По крайней мере, всё вокруг говорило ей именно об этом.
Доктором оказался приятный высокий мужчина около пятидесяти. Он был полноват. На его макушке сквозь белые, как снег, волосы просвечивала лысина. В умных глазах светилась тихая улыбка; небольшие щетинистые усы, казалось, скрывали насмешку.
Почему-то он с первого взгляда вызвал у Ирины полное доверие. Повода для волнения у неё больше не осталось.
Доктор с нескрываемым любопытством смотрел на Ирину, одновременно слушая комментарии Грэйс.
– Ну что ж, проходите, – обратился он с улыбкой к Ирине и распахнул перед ней дверь.
Из приёмной, которая ничем не напоминала больницу, Ирина неожиданно оказалась в зубоврачебном кабинете – белоснежные стены, медицинские шкафчики по углам, а в центре кабинета огромное раскладывающееся кресло.
Рядом с креслом стояла улыбающаяся медсестра.
– Смелее, – подбодрил доктор Ирину, – я лечу совсем небольно. Правда, Бэт? – обратился он к молодой медсестре.
– Абсолютно! – с готовностью подтвердила медсестра.
Ирина уселась в кресло, невольно озираясь по сторонам.
А доктор вдруг начал вести непринужденную беседу о России.
– А где именно в России ты живёшь, Ирина? – начал он тоном закадычного друга.
К своему удивлению, Ирина почувствовала в словах мужчины живой интерес. Позабыв о цели визита, она начала подробно отвечать на его вопросы.
Тем временем медсестра разложила кресло, подготовила инструменты и стала объяснять, как будет проходить лечение.
Процедуру они осуществляли вдвоём: доктор лечил, а медсестра ловко осушала полость рта пациентки слюноотсосом. Обезболевающее лекарство лишило Ирину чувствительности, и ей оставалось лишь спокойно наблюдать за точными движениями профессионально работающей пары.
Во время лечения доктор не прекратил вести с Ириной беседу. Только теперь задавал вопросы, которые требовали от Ирины лишь кивка или отрицательного движения головой.
После того как доктор закончил и снял маску, он сказал:
– Ирина, возможно тебе придется заглянуть ко мне ещё пару раз. Надеюсь, ты не против?
Ирина замотала головой, уверенная, что её зубы в надёжных руках.
В приёмной доктор что-то подробно объяснял Грэйс, но так, чтобы Ирина не слышала.
В машине Грэйс передала девушке содержание их разговора.
– Ирина, доктору не понравились пломбы, которые у тебя стоят. Кроме того, он заметил несколько небольших дырок, которые нуждаются в лечении. Он оценил сумму твоей зубной страховки и предложил использовать её полностью: заменить русские пломбы и поставить пару новых. Я очень доверяю этому специалисту. Поэтому я думаю, что нужно согласиться.
– Хорошо, – кивнула Ирина.
Она тоже доверяла этому дяденьке, который походил скорее на доброго родственника, чем на строгого врача, и больше ничего не боялась.
Каждые две недели семья Джонсонов выезжала в Медфорд за покупками. Это было большое событие, так как из маленькой деревушки (Нет-нет! Что вы! Бьютт-Фолс – городок!), которую можно было пройти пешком из одного конца в другой примерно за час, они выбирались в город с широкими дорогами, огромными торговыми центрами, множеством кафешек и красивых, по-настоящему «американских» домов.
Грэйс брала с собой длиннющий список продуктов, которые нужно было закупить, чтобы пополнить домашние запасы.
Поскольку доход семьи был небольшой, Грэйс расписывала расходы на целый месяц вперёд и никогда не отступала от запланированных трат. А в огромных продуктовых супермаркетах, полки которых ломились от товаров, можно было легко оставить целое состояние, поэтому список очень выручал.
Обычно женская половина семьи бегала с продуктовой тележкой из одного угла в другой в поисках строго определённых брендов и названий продуктов, при этом Грэйс не позволяла никому задерживаться у притягательных торговых витрин. А Керри в это время не спеша прогуливался перед входной зоной в супермаркет. Он не любил продуктовые магазины и старался избегать всего, что с ними связано. Видимо, Керри уже давно отдал эту сферу в полное распоряжение Грейс.
