Причина изменчивости. Сборник фантастических рассказов

– Тюрин, Игорь Николаевич…

– Смотритель?.. – и тут председателя озарила догадка, – Постойте-ка, а девочка, случаем, не Нонна 012?

– Именно так, – выдохнул Архипов.

– Так вот оно что! Тамара Львовна, как вы там мне написали? Эмоциональное и профессиональное выгорание? Понижение в должности по объективным причинам? Никакой личной заинтересованности у ребенка?

Вместо ответа Тамара Львовна заплакала. Маска макияжа потекла, обнажая некрасивое, но живое человеческое лицо.

Андрей Валерьевич шумно вдохнул, поправил галстук и лацканы пиджака.

– Успокойтесь и немедленно приведите себя в порядок. Нужно выйти к прессе и сделать официальное заявление.

– А с Тюриным что делать будем? – спросил помощник председателя, впервые подавая голос.

– А что мы с ним сделаем? Ребенок публично признал его отцом, а отец рисковал жизнью ради ребенка. Для всех, кто находился в зале или видел трансляцию, они уже сейчас – семья. Идти против мнения общественности ради буквы закона в данном случае я не вижу смысла. Да и нет худа без добра: случившийся прецедент заткнет рты всем естественникам с их постулатом о кровной любви. Ведь этих двоих не то что кровь, их пока еще даже ни одна бумажка не связывает!

***

Через месяц Нонка официально стала Нонной Игоревной Тюриной – в порядке исключения.

Не отворачивайся от меня

Яшка снова пел.

Забившись под стол и зажав уши руками, он чуть раскачивался из стороны в сторону и тянул что-то заунывное. Он всегда так делал, когда мать с отчимом ругались.

Семён поморщился, скинул с плеча школьную сумку и слегка толкнул брата ботинком, чтобы привлечь его внимание.

Мелкий вздрогнул, умолк, – и обернулся.

– Пошли отсюда, – скомандовал Сёма.

Яшка заулыбался, на четвереньках выбрался из-под стола и обеими руками вцепился в рукав своего спасителя, как если бы минуту назад тонул или висел над пропастью. Дверь каюты прошелестела и послушно выпустила их наружу.

Размеренный гул живущей своими заботами станции показался им тишиной. Выдохнув, мальчики уселись на самом краю лестницы, свесив ноги в страховочную решётку и одинаково сгорбившись. Отсюда открывался отличный вид на «соты» – многоуровневый жилой комплекс с многочисленными перекрытиями, лестницами и серыми ячейками кают.

– Давно они собачатся?

– Как я вернулся с уроков, – ответил Яшка, придвигаясь к брату так, чтобы чувствовать боком его локоть.

– А чего один домой потащился? Побродил бы сам где-нибудь, не маленький уже! Знал же, что я позже приду.

– Знал, – вздохнул Яшка.

– Так надо было дождаться!

– Надо было, – шмыгнул носом Мелкий. У него вдруг задрожали губы, и он расплакался.

– Кончай сопливить, противно.

– Я сегодня получил двойку по чтению…

– Ну и что?

– А Руслан назвал меня бестолочью…

– Бестолочь и есть.

– А потом он закричал на меня, и я испугался… И…

– И?

Яшка спрятал лицо в плечо брата.

– Я сделал стыдное… – прошептал он.

– Хуже, чем вытирать слюни об мою куртку?

– Я описался…

Сёма вздрогнул, приготовленные заранее слова отповеди застряли в горле. Старательно сглотнув, он взглянул на брата.

– Ну и что? Подумаешь. Каждый может описаться. Ему бы, орущему, свою рожу в зеркало увидеть – сам бы обоссался.

Мелкий нервно хихикнул сквозь слёзы.

– Правда?

– Ещё бы.

Яша хлюпнул носом, подтер его тыльной стороной ладони и уперся в решётку лбом.

– Я не хочу в кадетский корпус. Я хочу к деду, на «Гвиневру»!

Семён помрачнел и сплюнул в бездонный колодец пролёта. Он ненавидел, когда Мелкий заговаривал об этом, потому что год назад такая возможность действительно была. Но Руслан пообещал переломать им обоим руки и ноги, если Сёма откроет рот и хоть намекнёт социальному инспектору, что чем-то недоволен. А чтобы не быть голословным, раздробил ему палец на ноге тяжёлой полуавтоматической дверью бельевого шкафа. И на следующий день на приёме у инспектора не было мальчика счастливей и довольней, чем Семён.

