«Надо же, в городе я все его вещи уже постирала».
Юнна уткнулась носом в рубашку, от которой пахло мхом, сырой избой и потом дорогого ей человека, которого больше не было рядом.
Потом снова отхлебнула из бутылки, пьянея, погрозила небу кулаком и, зажав рубашку у носа, уснула на кушетке со стороны мужа.
2. Аня
– В церкви отпевать надо было! – Аня сердито сверкнула глазами из-под платка. – Мало ли, что некрещеный! Батюшка наш окрестил бы заочно и отпел бы сразу. Такое бывает, я слышала.
– Да не хотел он в церкви, – слабо отбивалась Юнна. – Он атеистом был убежденным, даже креститься не хотел – не то что отпевание.
– Да уж, конечно, заранее никто отпеваться не хочет! – съязвила Аня. – А ты у нас крещеная, могла бы и о его душе подумать!
Юнна раньше не любила эту богомолку. Сейчас ей пришлось встать с постели, потому что Аня принесла подарок: икону Святого Уара, которую сейчас вешала в восточном углу.
– Читай молитву Уару, раз не смогла его окрестить. – Аня перекрестилась, и ее угловатое лицо смягчилось. – Я вот как раз недавно на отпевании была, лицо у покойника было такое обиженное, а как стали отпевать – разгладилось. Лёня-то у тебя шибко обиженный был, даже не крещеный, я уж не говорю о венчании – вся жизнь в блуде. Хорошо еще, что детей в блуде не народили.
Она налила в лампаду масла и затеплила ее. По комнате разнесся церковный запах.
– Молись за него, ему место в раю. Некоторые некрещеные получше крещеных будут. – Аня бросила на Юнну уничижительный взгляд. – Им от их жизни святость.
– Да я молитв не знаю. – Юнну растрогало такое отношение к покойному.
– Молись своими словами: Святой Уар, спаси некрещеного раба Божия Леонида своею молитвой… Житие Уара надо читать, он за нехристей молился. Еще Богородице нужно молиться, заступнице нашей.
Внезапно Аня смягчилась и перешла к поминкам:
– Кутью я тебе сама сварю. Её едят на поминках, а не шашлыки. А то будто праздник у тебя какой, а у самой муж в рай не попал, душу не спас.
От Юнны Аня пошла на кладбище. Это она настояла, чтобы Лёню похоронили на Парголовском кладбище. Долго убеждала Юнну, говорила, что в холмистой деревне, на возвышенности, Лёне будет лежать легче. Не в болоте каком, а в песочке.
Она часто ходила на его могилу, ведь жила Аня в Парголово круглый год, а не как Юнна – набегами да летом.
Могилка уже почти осела за год – можно оформлять и памятник ставить. Креста не поставишь – не крещеный.
Аня достала из холщовой сумки мешочек с просом и насыпала в Лёнино изголовье православным крестом с перекладинкой.
«Пусть птички Божьи его помянут». – Аня смахнула слезу.
Начал накрапывать еще холодный июньский дождик.
Аня присела на корточки и узловатыми руками стала разламывать комки земли на могиле.
«Надо же, всю глину вывернули, цветы не приживутся».
Она достала из другого холщового мешочка горстку семян бархатцев и, держа ее в левой руке, правой проделала в земле мелкие бороздки.
«Взойдут, наверное. Июнь уже».
Аня посеяла семена и слегка присыпала бороздки землей.
– Пресвятая Богородица, Царица Небесная, спаси душу некрещеного Леонида! – Она повторила это трижды, трижды перекрестилась и простодушно добавила: – А то не встретиться нам в Царствии Божьем… из-за дуры этой, которая даже окрестить его не смогла!
И заплакала, с трудом вспоминала слова молитвы.
– Анька, что ревешь-то? – У могилки стоял старый кладбищенский сторож – одноногий дядя Ваня.
– Плачу оттого, что святой человек не попал в Царствие Небесное. – Аня встала с колен и утерла глаза кончиками платка.
– Знаю я вас, баб! Не об этом плачешь. – Дядя Ваня добродушно прищурился. – Об этом вам, святошам, плакать нельзя!
– Эх, если бы жизнь по-другому сложилась… – Аня вздохнула. – Но на все воля Божья. Я же помню, как он меня называл Аней-шуршалкой. Святой человек был, чистая душа! Помню, каждый раз со мной здоровался, когда я на заутреню шла. И все с улыбкой, и взгляд светлый.
Аня собрала мешочки и, худая и прямая, как палка, побрела с кладбища.