После покупки продуктов они шли в крупный торговый центр и обычно искали распродажи, чтобы недорого купить какие-нибудь вещи.
Согласно условиям программы, по которой Ирина приехала в Штаты, ей выдавали 100 долларов в месяц на личные расходы.
С первого дня в Америке Ирине стало ясно, что привезённый из России гардероб совершенно не подходит под здешние условия.
Ирина любила юбки, платья, классически связанные джемпера, здесь же все одевались проще: джинсы, футболки, толстовки, свитера, ботинки и кроссовки. Всего этого в 94-м году в России просто не было. Поэтому каждый раз, когда ей присылали стипендию, Ирина покупала для себя подходящие вещи. Грэйс и Керри не могли себе позволить тратить на неё семейный бюджет – у них и так всё было расписано до единого цента. Так что они лишь изредка покупали ей пару носков или дешёвую футболку на очередной распродаже. Но Ирина не обижалась, так как видела и понимала, как живёт семья. Не понимала она только одного: зачем они взяли студента по обмену, раз у них и самих было трудно с деньгами.
Ещё одним ярким событием выезда в Медфорд всегда становилось посещение какого-нибудь кафе. В Бьютт-Фолсе и сходить-то особо было некуда, да и Грэйс превосходно готовила – пусть и один раз в день – на ужин. Утром все завтракала сухими хлопьями с молоком, а на обед доедали остатки от вчерашнего ужина.
Когда семья оказывалась в городе, всем хотелось съесть чего-нибудь эдакого. Учитывая, что денег было немного, походы всегда ограничивались посещением фастфудов Тако Белл либо Макдоналдс. Но Тако Белл всем нравился больше. Это была сеть ресторанов быстрого питания мексиканской кухни. Там можно было отведать мексиканские тако или буррито.
Кукуруза, фасоль, авокадо, помидоры, говяжий фарш, сладкий соус чили и мягкий сыр – вот за что Ирина любила мексиканскую кухню. И не только она! Вся семья уплетала мексиканские тако за обе щёки.
Воскресенье было особым днём недели.
Вся семья наряжалась с особой тщательностью. Со стороны казалось, что они идут на праздник, потому что только в этот день женщины надевали платья и туфли, а Керри – свой единственный парадный костюм.
Нарядившись, все вместе торжественно шагали в протестантскую церковь.
К удивлению Ирины, здание церкви было маленьким и неброским. Понять, что это церковь, можно было лишь по небольшому деревянному кресту на его фасаде. В основном люди приходили туда семьями, с детьми, но из школы Ирина встречала там только одну девушку, и то – ровесницу Энджел.
Люди всегда приходили в церковь в приподнятом настроении, улыбались, шутили. После проповеди хором пели песни про Иисуса, забавно при этом пританцовывая на одном месте. Прихожане явно подзаряжались, посещая это церковное мероприятие, но у Ирины сложилось впечатление, что их хорошее настроение было в первую очередь вызвано общением друг с другом. Здесь были люди, которые не пили, не курили, не сквернословили, а некоторые, так же как и семья Керри, не смотрели телевизор.
Ирине не очень нравились церковные мероприятия с песнями, но она с любопытством слушала проповеди и наблюдала за окружающими её людьми. Кроме того, в семье это была целая традиция, и ей нравилось, как все дружно готовились к походу в церковь и как после церкви приходили домой в особом расположении духа. Керри начинал беседовать о школе или же расспрашивал Ирину о России, на рассабленном лице Грэйс появлялась редкая улыбка, Энджел же выглядела абсолютно счастливой. Атмосфера в доме в этот день становилась заметно теплее.
Интересно, что о России в семье Джонсонов Ирину расспрашивал только Керри. Грэйс была полностью равнодушна к этой теме. Да и к Ирине, по правде говоря, она тоже была равнодушна.
Сначала это обижало девушку, но потом она поняла, что у Грэйс был непростой характер – замкнутая и строгая, она не всегда ладила даже с Энджел, чего уж можно было ожидать Ирине? Поэтому в какой-то момент Ирина смирилась и стала принимать ситуацию как есть.