Правда, руку ему Руслан всё же сломал, но уже полгода спустя, когда в первый раз поймал на воровстве.

Чувство вины и стыда за свою трусость Сёма прятал за раздражением. Отвернувшись от брата, он пробурчал:

– Достал ты уже ныть! В любом случае, хуже, чем здесь, в кадетском корпусе не будет…

Сам он ждал отъезда с нетерпением, и не потому, что мечтал носить форму, а потому что в корпусе больше не будет ни матери, ни отчима, ни Мелкого, от которого так устал.

На «Афину-2» кроме Семёна с Яшкой и матерью летели ещё пятеро взрослых и один мальчик чуть старше Мелкого. Помявшись в транспортном отсеке возле терминалов проверки допуска, все наконец-то пошли на посадку в челнок.

Пассажиры суетились, толкались и мешали друг другу. Салон был маленький, по обе стороны узкого прохода глянцево блестели белые криокамеры, похожие на гробы. На внешней стороне крышек подмигивали и светились кнопки и датчики. Сёма ещё никогда не летал, и сейчас, смущаясь своего волнения, он старательно пытался изобразить на лице деловитую уверенность. Получалось скверно. Спрятанные в карманы комбинезона руки вспотели, а в темных уголках памяти зашевелились давние кошмары.

Он больше не слышал ни голоса инструктора, ни вздохов грузной женщины впереди, ни окриков матери.

Когда он встанет из этого гроба, уже ничто не будет прежним. Начнётся новая жизнь, и всё будет хорошо! Ведь челнок не попадёт под обстрел, как отец когда-то, и криосистема отработает без сбоев…

В какой-то миг Семён вдруг увидел себя много лет назад, бегущего по белому коридору военного госпиталя, врезаясь в размытые силуэты врачей в зеленых хирургических костюмах, пока наконец они не перемешались с пятнами света от слепящих ламп и горячие слёзы не выплеснулись из глаз… Отбиваясь от чьих-то рук, он так кричал и плакал, что почти совсем выплакал увиденное в палате, и после, как ни старался, так и не смог вспомнить ничего, кроме опутанной трубками и проводами отцовской руки на белой простыни.

– Сёма, а нас что, будут замораживать? Мы что, так далеко летим? – услышал он сквозь мучительные воспоминания голос брата.

– Сёма, я боюсь!

– Отстань! – отмахнулся от Мелкого Семён, со злом выдёргивая локоть из его цепких пальчиков и решаясь, наконец, лечь внутрь своей камеры.

Тут подошёл инструктор.

– В первый раз летишь?

– Да.

– Не волнуйся! Выставляем время… Женщина, я вам ещё раз говорю, вернитесь на своё место! Я сейчас помогу вашей бабушке! – с раздражением крикнул он через плечо, и крышка защёлкнулась.

Стало абсолютно черно. Сёма запаниковал, но странная дремота медленно начала сковывать его тело. Веки отяжелели, и приятное ощущение покачивания на упругих, густых волнах унесло его в царство снов.

Пробуждение оказалось не из приятных. Семён вдруг осознал себя бодрствующим, но при этом глаза не открывались, руки не двигались, и всё тело болело и чесалось, словно нога, которую сильно отсидели.

Раздался щелчок – и крышка «гроба» открылась.

Мальчик с трудом сел, ухватившись за края камеры, хорошенько растёр онемевшее лицо – и только после этого вдруг понял, что слышит привычный скулёж Мелкого.

– Да когда ты уже заткнёшься, – проговорил Сёма, и с усилием разлепил веки.

Прямо на полу, подпирая костлявыми лопатками стенку криокамеры и раздетый до термобелья сидел… Яшка?

– Сёма-аа! – заревел Малой и повернулся к брату лицом.

Семён шарахнулся от него, стукнулся головой о крышку, матерно выругался – и только тогда окончательно понял, что происходящее – не обычный кошмар, а реальность.

У него перехватило дыхание, а в ушах зазвенело.

Хватаясь за последнюю надежду, Сёма обвел взглядом салон челнока.

Но все остальные криокамеры были закрыты.

