Прошло уже девять месяцев с тех пор, как “проснулся” Род. Он быстро учился управлять всем измерением Творца, и его приятно удивляли верховные боги. При тесном сотрудничестве Рода с богами были построены заводы, выпускающие маячки, которые расставляли по границам измерения и около Млечного Пути, где он ничего не мог контролировать. Ему с самого момента пробуждения казалось, что Млечный Путь несёт в себе угрозу. Но, прежде чем пытаться убрать аномальную энергию, надо внимательно изучить местных существ, не являются ли они отродьями Бездны или порождениями Астралов.

Род не давал разрешения Альянсу вмешиваться в дела других измерений, но его тревожила странная активность Белого глаза. Все попытки связи постоянно отклонялись самим же Иномирцем, Хладом. А мощный выброс леденящей энергии вывел из строя несколько сотен тысяч маячков у северной границы.

Последним тёплым осенним утром Силва прогуливался по рынку, где только-только продавцы открывали прилавки для продажи товаров. Сегодня первый раз, когда он надел новый наряд, сшитый по специальному заказу на давно прошедший праздник.

Наряд состоял из светлой рубашки, белого жилета, поверх надет синий фрак с перламутровыми узорами ликорисов на фалдах сзади, – цветов, ставших гербом всей династии.

Аромат свежих трав, иностранных специй, спелых фруктов наполнил утренний рынок. Продавцы с изумлением глядели на своего приятно преобразившегося правителя. Он шёл один без сопровождения охраны или влиятельных подчинённых, добрая улыбка озаряла его светлое лицо, за годы власти ставшее чересчур строгим.

Впереди верховного бога пожилой продавец катил тележку с новым урожаем яблок, а тут же в двойном ящике сверху вёз партию яблочного сидра. Старик остановился у своего прилавка и вздохнул, проводя левой рукой по вспотевшему лбу. А потом увидел верховного бога.

Яблочник набрал воздуха в грудь и подошёл к Силве, который мог просто пройти мимо.

– Доброе утро, государь, – с сильным волнением в голосе произнёс яблочник Оркус. – Не могли бы вы уделить мне минутку вашего внимания?

– Здравствуй. Что-то случилось? – Силва остановился перед ним.

– Я желаю извиниться перед вами. Искренне не помню причину из-за чего приношу извинения, но совесть замучила меня. Знаю, что очень сильно виноват перед вами. – сказал Оркус, то и дело отводя взгляд из-за волнения.

– Если что-то и было в прошлом, то я на вас не держу зла или обиды.

– Какое же это облегчение для души! Простите, что отнял ваше время.

– Не волнуйтесь вы так. Главное, чтобы вы больше не чувствовали угрызения совести и вину за прошлые ошибки. Что-то ещё хотите сказать?

– Нет, это всё. Спасибо, что выслушали. Удачного вам дня.

– Благодарю.

Когда верховный бог ушёл, Оркус перевёл дух и вскоре стал готовить товары для продажи. Силва же остался поражён произошедшим только что, но он не подавал виду своей обеспокоенности. Что ещё было стёрто из памяти Сердца, а вернее сказать, кто? Разгадать эту тайну не представляется возможным, ни Оркус, ни тем более он ничего не помнят.

Что ни говори, но все члены династии Сильвасов любители плотно поесть. А потому у поваров имелись подробные рекомендации от Барбатоса, что можно, а что нежелательно подавать на стол верховным богам, их детям и внучке. Но в последнее время Силва трапезничал наедине с Айлой, да не в столовой, где обычно, а в покоях, за столиком у окна.

Когда Силва вошёл, разулся у двери, то увидел, как Айла мило беседует с камердинером о чём-то. Она перевела взгляд на мужа, который выглядел весьма элегантно в новом костюме.

– Потрясающе. Жаль, что ты надел его только сегодня.

– Всему своё время. Думаю, можно отдать обратно Никте, чтобы перешила.

– Это почему же?

– Не помешало бы добавить герб нашей семьи, сделать серебряные вставки, как-нибудь красиво украсить… Лучше я с ней сам поговорю. Привет, Барс. Чем кормить будешь?

– Доброе утро господин, – Барбатос отодвинул стул, встал рядом и озвучил небольшой завтрак из трёх блюд для каждого

– М-м, миндальные гренки… Обожаю, когда наступает их очередь. – Силва был очарован ароматом блюда перед собой.

– Приятного аппетита.

Прошло всего несколько мгновений, и камердинер ушёл за дверь. Силва негромко вздохнул.

– У тебя грустный взгляд. Что-то случилось?

– Да так… Род озадачил меня с утра пораньше.