Что касалось Энджел, то Ирина нисколько бы не удивилась, если бы та даже не смогла показать Россию на карте – настолько далека она была от других стран и континентов, довольствуясь ограниченными представлениями своего крохотного мира.
Когда в школе было объявлено про первую дискотеку, Энджел пришла в комнату Ирины с грустным лицом.
– Ирина, ты хотела бы пойти на школьную дискотеку? – спросила она.
– Конечно да! – ответила Ирина. – Это же интересно – сравнить дискотеку, к которой я привыкла дома, с местной.
– Тогда, может, ты попросишь Керри отпустить тебя? – с мольбой в глазах спросила Энджел.
– И ты правда веришь в успех? – Ирина вытаращила на неё удивлённые глаза.
Ей казалось, что эта тема давно исчерпана.
– Но ведь он разрешил тебе слушать твою кассету, – возразила ей Энджел.
Ирина в молчании уставилась на неё, не находя, что ответить.
Наконец, после затянувшейся паузы Ирина кивнула.
– Хорошо, я спрошу, мне нетрудно, но на положительный ответ я совсем не рассчитываю.
– Тогда иди прямо сейчас в гостиную. Он там один и в хорошем настроении. Вдруг нам повезёт? – В глазах Энджел затеплилась надежда.
Ирина со вздохом отправилась к Керри.
– Привет, – с улыбкой сказал ей американский папа. – Что-то хочешь спросить?
– Да, не спросить, а попросить, – начала с подступившим волнением Ирина. – Керри, у нас скоро будет в школе дискотека. Не мог бы ты разрешить мне сходить хотя бы один раз, чтобы сравнить, насколько она отличается от того, к чему я привыкла дома.
Керри как будто подменили. Улыбка тотчас сошла с его лица.
– Я уже не раз говорил тебе, что там абсолютно не на что смотреть! – в голосе обычно доброго Керри теперь звучали жёсткость и непреклонность. – Наркотики, разврат и алкоголь! Ни за что на свете я не пущу тебя на это дьяволькое сборище! Кроме того, если бы я разрешил пойти тебе, то должен был бы разрешить и Энджел, а это абсолютно исключено! Прости Ирина, но я не могу тебе этого позволить!
Ирина не собиралась настаивать. Она и сама отлично понимала, что просить Керри о дискотеке значило просить его изменить своим принципам, а этого он сделать не мог. Поэтому она спокойно встала и пошла обратно к Энджел.
– Я же говорила, – сказала Ирина, пожав плечами.
– Очень, очень жаль, – огорчиласьЭнджел и вдруг заплакала.
– Ты чего? – испугалась Ирина.
Она никогда не видела вечно жизнерадостную Энджел в слезах.
– Как я устала от всего этого! – говорила та, всхлипывая. – Постоянный контроль, ничего не разрешают. Даже поговорить не с кем. Я ведь тоже человек! У меня есть право на личную жизнь!
– Да, наверное, это нелегко, – попыталась утешить её Ирина. – На дискотеках бывает здорово. Но скажи, там что, действительно так опасно, как описывает Керри? Наркотики, там, и прочее.
Внезапно Энджел прекратила рыдать и подняла на Ирину прозрачные голубые глаза. Теперь вокруг них красовались разноцветные пятна поплывшей косметики.
– Я должна тебе кое-что рассказать, – в голосе Энджел сквозила несвойственная ей серьёзность.
– Да, – с готовностью откликнулась Ирина и приготовилась внимательно слушать.
– Только обещай, что ты ни за что на свете не расскажешь это Керри! Даже если он будет очень просить тебя об этом. Да вообще никому в Бьютт-Фолсе не расскажешь.
Ирине показалось, что Энджел выглядит теперь лет на десять старше – настолько изменились её взгляд и осанка.
– Обещаю! Не расскажу ни единой душе в Бьютт-Фолсе, – глядя американке в глаза, пообещала Ирина.
