Кровавые следы привели Талвару в светлую комнату, где в змеиных кольцах находился Люцифер. На его лицо капал яд с клыков змея, чья большая голова застыла в предвкушении от чудесного пира.

– Ты выполнила часть нашей сделки. Я верну тебя к жизни, как и обещал, – прошипел в змеином облике Адонай.

Эти слова не обрадовали Талвару, а сделали её ещё печальнее прежнего.

– К чему мне жизнь? Мой любимый Силва всё равно любит Айлу, Люциферу и Самеану я не нужна, они меня ненавидят. Уж лучше пусть они… нет, весь мир меня забудет. Я принесла всем столько горя, а потому заслужила того, чтобы моё имя оказалось забыто. – ответила она и слегка приблизилась.

– Как любопытно. Не передумаешь?

Талвара отрицательно покачала головой, подошла ещё ближе и прикоснулась к почти безжизненному лицу серафима. Дышал ли он? Слышал ли всё, о чём они говорили? Её ладонь засияла тусклым розовым светом.

– Пусть все окончательно забудут меня, пусть вернётся то, что я у всех отняла.

Богиня медленно повернулась и стала уходить, слыша, как шипит Адонай, исполняя свою часть сделки.

– Талвара… – промолвил сквозь дурман иллюзий Люцифер. – Помоги…

Талвара поглядела на него и тяжело вздохнула. Прежде, чем змей набросился на неё и съел, она успела сказать, что уже помогла Люциферу.

Серафим проснулся в просторной птичьей клетке, подвешенной под потолком в покоях Адоная. С него за время сна сняли всю верхнюю одежду кроме штанов, даже обувь стянули, а правую стопу ко всему прочему привязали тонкой длинной, как нить, противомагической цепью. Воздух в этом месте пропитан кровью и смертью. О чём был сон вспомнить никак не удавалось. Вдруг Люцифера позвал снизу чей-то голос, когда он стал осматривать место, где оказался.

– Отсюда не сбежать, я всё уже внимательно осмотрела.

Мерно шагая по воздуху, к нему подходила Люцида. Мать почти не изменилась за всё то время, сколько они не виделись, Люциферу подумалось, что это даже к лучшему. Он просунул руки через небольшое пространство между прутьями птичьей клетки и коснулся рук матери, таких же нежных и ласковых, какими он их запомнил.

– Ты жива, как же я счастлив!

– Я тоже, сыночек! Прости меня за всё. У меня не было выбора не подчиниться твоему отцу. Мы убили Иркалагора.

– Убили!? Он не мог умереть, он… Или мог?

Люцида печально отвела взгляд и коснулась прутьев клетки головой. По её плечам вперёд скатился каскад золотистых блестящих волос.

– Совсем скоро Адонай начнёт осуществлять свою мечту. Перед тем, как он введёт некую сыворотку в твой затылок, – она рукой подозвала сына ближе и коснулась его шеи. – Я приложу все усилия, чтобы сорвать его планы. Когда он будет в ярости, то просто беги отсюда, не оставайся здесь ради меня.

– Мы только встретились. Матушка, я столько хочу тебе рассказать.

– Где любовь, мой мальчик, там и разлука.

Люцида отпустила руки сына, а затем вернулась вниз, сожалея, что всё вышло таким худшим образом. Через десять минут в свои покои вошёл торжествующий Адонай. Его внешность резко отличалась от той, что Люцифер помнил. Кожа с отца слезала и шелушилась, как со змеи, на остром лице появились ужасающие изъявления, оно словно иссыхало; левый глаз весь потрескался, переставая моргать и двигаться; на пальцах образовались каменные наросты, похожие на серый панцирь.

– Как же трогательно: вся семья в сборе. – сказал Адонай, а затем опустил клетку с сыном одним движением ладони на пол. – Что же вы не веселитесь? Радуйтесь, пока можете. Ты совершенен, сын, и тебе выпала великая честь стать более могущественным. Стать истинным богом.

– Не подобает мне, ангелу, считать себя богом и день ото дня лелеять мысль об этом, – резко ответил ему Люцифер, грозно взирая на отца.

