куклу, фыркая рядом с ушком:
– И пальцем не трону, пока сама не попросишь, – обжигая шею горячим дыханием, привстает с кровати. Как маленькую укутывает в теплый плед, вызывая желание огреть по голове подушкой за излишнюю самоуверенность! Нахамить, выплеснув наружу свои эмоции. Закрыться стеной из "непризнания" собственной вины. Душащее чувство обиды… на него, на себя… на всех.
И не собираюсь я унижаться! Слишком много на себя берёт.
Отворачиваюсь, бормоча под нос:
– Даже не извинился…
Слыша в ответ ироничный тон, сдавленный нотками грусти:
– Кто бы об этом говорил…
Ушел, прикрыв дверь.
Спать не хотелось, идти к нему тоже. Проворочалась больше часа, слушая отдающиеся в тишине темной комнаты звуки работающего за стенкой телевизора. Желая расставить все точки над "i" и негодуя после его слов идти первой. Он же мужчина, в конце концов… Стиснув зубы и уткнувшись носом в подушку, заставляю себя заснуть.
Утро встретило без улыбки, нагло ворвавшись в незашторенные окна. Шестой час. Солнце уже высоко. Выпаривает упавшие на землю небесные слёзы.
Приоткрываю дверь, слыша за спиной:
– Собирайся, у нас меньше часа до пекла.
Выхожу, нацепив белый сарафан, хорошенько припудрив губы и накрасив красным. Усмехается, облачившись в спортивную майку и шорты, крепя воду к карману весомого рюкзака.
– Волосы в хвост, помаду убрать, иначе разотрешь её по шлему, и переоденься… хотя, можешь оставить это развивающееся платье, и полтора часа до порта практически беспрепятственно прижиматься ко мне.
Раздраженно сверкнув глазами, иду искать джинсовые шорты, по пути слыша веселое:
– Кофту накинь, продует – весь отдых мне испортишь.
С чувством выдыхая и перебирая глазами предметы, которыми могла бы в него запульнуть, натягиваю майку и шорты.
Спускаемся на парковку, отдаем ключи от байка персоналу и выходим на улицу, по пути перебрасываясь короткими фразами. Он – всё так же иронично подтрунивая, а я – ерничая, пытаясь отбить незримый удар. Помогает усесться на байк. Обойдя за спину, фиксирует поверх кофты рюкзак дополнительной защитой на поясе. Слегка разведя мои ноги, заставляет упереться в подножки. Лаская теплым дыханием щеку, произносит мягко:
– Зря ты всё же переоделась, мне было бы намного приятнее ехать.
Поневоле заставляет улыбнуться, хоть и подбешивая своим поведением.
Уточняю:
– Ты ж сказал – ко мне не притронешься?
Кивает в ответ, дерзко улыбаясь, и надевает мне шлем:
– Но это не помешает тому, что ты ближайшие полтора часа будешь меня обнимать.
По-детски пытаясь спрятать улыбку, ладошкой бью его в грудь. Даже не перехватывает, хотя реакция и быстрее. Подается вперед. Резко закрываю стекло шлема. С довольной улыбкой наблюдая веселье в глазах. Не поднимая, касается губами гладкой поверхности, оставляя заметный отпечаток и запотевшее от дыхания стекло. Пытаюсь переубедить себя, что это не так, но на самом деле эта игра начинает мне нравится. Усаживается впереди, закрывает свой шлем. Фыркая, окольцовываю его торс руками. Объезжаем по периметру возвышающийся двумя метрами выше дороги бассейн и направляем байк к выезду. Не знаю, зачем в тот момент поднимаю голову вверх, упираясь взглядом в стоящего возле края Стива, без улыбки салютующего в ответ.
Проезжаем мимо. А ведь ему сверху прекрасно было видно всё происходящее у байка. Шесть двадцать утра. Значит, записка всё же нашла своего адресата… не вовремя, как и всё ныне происходящее со мной. Зажмуриваюсь, не имея возможности обернуться, попрощаться… Невольно прикусываю больные губы, рефлекторно сжимая сильнее руки вокруг мужа. В свою очередь он отпускает одну руку и плавно похлопывает меня по бедру. Явно принимает это крепкое объятие на свой счёт.