– Я влюбилась, – откровенно призналась Энджел. – Вернее влюбилась не сейчас, а уже давно. Мы встречаемся около полугода. Его зовут Майк. И он… Он живёт в том самом диком районе, который Керри строго-настрого запретил тебе посещать. Майк… Он наркоман.
От неожиданности Ирина уронила стакан, который незадолго до этого взяла с тумбочки. Стакан с грохотом упал на пол, вдребезги разлетевшись на осколки. Но Ирина не бросилась лихорадочно убирать стекло – она отстранённо смотрела перед собой, пытаясь осознать то, что только что услышала.
– Наркоман? Да где же ты его нашла? – наконец спросила она с опешившим видом.
– Как где? В школе, разумеется! Я ведь больше никуда не хожу. Мы встретились с ним в прошлом семестре на уроке литературы. Он сначала мне улыбался, потом начал записки писать. И как-то всё незаметно закрутилось.
– Закрутилось? – Ирина недоумевала, она медленно опустилась на колени и стала осторожно собирать на листочек крупные стеклянные осколки. – Что ты этим хочешь сказать? Ведь ты же не встречаешься с ним? Иначе бы Керри с тебя три шкуры спустил!
– Встречаюсь. Папа не знает, – почти шёпотом произнесла Энджел.
Ирина застыла с очередным осколком в руке.
– Но как это возможно? – медленно произнесла она вслух. – Ты же всё время на виду!
– Мы встречаемся по ночам. – Энджел опустила глаза.
– Что??? – Ирина не поверила своим ушам.
Осколки перестали её интересовать. Она швырнула тот, что держала в руках, в сторону и выпрямилась.
– Да, – снова начала всхлипывать Энджел. – У меня же окно очень низко. Я открываю его и спокойно вылезаю на улицу. Он ждёт меня под окном, а потом везёт на своём байке к себе.
– К себе? – Тут мозг Ирины вообще перестал соображать – будто уровень кипения превысил допустимый порог.
Вот уже два месяца все вокруг говорили ей о строгой пуританской морали Джонсонов, о правильно воспитанных ими детях, о высоких идеалах, так редко встречающихся в американских семьях, о том, какая чудесная дочь Энджел, и много о чём ещё в подобном ключе. И вот теперь весь этот выстроенный в воображении Ирины мир обрушился, как гигант на подкосившихся тоненьких ножках.
Прекрасная дочь, посещающая церковь, слушающая проповеди о добродетели и распевающая во весь голос песни об Иисусе, оказалась лицемерной лгуньей, обманывающей отца, который по-своему очень её любил.
Но и этого мало, она убегала по ночам, и было очевидно, что влюблённые встречались не для того, чтобы беседы беседовать…
Всё это было слишком вразрез с тем, к чему Ирина привыкла за эти два месяца, во что искренне поверила и на что стала опираться здесь, в чужом ей мире. Теперь она чувствовала себя так, будто кто-то резко и безжалостно выбил опору из-под её ног и она вдруг очутилась одна в пустоте – беспомощная и жалкая.
Ирина была не в силах представить, что смогла бы ежедневно обманывать своих близких, да ещё и так долго.
Энджел что-то рассказывала о Майке – какой он внимательный, симпатичный, заботливый, но Ирине было совсем не интересно, скорее даже противно слушать подробности истории, которая разрушала её лишь недавно построенный мир.
Ирине стало ясно, что она не могла больше верить ни единому слову Энджел: слишком уж просто давалась той ложь близким ей людям.
Во всём рассказе американки не прозвучало ни единого слова сожаления о том, что она не может поделиться своими чувствами с отцом, о том, что ей приходится лгать.
Всё, о чём она сожалела, – было то, что она не может беспрепятственно встречаться с наркоманом посреди бела дня и танцевать с ним на школьной дискотеке.
Ирина поспешила найти предлог, чтобы поскорее выйти на улицу.
Ей хотелось на воздух.
Семья, которую она, по крайней мере, считала высоконравственной, хотя и со странностями, оказалась жалкой иллюзией, лишённой всякой морали.
На улице Ирина с жадностью вдыхала чистый горный воздух и с благодарностью провожала солнце, которое быстро опускалось за голубые вершины гор Орегона.
