– Стаси, куда мы их поставим? – Лео достал из коробки бронзовую скульптуру мальчика, сапожника-подмастерья, который, чванливо представляя себя мастером, смешно выпятив губу, демонстрировал на своей руке башмак со своей босой ноги, сидя на ободе часов, как на табурете. Смешная, забавная фигурка была ювелирно обработана, отшлифована и лаково блестела светлыми бронзовыми, как бы лоснящимися, пятнами на коленях, складках штанов, фартука и носках башмаков мальчишки.

– Давай в спальню. Пусть будит нас, раз такой деловой, – Стаси рассмеялась.

– Да, Леон, там и будильник есть. Разберешься, – Юрий Максимович вышел покурить на крыльцо: «Давно ли пацаненком таким же смешным был? – он сосредоточенно прищурился, чтобы скрыть набежавшую на глаза влагу. – Уже женится. И мой мог бы, но навсегда пацаненком и останется. Значит, и моя война не кончена. Не кончена, пока мы гидру эту не раздавим».

Хорошо хозяева и гости посидели в тот день за праздничным столом, даже песни попели под гитару Лео. И все разговоры за столом крутились около их ГОРОДА. Каждый старался рассказать Стаси, радостно принимая её в их семью, что-нибудь самое замечательное о нём, чего она ещё не знала.

Разошлись в полночь, хотя и ещё бы охотно посидели возле самовара. Только служба тут была главным делом для всех них. Абсолютно безотложным.

К слову: многими годами позже академик Сахаров скажет, что он так и не понял, что это были за люди, из какого материала они были сделаны, которые преодолевали совершенно непреодолимые препятствия, трагические ошибки первопроходцев, сумасшедшее нервное и физическое напряжение тех лет, когда здесь, и только здесь, решался для всей нашей страны главный вопрос: «Быть или не быть?»

Да и что мог понять в этих людях человек, взявший в жёны некую Е.Боннер – полного классического антипода им всем? А в науке и военной стратегии Сахаров очень даже хорошо всё понимал и разбирался. Спасибо, и Царствие тебе Небесное, академик.

А они тогда всему миру доказали, что «БЫТЬ!»

Каким-то десятым чувством все они считали себя призванными, мобилизованными для свершения очень важных дел. Все они были здесь связаны тем, что ощущали себя на передовом рубеже страны. Об этом не говорили. Это знали. Все. Весь ГОРОД. Этот ГОРОД прошел сквозь их жизни, нанизав их личные интересы на одну ось,, как на шпагу, нацелив на самую главную задачу этого города – сохранить, удержать во что бы то ни стало МИР на краю пропасти войны. Пока холодной. Они удержали.

Тётя Таня не ушла домой, пока не была вымыта последняя тарелка, ложка и вилка.

– Это за позор хозяйки раньше считали, если женщина в постель ляжет, а на столе грязная посуда, – одобрительно помогала она Стаси всё убирать со стола и складывать скатерть в стирку. –Вот и появилась у меня соседка. А то всё мужики одни. Слова сказать не с кем.

Глава 4. Новый дом

И уже через два дня в небольшой столовой при кухне стало намного светлей от протертого плафона, промытых стёкол и отмытых подоконников. Это всё происходило совершенно незаметно для мужчин. И только Сергей Дмитриевич заметил, что читать возле окна стало легче и понял, что Стаси тут совершает героические трудовые подвиги.

– Слушай, Лео, она и плафон протерла! Я столько раз на него глядел… и как же ты до него дотянулась, девочка?

– А я лестницу-стремянку притащила из сарая вашего. Потом и в комнатах протру.

–Так, Стаси! Давай договоримся, что ты без этой вот чрезвычайщины будешь тут что-то делать. А если упадёшь? Нет! Даже думать страшно. Тут же четыре метра! Лео, запри эту стремянку и баста! В эти выходные объявляется аврал. Мы уж сами как-нибудь эти чертовы плафоны и люстры на этих чертовых потолках достанем и вымоем. Фу! Мне даже нехорошо стало! – Сергей Дмитриевич выдохнул. – Стасенька, нам теперь без тебя – никак. Береги себя. Ты и так столько делаешь тут. Избалуешь нас совсем. И за носки спасибо,– Сергей Дмитриевич приобнял Стаси и поцеловал в лоб. – Будешь только командовать, а мы сами всё тут вычистим. Запустили мы наш дом до неприличия, конечно. Можно и домработницу у соседей попросить помочь. Мне положено, когда-то предлагали. Я отказался. Зачем она, когда нас двое всего. Но пригласить можно, дадут. Заплатим.

