Звезды в моих руках

Глава 4. Жора

Лицо обдает порывом ветра. Морщусь, поглядываю на часы. Время еще есть, но, если я хочу успеть приготовить матери ужин и скрыться в комнате, нужно торопиться. Аля уже убежала через дорогу, а я стою и смотрю ей вслед. Что это было? Понятия не имею. Возвращаюсь в зоомагазин и выбираю корм для рыбок. У Кристины и так все есть, нужно подарить что-то практичное.

– Отдал ей карточку? – интересуется Зоя, возникнув за моей спиной.

Она всегда любопытствует, как только у нее под носом происходит что-то, отличающееся от привычных будней.

– Ага.

– Что сказала?

– Ничего, поблагодарила.

– Я заметила, как ты на нее смотрел. – Зоя щиплет меня за бок.

Через свитер ее прикосновение почти не ощущается. Беру корм и подхожу к кассе, прошу Зою упаковать во что-нибудь дорогое.

– И как я на нее смотрел? – спрашиваю невзначай.

– Как наши питомцы на будущих хозяев. С обожанием! – Посмеиваясь, она протягивает мне товар.

– Ты ничего не видела, – говорю ей, открывая входную дверь. – Пока.

Мне нравится выбирать подарки, вкладывать в них душу. Приятно смотреть на человека, искренне радующегося твоему выбору. Раньше мы с матерью вместе ходили по магазинам. Она учила меня выбирать что-то ценное для адресата, даже если в кармане всего сто рублей. Однажды я подарил знакомой несколько жвачек Love is. Обычно их покупают коробками и дарят набор в красивой упаковке. Та девочка собирала вкладыши из этой серии. Она расплакалась и сказала, что я подарил ей те три картинки, которых у нее в коллекции не было. Делать людей счастливыми легко – нужно слушать, что они говорят, и запоминать. Иногда они показывают глазами, но не озвучивают свои тайные желания. Моя мать из тех, кто обожает подарки ручной работы. Из-за нее я научился вышивать, плести украшения из бисера, лепить кружки и кувшины из глины и, из последнего, разрисовывать их неповторяющимися узорами. Все мои достижения обесцениваются, когда она ни с того ни с сего начинает швыряться именно тем, что я ей подарил.

Телефон вибрирует. Кристина. Останавливаюсь, делаю глубокий вдох. Я могу с ней поговорить, пока иду к дому. Ничего не потеряю, только приобрету.

– Жора, привет, – весело говорит Крис.

– Привет.

– Ты ведь придешь ко мне на праздник? Я сейчас всех обзваниваю, не подумай, что ты какой-то особенный. – Она притворно смеется.

Может, других парней и сводит с ума ее неумелое кокетство, но я вижу ее насквозь. Моя мать пользуется теми же приемами, чтобы руководить болванами с работы. Правда, почему-то на альфонсов ее методы не действуют.

– Даже не знаю. – Поглядываю на пакет в руке. – У меня много дел на выходных. Боюсь не успеть.

– Жора. – Ее голос становится серьезным. Сдерживаю хмыканье. – Ты приходи хотя бы на часик, ладно? Без тебя многим будет скучно.

– Это кому же?

– Ну, например, твоей баскетбольной команде. Потом придут девочки из моей школы, они все хотят с вами познакомиться. Просто помоги мне разок, ладно?

– Будешь должна.

– Хорошо! Сделаю все, что попросишь.

Сбрасываю звонок и позволяю себе улыбнуться. Кристина думает, что я попрошу ее о какой-нибудь мелочи, типа пойти со мной на свидание или помочь с учебой. Учусь я неважно, но мне удавалось скрывать это от матери до вчерашнего дня. Моя классуха додумалась ей позвонить из-за двойки. Ладно, не учеба на пятерки сделает из меня человека. Когда придет время, Крис поможет мне отомстить этой стерве.

Пока в мультиварке варится суп, наношу мазь на огромный синяк на ноге. Придется носить длинные штаны, чтобы мать его не заметила и не устроила скандал. Для нее истерики – это часть жизни, для меня – отнятое время. До развода родителей я дружил с соседями, братом и сестрой, живущими через дом от нас. Сестре нравилось делать макияж, и я был моделью. Мне было все равно, а ей приятно. Ее брат из-за этого часто на нас ворчал, обзывая женихом и невестой. Благодаря той девчонке я немного разбираюсь в косметике и могу скрыть фингалы или мешки под глазами от недосыпа. Удивительно, что мать до сих пор не просекла эту тему.