И вновь с остротой вонзённого в сердце кинжала она почувствовала своё одиночество: не с кем было делить свои настоящие мысли, не с кем было растворить эту боль холодности и отчуждения, которую она ощущала здесь постоянно, но которая иногда затихала на фоне загруженности учёбой, изучения языка или же смягчалась, когда она время от времени разговаривала с Керри.
Керри… Её вдруг пронзила острая мысль о том, что она больше никогда не сможет чувствовать теплоту и душевную близость с ним. Ведь теперь она должна будет хранить в своей душе чужую грязную ложь.
Вновь и вновь к Ирине возвращалась мысль, что ей нечего делать в Америке целый год. Впервые эта мысль родилась в её голове, когда она увидела свою комнатёнку в семье Джонсонов. Тогда она боролась с сильным искушением тут же позвонить координатору программы и попросить отправить её домой. Но тогда её остановили мысли о маме, о том, как она будет переживать этот побег дочери от трудностей, и Ирина пересилила захватившее её желание, заставила себя собраться, быть смелой и найти то положительное, ради которого стоило бы остаться. И одним из положительных моментов, за который она уцепилась, как цепляется утопающий за спасательный круг, была принимающая семья. Её остановили добрые, хорошие люди, которых не хотелось обижать и которые были достойны всякого уважения.
И вот теперь удар был нанесён по главной Ирининой ценности всего американского опыта.
«Что теперь делать?» – спрашивала она себя и не находила ответа.
В деревушке быстро темнело, как обычно происходит в горах.
И незаметно Ирина оказалась одна в кромешной темноте.
«И вот в такой темноте, под покровом ночи, Энджел сдвигает вверх своё окно и бежит к байку, который уносит её подальше от чрезмерно строгого отца, – думала Ирина. – Эх ты, дурочка, не понимаешь, какой у тебя прекрасный, заботливый отец! Он пытается уберечь тебя от зла, от глупых ошибок, которые могут сломать твою жизнь. А ты бежишь от него, того, кто всей душой стремится к идеалу, бежишь к другому – тому, кто смеётся над всем духовным, кто и книжки-то ни одной не прочитал в своей жизни и кто уже сделал выбор, сказав наркотикам «да». Что же ты делаешь, Энджел? Как же горько ты будешь плакать после… Как же горько…»
Ветер обдувал слёзы, катившиеся градом по щекам Ирины.
Ей вспомнился её собственный отец. Большой, сильный, надёжный. Она доверяла ему абсолютно во всём. Даже когда он тактично пытался вмешаться во что-то очень личное для неё. Каждое сказанное им слово Ирина бережно хранила в своём сердце – обдумывала, пересматривала своё отношение к миру, и уж ни за что на свете она не смогла бы предать своего отца – самого родного человека. Ни за что!
Судьба оказалась жестока. Незадолго до отъезда Ирины отцу стало плохо. Его отвезли в больницу, сделали операцию, но по глупой врачебной ошибке отец впал в кому, из которой уже не вышел…
В Америку Ирину провожала мама с одиннадцатилетним братишкой.
Пришла пора возвращаться.
Ирина нехотя зашагала к ставшему ненавистным дому, который теперь вызывал в ней только отвращение и тоску. Будь её воля, она тотчас бы покинула его без раздумий и сожаления.
Урок 5.
Нет ничего хуже лжи.
Глава 6. Чудеса случаются
Ирина почти перестала разговаривать с домашними. Отшучивалась, отделывалась односложными ответами, открещивалась большим количеством домашних заданий, улыбалась натянутой улыбкой и ускользала в свою комнатушку.
По мере отчуждения с принимающей семьёй её отношения с Джилл становились всё ближе и откровеннее.
Миссис Саммерс была очень умной женщиной и понимала то важное, что Ирина не хотела, а временами и не могла, в силу недостаточного владения английским, ей рассказать. Она навела справки о принимающей семье Джонсонов и примерно представляла, из чего складывалась ежедневная жизнь Ирины. Ей было откровенно жаль маленькую яркую звёздочку, которая волей слепого случая попала в богом забытую глушь развитой Америки. В силу своей глубокой доброты и сердечности и будучи многодетной мамой, Джилл не могла пройти мимо чужого страдания и вопиющей несправедливости.