– Стаси, а может, я зря от домработницы отказался? Могу вернуться к этому вопросу, – Сергей Дмитриевич сейчас часто жалел, что отказался от такой привилегии, положенной ему по штату.

– Нет. Не надо. Разве только на побелку потолков рабочих нанять, тут высоко, конечно. Ну и на генеральную уборку можно, согласна. Плитку отмыть до бела. А потом мы сами справимся с Лео. Да, ведь?

– Легко. После валунов – легко! – все расхохотались, вспоминая, прогремевший на весь спецгородок, конспирологический конфуз Лео с этими валунами.

Дело с валунами даже было занесено в сводку происшествий дежурным офицером, как и положено, и долго согревало всех домашних и их друзей появившимся чувством полноценной дружной семьи и юмором произошедшего.

Молодая жена, оказывается, совсем не умела сидеть сложа руки.

На следующий день после званого, почти свадебного, ужина в понедельник Стаси выходила на работу во вторую смену. С утра, непривычно и смущённо приняв прощальные поцелуи Лео в прихожей, она проводила Лео и Сергея Дмитриевича на работу и принялась за мозговой штурм вставших перед ней совершенно новых задач. Три, максимум четыре, дня Стаси отвела себе на «залечивание» и на решение возникшей проблемы.

Но… просто так сидеть и тяжело думать?

Нет! Мозг лучше работает, когда руки заняты хорошим неспешным делом, и мысли спокойно всё раскладывают по полочкам. Стаси написала себе список первейших дел на несколько дней. Одно дело в день было крошечным и маленьким, второе большим и значительным

Во-первых, каждый день штопать по одному рваному носку мужчинам. В шкафу Лео таких валялась целая куча. Стаси подозревала, что и в шкафу Сергея Дмитриевича было нечто подобное. На два носка уйдёт заметное время, а вот на один – почти ничего. Пока супчик варится, можно легко что-нибудь заштопать.

Между прочим, тогда дырявые носки не выбрасывали. Их штопали. Раза три-четыре, в зависимости от кошелька, но не только У женщин того времени выработалась стойкая «военная» привычка – штопать всё! Носки в первую очередь. Нитки для штопки тогда получали, распуская целые «поголёшки» слишком рваных носков, подходящих по цвету. Цветов было немного: грязно-синий, серый, коричневый и чёрный. Не маркие. С некоторыми оттенками для разнообразия.

Носки Стаси разобрала моментально. Выкинула те, что имели большие дыры на пятке, которые будут слишком заметны даже после штопки. А вот на подошве все дыры штопались. Тётя Таня взяла часть носков Сергея Дмитриевича себе для полезного времяпрепровождения перед радиоприёмником. Ниток для штопки тётя Таня намотала несколько клубочков давным-давно.

Поставив варить бульон, Стаси нашла в кладовке (которая встала перед ней одним огромным «делом») перегоревшую лампочку, на которую натянула носок и аккуратно заштопала дырку протягивая поперечную нить в шахматном порядке, то сверху, то снизу продольной нити крест-накрест, предварительно чуть стянув дырищу ниткой по кругу. Получилось сносно. Пять минут – и всё готово. Потом она заправила бульон картошкой, яичком, клёцками и жареным луком, потушила капусты с колбасой и укутала это всё в старое пальто – обед был готов. А вместо салатов – вчерашние вкусняшки. Подобрала пару к заштопанному носку. Но этот носок она оставила «на макароны с котлетами» к ужину и завтраку на следующий день.