Суп готов. Съедаю порцию и убираю тарелку в посудомойку. Мать в нее никогда не заглядывает, и я коплю посуду внутри, пока ее не наберется достаточное количество. Пробегаю взглядом по поверхности стола, раскладываю приборы и тарелку на темно-красную тканевую салфетку. Ставлю бокал для вина. Все как она любит.

Уроки откладываю на поздний вечер. Все равно она не интересуется ни мной, ни моими делами. Не спрашивает, как моя бессонница или нравится ли мне в баскетбольной команде. Не интересуется, люблю ли я спорт или меня от него тошнит. В детстве я играл в футбол с дворовыми пацанами. Видимо, она запомнила те дни и решила, что я не могу жить без спорта. А я все готов отдать, лишь бы лежать дома после обеда в кровати и ничего не делать. Трудно быть лентяем, когда от тебя ждут трудоголизма.

Включаю аймак, ввожу пароль. Не удивлюсь, если она его знает и читает мои переписки. Знакомый однажды проверил мой телефон и нашел там программу-шпиона. Она передавала все данные на чужое устройство – не трудно догадаться, что это дело рук матери. Я решил не удалять приложение, пусть мать и дальше думает, что я тупой или наивный.

Первое правило борьбы с врагом: подпусти его так близко, как только сможешь. Пусть думает, что знает о тебе все. Мои переписки ничего для меня не значат. Все, что нужно сохранить в тайне, я проворачиваю за пределами компьютера и телефона. Главная опасность в прослушке через микрофон смартфона. Поэтому я набил карманы ватой, чтобы она глушила звук максимально естественным образом. Как только прихожу домой, убираю вату под матрас до следующего дня.

Нахожу статьи для реферата, читаю, обдумываю. Мысли уносят меня в место – в фантазию. Если открыть дверь и заглянуть в комнату, кажется, что я работаю за компьютером. В большинстве случаев я пребываю в грезах, чтобы снять напряжение. Сначала воспоминания неприятные. Обдумываю стычку с Жилиным. Потом воображение рисует образ девчонки с аквариумом. Аля. Ее имя эхом звучит в голове. Закрываю глаза и вспоминаю ее голос. Нежный, испуганный. Она не похожа на других. В ней нет жеманности Кристины, дурного кокетства или дерганых жестов моей матери.

– Георгий! – доносится из прихожей.

Вздрагиваю, приподнимаюсь в кресле. Задеваю коленом подлокотник, ругаюсь про себя от боли.

– Уже иду. – Широким шагом выхожу из комнаты.

Мать вручает мне тяжелый пакет. Внутри перестукиваются емкости. Можно не заглядывать – она собирается пить больше обычного.

– Иди-ка приготовь мне еду, – говорит она, слегка пошатываясь. – Я щас. – Она заходит в ванную в одежде и закрывает дверь.

Сколько раз я говорил матери, чтобы закрывалась на замок – все без толку. Иногда я заходил в ванную, когда она принимала душ. Я бы хотел забыть, что видел мать без одежды.

Разливаю горячий суп крупным половником. От запаха натуральных специй снова хочется есть, хотя прошло не больше получаса. Достаю почти пустую бутылку белого вина и наливаю в бокал. Вместо нее ставлю в холодильник другую из пакета. Набираю воздуха в легкие и кричу:

– Все готово, мам!

Нужно потерпеть всего год, думаю я, посматривая на часы. Как только исполнится восемнадцать, свалю из этого дома, и она меня не остановит. При необходимости найму адвоката и отсужу свое право на свободу у этой женщины.

– Мам, иди есть, суп остынет, – напоминаю я и втягиваю шею в плечи.

Зря я открыл рот. Она же меня сожрет за такую дерзость.