И вот однажды она попросила Ирину задержаться после уроков и начала неожиданный разговор.
– Ирина, скажи, тебя устраивает твоя принимающая семья?
Ирина напряглась. Она не знала, зачем учительница начала интересоваться её семьёй, но понимала, что при всём желании не может рассказать ей всей правды.
– Да, они – очень добрые люди и относятся ко мне хорошо. – Ирина невольно опустила глаза.
Это не ускользнуло от внимательного взгляда Джилл.
– Хорошо-то хорошо. Но разве тебе удаётся жить полной жизнью в семье Джонсонов? Полной жизнью обычного американского подростка? Разве они не требуют от тебя выполнения строгих правил?
– Правил? Да, правила у них есть. Но что с этим поделаешь? Я разговаривала с координатором программы – та сказала, что семьи бывают разные, и когда ты приезжаешь в принимающую семью, то должна принимать их стиль жизни целиком.
Ирина вспомнила свой разговор с Элисон Бретт.
– Ирина, – строго говорила координатор, – у тебя прекрасная семья. Посмотри, какие у них замечательные взаимоотношения, как они хорошо относятся к тебе. Видно, что ты им не безразлична. Поверь, не в каждой семье такое отношение к студенту по обмену. И потом, я не могу вечно искать семьи и перевозить студентов с места на место. У всех людей есть недостатки. Часть вашего опыта и заключается в том, чтобы научиться строить отношения с принимающей семьёй, научиться ладить с ними.
Потом перед глазами Ирины возник Зиновий.
Этим странным именем звали русского парня из Подмосковья. Он был единственным студентом по обмену из России, который тоже оказался в южном Орегоне. За полтора месяца пребывания в Штатах он сменил целых три принимающие семьи. И миссис Бретт попросила Ирину встретиться с ним, чтобы «промыть мозги».
– Если Зиновий не переменит своего отношения к принимающей семье на этот раз, он полетит домой. Пожалуйста, постарайся донести до него эту мысль, – попросила Элисон Ирину.
Зиновий был немного странным, щупленьким на вид, совсем не симпатичным пареньком, лицо которого было неприятно усыпано угрями. Жирные, давно нестриженные волосы настойчиво требовали шампуня. На ногах парня почему-то до сих пор красовались сандалии советского пошива. Весь его внешний вид вызвал отвращение Ирины с первых секунд их встречи.
– Привет, – улыбнулся Зиновий Ирине. – Ну, и как тебе эта вылизанная, глянцевая страна? – В глазах парня читалась насмешка.
Странно, но он был абсолютно уверен в том, что Ирина придерживается именно его, нелестного мнения об Америке, даже не удосужившись поинтересоваться её точкой зрения. Это вызвало у девушки раздражение.
– Хорошая страна, – как можно спокойнее ответила Ирина. – А ты почему до сих пор кроссовки не купил?
– Специально! Пусть видят, что меня не купить их дешёвыми тряпками, – с гордостью заявил Зиновий.
Ирину передёрнуло.
– А ты думаешь, здесь кому-то есть дело до твоих мыслей по поводу Америки? – Этот самоуверенный, глупый выскочка начинал её бесить.
Она поняла, почему за полтора месяца он успел с треском вылететь из трёх американских семей.
– Конечно есть, – невозмутимо ответил Зиновий, – моей американской семье, например. Они достали уже со своими правилами. Я вот не привык принимать душ каждый день и не собираюсь. Пусть требуют, сколько хотят. – Он победоносно посмотрел на Ирину.
– А что ты имеешь против душа? Разве это не приятная процедура? – удивилась Ирина.
– Да плевать, что приятная. Они должны понимать, что у меня есть своё мнение и я не собираюсь подстраиваться под их глупые правила.
– Не поняла – почему глупые? – спросила Ирина.