В столь пронзительном взгляде Люцида смогла прочесть, что сын сделал свой выбор и не сожалеет об этом. А вот данный выпад в свою сторону Адонай не слишком оценил. Он рассмеялся, раскрывая перед ними свою безумную натуру.

Обмотав конец тонкой цепи вокруг ладони, Адонай открыл клетку, выпуская из неё сына. Он повёл его и свою бывшую супругу за собой. В коридоре выстроились солдаты, все как на подбор. На их плечах красовались красные шевроны с семью чёрными лучами солнца. Это встревожило серафимов, но они продолжали следовать за повелителем арлийцев. Сегодня для всего арлийского народа счастливый день, когда они, наконец, возвысятся над богами.

У работающих машин трудился Истанус вместе со своей разумной химерой, похожей на огромного льва с крыльями, ходящего на задних лапах. Грива химеры на вид очень жёсткая, а лапы могучи. Она почуяла незнакомые запахи ангелов и обернулась.

– Не отвлекайся, Алайсиаг. Подключи два этих блока и иди к камере, – сказал химере не глядя Истанус. – Я подам сигнал, когда можно будет опустить правый рычаг. И прошу, не перепутай рычаги.

Люцида даже не взглянула на химеру, которая схватила её сына и принесла в Арлию. По приказу бывшего мужа она покорно села у стены на стул, к ней тут же подошли шесть вооружённых арлийцев, держащих наготове ружья. Трое встали к ней лицом, остальные – спиной. Серафим с грустью смотрела как сына ставят на колени на высокой железной платформе, где, вроде как, высечены странные знаки. Его наклонили лицом к полу, руки и ноги приковали совсем короткими цепями и закрыли замки одним ключом.

Пошевелить рукой или ногой было невозможно. Адонай медленно размотал тонкую цепь с ладони, поднялся по лестнице, подходя к Люциферу, и оставил кинжалом на его лбу длинный порез. Горячая кровь потекла по лицу серафима, которого словно лишили силы и всей воли, чтобы противостоять врагам.

Когда основные приготовления были завершены, Адонай взял шприц с сывороткой вновь подошёл к Люциферу, но уже со спины. Люцида решила действовать и поднялась. Солдаты тут же прицелились, предупреждая, что станут стрелять на поражение.

– Не пытайся предотвратить неизбежное, – сурово произнёс Адонай.

Он прикоснулся к спине сына холодной сухой рукой. Поднёс шприц с раствором, который приготовил Истанус, к шее ангела. Тот застыл, по-настоящему испытывая страх, потому как не знает, что ждёт его дальше. Люцида не придумала ничего лучше, чем выдумать сказку.

– Я должна тебе кое-что сказать. Прямо сейчас.

В её сторону злобно посмотрел Истанус, понимая, что она пытается тянуть время.

– Не слушай её! Мы шли к этому более полсотни божественный лет! Вколи ему сыворотку и пусть он станет истинным богом! – вмешался Истанус.

Поняв, что Адонай не будет слушать, Люцида в одно мгновение переместилась к нему и обняла, стараясь отнять шприц из его руки. Стражники, охранявшие своего повелителя, метнулись к ней.

– Да отпусти ты! – разозлился на неё Адонай, но Люцида сама крепко вцепилась руками за шприц.

Она слышала топот внизу, дёрнула второй рукой вправо и вместе с Адонаем свалилась с платформы. Шприц из их рук выскользнул и разбился рядом с головами. Видя это, Истанус едва сдержался, чтобы не разразиться руганью. Он глубоко разочаровался в Адонае, махнул рукой, взял за ошейник химеру и поспешил уйти. Вся его жизнь, весь его труд пошёл прахом.

Адонай взбешённо сбросил с себя Люциду, крепко ударил её по лицу. Стражники открыли по ней огонь. Взяв крупный осколок стекла, с которого не вытекла на пол особая жидкость, Адонай поспешил к сыну. Этого не хватит, чтобы усовершенствовать дух, остаётся дать ему выпить её так.

– Я не желаю терять твоё сильное тело! Ну же, открывай рот!