Но мать не отвечает. Подхожу к ванной комнате и осторожно стучу в дверь. Слышу, как льется вода в душе. Она ведь не снимала одежду, неужели спьяну полезла так? Черт возьми, только бы не… Заглядываю внутрь, готовясь отпрянуть, если она голая.

Мать сидит на полу в душевой кабине ко мне спиной. Вода стекает по ее роскошному полушубку. Она обожает вызывать зависть у коллег. Подхожу ближе. Если она уснула, оботру ее полотенцами, подсушу феном и унесу в кровать. Привычное дело.

Кладу руку на плечо матери. Ее голова заваливается набок. Странно пахнет железом. Принюхиваюсь, опускаю взгляд на поддон. По темно-синей мозаике ползут едва различимые красные змейки. Приглядываюсь к рукам матери. Вены перерезаны!

Вздрагиваю. Отхожу на пару шагов. Грудь и виски сдавливает, нечем дышать. Хватаю ртом воздух.

Она лежит там! Жалкая, пьяная и полумертвая!

Может, бросить ее умирать?..

Сажусь на крышку унитаза. Темные волосы матери спутались; мокрый полушубок похож на потасканную жилетку, набитую соломой.

Почему?.. Почему каждый раз я должен спасать ее? Она только и делает, что отравляет мне жизнь. Стискиваю колени дрожащими руками. Дышу хрипло, с присвистом.

Так нельзя.

Что бы она ни делала, она все еще моя мать. Достаю из кармана телефон, включаю громкую связь и зажимаю порезанные руки матери. Если она потеряет много крови, будет поздно. Я не могу этого допустить. Смотрю на ее бледное лицо и тихо говорю:

– Ты должна выжить.

Спустя секунды, кажущиеся бесконечностью, диспетчер скорой помощи принимает вызов.

Глава 5. Аля

Выбрать подарок для человека, которого я не знаю, большая проблема. Приходится шерстить популярные интернет-магазины и надеяться, что заказ придет вовремя. Для подстраховки покупаю браслет на красной нити с фигуркой дракона, покрытой позолотой. Снаружи фигура объемная, а внутри плоская, приятно касается кожи. Продавец китайских сувениров пишет, что браслет принесет владельцу не только удачу, но и защиту. К нему мне дают красивую красную коробочку с блестками. Дома упаковываю подарок. Надеюсь, Кристина не выкинет его. Будет обидно за дракона удачи.

Утром субботы просыпаюсь от криков родителей и прячу голову под подушку. Они с мамой о чем-то громко спорят. Мне еще на учебу сегодня, а они выспаться не дают. Голоса не смолкают. Выбираюсь из кровати и ползу в ванную. Лучше умыться сейчас, пока есть время.

– Ты меня ни во что не ставишь, Инна! – возмущается папа. Он говорит так громко и яростно, что я слышу его с включенной водой. – Кто я для тебя? Просто какой-то левый мужик?

– Ты меня уже достал, Саша. Я сыта по горло твоими придирками. Мы оба пашем, как кони, почему ты вечно меня подозреваешь во всяком дерьме?

Если мама говорит «дерьмо», значит, ссора будет длиться как минимум час. Родители всегда устраивают разборки на кухне. Путь к холодильнику перекрыт, я не сунусь к нему, даже если желудок проест в себе дырку. Лучше слушать вопли через стену, чем стать третьей лишней. Родители ссорятся редко, но метко. Каждый раз, когда я оказываюсь у них под рукой, они начинают попрекать друг друга моими неудачами. В такие моменты не узнаю родителей. Это не они, а какие-то чужие люди, которых в нашей семье быть не должно.

Забираюсь на кровать и сгибаю ноги в коленях. Подключаю наушники к смартфону и выбираю музыку. Конфликты рано или поздно утихают, главное – уметь ждать. Так я и сижу, пока не раздается звонок в дверь. Интересно, кто может прийти в такую рань, да еще и в субботу? Слезаю с кровати, натягиваю спортивные штаны и выглядываю в коридор.

Родители стоят рядом, лица напряженные. Мама поджимает губы, папа хмурится и смотрит в стену. На пороге стоит бабушка, папина мама. Раз в год она приносит гостинцы: варенье, соленья, все то, что она заготавливает в избытке, а потом не знает, куда деть.