Выбравшись наружу, он неловко пихнул брата в грудь ватными руками. Яша вскрикнул – и неожиданно легко упал навзничь, точно кукла. Тощая, длинная и страшная кукла с острыми скулами и запавшими щеками.

– Сёма… Я есть хочу! Я умираю, как есть хочу! – зарыдал Мелкий, прижав кулачки к лицу.

– Придурок, ты что наделал?!

– Я сдвинул таймер… Чтобы улететь к деду… Я только хотел убежать к деду, в капсуле!

– Дебил!

– Я думал…

– Нихрена ты не думал, потому что ты – бестолочь! – заорал во всю глотку Семён, пытаясь сдержать в себе желание проломить брату голову. – Мы теперь оба сдохнем здесь, ты и я!

Яшка больше не отвечал. Он сжался в комок на полу, и тихо плакал.

Сёма старался не смотреть на него. Слёзы обжигающим комком застыли в груди. Он подошёл к брату и сел рядом с ним на пол.

– Ты знаешь, что наш отец в последней миссии вынужден был лететь без заморозки?

– Нет…

– И от чего он умер, тоже не знаешь?

– От голода? – прошептал Яшка.

Сёма покачал головой.

– Вот ведь… Ладно я, но мать-то должна была тебе рассказать! Наш отец умер от старости.

Яша убрал руки от лица.

– От старости?..

– После перелёта он выглядел, как столетний старик.

– Ты никогда не говорил мне!

– Да. Потому что я предал его, – с трудом выговаривая слова и насупив брови, сказал Сёма. На щеках и шее проступили пунцовые пятна.

– Ты?.. Как?

– Отец хотел попрощаться с нами. Ты ещё ничего не соображал, а я… я испугался, как последний дурак. Заорал и выбежал из палаты…

И тут Яша всё понял. Круглые глаза испуганно заморгали, а рот приоткрылся.

– Так мы… умрём? Станем стариками?

– Не знаю. Конечно, наш прыжок небольшой… Нужно срочно разбудить кого-нибудь из взрослых! Нам помогут…

– Хорошо! – с готовностью отозвался Яшка. – А как?

– Что?

– Как мы будем их будить? – простодушно спросил Мелкий, обгрызая и без того уже съеденные под корень ногти.

– Я-то откуда знаю, это же ты меня открыл!

Яшка перестал чавкать. По его лицу вместе с бледностью медленно расползалось выражение полной беспомощности.

– Я… просто нажимал на все кнопки. Не помню, на какие именно. На все подряд… Долго…

Семён застонал и схватился за голову.

Ответом на его стон стало требовательное урчание в животе. Взглянув на брата исподлобья, на осунувшееся лицо и острые костяшки запястий, он тяжело вздохнул.

– Мы быстро растем, и нам нужно много жрать, иначе сдохнем от голода. Давай сначала найдем еду!

– У меня в сумке шоколадка… Но я не смог её достать, там не открывается!

– Сейчас откроется.

Сёма подошёл к багажному отделению. Подёргав впустую ручку, он вдруг вспомнил, что инструктор упоминал какую-то кнопку, и, внимательно осмотрев дверцу, вскоре её нашёл.

– Ручку потянули, кнопку нажали…

Дверца плавно отъехала в сторону. Яшка с радостным визгом кинулся к своей сумке и зашуршал фольгированной обёрткой. Семён нахмурился, но претендовать на свою долю не стал и принялся вытаскивать все чемоданы и сумки наружу, чтобы осмотреть содержимое.

В конце концов, Яшка младше.

– Жуй медленно, понял?

Мелкий промычал что-то нечленораздельное в ответ.

– Чего?

– Нехорошо лазить по чужим вещам, – уже более внятно проговорил Яша.

– Если мы загнемся, выпороть нас уже точно никто не сможет!

Тщательно обшарив багаж, Сёма сложил всю небогатую добычу в кучку: упаковка мятных конфет, пакет прессованного картофеля, карамельный батончик и подарочная коробка засахаренных орехов. Коробка была большая, красивая. Но орехов в ней лежало так мало…

Яшка потянулся к найденным сокровищам – но Семён оттолкнул его.

– Еду раздаю я, понял?

Оказавшись лицом к лицу с Мелким, он ужаснулся.