Игривое настроение разом улетучивается. Остаётся только считать минуты до дозаправки или первой известной точки пути. В надежде не думать ни о чём и ни о ком. Просто забыться, уносясь вдаль от города, обдуваемая свободным ветром.
В порт мы приехали намного быстрее, выжимая из байка полную мощь. Освежившись холодными шейками, коротали время в ожидании катера. Среди толпы людей, загружающихся в открытые платформы парома, облепляя самую кромку и бесстрашно свешивая ноги за борт.
Загружаемся в катер, рассаживаясь по обе стороны, напротив друг друга, вновь разделенные незримой стеной. А перемирие вроде маячило на горизонте и вот опять улетучилось, рассеявшись в воздухе. Откинувшись назад, прячу глаза под зеркалом очков. Коротаю минуты счетом редких птиц в высоте или разрывающихся пеной волн под мотором. Жарко. Душно. Хочется забраться в тихий угол, где тебя никто не найдёт.
Около часа до острова. Приближаемся к скалистому склону, не доезжая десяти метров до песка.
Кэп прыгает в воду, подтягивая катер на мель. Останавливается, объясняя, что здесь следует выйти. Вода достает ему практически до пояса… я ниже.
Кривлюсь, понимая, что намокания не избежать, и неизвестно, как долго ещё ехать до конечной точки. Муж спрыгивает, высоко закатав шорты и сняв кроссовки. Забирает рюкзак и выносит вещи на берег. Поднимает, чтобы зафиксировать размер лямки.
От обиды поджав губы, боясь спрыгнуть с борта катера на скалистое дно, всё же пытаюсь проделать тот же трюк. Насмотревшись на мои манипуляции, возвращается. Разрешая залезть на руки, проносит в опасной близости над водой.
Шепча с усмешкой на ушко:
– Представляешь, чуть тебя не забыл.
Вздыхая, хлопаю по спине – опять издевается. Оглядываю вдали оживленную улочку – кафе, небольшие семейные отели, парковку, белое песчаное побережье, словно кадр из рекламы Баунти.
– Куда нам дальше?
– Уже не так далеко, только байк возьмём.
Проезжаем по узкой дорожке сквозь высокие деревья, порой подпрыгивая на выступающих корнях. Местные тропинки смутно напоминают дороги, блуждаем так, что, кажется, давно потеряли истинный курс. В итоге минут через двадцать вижу просвет и уходящее в небо море, чистое, светлое, буквально сливающееся с горизонтом.
Тихая бухта, словно безжизненная, по двум сторонам окруженная скалами. По берегу сюда не пройти. На катере не подплыть. Райская клетка. Много зелени на вершине холма и несколько близлежащих, одиноко стоящих друг от друга бунгало. Подъезжает, четко зная куда. Просчитав и выверив всё заранее. Раньше подобному удивлялась… теперь привыкла. Ставит байк на подножку. Помогает слезть. С осторожностью разглядываю окружающую тишину. Легкие тиковые качели, плавно покачивающиеся на ветру, возле деревянного домика с высоким резным крыльцом. Поднимаюсь вверх по крутым ступеням, открываю дверь и столбенею от застилающих пространство уюта и красоты. Невесомый белый цвет, разбавленный коричневым ротангом, пушистый мягкий ковер, кристальный диван, прозрачный столик, большой телевизор, куча маленьких мягких подушек. Подхожу к двери в спальню. Аккуратно отодвигаю её, замирая на месте, и смотрю, будто на номер молодоженов. Белоснежная кровать с огромными подушками, стоящая как невеста в кружевной фате, под огромным прозрачным, струящимся балдахином, усыпанная кроваво—красными небольшими лепестками роз. Темные полочки, обрамляющие периметр комнаты, усыпаны не меньше чем сотней разноразмерных белых свечей. Стальное ведерко со льдом, стоящее на прикроватной тумбочке, и возвышающаяся бутылка охлажденного французского шампанского. Два хрустальных бокала. Тарелка свежей клубники…
– Второй медовый месяц? – Ухмыляется разум. – Вроде не в тему…
– Располагайся. Это твоя спальня, – бросил через плечо муж, водружая рюкзак на пол. – Немного перестарались с декорациями, но вроде вышло красиво.
Пытаясь оторваться от привлекательной картинки, сбитая, напрочь с мысли, уточняю:
– Почему моя?
Усмехается.