– Ну, чего застыли с такими мордами? – Бабушка впихивает сумки папе в руки. – Иди разгрузи, мне с Инной поговорить надо. – Она присаживается на скамейку в прихожей и снимает туфли с тонкими шнурками-завязками. Они скорее для декора, потому что сбоку на обуви короткая молния. Бабушка поднимает взгляд на маму, замечает меня в дверном проеме: – Чего не здороваешься? Ну-ка вылезай оттуда, – и машет мне рукой.

Выхожу, обнимаю ее. Вдыхаю запах шали и трав, смешанных с мазями и кремами.

– Пойдемте, не в коридоре же обсуждать, да и Саше этого слышать не надо. – Бабушка поднимается, опираясь на мое плечо, и ковыляет в мою комнату.

Мы с мамой идем следом, переглядываясь. Бабушка усаживается на кресло и поворачивается к нам. Оно на колесиках, поэтому на нем легко перемещаться по всей комнате.

– Ну, Инна, рассказывай. Что у вас тут происходит и почему Саша ночует у меня?

Мамино лицо становится непроницаемым. Ей будто плевать на папу. Иногда она так смотрит и на меня, но только когда я сильно провинюсь. Беру маму за руку и тяну к кровати, но она не двигается. Спина прямая, подбородок чуть вздернут.

– Наша семейная жизнь вас не касается, Антонина Ульяновна, – говорит мама.

– Все меня касается, не выдумывай, – отмахивается бабушка. – Мне, знаешь ли, на старости лет хочется пожить одной.

Сажусь на кровать. Уйти незаметно не выйдет, а в кухне папа, и с ним наедине я пока оставаться не хочу. Придется ждать, пока разговор закончится.

– Некоторые почему-то считают, что могут выгонять мужей из дома, – продолжает бабушка. – Ты мне, Инка, не нравилась, я тебе об этом еще до свадьбы сказала. Давай разбирайся со своими проблемами, к мозгоправу там сходи, и чтобы больше Саша у меня с ночевкой не оставался. Поняла?

Челюсть мамы подается вперед, а кулаки трясутся. Впервые вижу ее такой.

– Ты тоже хороша. – Бабушка поворачивается ко мне. Колесики скрипят по полу. – Отца дома нет несколько дней, а ты даже ему не звонишь и в гости ко мне не приходишь. Тоже мне, дочь!

– Антонина Ульяновна, если вы продолжите, я выгоню из дома и вас, и вашего драгоценного сыночка.

Бабушка встает с кресла. Она ниже мамы на две головы.

– Приведи хоть один пример того, что Сашка себя как-то не так ведет.

– Он ударил Алю. – В глазах мамы читается торжество победы.

Мне становится неприятно. Опять мной пользуются в ссоре, как козырем.

– Нормальные люди своих детей не бьют, – продолжает мама. – На меня-то он руку поднять боится.

Бабушка с прищуром всматривается в мамино лицо. Вдруг она поворачивается ко мне и говорит:

– А ты Але сказала правду про ее отца?

– Антонина Ульяновна, я вас предупреждаю!

– Твоя мать тебя нагуляла и не признается в этом. – Бабушка качает головой.

Эмоции перекрывают разум. Дышать тяжело. Закрываю лицо руками, а мама шепчет, поглаживая по плечам:

– Не слушай старуху, она выжила из ума.

– Впредь будешь думать перед тем, как скалиться на ме-ня, – говорит бабушка и хлопает дверью.

– Она не в себе. Болтает всякое, чтобы меня позлить. Ты ни в чем не виновата, доченька, – говорит мама. – У Антонины Ульяновны на меня зуб.

Киваю, растирая слезы. Папы не было два дня, нужно выйти и посмотреть ему в глаза. Так обычно говорят про страхи, да? Нужно взглянуть им в лицо, чтобы победить?

– Он ведь не откажется от меня просто потому, что думает, что я не его ребенок? – спрашиваю я неуверенно.

– Если он и вправду так думает, значит, я больше не буду жить с ним в одной квартире, – резко отвечает мама. – Ненавижу тех, кто не доверяет без повода.

У меня урчит живот. Прикусываю губу, виновато гляжу на маму. В ее взгляде словно что-то проясняется. Она всплескивает руками.