Яше становилось хуже. Его кожа приобрела синюшный оттенок, глаза глубоко запали.

– Я есть хочу… И пить…

Поколебавшись, Семён отдал брату пакет картошки, а сам открыл батончик. Проглотив всё до крошки, он понял, что ничуть не насытился, а наоборот, хочет есть ещё больше. Колющее чувство в теле усилилось. А ещё ему почему-то стало тесно двигаться и тяжело дышать. Похудевшие руки подозрительно высунулись из рукавов комбинезона.

– Чёрт, мне комбез стал маленьким…

Мелкий перестал жевать картошку. Его губы задрожали.

– Сёма… Ты… Твои щеки… Ты умираешь?..

Расстёгивая комбинезон, Семён проворчал:

– Ты себя не видел… Давай думать, где нам ещё достать еды? Наверняка должны быть запасы в спасательном отсеке с капсулами. Но фиг мы туда попадём просто так.

– Есть еще медичка, – проговорил Яша.

– Медичка?

– Да, старенькая бабушка спрашивала…

Дверь с маленьким красным крестиком сверху находилась за шторкой в конце салона, рядом со входом в спасательный отсек. Сёма попытался её открыть – но безуспешно.

– Иди поищи что-нибудь, чем эту дуру можно было бы подковырнуть или двинуть, понял?

– Понял… А можно я ещё что-нибудь съем?.. И я пить хочу…

Мальчик по-портовому выругался.

– Знаешь что, я тоже жрать хочу, но терплю! И ты потерпишь! У нас пока больше ничего кроме конфет и орехов нет, нельзя съесть всё за один час!

Яшка опустил голову и побрёл в салон, раскачиваясь из стороны в сторону, как призрак. Сёма поспешил отвести глаза. Сбив дурацкую шторку в сторону, он принялся рассматривать дверь, пытаясь угадать, какой тип запора используется в данной модели.

И тут послышался грохот. Семён выбежал вслед за Яшкой, и увидел его лежащим в проходе.

– Мелкий?

Сёма наклонился к нему и потряс за плечи.

– Яшка! Яша, очнись!

Ему вдруг стало так страшно, как ещё никогда в жизни.

– Не умирай, слышишь? Вот я дурак, я даже не спросил, как давно ты проснулся!

Схватив брата на руки, Сёма поволок его к медотсеку. Жгуче хотелось плакать, хотелось заползти под долбаный стол, как брат, зажать уши руками и запеть какую-нибудь песню.

Но слёзы пересохли, а помочь Яше мог только он. Нет такого стола в челноке, под которым он мог бы спрятаться.

От злости и беспомощности мальчик принялся пинать дверь и колотить ее кулаками, – но бесполезно. Надо было сразу отдать Мелкому всю еду! И о чём он только думал?

Сёма так мечтал однажды избавиться от Яшки, а сейчас больше всего на свете хотел услышать его голос. В изнеможении он упёрся в дверь лбом, прижав ладони к ее холодной и гладкой поверхности – и тут дверь открылась. Это сработала неприметная панель автоматического распознавания пассажиров.

С трудом удерживая тело брата, Сёма втащил его в медотсек. Колени дрожали. Голова раскалывалась, перед глазами плыло. Уложив Яшу на кушетку, он задрал ему рубаху и припал ухом к запавшей канавке под рёбрами. Сердце стучало, а значит, ещё не всё было потеряно.

Мальчик бросился к информационной панели.

– Запрос – «голод»!

– Нужного препарата не обнаружено, – ответил электронный голос системы.

– Голодание! Эммм… Истощение! Обезвоживание!

– Рекомендована капельница под номером 342.

Шкафчик щелкнул и открылся. Сёма бросился искать капельницу.

– Держись, Мелкий!

Он затянул руку Яши жгутом, как умел, и снял с иглы колпачок. Нащупав тонкую голубоватую венку трясущимся пальцем, он шумно выдохнул – и воткнул иголку.

В одно мгновение вена взбугрилась, а на мертвенно-белой коже проступила фиолетовая клякса.

Сёма вскрикнул, вытащил иголку. Из дырочки поползла струйка темной и вязкой крови. Тяжело дыша, мальчик замотал брату руку бинтом, нахмурился, закусил губу – и повторил попытку на другой руке, не торопясь и стараясь не прошить вену насквозь. На этот раз у него всё получилось. Закрепив мешочек капельницы на крючке держателя, он, пошатываясь, сполз на пол возле кушетки.