– Надеюсь, ничего серьёзного?

– Если бы. Сегодня я возьму отпуск на неопределённый срок. Мне надо подумать над его предложением.

Мрачные мысли ненадолго отогнал восторг от любимых блюд. У Барбатоса просто золотые руки, это признавал каждый, кто хоть раз пробовал еду, приготовленную им, кроме вечного соперника шеф-повара Табриса. Их соперничество тянулось ещё со времён пребывания в Области Тьмы.

– Как продвигается наблюдение за Пеймоном? – спросил у неё Силва.

– Без особых изменений. Его любовь к деньгам и роскоши не знает границ. Купил себе часы, всякие побрякушки на шею, множество перстней. Для фамильяра-верблюда заказал седло. Потихоньку учится говорить на Общем, но акцент у него просто ужасный. Лично у меня уши вянут.

– Ясно. Даже если он в совершенстве овладеет Общим, то гнусавый акцент никуда не денется, милая.

– И всё же надо было его держать в заточении, не нравится он мне. Ты разобрался с тем, зачем он пришёл в Элирий? Прошло уже несколько месяцев, а ты так мне ничего не сказал.

– Он искал лучшего друга, который на самом деле давно умер. А когда потерял всякую надежду на долгожданную встречу, то решил остаться жить здесь. Ему больше некуда идти.

– Печальная история. Вот почему я иногда вижу его на кладбище. А почему же некуда идти? Он демон, мог бы уйти обратно в Область Тьмы…

– Ешь, пока не остыло.

– Ну Силва, не уходи от темы. Мне же интересно. А с другими ни о чём не поговоришь, кроме моды, выслушивания сплетен и всей подобной чепухи.

Верховных богов освещал тёплый утренний свет от широких окон. Выпивая горячий чай, Силва размышлял, стоит ли Айле рассказывать о том, что знает только он и Род, пока она бурно обсуждала Пеймона. Через некоторое время Барбатос вернулся, чтобы забрать пустые тарелки, Айла заговорила о внешней политике Элирия.

– Я ни с кем не воевал, потому что многие меня боятся, так как видят, что я и мой Пантеон имеем силу, чего не скажешь о других. Все верховные боги судят друг о друге только по возможности дать отпор.

– Вроде боги, а такой примитивный подход используют.

– В нынешних реалиях мечты о мире так и останутся несбыточными мечтами. Чтобы их осуществить, богам нужен мощный толчок вперёд. Без сомнения Род будет внимательно наблюдать за всеми, чтобы цивилизации развивались равномерно без резких скачков.

– Разве ты не рад, что “пробудил” его?

– Теперь нет. Чем больше я знаю, тем печальнее всё становится. То, что все приняли за свободу, просто красиво сказанная ложь. Боги, как и прежде, всё ещё не свободны, пока их контролирует кто-то более всезнающий и всемогущий.

Силва задумчиво подложил под голову руку, а Айла озадаченно замолчала, не зная, что сказать. Камердинер собрал тарелки на поднос и ушёл.

– Давай сходим погулять. Мы давно никуда вместе не ходили. – предложила Айла, пока Силва смотрел в окно.

– Согласен. Говори во сколько и куда пойдём. – ответил он.

– Не знаю. Хоть сейчас пошли. Только… Нет, ты прекрасно выглядишь, а вот мне нужно переодеться.

Встав из-за стола, Айла подошла к большому шкафу, где в одной половине хранились её вещи, а в другой – вещи мужа. Когда Айла переоделась, она остановилась перед Силвой и с огорчением увидела подавленный вид мужа.

– Что с тобой?

– Всё хорошо. Идём.

Они тайной тропой покинули столицу и вышли за город. Золотые опавшие листья приятно шелестели под их ногами, пока они молча гуляли и наслаждались отдыхом от приевшейся рутины. Дивное пение птиц лилось по всему лесу, но вскоре оно прервалось криком ворона, а также яркой вспышкой.

Силва и Айла поспешили к месту, где будто упал метеорит. Они увидели большого ворона, который закрывал собой кого-то под крутым склоном холма. Он клевал и шипел на безликих серебряных воинов, которых по наблюдению Силвы присылал Род.

– Это же Самеан! – удивилась Айла, увидев рогатого демона, который лежал без движения. – Надо ему помочь!

Силва посмотрел на измученное лицо Самеана, к которому со всех сторон пытались подобраться воины Рода с его особым символом на лице. Большой ворон, судя по всему фамильяр, защищал демона. И Айла стала тормошить мужа.

– Ну помоги же ты ему!