В воспоминаниях Люцифера всплыли образы, когда отец заставлял его есть пепел, а теперь желает, чтобы он выпил что-то, что полностью изменит его. Тем более отец беспокоится за сохранность его тела, но не разума, не души. Получается, что он хочет спасти себя от смерти, переселив свой дух в более выносливое тело. Если бы только не цепи, то Люцифер бы… Адонай с силой разжал ему крепко сомкнутую челюсть и в этот момент его правое ухо что-то обожгло. Люцида создала множество маленьких звёзд, они стали взрываться, подлетая к машинам и уничтожая их одну за другой. Пока враги были заняты отстрелом звёзд, Люцида вновь подобралась к Адонаю, скинула вниз, потянув за плащ, а затем расплавила ярким светом все цепи, сковывающие сына.

Адонай не желал мириться с рушащейся на глазах мечтой. Он подполз к шприцу, где почти быстро испарилась вся жидкость. Осталось всего несколько капель. Обмакнув пальцы в быстро испаряющуюся жидкость, он попробовал её. Его кожа быстро покрылась крупными кристаллами, а глаза заменило яркое голубое свечение. Колоссальная волна энергии отбросила серафимов к дальнему углу, один из металлических обломков ранил Люциду. Она прижала руку к глубокой ране, а другой схватила сына за плечо.

– Уходи!

– Только с тобой! Тебе его в одиночку не одолеть!

Потолок подвала стал обрушаться, когда столб мощной энергии пошёл за пределы Кровавой Башни. Воздух казался тяжёлым, а все внутренние силы покидали двух ангелов. На месте Адоная появился кристаллический гигант, сформировавшийся не до конца. Он рукой с корнем вырвал платформу, а затем очень быстро пополз к ангелам. Люцида открыла необычный для сына треугольный портал совсем рядом. Гигант разинул пасть, когда приблизился к ним. Люцифер попытался обжечь лицо гиганта, но существо будто поглотило пламя своей необычайной структурой тела. Тогда верховный серафим схватил мать и исчез с ней в портале как раз в тот момент, когда перевоплощённый Адонай сомкнул челюсть, чтобы съесть сына. Портал взорвался, не сумев переместить столь огромное количество энергии, исходящей от гиганта.

Глава 10: Освобождение Элирия

Проснувшись от тяжёлых удаляющихся шагов, Люцида открыла глаза. Она, не вставая с постели, увидела уходящего сына, одетого в бело-золотые доспехи. Ещё даже солнце не взошло, как он куда-то собрался.

Прошло несколько дней, как они оказались в лагере элирийцев. Всё это время Люцида пролежала без чувств, и только сейчас проснулась после долгого для себя отдыха.

– Куда ты? – слабым голосом спросила она, ощущая тяжесть в каждой клеточке тела.

– Освободить дом от арлийских упырей, – ответил сын и покинул её палатку.

Она слышала его негромкий голос, он с кем-то говорил, а после – ушёл. Серафим лежала, думала о том, что забрало у неё все силы. И вдруг её осенило. Наверное, думала она, это так на неё повлияла аура Адоная, что вдали от него ей так нездоровится. Повернувшись на другой бок, серафим задремала.

Архистратиг явился к Силве раньше назначенного времени. Братья обменивались мыслями насчёт задуманного, как вдруг их прервал Ларкейд, самодовольно улыбающийся Люциферу. Серафим без каких-либо явных эмоций спросил у него:

– Что с Уллром де Моном?

– Я не разрешил ему идти за мной. По крайней мере, он оставался в моих владениях, когда я уходил. У тебя дело к моему телохранителю?

– Мне важно убедиться, что с сыном всё в порядке.

– А, вот в чём дело. Да, он мне как-то говорил, что является для тебя приёмышем. Даже сложно поверить, что ты питаешь к нему отцовские чувства.

– Ларкейд, – грозно произнёс Силва.

– Не стоит, Силва, он просто хочет понять, как можно любить чужих детей. Ты ему об этом не расскажешь, а вот я смогу. Поговорим об этом позже, мой дорогой ученик.

Судя по всему, слова Ларкейда ничуть не задели верховного серафима. Молодой бог высокомерно прошёл мимо отца и дяди, сел на стул, положив ногу на ногу и беспечным детским взглядом поглядел на них. Он слушал их, пока они обговаривали наступление на свою же столицу, где засели враги.

– И совсем не жаль столько солдат? – вдруг спросил у дяди Ларкейд.