– Дай что-нибудь пожрать, – попросил Семён систему.

Голод усиливался, как и жажда.

– Нужного препарата не обнаружено…

– Витамины… Конфеты от тошноты…

– Рекомендованы леденцы под номером девять…

Сёма дрожащими руками нашёл упаковку, вскрыл сразу десяток леденцов и сунул их в рот.

Они были сладкими и мятными… Опомнившись, Семён выплюнул их в руку. Поколебавшись, вернул два под язык. Потом сходил за оставшимися припасами в салон и вернулся в медотсек.

– Вода! – скомандовал он информационной панели.

– Дистиллированная вода, номер один…

Он схватил большой флакон и хотел было припасть к нему губами, но побоялся, что не сможет остановиться. Осторожно наполнив мензурку до половины, жадно выпил содержимое. Вскрыв упаковку конфет, Семён бросил их все в бутылку, туда же отправились леденцы от тошноты. Заткнув горлышко пальцем, он принялся её трясти, пока конфеты не растворились. Осторожно, чтобы не пролить, он плеснул жидкость Яше в рот. Потом ещё немножко, и ещё.

Вскоре тот открыл глаза.

– Прости меня, – проговорил Яша.

– Ты ни в чём не виноват, – прошептал Сёма, – Это я виноват, понимаешь? Я должен у тебя просить прощения! Я отвернулся от тебя, когда был нужен. Всегда отворачивался! Я больше никогда… никогда не отвернусь. Мне без тебя нельзя. Должен же я быть кому-то нужен!

И тут прозвучал голос автопилота, громкий и пронзительный.

– Внимание! Курирующий полёт «Геркулес-8» зафиксировал аварийное вскрытие криокамеры. Производится экстренное торможение! Помощь прибудет примерно через тридцать минут. Потерпевшему предлагается спецпаёк. Пожалуйста, пройдите в аварийный отсек! Повторяю…

Сёма засмеялся и заплакал в голос одновременно.

– Ты слышал, Мелкий? До них дошёл сигнал! У нас есть еда, мы выживем! Ты ведь продержишься ещё полчаса?

Яша слабо улыбнулся в ответ.

Семён обнял его.

– Твой брат больше не трус. Я позабочусь о тебе. Я им всё расскажу, и мы полетим к деду!

Он сбегал за пайком, и до самой стыковки со спасательным шаттлом Сёма крепко держал Яшу за руку, словно опасаясь, что без его помощи эти тонкие пальчики не смогут удержать такую хрупкую и такую ценную для него жизнь.

Лягушки в крынке с нежирным молоком

И пришел он, и преклонил перед ветхим старцем свою осыпанную славой и золотыми бубенцами голову, и просил раскрыть великую тайну солнца, взрывающего сиянием своим тьму и страх…

Дмитрий Седых, повесть «Восхождение», 2044г.

Сердце стучало ужасающе громко, и Дмитрию начинало казаться, что вот-вот – и этот звук выдаст их с головой. Охранники, вооруженные до зубов, сорвутся со своих мест, выломают двери авиамобиля, вытащат обоих наружу, собьют с ног и уложат лицом на шершавый металлобетон, а потом будут долго-долго бить ботинками с титановыми вставками…

– Эй, ты меня слышишь? – донесся словно откуда-то издалека голос отца. Дмитрий вздрогнул, выдернутый из своих мыслей, и провел ладонью по покрывшемуся испариной лбу.

– Прости, я задумался.

– Если ты так задумаешься внутри, нам крышка, – отозвался отец, сосредоточенно пожевывая ароматную табачную палочку.

– Я понимаю.

Отец хмыкнул.

– Ссышь?

Дмитрий, которого обычно выворачивало от нелитературности родительского лексикона, на этот раз оценил его меткость.

– Да, – честно признался он.

– Я тоже, – нервно хохотнул отец. – Но это нормально. Все живое боится за свой зад. Только учти: если мы сейчас выйдем из «Жучка», обратной дороги уже не будет.

– Да, я знаю и не собираюсь ничего менять. Не забывай – это моя идея, – немного обиженно отозвался Дмитрий.