– Совсем забыла тебя покормить! В задницу эти ссоры. Давай поднимайся, и пошли. Плевать, что они там думают, главное, чтобы ты поела.

За столом я не могу заставить себя поднять взгляд на папу. Почему-то кажется, что это моя вина, что это я его предала. Родилась не от того мужчины. Вымученно поглощаю слипшиеся макароны. Они плохо разогрелись, потому что мама, занятая разговорами с папой и бабушкой, поставила таймер в микроволновке на минуту меньше.

Бабушка хватает меня за руку. Ее кожа неприятно шершавая.

– Кушай быстрее, взрослым надо поговорить наедине, – говорит она, проталкивая мне в карман записку.

– Не торопите Алю. Пусть ест столько, сколько нужно, – вмешивается мама.

Папа молчит. Даже не смотрит в мою сторону. Доедаю макароны, ставлю тарелку в раковину и покидаю кухню. В комнатеразворачиваю записку с витиеватым красивым почерком. «Спроси Петра Васильевича».

Сердце ёкает. Сглатываю ком воздуха, и он болезненным шаром прокатывается по пищеводу, словно выдавливая позвоночник.

Всматриваюсь в буквы на бумажке в клетку. Они разбегаются, размываются, хаотично танцуют перед глазами. В комнату заходит папа.

– Что там бабушка написала? Покажи.

Сминаю бумагу и стискиваю в кулаке. Нельзя, чтобы папа узнал. Папа подходит ближе и требует сквозь стиснутые зубы:

– Отдай по-хорошему.

Правда разобьет папе сердце. Он не должен узнать.

Закидываю бумагу в рот, сжимаю губы. Слюна размочит текст, и прочесть его будет невозможно.

Папа смотрит на меня тяжелым взглядом. Секунды тянутся, как веревка, норовящая вот-вот порваться. Папа тяжело и долго выдыхает.

– Я и не замечал, какая ты у меня находчивая. Зачем надо было заходить так далеко?

Он бьет кулаком стену рядом со мной. Пригибаюсь, защищая голову руками. На пол осыпается штукатурка. Потерев краснеющие костяшки, папа уходит, хлопнув дверью.

Трясущимися руками собираю штукатурку и сыплю на бледно-зеленый лист бумаги.

Когда дрожь унимается, убираю подарок для Кристины в рюкзак, наскоро собираюсь в школу и ухожу.

Сплевываю записку в мусорный бак во дворе. Во рту остается горький вкус чернил.

Глава 6. Жора

Просыпаюсь на скамье в больничном коридоре. Порезы на руках матери залатали, сказали, волноваться не о чем. Потягиваюсь, зеваю, подхожу к автомату с кофе и разминаю холодными пальцами затекшую шею. Впервые удалось выспаться в толпе людей и врачей, а не дома в удобной кровати. Мистика.

Отхлебываю кофе, не морщась. Забыл добавить сахар, но вкус все равно несильно изменился бы.

– Видите этого парня? Это сын пациентки с порезанными венами, – шушукаются медсестры с прибывшими на смену врачами и пропустившими ночное веселье. – Спал тут всю ночь, бедняжка.

Одна из медсестер, помоложе, подходит и протягивает одноразовую тарелку с пирожком.

– Кофе лучше на голодный желудок не пить, – участливо говорит она, улыбаясь. Красная помада расползлась по пухлым губам и местами потрескалась. – Пирожок с мясом.

– Спасибо. – Беру угощение, улыбаюсь. Так принято, но на самом деле мне не хочется ни с кем любезничать. – Как моя мама?

– С ней все будет в порядке. Подержим немного под капельницей, к ней заглянет клинический психолог. Все будет хорошо. Как тебя зовут?

– Жора.

– Не переживай, Жора. – Медсестра понижает голос. – Она просто хотела привлечь к себе внимание.

Не сомневаюсь, думаю я, а вместо ответа киваю с угрюмым лицом. Пирожок на удивление вкусный, даже мясо напоминает мясо.

– Иди домой. Твоей маме все равно надо отдохнуть, я за ней присмотрю. Если хочешь, оставь свой номер, я буду сообщать, как она.

