За долги отдам тебя

Глава 5

Стук в дверь доносится сквозь плеск воды. Даже в ванной мне не дают побыть в одиночестве. Оборачиваюсь полотенцем, и двигаюсь сквозь густой пар, будто через туман.

– Привет, – брат заваливается в ванную.

Пожимаю плечами, и здороваюсь – и чего человеку неймется?

– Не бойся, я не сбегу, – говорю я, и вытираю запотевшее зеркало. – Так что можешь меня не сторожить.

Саша присаживается на край огромной старомодной ванны, оставляя мыльные разводы на своих модных брюках. Смотрит, как я наношу на мокрые волосы спреи и масла, и взгляд его отражается в зеркале.

Странный взгляд.

– Я не для того пришел, Ариш, – произносит он вдруг. – Я извиниться. Зря мы так, и… если ты захочешь сдать назад – я тебе помогу. Хочешь?

Прикрываю глаза, боясь, что выдам свои мысли. Предложение несколько запоздалое, и я бы согласилась на него еще вчера. Услышь я слова поддержки хоть от одного человека, я бы никогда не пошла на такой поступок.

Который душу пачкает пятнами грязи, которую вряд ли смыть получится. И не в людской молве дело, а в моих мыслях: я всегда буду знать, что продалась.

Знать, и помнить.

– Не хочу. Алан услышал слова согласия, и уже не отпустит, – грустно улыбаюсь я брату. – Ты ведь знаешь его. Уже поздно.

Алан… он всегда смеялся, если я падала. Но раньше он протягивал мне руку, а сейчас толкает в пропасть.

– Слушай, а как он разбогател? – с жадным любопытством интересуется брат. – Алан же был почти нищим: убогая халупа в бараке, да пара брюк – вот и весь его капитал. Откуда все это?

Приподнимаю брови, и смотрю на Сашу иронично – какой глупый вопрос, да еще и не по адресу.

– Это ты должен знать, а не я. Я – домохозяйка, а ты – заместитель директора, – фыркаю я. – Но я не удивлена насчет Алана. Вряд ли это наследство, он ведь акула. Захотел – и поднялся. И он не был таким уж нищим…

– Ну да, – презрительно отмахивается брат. – Помню я. Ездил вахтой на север… тоже мне работа!

«Тоже мне… Алан деньги зарабатывал, пока кое кто бездельничал» – невольно приходит мне в голову.

– Ты извиниться пришел?

– Я… да, наверное, – рассеянно отвечает брат. – Слушай, может все это и к лучшему!

Вот выдал так выдал.

– Что к лучшему? – переспрашиваю я, ополаскивая руки от масла. – Новые навыки? Да, возможно, это мне пригодится после развода. Попрошу Алана оставить отзыв о моих услугах, и буду грести деньги лопатой. Алиса будет гордиться такой матерью!

Саша кашляет, подавившись возмущенным возгласом. Смотрит на меня сердито, будто я излишне преувеличила.

– Арина, без обид, но всего состояния Кости ты не стоишь, – резко произносит брат. – Обычно за такие услуги платят… ну, максимум тысячу евро за ночь, если девочка – высший класс. Ты же проведешь с Аланом три месяца, а это около ста тысяч, что капля в море! Ты нужна Алану! Может, он снова в тебя влюбился? Воспользуйся этим, сестренка.

Вот дурак. Что в детстве таким был, что сейчас… странно, нам обоим по двадцать пять, но почему же я чувствую себя намного старше Саши?!

– Саш, Алан никогда не жалел денег, – терпеливо отвечаю я, чтобы брат не питал особых иллюзий. – Даже когда их у него не было, не жалел. И снова влюбиться он в меня не может, потому что не любил никогда! Он всего лишь хочет показать мне мое место.

Снова влюбился… нет. Я ведь думала, что Алан любит – пусть и жестокой любовью, но оказалось, что я себе льстила.

… Я приходила к его дому снова и снова. Научилась разговаривать с ним сквозь стекло, и темноволосый странный мальчик, который так запал мне в сердце, иногда даже отвечал.

– Давай я кину камень в окно, и ты выберешься? – предлагаю я, цепляясь кровоточащими от заноз пальцами в деревянные доски барака. Балансирую на скользком карнизе, рискуя свалиться, но держусь.

– Нет. Зима ведь, холодно.

Какая разница, что холодно? Одному ведь страшно, а окно можно вставить – я видела, как наш сосед вставлял красивое белое окно. А мальчик – дурак, предпочитающий сидеть в голоде и холоде.

– Ну и сиди один, – выкрикиваю я, и он пожимает плечами.

Отворачивается от окна, а я… я не хочу, чтобы он отворачивался.

– Подожди! Я булочку вот принесла, – достаю из-под пуховика рогалик, посыпанный маком, и ловлю жадный взгляд – заинтересовала! – Скажешь мне свое имя – и булочка твоя!

Мальчик встает на стул, и открывает маленькую форточку.