Вторым большим и приятным для души делом на эти дни было восстановление запущенной клумбы перед самым крыльцом. Кирпич, ограждающий клумбу по периметру, давно расслоился и выкрошился. Вместо цветов на клумбе густо росли трава и крапива. Стаси нашла чьи-то старые перчатки в сарае и, взяв лопату, всё перекопала, выкинула траву за сарай. Собрала битый кирпич, некогда выбеленный со всех сторон, и аккуратно засыпала им лужицу перед гаражом. Потом взяла старенькую самодельную тележку у тёти Тани и походила по ближайшим окрестностям собирая камни, оставшиеся тут ещё от давних строительных дел. Три тележки камней хватило чтобы живописно оградить всю клумбу и ещё о сталось немного камней.

В-третьих, Стаси решила спланировать участок перед домом, чтобы тут сложился приятный для отдыха уголок. Каждую маленькую ёлочку, которые во множестве здесь вылупились из семян, и изо всех силёнок тянулись к солнцу, надо было оградить от затаптывания и скомпоновать, чтобы потом это был парк камней и елей, и разместить среди него пару скамеек, поставить костёр для шашлыков, о которых судачили Лео и Глеб за столом, и сделать столик для самовара. И это будет чудесное место и ранней весной, и летом , и поздней осенью, когда комары уже исчезают, а в доме сидеть не хочется.

Ели и сосны сами расположились, как специально, красивыми группами, осталось их только обложить камнями для надёжности и красоты.

В природе всегда всё было очень гармонично по мнению Стаси.

Возле одной группы сосёнок валялся довольно крупный булыжник странной формы, похожий на снежную бабу. Когда она его перевернула, он оказался очень похожим на маленького степного истукана, печально наклоненным своей «головой» к «плечу». И на голове его была гладкая вмятина от другого валуна, который наверное миллионы лет терся об этот камень. В головке Стаси моментально родилась совершенно утопическая идея найти этого соседа, чтобы им опять стало весело вдвоём.

Такие идеи посещали её часто. Она не видела особой разницы между деревом, камнем или человеком. И камень, и дерево она, как самый настоящий волхв или буддист, легко «оживляла» и всегда с ними разговаривала тихонько, чтобы никто не услышал. В деревенской усадьбе бабушки у Стаси с детства был такой «живой» уголок. Только там деревце черёмухи, огражденное ею некогда от козы, стало давно огромным и дарило весной всей округе аромат цветов, предупреждало о заморозке и осенью засыпало ягодами двор. Ягоды черёмухи бабушка собирала, подстилая старый полог, сушила и потом молола их, трещащих тоненькими скорлупками в мясорубке, и, распарив это месиво, стряпала с ним пирожки. Огромный валун во дворе был удобным столом, когда она учила уроки, а второй валунчик был ей стульчиком всё её детство. И они её любили, как ей казалось.

Теперь она вознамерилась «потихоньку-помаленьку» создать здесь настоящий сад камней и деревьев. «Потихоньку-помаленьку, но каждый день» – так учил её папа начинать трудные детские дела. И она «терпеливо-помаленьку» училась с бабушкой полоть грядки, таскать крошечным ведерочком воду и поливать свою черёмуху и куст сирени, цедить молочко от козочки, убирать пыль в доме, мыть пол в своём уголке для куклы, мыть форточки, стоя на подоконнике, прижавшись спиной к терпеливой тёплой бабушке. К пятнадцати годам она научилась у мамы и бабушки штопать, вязать, шить, вкусно готовить, вышивать, печь хлеб, стряпать пироги и не видела в этом ничего особенного. Просто каждый день она делала маленький шажок вперёд, испытывая интерес, и не уставала ни от чего. Папа любил повторять непонятные ей слова: «Система – это половина дела сделано». Потом поняла. И поняла, что это – так и есть.

Система – это даже больше, чем половина дела, это немного нудно иногда, но очень эффективно.

В тот день Сергей Дмитриевич и Лео оба вернулись затемно. Бывали у них такие дни, затяжные до полуночи. И только утром, выходя на работу, Лео удивлённо обнаружил около крыльца целую кучу валунов. Стаси прошла мимо них, даже не остановившись.

– Стаси, а это что тут у нас такое? Кто привез и зачем? Утром вчера не было.

– Ты про камни спрашиваешь?

– Про камни.

– Это я их привезла вчера днём. Отдыхала тут на свежем воздухе.

– Отдыхала?! Всю эту кучу?!

– На самом деле, Лео, мне надо ещё три таких кучи, только покрупнее.

– Три? Зачем?!