– Конечно. – Соглашаюсь и обмениваюсь номерами с медсестрой.

Когда я выхожу на улицу, пирожок комом опадает в желудок, и мне становится нехорошо. Кофе закончился слишком быстро, а на другой напиток денег нет. Придется терпеть до дома. На часах девять утра. Свет бьет по глазам, они болят после резкой смены освещения. На хрен школу, решаю я. У меня чрезвычайная ситуация. Позвоню классухе, объясню обстоятельства. А потом как-нибудь невзначай обвиню, что это из-за нее моя мать пыталась свести счеты с жизнью.

Дома невероятно тихо. Аймак всю ночь простоял в режиме сна. Вот бы и у меня был такой режим. Захотел – отключился от реального мира и не возвращаешься в него, пока кто-то не нажмет кнопку.

Лежа на кровати, листаю новостную ленту в смартфоне. Дурацкие шутки, старые картинки, неинтересная музыка. Сегодня еще на день рождения тащиться. По крайней мере, можно будет выпить без последствий.

– Наталья Львовна. – Звоню классухе и говорю максимально жалостливым голосом. Кадык подрагивает, создавая вибрацию. – У меня беда. Маму ночью увезли на скорой, не смогу сегодня в школу прийти. Простите, ради бога!

– Ой, ну что ты, Жора. Конечно, не приходи. Пусть твоя мама выздоравливает как можно скорее.

– Простите еще раз. Я приду в понедельник. – Всхлипываю для эффектности и кладу трубку.

Дура. Еще одна дура в моей жизни. Швыряю телефон на подушку и поворачиваюсь на бок. Когда еще выдастся минутка полежать, ничего не делая?

Будильник срабатывает в пять вечера. Вечеринка у Кристины через полтора часа. Зеваю, продираю глаза. Вываливаюсь на балкон в пижамных штанах и флисовой кофте. Голову и тело охватывает холод. Сознание проясняется. Когда ноги подмерзают, собираюсь зайти внутрь.

Разворачиваюсь… и дверь закрывается перед носом. Обычно у меня нет проблем с тем, чтобы открыть ее, но в этот раз она прочно захлопнулась. Дергаю ручку. Пальцы на ногах окоченели, нос замерз. Изо рта вырывается белый пар.

– Черт возьми, тупая дверь. – Собираюсь пнуть ее, но вовремя останавливаюсь. Если сломаю палец, лучше не станет.

– Застрял? – спрашивает голос. Верчу головой, пытаясь понять, откуда со мной говорят.

На соседнем балконе стоит парень с коробком спичек и сигаретой в зубах. Вид у него заинтригованный.

– Ага. – Оглядываю незнакомца.

Короткие черные волосы, слегка отросший ежик, зеленые глаза, шрам на подбородке. Взгляд внимательно-любознательный. Под левым глазом ближе к виску небольшая родинка. Одет в женский светло-бирюзовый халат с цветочным узором.

– Перебирайся ко мне, – говорит. – Выпущу в подъезд.

Поглядываю через перила. Если упаду отсюда, владельцы машин не обрадуются.

– Не ссы, я тебя подхвачу. Руки у меня сильные. – Сосед закатывает рукав и показывает внушительный для его хилого телосложения бицепс.

– А веревки какой-нибудь нет?

– Ща принесу. – Он исчезает в квартире. Пальцы рук с трудом двигаются. – Держи.

Сосед кидает мне веревку. На вид тугая, крепкая, выдержит. Обвязываю ее вокруг пояса, поднимаю голову. Нужно просто встать на перила и перешагнуть на балкон. Вот только этот шаг больше похож на шпагат. С моей гибкостью я скорее порву штаны, чем так широко расставлю ноги.

– Ты точно меня удержишь? – Смотрю на соседа, держась за веревку.

– Конечно. – Кивает. – Я в армии помогал подняться парням больше тебя раза в три. Давай иди сюда. – Протягивает руку. Кожа смугловатая, испещренная родинками разного размера.

– Ну, держи. – Решаюсь, берусь за его руку и шагаю в пропасть.

Сосед справляется. Веревка не натягивается. Стоя на чужом балконе, чувствую себя глупцом. Отвязываю веревку и возвращаю хозяину:

– Я просто перестраховался.