Архистратиг не захотел отвечать на столь болезненный для себя вопрос от племянника, договорил с побратимом и ушёл.

– Рядом с тобой все такими неженками становятся? – с насмешкой поинтересовался у отца Ларкейд, поднялся со стула и подошёл к столу, где была разложена карта столицы отцовского Пантеона. – Ну надо же, до чего он изменился! Я ещё больше удивлюсь, если окажется, что он плакать умеет.

– Всё меняется, мой мальчик. Можно сколь угодно притворятся бездушным, но рано или поздно все подавляемые чувства выйдут наружу. Мне неизвестно, что у него на уме, но я точно знаю, что брату сейчас очень непросто.

– Гм, ладно. Скажи, где сейчас Инанна?

– Точно не могу сказать, она говорила, что хотела уйти в мир людей. Ваша мама долго не хотела её отпускать, а потом согласилась, что для Инанны так будет лучше и мы проводили её.

– Вот как… Ясно.

Через полчаса, когда армия боевых ангелов была построена, Силва дал добро для начала операции по возвращению Элирия в своё владение.

С начала рассвета прошло более трёх часов. Обходя лагерь в поисках элирийского войска, Айла никого не обнаружила. Барбатос оповестил свою хозяйку, куда ушли все мужчины. Пока он рассказывал, то позволил себе удивиться, что даже Кайрос, некогда его помощник, надел доспехи и ушёл. Вдруг кто-то из играющих неподалёку детей прокричал, что видит чёрный дым, идущий из столицы.

– Удачи вам, – встревоженно произнесла Айла.

Чёрный густой дым ширился и стремился ввысь. Там же, в небе, промелькнула не то комета, не то яркая звезда, обрушившаяся на головы врагов. Раздалась серия очень слабых хлопков. Переменчивый ветер нёс с собой запахи крови, горящей плоти и волос, заржавевшего металла.

Вечерний закат медленно угасал за крышами высоких домов и стен вокруг города. Все улицы уже были усыпаны трупами ангелов и богов, а помимо них всё ещё горела груда искорёженного металла – это эво-танки арлийцев. От тишины вокруг кровь застывала в жилах у тех.

На глазах у Люцифера арлийские упыри убили его товарища по оружию, молодого боевого ангела Эрелима. Его кровь попала на уставшее и растерянное лицо Архистратига. Теперь он единственный из ангелов, кто остался в живых.

Руки дрожали от усталости, злобы и отчаяния. Магии давно не осталось, чтобы живьём сжечь богов. Архистратига окружили арлийцы вперемешку с богами, в том числе из Ордена. Окровавленный, с множественными царапинами меч Люцифера у всех на глазах разошёлся трещинами и осыпался звонкими осколками на брусчатку.

– Ни оружия, ни магии, ни войска… – с насмешкой прозвучал голос Квирина, вышедшего к Люциферу из толпы. – И что ты теперь будешь делать?

Архистратиг поглядел на рукоять меча и выбросил её.

– Прости, Силва, я снова сломал твой меч, – про себя произнёс он.

– Слишком поздно сожалеть. Из-за тебя погибло столько ангелов. И ради чего? Ты знал, что они слабее нас. Знал, но всё равно повёл в бой. – морально давил на него Квирин. – И как после этого ты будешь жить? Склонись передо мной, покайся.

Догорающий закат опалил лицо Архистратига, словно оставляя своим светом на нём незримое клеймо. Арлийцы в усмешке обнажили острые зубы. Квирин вновь потребовал склониться, Люцифер поглядел в сторону замка, не взирая на развалины домов. Он надеялся, что ему удалось отвлечь всех, чтобы Силва и Ларкейд безопасно прошли к Истанусу, прячущемуся вдали от этой бойни.

– Зря надеешься, что я сдамся, это не первый раз, когда приходится терять всё войско, – сказал Квирину Люцифер. – И я не преклоняюсь перед богами.

Вдруг к Архистратигу потянулось отовсюду обжигающее пламя.

– Он поглощает огонь! Не дайте ему восполнить магию! Остановите его! – приказал всем Квирин.