По дороге на работу она продолжила излагать молодому мужу свою супер-идею.

–Понимаешь, тут этим маленьким сосенкам выросшим на самом ходу, грозит быть сломанными, давай сделаем здесь чудесную зону отдыха. Здесь каждую ёлочку надо оградить камнями. Это будет очень красиво, и им полезно. А дорожку для нас, людей, обогнём подальше. Ну, что ты так на меня смотришь? Не завтра же?

– А когда? Послезавтра?!

– Нет. На это нам будет нужно пару недель. Раньше не успеем.

– А куда мы торопимся?

– Мы никуда не торопимся. Но здесь будет же очень приятно же пить чай из нашего самовара с приятелями по вечерам и просто сидеть и разговаривать перед сном? Да ведь? Тебе нравится моя идея? Можно ещё и шашлыки тут жарить, если под костёр валунов привезти и выложить жаровню.

– Ну, идея-то в принципе неплохая… Только кто эти валуны тебе сюда привезёт?

– Никто. Сама.

– Нет, нет, нет, Стаси. Это – точно нет. Хватит плафонов на высоте четырёх метров. Работать на каменоломню я тебя точно не пущу. Ты что? Надорваться хочешь? Ты о нас-то, о семье нашей, подумай, – они шли на работу вдвоём впервые и под руку.

С ними здоровались, на них оглядывались, про них шептались на каждом углу: «Нашлась и для Воротова-младшего зазноба, ишь как к себе её прижимает. Охомутали красавчика… А сама-то? Так себе. Платьице в горошек».

– Лео, если мы вдвоём это сделаем – будет значительно проще. И не надо никаких каменоломен. Походящие валуны вон там валяются. От строительства дорожек остались. Целая гора. И круглые. Я уже продумала, их можно будет закатывать в тележку. Рычагом. Раз!– и всё.

– Так. Я понял, – Лео поцеловал её, уже никого не стесняясь, на пороге поликлиники. – Теперь послушай меня. Ни одного камня ты больше в руки не возьмёшь. Ясно? Если тебя так уже расплющило от сосенок несчастных, я валунов тех сам тебе навожу. Но только ночью, когда никто не видит. И никто пальцем у виска не будет тут мне крутить. Пойдёт?

– Ещё как пойдёт! За два вечера мы справимся точно,– и Стаси, вытянувшись на носочках, достала губами до его тщательно выбритой, совершенно атласно-гладкой щеки, так одуряюще пахнувшей «Красным Маком», и которую он, забывшись от возникших дум, к ней не наклонил, изумлённо глядя на свою жену, открывшуюся ему с совершенно неизвестной стороны.

Другие жены, насколько он слыхал, начинали мужей по магазинам за собой таскать, а эта жена придумала таскать его за камнями. И это – в первый-второй день их совместного проживания, находясь на бюллетене, можно сказать.

Лео почувствовал себя не очень уютно.

А Стаси, взбегая по ступеням поликлиники, едва сдерживала смех: «Ничего, мой любимый. Ты меня ещё не знаешь. Ты у меня ещё узнаешь, как выпивать мой абрикосовый компот! Я тебя по самую макушечку загружу, чтобы не гадал целыми ночами тут, когда там у меня всё заживёт. И потом у тебя будет всего одна, максимум две, попытки извиниться. Дальше – террор!»

Конечно, если бы Лео точно знал причины, следствия и побочные явления такого энтузиазма жены, он бы вперёд тележки оглобли бы тащил.

Но он – не знал.

Вечером ему сообщили, что рапорт подписан и ЗАГС ждёт их. С утра следующего дня он отпросился с работы на полчасика, забрал из дома жену и уже до обеда молодые супруги Воротовы поставили свои подписи в журнале записи актов гражданского состояния. Два следующих вечера, когда становилось совсем темно, они вдвоём, взяв тележечку и ломик, отправлялись на небольшой холм на территории и, приценившись к каменюгам, Стаси командовала Лео, какой из них надо попытаться выкорчевать и загрузить на тележку. Но, как они не скрывались за темнотой ночи, странный шум с обочины лесной дорожки охрана засекла, и неожиданно Лео и его молодая неугомонная жена оказались в свете фонариков наряда военных, отряженных для выяснения причины странного, шпионского такого, шума.