Наступила напряженная пауза. Ожидание тянулось нестерпимо долго.

– Пап, а мы не слишком привлекаем к себе внимание? Торчим тут уже битый час…

– Не час, а всего пятнадцать минут. И потом, мы на стоянке, и вокруг кроме этого паршивого домика полно других заведений.

– Да уж, понастроили – не продохнуть.

На вертолетной площадке Исследовательского Центра началось движение.

– Все, пересменка.

Отец раздавил палочку в плевательнице, похлопал себя по карманам, в очередной раз перепроверяя их содержимое. Дмитрий застегнул повыше черную куртку, чтобы не было видно крепежей нагрудного рюкзачка, где по разным отделениям были аккуратно расфасованы составляющие взрывчатки. Руки стали холодными, как лед, но в голове появилась удивительная ясность.

– Не подставляйся там лишний раз, – ворчливо проговорил отец, глядя в сторону.

– Постараюсь.

– Тогда пошли.

Они вышли из авиамобиля, и, не запирая дверей, ленивым шагом направились на противоположную сторону улицы. В сумерках вечернего города сложно было определить, кому из них чуть больше двадцати, а кому – за сорок. Оба высокие, спортивного телосложения, только у одного волосы пострижены совсем коротко, а у другого собраны во внушительный хвост по последней моде. Они шли мимо главного входа Исследовательского Центра, смешавшись с людским потоком. Александр чуть замедлил шаг, чтобы достать из кармана пачку курительных палочек, уронил ее и ловко подобрал обратно, незаметно высыпав прямо на пешеходную дорожку несколько неприметных желто—зеленых шариков размером с горошину. Поймав неодобрительный взгляд сына, громко прокомментировал:

– Ну да, я так до сих пор и не бросил!

– Мы же договаривались – не там, где люди! – чуть слышно проговорил Дмитрий, следуя за отцом дальше вдоль черного забора ИЦ.

– Иди в задницу со своим морализатороством, – ответил Александр.

Спорить было некогда.

Фейерверкеры сработали как и было рассчитано: несколько взрывов прогремели хором, и дорожку заволокло едким дымом. Двух девушек в зеленых жилетках Нейчер—фанклуба, оказавшихся в эпицентре, сбило с ног, а в будке контрольно—пропускного пункта пронзительно звякнуло стекло. Послышались крики и топот ног. Прохожие в испуге разбегались кто куда.

– Правду мать говорила – сволочь ты безжалостная, – пробормотал Дмитрий и бесшумно юркнул в подворотню к северному черному входу. Охранники, вопреки всем правилам, стояли спиной, увлеченно наблюдая происходящий беспорядок в мониторе на контрольном пункте, и Дмитрий мгновенно уложил одного из них точным ударом в основание головы, а второго, пока тот хватался за оружие, отпихнул ногой в живот прямо в руки отцу. Александр вырубил его в две секунды.

– Обыщи своего! – прошептал он, торопливо ощупывая карманы охранника.

В нагрудном кармане форменной куртки Дмитрий нашел ключ. Напяливая куртку и натягивая поглубже фуражку охранника, он приложил ключ к электронному замку, и тяжелая бронированная дверь медленно открылась.

Яркий свет ударил в глаза.

– Эй, ваша вахта еще не закончилась! Пошли вон наружу! – возмутился начальник смены, не отрываясь от захватывающей трансляции. Красные блики от тревожных лампочек танцевали у него на лице.

– Тревога! – заорал дежурный. Сметая все на своем пути, он жирной ладонью клацнул по малиновой кнопке, но когда и без того объявлена тревога и все мигает красным, кто это заметит?

Начальник смены схватился за кобуру, но он только что пришел на смену и оружие получить еще не успел. Дмитрий перемахнул через стойку и рванулся к нему, но тот ловко увернулся и со всей силы ударил противника в грудь. Дмитрий пошатнулся, заскулил от боли и повалился на стол. Нагрудный рюкзачок—контейнер, казалось, едва не раздавил ему ребра.

– А-а-а! – заорал начальник смены, хватаясь за свою распухающую на глазах руку.

Александр тем временем замахнулся на толстяка—дежурного, но тот взвизгнул – и самостоятельно рухнул без сознания всей своей студенистой массой навзничь.