– Ниче, бывает. – Он хлопает меня по плечу. Рука тяжелая. – Как тебя звать, горемыка?

– Жора.

– А я Василий Игоревич, для тебя просто Вася. – Он откры-вает двери балкона, поворачивается и добавляет: – Никаких Васянов.

– Как скажешь.

Заходим внутрь. Квартира по планировке такая же, как наша, но намного просторнее. Из мебели тут широкий старый диван, огромная плазма чуть ли не на всю стену и столик на колесиках, на котором стоит гудящий, потрепанный временем ноутбук.

– Не обращай внимания, я недавно въехал, – говорит Вася. – Родня зажлобилась, приходится по мере накоплений мебель покупать. Вон, телик спецом купил, чтоб кина смотреть.

– Прости, но я опаздываю, – говорю, направляясь к выходу.

В прихожей на одиноком крючке висит потерявшая лоск кожаная куртка. Из обуви у соседа только тапки на ногах и потертые кроссовки.

Как он попал в наш дом? Тут бедные люди не живут.

– Ты, кстати, как домой-то попадешь? – Вася открывает входную дверь. – У тебя разве ключи с собой?

– Во всем доме электронные замки.

– А, точно. Все забываю, что в новый дом въехал. В старом даже шлагбаума с домофоном не было. Все время в подъезде то алкаши, то бомжи ночевали. – Смеется, стоя в дверях и докуривая сигарету. – Возьми-ка это. – Вася снимает тапки и ставит за порог перед моими ногами. – Грязно там и холодно.

– А сам босиком останешься?

– Куплю еще пару, они на рынке двадцать рублёв стоят. – Вася подмигивает и закрывает дверь.

Смотрю на тапки из черной резины с белыми вкраплениями. На них – черная перевернутая галка и надпись Abeobas. Хмыкаю. Поборов брезгливость, надеваю тапки соседа и возвращаюсь в квартиру.

Опаздываю на день рождения Кристины. Сначала возился с оформлением подарка, потом выбирал наряд. Пусть понервничает, ей будет полезно. Как назло, льет дождь, а я не взял зонт. Забыл посмотреть прогноз погоды. Обычно проверяю его по три раза в день и предупреждаю мать о погодных условиях. Но сегодня один из немногих дней, когда я могу просто быть собой. Опоздать на праздник, забыть зонт, промокнуть до трусов.

Поднимаюсь в лифте, звоню в дверь. Меня встречают левые люди по принципу «кто первый у двери оказался, тот и открыл».

– Крис, Осанкин пришел! – кричит кто-то из девчонок.

Из толпы гостей на меня уверенно двигается рыжая макушка. Хорошо быть высоким, сразу видно, кто где.

– Ты опоздал! – взволнованно говорит Кристина, забирая у меня мокрую парку. – Я уж думала, что ты не придешь.

– Я же обещал. – Протягиваю ей мокрый картонный пакет, внутри которого завернутый в пузырчатую пленку подарок. – С днем рождения. Особо ни на что не надейся.

– Ой, брось. – Она берет пакет, берет меня за руку и тащит за собой в ванную. Я перекидываюсь приветствиями со знакомыми, с Жилиным – злобными взглядами. – Раздевайся, сейчас принесу полотенце и одежду.

Послушно вытираю волосы, выжимаю их посильнее. Кристина стоит в дверях и рассматривает меня. На ее щеках легкий румянец. Не косметика. Крис подходит ближе и целует меня в щеку.

– Спасибо, что пришел. Схожу за одеждой.

Когда она возвращается, я все еще сижу в мокрой одежде.

– Ты почему не разделся?

– Не пытайся меня соблазнить. – Забираю у Крис сухую одежду. Ее брат недавно уехал учиться в США. Видимо, что-то из его старья. – Выйди.

Выталкиваю ее за дверь и запираюсь изнутри. Футболка и джинсы мне подходят. Выжимаю одежду в ванну, развешиваю на батарее и выхожу. Кристина поджидает меня у входа.

– Это не то, что ты подумал, – говорит она.

А дальше я ее не слушаю, потому что вижу, как по квартире идет девочка-с-аквариумом. Это мой шанс!