Несколько дней Сергея Дмитриевича и Леона друзья донимали расспросами, что это за клад там Лео выкапывал? И чем больше злился Лео, тем громче смеялись все вокруг. Стаси весело смеялась вместе со всеми. Некоторые советовали Лео попробовать копать ещё в нескольких местах. Отец всем хохотунам шутя грозил, что все ещё придут к ним за опытом и будут завидовать Стасиному таланту творить вокруг себя красоту.

А Стаси, не обращая ни на кого внимания, и не чувствуя себя виноватой (Лео же сам вызвался ночью эти валуны возить?) два вечера терпеливо выкладывала, раскатывая валуны с Сергеем Дмитриевичем между ёлочками, создавая им надежную защиту от проходивших мимо них людей. Место преобразилось совершенно.

Лео тоже принимал участие в этой забаве, смеясь, пенял Стаси, что теперь его иначе, как кладоискателем, друзья не зовут и постоянно стебутся. Он ещё молчал, как именно стебутся. Каждый первый интересовался, почему это он не в постели с женой молодой кувыркается, а с ломиком камни ворочает? Предположения высказывались самые различные. От открывшейся внезапно ведьминской сущности Стаси до полной импотенции молодого мужа. Лео терпел, отбрёхивался, насколько мог, но был уязвлён.

За все его страдания Стаси благодарила его только поцелуем в щёчку, стараясь выскользнуть из его рук, шепча: «Лео, ещё немножко подожди?»

– Сколько, Стаси? Ещё немножко – это сколько. Второй день закончился. Ты лечишься?

– Конечно. Ещё пару дней

– То есть в четверг? Да ведь, Стаси?

– Скорее всего.

– А точнее? – лицо у Лео становилось жестким и требовательным в эти минуты.

– Ты меня любишь? – Стаси прижималась к нему и смотрела снизу улыбаясь. Как будто ей и не надо было ничего совсем, и ничто её не мучило, как его.

– Стаси, ты мне честно скажи, а тебе хочется, чтобы всё побыстрее там зажило? Или ты время тянуть будешь? Я и к ответу тебя могу призвать, я же муж теперь, а не сбоку-припеку,– Лео шутил, конечно, но немного и бесился, как будто чувствовал какую-то подставу.

– Конечно хочу. Ещё как, – Стаси утешительно чмокнула его в щёчку опять… и отказалась идти с ним в ванну, сославшись, что «не удобно при папе» и что « надо срочно записи в карточках сделать до утра». А сама, вместо карточек, весело болтала с Сергеем Дмитриевичем о рыбалке, рассматривая справочник рыболова-любителя. Перед сном она штудировала книгу дяди Мити про Кыштымские края и озёра, про Демидовские заводы и усадьбы, пока Лео не выключал настольную лампу у неё на тумбочке и не зажимал её в объятиях и совсем не утешительно для себя лобзал тело своей молодой жены, задыхаясь от желания.

– Стаси, я уже минуты начал считать. В сутках знаешь сколько минут? Тысяча четыреста сорок. В двух сутках – две тысячи восемьсот восемьдесят. Так и знай, я их считаю!

– Ну, Лео? Что же я могу-то? Как уж оно само сможет, так и будет.

– Давай, я тебе всё смажу сам. Ты, наверное, ничего толком не видишь и мажешь не там, где нужно? А я точно и правильно всё сделаю. Ты только командуй.

– Лео, я ещё не привыкла. Нет! Понимаешь? Два дня обязательно надо ещё.

– Хорошо. Иди ко мне сюда. Но трогать-то тебя немного можно?

– Нет, Лео. Два дня!– Стаси была неумолима. Вот если бы от него дым бы наяву пошел… Как от неё тогда… как ей показалось…

Ещё два дня всё семейство по вечерам, уже заразившись Стасиным энтузиазмом, окончательно оформляло сад из валунов и молодых сосенок. Сергей Дмитриевич и Стаси выкладывали из мелких окатышей жаровню-мангал для углей. Лео занимал себя всем, чем ни попадя. На нескольких камнях прочно уложил ровно отпиленные старые доски от крыльца, которые не так давно меняли, – скамеечки устроил. Нарубил из куска толстой проволоки-нержавейки заготовки под шампуры и с большим трудом завернул плоскогубцами на конце каждого обрубка кольцо для поворачивания шампуров на мангале, затем расплющил местами трудно поддающуюся проволоку, чтобы мясо не проворачивалось. Столик для самовара он смастерил из одного плоского ровного камня, который он долго ворочал, выискивая самый удобный вариант. Под камень подложили несколько мелких, прочно утрамбовав их в землю. Всё, на что Стаси отводила пару недель, было готово.