Двое только что сменившихся охранников, еще полуодетые, подоспели быстрее, чем предполагалось. Александр отбивался, как мог, пока Дмитрий приходил в себя и всаживал начальнику охраны укол снотворного прямо через одежду в предплечье.

Наконец он пришел отцу на помощь. Когда оба молодца мирно спали на полу, Александр тяжко вздохнул и сплюнул сгусток крови.

– У меня сейчас рот как у порнозвезды, – пробормотал он, трогая свое разбитое лицо. – Насколько было бы проще воспользоваться их же оружием! Эти автоматические идентификаторы отпечатков пальцев на огнестреле ввели совсем не вовремя.

– Справимся. Зато на нашем счету не будет случайных жертв. Отдышался? Тогда идем.

– Я понял почему ты носишь взрывчатку на пузе, а не на горбу – чтобы крылья не примять, – проворчал Александр.

В запасе у них оставалось не более десяти минут.

Все началось два года назад. Отец тогда впервые оставил его за старшего в своем инфо—агентстве и умотал купаться на курорт с очередной содержанкой, гордо именовавшей себя «гражданской женой Александра Седых». Возможно, он сделал это специально, узнав, что у Дмитрия опять случился жесткий провал и из трех романов, представленных Государственному ведомству художественной литературы, ни один не был допущен к распространению. Он хандрил, перестал наговаривать тексты на микростенограф, который никогда не снимал и носил как серьгу в ухе. На автомате исполнял свои обязанности помощника и почти перестал улыбаться.

Новые заботы сначала отвлекли, а потом заинтересовали Дмитрия.

На рынке информации почти все небольшие компании были поглощены государственным гигантом «Глоб—инфо», и таким агентствам, как «Экспресс», приходилось несладко. Когда—то Дмитрий предложил продать фамильное дело и попробовать найти другую нишу, но отец засмеялся ему в лицо и сказал, что кроме как кормить «ленточников», он больше ничего не умеет, и сдаваться пока не намерен.

«Экспресс» делало ставку на скорость подачи информации. Пока видеописьма агентов необъятной, как Римская империя, «Глоб—инфо» печально плутали по бюрократическому лабиринту, тот же информационный продукт в «Экспресс» успевал не просто остыть, но и пылью покрыться. Но тем не менее ленты новостей все чаще предпочитали покупать именно у гиганта, ссылаясь на статус и престиж компании.

И в этот момент директор «Глоб—инфо» Егор Симаков сделал странное предложение своему тонущему конкуренту: выкупать часть новостей за приличную сумму. Правда, вместе с авторскими правами. Сделка состоялась, и вот уже четвертый месяц каждый божий день «Экспресс» аккуратно пересылало в «Глоб» массу материала.

Как—то раз Дмитрий, просматривая, как всегда, утреннюю сводку новостей, обнаружил, что почти все понравившиеся ему сообщения нигде не промелькнули, хотя и казались интересными. Тогда ему стало любопытно, какой же процент продаваемых Симакову материалов используется и в каких изданиях.

Проанализировав данные, он был изумлен: зачастую более половины выкупленных государственниками материалов вообще больше никогда не видели свет, а те, что выпускались, чаще выходили в самом конце ленты под заголовками «Разное», «На посошок», «Забавное». Дмитрий пошел в своем расследовании дальше, и к моменту возвращения отца у него накопились довольно любопытные сведения.

– А ты когда—нибудь задавался вопросом, зачем Симакову контракт с нами? – спросил он при первом удобном случае.

– Мне насрать. Главное – мы больше никому не должны и я хорошо отдохнул, – широко улыбнулся Александр, явно собираясь закрыть тему.

– Нет, ты посмотри. Я подготовил тебе несколько интересных диаграмм.

Дмитрий подсунул отцу под нос планшет. Александр удрученно вздохнул и уставился на картинку, как на раздавленного таракана. Через секунду недовольное выражение его лица сменилось озадаченностью.