– Хочешь занять небольшой диванчик? Две комнаты, нас тоже двое. Можешь сказать спасибо. Твоя кроватка выглядит поудобнее.
Не смотря на него, прикрываю дверь. Давя в себе зачатки бесящего чувства, пытаюсь понять, какого черта стоило ехать за сотни километров, если в итоге предстоит то же самое, что и всегда – два дня отсиживаться по разным углам? Какого черта менять обстановку? Не проще ли поговорить? Или уже не о чём?
Номер для новобрачных… Разыгравшаяся фантазия. Смех да и только.
Скидываю с постели въедающиеся в сознание лепестки роз и падаю навзничь.
Никогда раньше белый цвет не ассоциировался у меня с одиночеством. Кристально чистый, с осколками разбитого сердца на пушистом ковре. Новая привлекательная клетка для надоевшей игрушки.
Пытаюсь ненадолго уснуть после изматывающей дороги. Не раздеваясь. Гоня назойливые мысли о жалости к себе. Недавно хотела стать невидимой? Так получи сполна! Наслаждайся чувством потерянности. Заслужила. Пора заканчивать с мечтами. Даже в мыслях. Слишком часто нынче они воплощаются в жизнь.
Запах моря… здесь он совсем другой. Врывающийся без спроса в приоткрытые окна. Пропитывающий свежестью постель, волосы, стены. Концентрированный, не разбавленный. Неделимый на атомы. Такого не почувствуешь на материке.
Переплетение органики, бьющее в нос, заставляющее расправить легкие и пропитаться им изнутри. Запомнить. Лежу, смотря в потолок. Резное переплетение деревянных балок, скрытое прозрачным навесом. Ветер, свободно гуляющий в комнате, играет с ажурной тканью, перекатывая её волнами, нежно и заботливо укрывая меня от любого вторжения извне.
Тихий стук в дверь. Перекат дерева по полозьям…
– Ты не спишь? – сухо, без намека на ласку. Скорее констатируя, нежели уточняя. – Полдень. Пора бы перекусить.
Точно… нервно фыркаю про себя. Игрушку хоть изредка, да нужно кормить, а то сломается, станет бессильной не только морально, но и физически. И что ж потом с ней делать? Не дать, не взять… А вдруг ещё пригодится? Встаю, поворачиваясь лицом к окну, обдуваемая смолисто—водорослевым ветром.
Улыбаюсь против воли. Инстинктивно, поддавшись моменту.
– Форма одежды?
Хмыкает.
– Поблизости никого. Можешь ходить хоть голой.
– Что ж… уговорил.
Скидываю майку, шорты, белье, спокойно прохожу мимо мужа. Глядя ему прямо в глаза, ловлю небольшую усмешку или же отголосок скрытого удивления.
Выхожу из спальни, но не к выходу, как он, должно быть, подумал, а лишь достать из рюкзака купальник. Море – лучшее лекарство от болезненных мыслей. Успокоительное средство, затягивающее любые душевные раны. Антидепрессант, хранящий вечный покой под миллионами литров воды. Единственная субстанция, которой ты не безразличен. Ласково принимающее в свои объятия уставшего путника жизни, баюкая в мягкой колыбели мироздания. Окутывает золотистым светом утопающего солнца, согревая теплом, скопившимся в его сердце веками… Медленно одеваюсь, поправляя непослушные лямки. Мельком замечаю облокотившегося о дверной косяк мужа, закрывшегося скрепленным замком из рук на груди и взирающего на происходящее действо с ехидной улыбкой. Плавно покачивая бедрами, затягиваю боковые веревки – надо ж хоть немного развлечься, получить маленькую толику удовольствия от процесса. Вновь генерируя эмоции извне… фыркаю… Привыкать ли? Это моя стандартная роль. Безупречно сыгранная и, увы, не признанная, как всё гениальное в мире. Подходит сзади, оставаясь на расстоянии нескольких сантиметров. Дистанция, которую чувствуешь кожей. Не прикасаясь. Улавливливая колыхание мельчайших волосков под льющимся теплым потоком дыхания. Вторгнувшийся в личное пространство, расположившийся в нём словно хозяин, захватив его своей энергетикой, и уверяющий расслабленной позой, что вовсе не претендует на послабление внешних границ. Приятная обманка, нарочито вводящая в недоумение мозг. Стою, не шелохнувшись, слегка прикрыв глаза.