– Ну, что? Теперь твоя душенька довольна?– Лео крепко обнял Стаси и жарко прошептал ей в ухо: «Идут последние минуты, моя красавица. Или ты скажешь, что всё зажило, или я вынужден буду устроить проверку. И я точно разберусь во всём, или зажгу этот мангал своим пожаром. Выбирай.»

– Всё нормально, Лео. Мне очень нравится,– ответила ему Стаси. – Для мангала нужно сделать крышку, чтобы угли там не мокли под дождём.

– Ну ладно, ребята. Славно мы потрудились. Спасибо тебе, Стасенька. Замечательная идея. Осталось над скамейками зонтики приделать, и можно будет и в дождь свежестью наслаждаться. Пошел я душ принимать, и на боковую, – Сергей Дмитриевич ушел, оставив их одних кормить комаров.

– Сегодня мы будем вместе мыться в ванной. И никаких «неудобно», и никаких карточек, и никаких книг. Всё! – Лео сердито поднял двумя пальцами её лицо и увидел, что Стаси довольно смеётся. – Вот, ничего себе! Я тут сгораю, а она хохочет! Ну, подожди у меня! – он схватил её и окунул в море его сумасшедших поцелуев, от которых у неё начиналось раздвоение личности, поднял её на руки и понёс в дом, даже не дав ей собрать все вещи, оставленные на скамеечке.

И снова томительно-интимно сияла свеча в ванной освещая мокрые тела, и снова он жадно искал её губы с запахом мятного порошка, жадно гладил её ноги, раздвигая их, а она терлась щекой о его волосы на груди, затрагивая случайно сосок.

– Э-эх! Славно-то как! Всё! Кончилась моя каторга. Стаська ты моя любимая! Как же я соскучился-то. Мучитель ты мой!

И снова на прикроватной тумбочке сияла свеча, освещая контуры их тел, и снова у него было небо в алмазах, а у Стаси – снова в носу резкий запах освободившегося мужского тела, влажная ложбинка на животе, и снова белый высокий потолок с чисто вымытым плафоном – единственным отличием от прежнего потолка.

– Господи, хорошо-то как! Стаська – и как я без тебя жить-то мог?! Как же я тебя люблю, солнышко моё. Тебе хорошо было?

– Мм. Хорошо.

– А что же ты такая…

– Какая?

– Грустная, что ли? Устала с этими камнями дурацкими? Я – и то устал. Никогда в жизни столько камней не ворочал. Но красиво у нас получилось. Да ведь?

– Да ведь. Только что-то мне очень компоту абрикосового хочется.

– Давай, завтра я куплю сушеных абрикосов и сварим компот. Или ты консервированных хочешь?

– Нет. Сама сварю. Да, я совсем забыла спросить тебя, можно бумажную бечёвку руками разорвать? Ты, например, сможешь?

– Обычную упаковочную бечевку? Странные мысли в головке твоей бродят. А зачем это тебе?

– Да так. Есть одна мысль. Но пока она не совсем мне самой понятна. Так сможешь ты бечёвку руками порвать или нет?

– Неси. Проверим. Правда, я все силы тут потерял недавно, – Лео радостно впился губами в губы Стаси, заставив её снова испытать жгучий комок желания.

Потом она самой себе не могла ответить на простой вопрос: «А почему ты ему ничего не сказала сама? Тогда, сразу?» И ответ был один: ей очень хотелось, чтобы он всё «почувствовал» сам.

Почувствовал… Но он и так очень хорошо себя чувствовал! Прекрасно просто он себя чувствовал! Лучше и быть не могло!

Террор стал неизбежным.