– Еще более интересно мне стало, когда я проанализировал тематику используемой информации. Перелистни картинку. Меня осенило, когда в один удивительно замечательный день я отправил им кучу инфы: о новом центре ускоренного развития для детей, о визите в страну великого скрипача Джованни Джанини, об изъятии у преступной группировки украденного три года назад сарацинского меча. Так уж вышло, что ничего особо страшного у нас в тот день не произошло, кроме парочки пожаров, одной большой аварии на производстве и убийства школьницы. Ты не поверишь! Все негативные сообщения тут же были использованы в сотне изданий! Но кроме того, пошли также и хорошие известия, только в несколько измененном виде. О центре ускоренного развития детей упоминали вскользь, о Джанини сообщали, что, возможно, это вообще последний визит музыканта, потому что он чудовищно болен, а сарацинский меч изъяли у преступников, которые, возможно, использовали его для ритуальных убийств – а потом был пространный экскурс в историю криминалистики с яркими описаниями и фотографиями. Остальные хорошие новости ушли за гроши лентам в хвосты.

Отец выглядел растерянным.

– Ты намекаешь, что у старины Симакова после самоубийства дочери произошел клин сознания на чернухе?

– Я пока не знаю, – признался Дмитрий. – Но это занятно.

Александр сунул в рот табачную палочку.

– Да нет, это просто охренеть как странно. Я хочу увидеть все твои материалы. Если уж чистоплюю Симачу предстоит отправиться в дурнушку, я бы предпочел поучаствовать в подготовке поезда.

«И пришел он, и преклонил перед ветхим старцем свою осыпанную славой и золотыми бубенцами голову, и просил раскрыть великую тайну солнца, взрывающего сиянием своим тьму и страх. И сказал ему старец: если ты постигнешь ее, ты утратишь свой сладкий слог, над которым льют слезы девы всех девяти миров. И ответил ему прославленный певец: мои песни – это лишь стон израненного сердца. Я готов потерять его, если взамен увижу лик солнца! И старец улыбнулся ему и сказал: я научу тебя. Иди за мной, и не оглядывайся, чтобы запомнить дорогу – тебе не вернуться по ней…»

Дальше двигаться можно было только через шахту лифта. Чтобы проникнуть внутрь, предстояло воспользоваться специально запасенной карточкой доступа.

Впервые Дмитрий увидел, что у отца дрожат руки.

– Если Зайцев нас подвел, хана всему, – пошептал Александр, вставляя тонкую глянцевую пластину в считывающее устройство.

Карточка была поддельной.

Дмитрий, затаив дыхание, наблюдал, как бегает из стороны в сторону оранжево—красный глаз терминала. «Неужели не сработает? Неужели все закончится вот так?»

Раздался легкий щелчок – и терминал вытолкнул карточку, словно высунул язык. Проход был открыт. Облегченно вздохнув, они отправили лифт на верхний этаж, потом растянули двери и закрепили альпинистские тросы. Из шахты почему—то потянуло сыростью и нечистотами.

Александр тихо выругался.

– Мать их, они что, гадят туда?

Первым вниз прыгнул Дмитрий. Мягко отталкиваясь ногами о безопасную стену, остерегаясь прикасаться к проводам, он постепенно опустился на самое дно шахты. За ним последовал Александр.

Выбравшись из на нижний подвальный этаж, Дмитрий расстегнул куртку, снял нагрудный рюкзак и начал вытаскивать составляющие взрывчатки. Он добрую сотню раз проделал эту операцию дома, собирая и разбирая ее, чтобы выработать уверенность и ловкость движений. Но сейчас Дмитрий очень боялся сделать что—нибудь не так. Ладони стали влажными, волосы на висках склеились в сырые пряди. Замерев в неловкой позе и сдерживая дыхание, чтобы ни в коем случае не помешать Александр сосредоточенно наблюдал за работой сына,. Наконец Дмитрий поднялся с колен и вытер лоб рукавом.

– Готово. Надеюсь, я все сделал правильно. Давай закрепим на несущих опорах.

Александр взглянул на часы.

– Мы немного отстаем от графика, но в рамках разумного. Так что если пошевелимся, еще есть шанс отсюда убраться.

– Это не принципиально, – ответил Дмитрий, фиксируя взрывчатку на очередной опоре. – Скорее всего, нас все равно найдут и расстреляют без суда и следствия, как террористов.

Отец криво усмехнулся.

– Не могу их осудить, ядрена мать. Ведь мы террористы и есть.

Дмитрий бросил на отца удивленный взгляд и запустил таймер.

– Ты уверен, что все сработает правильно? – спросил Александр.