Пламенные потоки вились вокруг серафима, не подпуская богов ближе. Они, словно хлысты, больно поражали врагов, опаляли их кожу, одежду и лица.

Взбегая вслед за отцом по лестнице, Ларкейд ощутил растущую магическую силу. Он обернулся и увидел огромный гигантский раскрывающийся цветок, формировавшийся из пожаров по всему городу. Огонь стремился в одну точку на земле, видимо, учитель хочет кого-то проучить, подумалось Ларкейду.

– Не останавливайся, – поторопил сына Силва, открывая тяжёлую дверь.

Ларкейд поглядел ниже, во внутренний двор. И около конюшни увидел чей-то хилый силуэт. Свысока поглядев на слабака, он отвернулся и последовал за отцом.

Жар огня оплавлял всё вокруг, а затем вдруг боги стали буквально сгорать изнутри, кроме одного. Квирин успел где-то спрятаться. Серафим решил, что тот захотел сыграть в прятки и неспешно стал искать его, оставляя за собой вереницу горящих следов. Он ощутил его магическую ауру за искорёженным эво-танком и направился к нему. К этому времени солнечные светила ушли за горизонт и стали медленно опускаться сумерки.

– Ты приказал остановить меня, а не убить. Подчиняешься моему отцу? Я-то уж думал, что ты имеешь собственное мнение. Если Адонай осуществит желаемое, то ничего не останется, кроме боли и страданий. А ему это и нужно.

– Не пытайся меня переубедить! Я всё решил! – крикнул ему Квирин.

Архистратиг переступал через мёртвые тела, лежащие повсюду.

– Я даю тебе шанс. Те идеи Адоная, которыми ты проникся, не способны создать безупречный мир для богов. В государстве Адоная появится деление на “правильных” и “неправильных” богов, вторых будут угнетать, запрещать всё, что только можно. Появятся гетто или уничижительные кварталы для определённого слоя населения. Коррупция будет процветать, а простой народ станет прятаться по норам, живя с вечным страхом перед властью. Разве это жизнь? Разве это свобода? Мало, кто смог бы за два месяца достичь такого высокого статуса, как ты. В тебе есть отличный личностный стержень, который оценил Силва, но под пагубным влиянием Адоная, Ордена и общества, в котором долго жил, ты оступился.

Люцифер обошёл груду металла эво-танка. Бог, который требовал склониться перед ним, сам стоял на коленях и дрожал, не то от страха, не то из-за сомнений.

– Чтобы мне читал мораль какой-то ангел… Это просто смешно. До чего я дожил. Почему? Почему я не могу пошевелиться? Мне страшно? Перед тобой? – Квирин, казалось, потерял связь с реальностью, выглядел жалко и недостойно даже для самого себя.

– Ответ рядом. Сумеешь ли ты сам дойти до сути? – повторил Люцифер.

– Ты это уже говорил, – припомнил Квирин, чувствуя, что в нём что-то надкололось, какая-то толстая стеклянная стена из убеждений, которую не описать словами.

– Воевать с кем-то другим и так не просто, но воевать с самим собой – вот настоящее испытание, которое многое определяет.

Квирин нашёл в себе силы подняться, а затем напал на серафима.

Резвый магический ветер Ларкейда изрубил тела стражников, подчиняемых “звену” Истануса, Абраксасу. Тот сбежал в подвал замка, где располагалась лаборатория Истануса. Он вбежал в жилую комнату, где находился создатель со своей любовницей и маленьким сыном и обо всём рассказал. Узнав, что Элирий пытаются взять штурмом, Истанус ударил Абраксаса. Коко начала успокаивать новорождённого сына, испугавшегося шума и грозного отцовского голоса.

– Ничего нельзя тебе доверить! – процедил Истанус, прижимающемуся к полу Абраксасу.

Прозвучал грохот, а затем и звон. Истанус сказал “звену” и Коко идти за ним. Ларкейд одним точным ударом выбил дверь с петель, да так, что она впечаталась в цилиндрическую большую камеру, где в сине-зелёной жидкости росла очередная химера. Вся жидкость вылилась на пол, а химера погибла. Силва и встал чуть впереди Ларкейда. Он, к своему удивлению, повстречался с двумя Истанусами и женщиной с ребёнком на руках, которой почти не помнил.