Силва ещё никогда не видел у неё такой острый пронзительный взгляд, как сейчас. Времени на раздумья совсем не оставалось. Он двинулся вперёд, а затем поразил всех воинов Рода цепной молнией, одномоментно убив их. Они распались на множество мелких цифр, единиц и нулей. Ворон каркнул от неожиданности, когда враги словно отступили. Фамильяр уменьшился до своего обычного вороньего размера и полетел к богу, который встал над его хозяином.

– Не смей убивать его! – предупредил ворон незнакомца.

– Что с ним произошло? – спросил про себя Силва, когда поближе смог разглядеть бывшего друга.

Ветер убаюкивающе ласкал густые смоляные волосы Самеана, среди которых возвышались два крепких тёмных рога, концы которых едва касались земли. На измученном побледневшем, как у мертвеца, лице отпечаталось клеймо бессонных ночей. Сам он был одет весьма скромно, в какое-то рваное тряпьё, а его руки от локтя до самых пальцев были перебинтованы. Бинты все почернели от демонической крови, которая безостановочно сочилась.

Уже в замке, когда Барбатос размотал бинты, он попросил господина срочно послать кого-нибудь за банкиром Пеймоном и двумя юными помощниками библиотекаря. Созин пришёл к отцу не вовремя, когда тот был занят.

Молодой бог взглянул на руки демона. Такое проклятие мог наложить только некто весьма могущественный.

– Не знаю, получится ли у нас, демонов, но боги в таком случае точно бессильны, – произнёс Барбатос, выбрасывая грязные бинты.

Ворон не отходил от хозяина даже сейчас. Никто из присутствующих не мог понять, как сильно он волнуется.

– Я попробую помочь. В книге Хаоса упоминалось что-то похожее, но то было проклятие от самих богов, обращающее в нечисть.

Нарушив воцарившееся молчание, Созин прошёл к измученному демону. В это время Силва вышел из операционной комнаты, и распорядился, чтобы сюда тотчас прибыли Пеймон, Онип и Руб.

Барбатос показал Созину выжженный магический знак на правой руке демона.

– Предположу, что проклятие – это наказание за нарушенный договор. Просто так некроз не появляется. Взгляните, эти наросты образовали новый слой гниющей кожи…

– Кажется, я знаю, какое зелье нужно использовать. А что ты собираешься сделать?

Камердинер не смог прямо ответить, так как не желал ещё больше волновать ворона-фамильяра.

К середине дня, когда часы пробили полдень, верховных богов известили об окончании сложнейшей операции. Услышав это у Айлы замерло сердце. Всё ли в порядке с Самеаном?

Верховных богов привели в другую палату, где отдыхал пациент после операции. К ним вскоре подошёл Барбатос.

– Почему его перенесли сюда? – спросила Айла у слуги.

– Находиться в том помещении было бы для вас невыносимо. В процессе уничтожения проклятья его несколько раз тошнило, а о некоторых вещах я лучше умолчу. Новая кожа на его руках вырастет, по моим прогнозам, через четыре или шесть дней. – ответил Барбатос, подходя к спящему Самеану и коснулся ладонью его лба. – У него всё ещё жар, но это пройдёт, если его организм перестанет отвергать лекарства.

Силва молча смотрел на Самеана, не чувствуя к нему ни прежней злобы, ни ненависти, ни жалости или сожаления. Он ощущал приятное облегчение на душе, а затем ушёл. Его супруга повернулась, когда он покинул палату, подозревая, что причиной ухода мужа стала личная неприязнь к Самеану и тихонько вздохнула.

Шли дни. Айла неустанно навещала старого друга, но он всё не просыпался.

Глава 2: Дом, в котором его ждут

Выбежав к мосту, он остановился, протягивая руку к подруге, которую любил больше всего на свете. Силва и Айла шли на праздник. Самеан с разрывающей грудь тоской смотрел им вслед.

– Айла! – крикнул ей, желая как можно скорее догнать.

Богиня и впрямь обернулась. Она смотрела в его сторону таким режущим взглядом, будто никого нет.

– Что случилось? – осведомился Силва.

– Да так, просто ветер. Пошли, нас уже ждут. – мило улыбнулась ему Айла.

– Просто ветер… да? – прошептал Самеан и поник головой. Мысли Самеана невозможно было разгадать.

Он пошёл по пятам богов, продолжая о чём-то думать. Ночь, как хорошая и приятная незнакомка, кружила голову пьянящими ароматами яств и напитков. К богам кто-то подошёл, Силва извинился перед супругой и ушёл с кем-то из знакомых. Айла села у фонтана, где ей ещё повезло найти свободное место. Не упустив такой возможности, Самеан вышел из толпы и сел рядом с ней.