– Разве ты не видишь, что американцы глупые? Терпеть не могу их детей – просто дебилы. Не знают НИЧЕГО. Но при этом считают, что они – короли мира. Да меня тошнит от их куриного самолюбия! Разве ты со мной не согласна?
Зиновия словно прорвало, в глазах мелькнула не то злость, не то презрение. Было видно, что он давно хотел высказать эту мысль вслух, но не находил подходящие уши.
Ирина смотрела в его глаза, в которых светилось одно – «другой правды быть не может», и думала: «Ты приехал в их мир. Они гостеприимно приняли тебя, разделили с тобой кров, а теперь ты раздаёшь им ярлыки? И это твоя благодарность?»
Однако Ирина понимала, что как бы она ни пыталась что-либо втолковать этому узколобому зазнайке, у неё не получится.
– Послушай, люди бывают разные, – попыталась она прорваться сквозь возведённые им линии обороны. – И ты, я уверена, не можешь сделать стопроцентные выводы за две недели пребывания в семье. Но скажи, если ты такой умный: почему у тебя не получается наладить отношения ни с одной семьёй? Ведь с помощью ума это сделать было бы нетрудно.
– А не хочу, – вызывающе сказал Зиновий.
– То есть если тебя выгонит и четвёртая семья, ты готов убраться восвояси? – не поверила Ирина.
– Меня этим не испугать! – торжествующе ответил Зиновий.
Ирина поняла, что дальнейшие разговоры бесполезны – человек уже сделал выбор. А потому она поспешно свернула беседу, а потом сказала Элисон, что Зиновий безнадёжен.
– Жаль, – вздохнула миссис Бретт, – я надеялась, что он одумается. Это его последняя семья. Если они выгонят его, он полетит домой. Плохо, что он не ценит того, что ему предлагает жизнь.
– А кто у тебя координатор?
Слова Джилл вывели Ирину из задумчивости.
– Миссис Бретт, Элисон Бретт.
– Элисон? Да это же моя давняя подруга! Вот это удача! Хорошо, я поговорю с Элисон, объясню ей, что к чему. Ирина, я давно наблюдаю за твоей учёбой. Дело в том, что я думаю, ты не получаешь в Америке опыта, за которым приехала. Ты – очень умная девочка, и школа Бьютт-Фолса слишком мала для тебя. Здесь тебе не хватает ни глубины программы, ни количества предметов. Вдобавок тебе попалась семья, которая и шага не даёт ступить. Подумать только – у тебя нет возможности даже с американским телевидением познакомиться. Я уже не говорю про дискотеки. Я считаю, что это неправильно.
– Но тогда им пришлось бы разрешить посещать дискотеки и Энджел, – возразила Ирина вслух, однако внутри почувствовала себя попугаем, повторяющим чужую фразу.
– Да, да, я слышала об этом. Энджел не раз жаловалась мне, что не может приходить на школьные дискотеки. Но это её родная семья, она обязана им подчиниться, а ты преодолела половину земного шара, а теперь вынуждена сидеть дома и изучать Америку по книгам. Согласись, это можно было сделать и в России! – Джилл участливо смотрела на Ирину.
– Да, наверное, вы правы, – робко сказала Ирина, однако глаза её засияли.
Впервые за всё пребывание в Америке она осмелилась взглянуть правде в глаза. Вернее, ей помогли назвать вещи своими именами. И от этого она почувствовала необъяснимую радость, будто оказалась на свободе после долгого плена.
– Конечно права, – засмеялась миссис Саммерс. – Ладно, беги домой. Я поговорю с Элисон, и мы что-нибудь придумаем.
Ирина летела домой как на крыльях.
Наконец-то она обрела хоть какую-то надежду на перемены! У неё появился один взрослый защитник, вернее защитница, которая поняла, в каких условиях Ирина живёт. Никому из своих друзей и родственников Ирина никогда бы не решилась пожаловаться, да и кто смог бы понять её ситуацию? Вряд ли это было бы возможным. Но Джилл оказалась очень внимательной женщиной, умеющей глубоко проникать в чужое сердце.
Ирина была на седьмом небе. Она снова смеялась, откликаясь на шутки Керри, снова беспричинно улыбалась, как будто с её плеч упал огромный, никому невидимый груз.