– Здравствуй, Сильвас. Предлагаю не горячиться и обо всём спокойно поговорить. Хватит на сегодня смертей. – сказал Истанус и пошёл к племяннику.

Глава 11: В вечности исчезнет всё, но только не любовь

Старинные часы из другого мира издавали грохочущий звук движущихся стрелок на циферблате. В семейной гостиной было напряжённо и тихо. За окном не видно ни звёзд, ни отблеска луны, лишь густая кромешная тьма, которая словно стремилась влиться через окна в замок. Силва, стоя у камина, повернулся к Истанусу, чей взгляд застыл на часах, словно он чего-то ждал.

– Так или иначе, тебя ждёт трибунал, – произнёс Силва.

Его слова для Истануса звучали подобно грому, к которому он был готов.

– Стоит ли мне надеяться, что я не буду казнён?

– Это уже не мне решать. Но так или иначе, ты главный свидетель зверств Адоная.

– Безусловно. Не знаю почему, но мне приятно проиграть и вернуть всё, что отнял, обратно тебе. Ты сын своего отца. Элоим бы гордился тобой.

За дверью стали слышны громкие голоса и вдруг в гостиную ворвался Кайрос и по своей неуклюжести свалился на пол. Силва хмуро поглядел на того, кто сюда влетел. Поднявшись, Кайрос поправил тяжёлые перчатки, наплечники и начал объясняться. Это заняло чуть ли не полчаса.

– Это что же выходит, – Силва так устал, что слова, произнесённые от изумления, звучали как сарказм. – Ты мой двоюродный брат?

– Ага, – застенчиво кивнул Кайрос.

– И почему же ты раньше не сказал?

– Так вы, то есть, ты меня не спрашивал.

Это позабавило Истануса, но смеяться он не стал. Кайрос действительно внебрачный сын Истануса, так же, как и новорождённый малыш на руках у Коко, ждущей в другой зале замка.

– Сложно поверить, что это так и есть, – вздохнул Силва, прикладывая руку ко лбу. – Ты совершенно не похож на представителя нашего рода.

– Оттого у него и нет магии, – внезапно в разговор вмешался Истанус. – Наши гены особенные во всём измерении. У нас и ещё у двух семейств богов. Незапланированное зачатие и – бинго! – ни одного доминирующего синего генома в крови Кайроса. Это же надо быть таким невезучим, чтобы не унаследовать тёмно-синий цвет глаз или волос. Вот потому я от него отказался, оставив жить с его матерью в том странноватом мире. А его появление в нашем измерении само по себе чудо.

– Хе-хе, ну да… – не зная, что сказать, промямлил Кайрос.

– Кайрос, раз мы разобрались со всем, что ты хотел сказать, пожалуйста, оставь меня ненадолго с твоим отцом. – сказал ему Силва.

Нелепая искренняя улыбка пропала с лица парня, он поспешил выйти из семейной гостиной Сильвасов. Силва сел напротив Истануса, перед ними на столе появилась небольшая стопка чистой белой бумаги, чернильная ручка и печать с гербом семьи.

– Сначала поговорим о том, что ты возвращаешь мне мой Пантеон. Бери лист и пиши.

Этот день был самый долгий и тяжёлый, который только мог быть. Прошло некоторое время. Часы пробили полночь.

Когда взошло солнце, Истанус закончил писать всё, что от него требовалось. Силва проставил печать на последнем документе и подписал его.

– Эти два документа, – Силва взял самый первый заполненный лист и последний, который заверил печатью и подписью. – Будут обнародованы в ближайшее время, а остальное пойдёт под грифом государственной тайны. Такое просто невозможно рассказать элирийцам в этических соображениях.

Истанус просто не мог понять, как Элоим, а теперь его сын Сильвас, могут любить свой народ и заботиться о нём, как о растущем дитя. Ему никогда этого не понять. От долгого и непрерывного письма правая рука ужасно болела, Истанус начал её разминать, как вдруг в семейную гостиную снова вошёл кто-то непрошенный.

Силва поглядел в сторону двери.

– Не помешаю? – спросил Люцифер, держа что-то в руках, и остановился прямо у дивана, где сидел Истанус.