– Самеан? Как я рада тебя видеть! Силва скоро подойдёт, как решит один вопрос. Ты выглядишь несчастным. С тобой всё хорошо? Может отвести тебя к врачу?

Он смотрел ей в глаза. До чего же они прекрасны!

Таких великолепных женщин, как Айла, больше нигде не найдёшь. Он приблизился к ней, не смотря на её попытки оттолкнуть его. Прижал к себе, чтобы поцеловать, но засомневался.

Самеан, расчувствовавшись, уткнулся в её нежное мягкое плечо и стал, как безумец, повторять одно и то же:

– Прости меня. Прости меня. Прости. Будь счастлива. Прости. Будь счастлива с тем, кого любишь.

Он ощутил, как Айла обняла его в ответ. В голове было пусто, словно ветер сдул сильным порывом все мысли, оставив в сердце разбитые осколки чувств.

– Всё в порядке, не плачь. Метель за ночь утихнет, а наутро снова будет ясная погода. – сказал добрый женский голос.

Самеан поглядел на Айлу, но вместо неё увидел свою мать, какой запомнил перед тем кошмарным днём, когда жители деревни обвинили его в убийстве родителей. Он осмотрелся.

Вся семья сидит в гостиной двухэтажного дома, из кухни тянулся терпкий аромат чая; за окнами завывает метель, так что ни зги не видно. Самеан оглядел себя, он выглядел как обычный шестилетний мальчик.

Лайла укрыла его своей тёплой шалью, погладила по голове и ушла за чаем. Зофиэль, его отец, сидел в кресле рядом с камином, вырезал из дерева новую игрушку. На ковре с деревянным маленьким конём играл трёхлетний братишка, он позвал Самеана поиграть вместе.

– Мне снился страшный кошмар… Как хорошо, что это был только сон. – проговорил Самеан, сонно потирая глаза.

– Ты снова весь в синяках. Научись уже давать отпор задирам, я не смогу всегда быть рядом. – Зофиэль закончил делать игрушку, вырезал на ней маленькие магические символы, применил своё секретное заклинание, и игрушка в виде ворона ожила, но не обрела своё сознание.

Игрушка сама полетела из рук мастера к его старшему сыну. Самеан взял её в руки и узнал очертания Имхотепа, своего ворона-фамильяра. Игрушка замерла, утрачивая всю подвижность.

– Я понимаю, – ответил Самеан и прикрыл глаза, стараясь не плакать от счастья.

Да, всё могло быть именно таким. Могло быть…

В следующее мгновение открыв глаза, Самеан очутился на кладбище, стоя у трёх могил. Рядом с могилой отца и матери стояло чьё-то самодельное надгробие с его именем. Он не удивился, но и не был напуган.

– Я вернусь к вам, как убью Ларго. И мы будем спать вместе.

Карканье Имхотепа разбудило Самеана, прервав долгий и странный сон, перед которым была бесконечная пустота и страх. Он открыл серые глаза с узкими зрачками, просыпаясь в светлом помещении, где по ощущениям было тепло и уютно, почти как в воспоминаниях о родном доме. Имхотеп сел на подушку и коснулся клювом щеки хозяина.

– Я так переживал! Я так скучал!

– Я тоже скучал, малыш. Мои руки…

Самеан поднял их, видя, как страшные изъявления и некроз навсегда исчезли. Он бегло осмотрел комнату и увидел у окна на стуле дремлющего Силву, склонившего голову на бок. Имхотеп забрался на грудь хозяина и тоже посмотрел на верховного бога.

– Он помог вам. Избавил от проклятия! Кар!

– Нисколько не сомневался, что у него доброе сердце. Спасибо, братишка.

Слыша сквозь дрёму сна голоса, Силва проснулся и поймал на себе радостные взгляды рогатого и его пернатого фамильяра. Он поднялся, подошёл к кровати, где лежал демон и сказал:

– Выглядишь как никогда ужасно. Столько бравады, наша порушенная дружба, столько жертв в той бессмысленной войне и ради чего? Раньше бы я просто убил тебя не разбираясь в причинах. То, что ты сейчас жив не моя заслуга, а Айлы. Только ради неё я отвернулся от Рода, подарившего всем богам мир, а сам стал предателем.

– Любовь порой безумна. Спрашиваешь, ради чего всё было?

Из глаз Самеана полились слёзы.

– Ради тебя, Люцифера и Айлы. Роднее вас и, конечно, Имхотепа, у меня никого нет. А ты бы рискнул стать для всех врагом? Принял бы добровольно участь того, кого все ненавидят, пытаются убить? Я сделал свой выбор в пользу вас и лишился рук.