Бечевок оказалось несколько, были потоньше, были потолще. Все их хозяйственная тётя Таня сматывала в колечки и складывала в настенный ящичек для посуды в кухне, что Сергей Дмитриевич и подсказал Стаси, когда узнал, что рыщет она по полкам в поиске верёвочек для подвязывания деревцев, если согнутся вдруг.

Тонкие бечевочки Лео с натугой в руках, но разорвал. А толстые его натугу выдержали. Не разорвал.

– Вот! Эти и подойдут,– Стаси убрала их в ящик тумбочки.

– Да зачем они тебе, Стаська? Их, если что, можно элементарно размочить. Слюной, например. Сами расползутся. Или дождём размочит.

– Ну, размочить их надо ещё суметь, – глубокомысленно изрекла задумчивая Стаси, сидя в халатике на кровати.

– Ты о чём сейчас думаешь вообще, женушка моя драгоценная?

– О чём? – Стаси как-то оценивающе посмотрела на него.– Да вот думаю, что лучше на клумбе посадить, петунью или крапиву, или пустырник? Или бархатцы?

– Чего-чего? Крапиву? А крапиву-то зачем? Она и так росла там. Зачем выдирать было? Конечно бархатцы. Только не успеют уже распуститься. Середина лета же?

– Мм. Не успеют. Значит, крапиву. Она очень полезная. И суп можно варить из неё. Не только компоты нам пить. Или петунью, – в этот момент Лео явственно ощутил тень, пролетевшую между ними, смахнувшую с лица Стаси хмурое загадочное выражение, сменив его на простодушную улыбку пасторальной фарфоровой глупой и милой пастушки.

Лео совершенно не мог понять, о чём думает его жена. Верёвки, компот, бархатцы и петунья с крапивой – всё одновременно умещалось в её голове и не разрывало её на части!

– Давай, спать, Стасенька, девочка ты моя сладкая. А, всё-таки, верёвки-то тебе для чего?

– Верёвки? Да это, … петунью подвязывать, – рассеянно и сонно ответила ему Стаси.

–Петунью подвязывать? Это же цветочки такие, по-моему?

– Цветочки? Это,… это целые кустищи такие… чтобы они, как на карауле стояли и не падали.

– Странно. Я думал, что петунья – это цветок. Иди ко мне, смешная ты моя фантазерка. Вот сделаю ещё зонтики над скамейками и … – Лео блаженно уснул, обнимая свою любимую странную женушку.

А женушка грелась у него под боком, крепко обнятая его ногами, и продумывала до мельчайших подробностей план действия. Всё должно было сработать чётко. В таких ответственных делах сбоя быть не может.

Но… человек предполагает, а Бог располагает, – недаром так говорят.

Ещё говорят, что благими намерениями известно куда дорога выложена.

Ещё говорят: «Думала, как лучше, а получилось… как уж получилось.»

Впрочем, также хорошо известно, что все наши неудачи относительны и живут только в нашей голове обычно.

Утренний завтрак прошел под знаком абсолютного счастья на физиономии сына и некоторой задумчивости Стаси, как отметил про себя отец.

Оформленный сосеночно-валунный садик с утра выглядел нарядно и ярко, омытый ночным дождём. И у каждого валуна обнаружился цвет, от зеленоватого у змеевиков, красноватого у яшм и до белого у кварца, подчеркивающего нарядность других камней и зелени сосен.

Только на Урале полудрагоценными камнями дороги отсыпают.

– А красиво-то как! Стаси! Я точно похвастаю, какое ты тут чудо придумала. –обрадовался Сергей Дмитриевич – Жди гостей, дочка.

Сергей Дмитриевич всё чаще называл её дочкой. Он всё более отгораживался от этой девочки, как мужчина, отгоняя в самый дальний угол, возникшие тогда, при первой встречей с ней, как с врачом, свои мысли, пустые и глупые. А она всё ближе прижималась к нему, чувствуя в нём человека, который очень напоминал ей отца и отчасти уже заменял его. По крайней мере, в предчувствии их жизни втроём..

Прощаясь со Стаси на крыльце поликлиники, Лео вдруг спросил: «Стаси, вот почему у меня стойкое ощущение, что ты меня за нос водишь? А? Ты что-то за моей спиной мудришь?»