– Нет. Рад тебя видеть, братишка. – Силва поднялся, подошёл к побратиму и обнял.

Дядя же продолжил сидеть не шевелясь, пытаясь смириться с дальнейшим приговором.

– Ничто так не объединяет, как уборка. Тебе две минуты, чтобы переодеться. Время пошло. Нам всем нужно убрать и захоронить тела погибших, пока не началась эпидемия. – Люцифер вручил Силве чистую маску и перчатки, а затем поглядел на Истануса. – И его тоже с собой возьми. Он тут не отсидится, не позволю.

Стояла на удивление тёплая солнечная погода. Все элирийцы торопились, трупы уже стали разлагаться при ярком свете солнца и источать дурной запах.

Закончив с очередным списком, где внесены имена убитых, Ишимиэль на ходу перевернула страницу, дошла до конца Праздничной улицы и свернула направо, пойдя по Стекольной. Она подняла взгляд и обнаружила Архистратига. Перед ним в ряд лежали трупы его лучших друзей и товарищей. Хемах, Кальмия, Джехоэль, Эрелим. Раньше лучших друзей было шестеро, но двое погибли давным-давно. Когда тела погрузили в повозку и стали увозить, Архистратиг резко развернулся и куда-то пошёл.

В разрушенном парке цел был один лишь мост через пруд. Кто-то горько плакал. Ишимиэль пришла к мосту, где стоял Люцифер, скрывшийся от всех из-за проявившихся страданий. Она подошла к верховному серафиму, чтобы посочувствовать его утрате. Приблизилась, и вдруг он пал на колени. Отчаянный крик вырвался из его груди. Она села перед ним и обняла, сама начиная плакать от непонятного ей горя.

С особой печалью на них издалека глядела Люцида. Она направилась к Силве, поговорила, вмиг при нём обратилась звездой и помчалась в небо. Раз здесь всё уже хорошо, пора успокоить свою душу, отыскав Иркалагора. По расположению его слабой ауры Люцида поняла, что он на своей огненной планете. Там он и вправду оказался. Гигантский красный дракон спал на своём импровизированном ложе, серафим побежала к нему, прижалась к морде. Её обдал горячий выдыхаемый воздух. Люцида поцеловала Иркалагора, погладила по нижней губе и взобралась на камень, на котором он спал. Рана серьёзная. Сев на колени, она начала читать тайные молитвы, о которых узнала от Творца. Этот добрый Иномирец почти всё предусмотрел.

Прошло несколько дней, как Элирий был освобождён от захватчиков и тут же погрузился в длительный траур по погибшим за Пантеон мужественным элирийцам. К обычной жизни всем было тяжело возвращаться. Дома отстраивали магией, убирали все последствия и даже находили новые тела погибших.

Пока родители занимались восстановлением Пантеона, Ларкейд играл с младшим братом в саду на заднем дворе замка, лениво подкидывая братишку в воздух, не давая упасть. Кадзоку звонко смеялся, переворачиваясь то на спину, то на живот, а затем в испуге кричал при приближении к земле, но ветер снова поднимал его вверх. За этими опасными играми внимательно наблюдал Барбатос, чтобы в любой момент вмешаться и остановить Ларкейда.

Первым делом отстроили Департамент правопорядка и защиты граждан, а точнее пристройку, тюрьму, где за решёткой в соседних камерах сидели Истанус, Абраксас, Коко с новорождённым сыном, а в конце коридора заточили Квирина.

Лучший кузнец во всём Пантеоне с особым любопытством копался в груде металла эво-танков, который притащили к нему на переплавку для оружия и доспехов. Он разбирал и изучал огнестрельное оружие, работающее от вращающегося механического ядра, находил в эво-танках рации, гранаты, противопехотные мины и различные тайники. Конечно, он осматривал это не один, а с другими кузнецами, что-то брал на заметку, чтобы сотворить нечто схожее из материалов в их Пантеоне.

Когда у Силвы появилось немного времени, он хотел переговорить с братом насчёт его матери, а также трибунала над Истанусом. Заглянув в последнее место, где мог бы находиться брат, в собственных покоях, то не обнаружил его и здесь, только спящую за столом Ишимиэль. Люцифер временно предоставил свою комнату для проживания помощнице Сафии, а сам где-то, как обычно, пропадал.