– Люцифер погиб, – после небольшой паузы произнёс Силва и опустил взгляд.

– Ч-что? Как же так?

– Я не помню каким он был, но нашёл его дневники, историю Лучезарных от прародителя до него, последнего потомка. После его смерти память о нём у всех стёрлась. А ты помнишь его?

– Да! Как… как же можно забыть брата! Я не понимаю! Он приглядывал за тобой, а мне всегда читал нотации; помогал нам строить домик, где мы встречались и делали домашние задания; учил летать, защищал от нападок взрослых, а после Эры Падения мечтал встретиться с тобой и попросить за всё прощение и рассказать правду о плане Талвары.

– Талвары? Кто это?

– И её ты не помнишь!?

– К сожалению или счастью, нет, не помню.

– Ну ты даёшь…

– Я помню, что тебя до недавних пор ненавидел, а теперь… Прощение ли это или катарсис, не знаю, но мне стало легче. И ещё кое-что, пока я не ушёл. Барбатос настоятельно рекомендовал тебе строгий режим питания без спиртного.

– Да ну нет!

– Операцию по снятию проклятия осложняли вредные вещества в твоём организме, вызвавшие разрыв опухоли, которая много лет паразитировала твои органы. Это в совокупности дало не самый приятные последствия. Пеймон на тебя в страшной обиде, разругался и досрочно покинул ритуал, проводимый Барбатосом.

– Что-то я ничего сам не понимаю. Пеймон? Здесь? Солько же всего успело произойти.

– Отдыхай и набирайся сил.

Когда Силва подошёл к двери, то услышал, как Самеан слёзно благодарил его про себя. Верховный бог ушёл, стараясь принять новую изменившуюся реальность.

В тот день, когда Силва спас старого друга и одновременно врага, Род призвал явиться на серьёзный разговор.

Род был неприятно удивлён поступком Силвы.

– Я думал, что мы договорились о моей работе. Носитель опасного вируса в системе мог нарушить множество процессов, – негодовал он. – Зачем ты помешал работе моего антивируса?

– При всём твоём могуществе ты никогда не поймёшь наших чувств. Я не хотел этого делать, всё вышло случайно, но извиняться за произошедшее не стану. – ответил ему Силва.

– Ты меня глубоко разочаровал. На предстоящем совете верховных богов я приду. Мне есть, что сказать всем.

Чем больше Силва вспоминал это, тем сильнее закипала в нём неведомая злость, переходившая в горечь. Если раньше он знал, к чему стремится и что делает, то теперь он чувствовал себя безумцем, который стал бороться с тенью ветряной мельницы. Неуловимой, неосязаемой.

***

Явившись в сон потомка, Самоцвет показал ему воспоминания об исчезнувшей родине. Увиденное глубоко поразило Силву.

– Таким был наш мир. Мы лишились дома и близких, потеряли всё в одночасье… Бедствие Уробороса принесло нам всем невыносимую боль. Я держал врата открытыми до последнего. Мучения от пережитого до сих пор терзают меня. Мы живём вечностью, а вечная жизнь без надежды… равносильна самой суровой пытке.

Силва увидел глазами Самоцвета, своего прародителя, последние мгновения жизни цивилизации Иномирцев, которые называли себя Дахри’люцис.

– Мои собратья были бы против того, что я сейчас рассказываю и показываю подлинную историю произошедшего. Знаю, что полный закат нашей некогда великой цивилизации как-никогда близок. Отношение Хранителей пространства, где мы поселились и сейчас живём, весьма оправданно. Мы – всего лишь жалкие беженцы в их глазах, потерявшие родину.

– Почему ты не пробовал возродить свою цивилизацию?

– Хранители запретили, вписав новый закон в своё пространство. Прими в дар это.

Самоцвет бескровно вынул из груди разноцветный кристалл, являющийся его сердцем. Оно само медленно поплыло по воздуху к Силве и мягко опустилось на его раскрытые ладони. Прародитель что-то ещё сказал, но Силва плохо расслышал слова, а потом проснулся в предрассветный час. Немного полежав в тишине, Силва, поднялся, и обнаружил рядом с родовой книгой, находившейся на комоде, Сердце Самоцвета. Даже при слабом освещении оно переливалось почти всеми цветами. Люди бы сказали, что видят лишь семь цветов, но они просто поленились подсчитать остальные. Открыв форзац книги, бог обнаружил, что имя Самоцвета стало едва перечёркнутым. Значит ли это, что он обрёл покой, отдав своё Сердце достойному потомку?