Керри, который уже начал было волноваться, вздохнул с облегчением.
Прошло несколько дней.
Как-то после школы Ирина была в доме одна: Энджел задержалась на занятиях, а Грэйс ещё не пришла с работы.
Позвонил телефон. Ирина взяла трубку.
– Алло, Ирина? – раздался в трубке знакомый голос Элисон. – Слава богу, ты взяла трубку. Ты одна в доме?
– Да, – удивлённо ответила Ирина.
Обычно миссис Бретт звонила вечером и разговаривала с Керри.
– Скажи, это правда, что тебе не разрешают ходить на школьные дискотеки? – спросила Элисон.
– Да, правда.
– Тогда быстренько собирай вещи, я заеду за тобой через 20 минут. – Элисон будто заторопилась.
– То есть как это «собирай вещи»? – не поняла Ирина. – Совсем?
– Да, ты переезжаешь, – как ни в чём не бывало ответила миссис Бретт.
– Но как же моя принимающая семья? Их ведь нет дома? – недоумевала Ирина, представив себе на секунду, какой переполох поднимется в доме.
– За семью не переживай – это моё дело. Они не имеют права лишать тебя опыта жизни среднестатистического американского подростка. Скорее собирайся, обсудим всё позже, – голос Элисон звучал твёрдо и уверенно.
Ирина стремглав побежала в свою комнату. Она понимала, что таким образом избежит многих объяснений и тяжёлых переживаний. Энджел могла прийти с минуты на минуту, поэтому Ирина быстро достала чемодан, наскоро побросала туда немногочисленные вещи, и уже через 15 минут её комнатёнка стояла пустой, будто никто и не жил в ней целых три месяца.
Она ещё раз оглядела все углы – не забыла ли чего – и почти вприпрыжку помчалась к входной двери.
Элисон уже стояла на пороге.
– Готова? Молодец! Поехали. – Лицо Элисон было сосредоточенным.
Они молниеносно закинули чемодан в багажник, будто какие-то воры, убегающие с места преступления, а потом автомобиль резко сорвался с места.
Уже через минуту Элисон свернула на шоссе, ведущее к Медфорду, и Ирина навсегда покинула Бьютт-Фолс – испарилась, будто там её никогда и не было.
Она сидела в машине не шелохнувшись, не в силах сказать ни слова – ей казалось, что всё происходит во сне. Она ничего не понимала, да и не хотела понимать. В её сознании крутилось только одно слово – «СВОБОДА!».
Миссис Бретт посмотрела на свою пассажирку и захохотала:
– Вот это мы дали газу! Прямо как в кино! И ты-то так быстро вещи собрала – я на такую скорость не рассчитывала! Думала, всё равно придётся столкнуться с кем-нибудь из семьи. Но теперь всё хорошо. Всегда лучше объясняться по телефону – меньше скандалов.
Глядя на заразительный хохот Элисон, Ирина тоже весело рассмеялась.
Однако после приступа смеха Ирина неожиданно ощутила укол лёгкого беспокойства.
– Может, объясните, что происходит, – нерешительно попросила она координатора.
– Со мной говорила Джилл Саммерс. – Элисон стала серьёзной. – Она рассказала мне, как ты учишься и какие условия у тебя в семье. – Элисон замолчала, будто сосредоточившись на очередном повороте горного шоссе, а потом продолжила: – Я знаю Джилл много лет. Она не будет просить за кого-нибудь просто так. Если просит, у неё есть для этого веские основания. По требованиям программы семья обязана обеспечить тебе посещение школьных мероприятий. А дискотека – это мероприятие. И это законное основание для меня отказать семье в приёме студента по обмену, в данном случае – в приёме тебя. Когда я приняла решение увезти тебя от Джонсонов, то обратилась за помощью к Джилл – она рассказала мне, в какой день ты приходишь домой раньше Энджел. Мне только оставалось подъехать в Бьютт-Фолс в нужное время.
Элисон замолчала.
– А куда мы едем? – словно опомнившись, с испугом спросила Ирина.