Поднеся палец, на конце которого горел огонёк пламени, Люцифер поджёг сигарету и положил её на могилу Хемаха. В этой же оградке находились могилы Кальмии, Джехоэля и Эрелима. Где-то у ворот кладбища звенел колокольчик от дуновений тёплого летнего ветра.

– Вы сполна отдали честь. Отдыхайте.

Он направился обратно в город. Ветер встревожил колокольчик у ворот, серафиму показалось, что его кто-то позвал, но оборачиваться не стал. Четыре тени лучших бойцов растворились, когда Архистратиг ушёл с кладбища.

Узнав от личных слуг, что брат его искал, Люцифер зашёл в рабочий кабинет Силвы.

– Моя матушка улетела за Иркалагором? Вот почему её нигде нет, спасибо, что сообщил.

Архистратиг прошёл за кресло, в котором сидел верховный бог, поглядел в окно и увидел в нём своё отражение.

– Мы освободили лишь Элирий, а столько храбрых воинов погибло. Сколько тогда отдаст жизни, когда станем освобождать всё измерение от власти моего отца?

Силва поднялся, подошёл к нему и положил руку на твёрдое напряжённое плечо.

– Нужно, чтобы все жители нашего измерения сплотились и дали отпор Адонаю. Будет непросто, но мы выстоим, – сказал он, глядя сквозь их отражения оконного стекла на играющих на Праздничной улице детей. – Мы обязаны выстоять. Потомки не простят, если смиримся перед Адонаем.

– А что будет потом? Убьём Адоная, разорвём цепи, которыми он сковал измерение, а дальше-то что?

– Станем просто жить.

– Звучит, как утопия или наивный детский сон.

– Это да… Эх. Знаешь, сначала я думал провести голосование насчёт казни дяди, но теперь не знаю, как быть. Я должен решить его судьбу, а в голове лишь ветер и ни одной мысли.

– Тогда просто не решай и оставь всё как есть. Из тюрьмы не сбежит. Могу предложить использовать Истануса в качестве приманки, но то, чем стал Адонай, запросто проглотит наживку и глазом не моргнёт. Я стану приманкой. Адонай ценит меня превыше всего и не допустит, если со мной что-то случится. Но, прежде чем так безрассудно действовать, надо решить насущные проблемы.

Вечером этого дня Архистратиг зашёл в свои покои. Ишимиэль встретила его радостной улыбкой, отложила книгу на подоконник, на котором сидела, и опустила босые ноги с шерстяного пледа на ковёр.

– Привет. Пока тебя не было Онип и Руб тут всё прибрали. – сказала она.

Её щёки порозовели, когда он тоже поздоровался, прошёл к шкафу и открыл дверцу. Он стал искать определённые вещи, видимо, собрался принять душ.

– Да, они трудолюбивые ребята. Сильно не тревожат?

– Ой, да что ты! С ними очень приятно общаться. Они рассказали мне о своём прошлом. Ты спас их, когда они потеряли родителей и несколько дней брели по пустыне. Это правда или очередная их байка?

– Да, правда. Об этой истории знает только Барбатос, а теперь уже и ты. Наверное, они тебе очень доверяют, раз решили рассказать о прошлом.

Серафим взял чистую одежду, оранжевое махровое полотенце, пошёл обратно к двери и остановился.

– Не могла бы ты мне помочь помыть крылья?

– Да, конечно.

– Большое спасибо. Я телепатически сообщу тебе, когда можно будет зайти в ванную.

Крылья для ангелов – одна из самых важных и почти неприкосновенных частей тела. Только родители или законные супруги могут прикасаться к крыльям. Считается, что если чужой коснётся их, то украдёт не только жизненную энергию, но и навлечёт самые страшные болезни. Херувим пришла в ступор от такой просьбы. Лично она никому и никогда не давала прикасаться к своим крыльям, даже Хидарту, от которого сбежала; а Люцифер без опаски для себя доверил ей столь ответственное поручение.

Некоторое время спустя Ишимиэль зашла в ванную. Верховный серафим сидел на низкой лавочке под тёплыми струями воды. Позади него стояла ещё одна лавочка.