– Лео, с чего это ты взял? – наивное лицо Стаси меняло десять эмоций за секунду под внимательным и насмешливым взглядом Леона.

– М-да. Надеюсь, что это будет что-то полегче этих валунов. А? Стаси?

– Лео. Я вообще ничего такого… – она смотрела на него широко раскрытыми честными голубыми глазами.

– Лучше молчи! А то я тебя сейчас обратно домой уволоку. И ты не успеешь от меня в ванной скрыться, как сегодня утром было. И вообще нам надо серьёзно о нашем расписании семейном подумать. Тут есть некоторые такие особенности утренние… Я тебе расскажу сегодня вечером всё. Ух! И заводишь же ты меня этими своими наивными ямочками на щеках! Всё! – Лео на мгновение прижался к ней губами и сбежал со ступенек. Он собой не вполне владел и не собирался этот факт делать достоянием других.

Уж сегодня-то вечер Леону обещал быть фантастически насыщенным: «Закончили с каменюгами! А с зонтиками ещё думать надо. А лучше вообще плотников нанять. Пока петуньи свои она не высадила».

Но неожиданно и день у Леона стал и информационно насыщенным.

Петуньями оказались, всё-таки, простенькие, по-деревенски яркие разноцветные небольшие цветочки на газонах в их городе, растущие повсеместно. Он спросил об этом несколько человек. Все ему сказали одно и то же, удивляясь, правда, его выражению лица каждый раз. Да любая женщина знает, что такое петунья. С чего Леон петунью за куст принимает, который надо и подвязывать к тому же?

«Ну, с молодыми мужьями и не такое случается», – решили все единодушно.

– Так, говоришь, сегодня петунью будем сажать и привязывать? – поглощая столовский обед, Лео внимательно наблюдал за Стаси. У неё ни один мускулёнок на лице не дернулся. И руки крепко держали вилку.

– Ой, не бери в голову, Лео. Это уже мелочи. Я сейчас обойду ещё несколько вызовов и домой. У меня там есть неотложное дело. Кусты попозже высадим. Рассады же у нас нет? Нет. Ты когда сегодня придёшь?

– Да, как можно скорей, вернусь. Очень уж хочется на петуньи твои подвязанные посмотреть, – у Лео тоже ни один мускул не дернулся.

Её фигурку в ранних сумерках он увидел ещё не доходя до КПП. Она увлеченно что-то делала среди своего садика. Подходя ближе, он услышал, как она напевает «…мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», – очень бравую песенку авиаторов.

– Пламенный мотор, значит? – он обнял Стаси, которая на минуточку прильнула к нему с растопыренными в стороны руками в грязных перчатках.

– Что это? – Лео увидел новый клочок садика с особым расположением валунов вокруг малюсенькой сосенки, которой вчера тут не было. Её и стоящее рядом с ней деревце Стаси обложила вокруг стволиков камнями в виде цифры «восемь».

– Это?– Стаси махнула рукой в сторону «парочки».

– Ну да. Их, вроде, тут не было вчера. Восьмёрки точно не помню.– Лео нравилось смотреть, как у Стаси лучатся глаза от удовольствия.

– Это я ему подружку нашла и окольцевала их сразу. Чтобы она не боялась на новом месте ночевать.

– Слушай, Стаська, а может в тебе погибла великая сваха? А? – он снял с её рук перчатки и бросил на скамеечку. – Обними, хоть, меня, женушка моя. Я соскучился очень.

– Я тоже соскучилась,– Стаси обняла его, но её внимание было ещё здесь, с новыми сосенками. – А сваха тут совсем ни при чём. Просто в мире должна быть гармония везде, где только можно. А эта малышка выросла, ну вылупилась, короче говоря, вон у той старой сосны. Ещё и с севера. Представляешь себе, какой ужас?!

– Ну разумеется. Ужасней ничего в жизни быть не может, – он любовался женой.

– Ты смеёшься, а она бы просто погибла бы. И он. Смотри, как он к ней туда был устремлён. Скособочился весь даже, выглядывая. У всех тут есть пары, а у него не было. А теперь они будут рядом.

– Тут у всех есть пары? – Леону такое никогда в голову не пришло бы сосчитать, у кого тут есть пара, а у кого нет.