– Алан, – представляется он, протягивая мне руку…

… – Куда ты собираешься? – вырывает меня голос брата из воспоминаний.

– В ресторан. Алан назначил встречу, – отвечаю я, и начинаю сушить волосы.

Уже почти вечер. Солнце прорывается сквозь голые ветви деревьев, подсвечивая блестящую от влаги землю. Скоро настанет настоящая весна!

Всегда жду ее. Кажется, что весной не может быть плохо – какое уныние, когда деревья покрываются листвой, и птицы щебечут свои песни о неведомом?

Глупости какие… пора перестать быть ребенком!

– Мой муж не приходил? – интересуюсь я у пожилой экономки, и она качает головой.

С осуждением, кажется. Интересно, меня или Костю она осуждает?

– Брось, перебесится и вернется, – едко произносит брат.

А я в который раз за день вяло удивляюсь его реакции – кажется, не найти было более близких друзей, чем Саша и Костя. Но брат то советует мне «вернуть» некие чувства Алана, то перестать тревожиться о муже.

Странно.

– Вы поссорились?

– Пока нет, но скоро поссоримся! Он тебя недостоин, – Саша поджимает губы, становясь удивительно похожим на отца.

Хочется подбежать к зеркалу, и как следует рассмотреть и свое отражение – неужели и я, когда гримасничаю, выгляжу как папа? Надеюсь, что это не так.

– Еще вчера был достоин, а сегодня уже нет? – хмыкаю я. – Брось, братец, этот тон. Костя пока еще мой муж, и отец моей дочери, и я не хочу, чтобы с ним случилась какая-нибудь беда.

Да еще и по моей вине.

– Ты что собралась делать? – брат смотрит, как я вожу пальцем по сенсорному экрану телефона. – Про Алана не забыла? Уже пора выезжать.

– Найду мужа, и поеду.

Вдруг он под машину попал? Костю могли ограбить, избить, убить… как моего свекра – отца Кости. Тоже шел по улице, прогуливаясь, а нашли мы его уже в морге.

– Он в полном порядке, можешь мне поверить. У него… дела. Не нужно обзванивать больницы и морги, лучше давай-ка я отвезу тебя в ресторан, – недовольно предлагает брат.

Дела… кажется, я знаю, какие.

– Это твои догадки, или ты знаешь, где мой муж?

– Знаю, – кивает брат.

Вижу – ждет вопроса от меня. А я молчу. Пожимаю плечами, и направляюсь к выходу из дома: что изменится от того, что я ворвусь в номер какого-то отеля, и устрою скандал? Расцарапаю девице лицо, оттаскаю за волосы… раньше хотелось этого до безумия, до дрожи в руках.

Сейчас же перегорело – остывшие угли остались, которые скоро в пепел превратятся.

Сажусь в машину брата, в который раз обещая себе сдать, наконец, на права.

– Хочешь, я с тобой пойду? Я бы увиделся с Аланом… – начинает Саша лепетать какой-то бред, и я останавливаю его взмахом руки.

– Нет. Встречу он назначил мне.

И, насколько я знаю Алана, он не обрадуется такому своеволию.

– Раньше мы с ним неплохо общались, – замечает брат, бросая на меня вопросительный взгляд.

Общались. Вот только я видела в глазах Алана плохо скрываемое презрение. Брата моего он никогда не уважал, называя моим «сыночком» или «сосунком», что еще хуже.

– Не ходи за мной, и не жди. Обратно я на такси поеду, – морщусь я, и отстегиваю ремень безопасности. – Лучше узнай, как там Костя, и постарайся привести его в чувство. Бизнес остается при нем, но, если он будет продолжать работать в том же духе – разорится.

Выхожу из машины, и бегу в «Бальмонт» – пафосный ресторан, в котором была лишь однажды. С Костей после ЗАГСа. С Аланом, помнится, тоже хотели сходить, да только нас не впустили на порог.

… – обещаю, Арина, я сделаю тебя самой счастливой! Ты не пожалеешь о своем решении, – сказал Костя тогда, держа меня за руки.

Счастливой Костя меня не сделал, но о решении выйти за него я не жалела несмотря ни на что. Даже сейчас, хоть и хочу развод.

– Здравствуйте. Арина Вольская, – представляюсь я, и подаю пальто. – Меня ожидает Алан Райгерт.

– Вольская? – удивляется хостес, и протягивает руку вперед, показывая путь. – Нам сообщили об Арине Костровой.

Иронично, шутку я оценила. Скоро я снова стану Костровой, вернув девичью фамилию. Или не нужно? Алиса ведь останется Вольской.

– Ошиблись, – с улыбкой отвечаю я.

Смазливый парень-хостес открывает дверь, и приглашает меня внутрь. Надо же, отдельный кабинет… занятно. Столик стоит посередине, по углам расставлены канделябры и украшают всю эту роскошь три огромные вазы с розами, треугольником расставленные по кабинету.

Огонь бликует на красных лепестках, и атмосфера царит романтичная. Или пугающая?

Пугающе-романтичная.

Алан сидит, вальяжно откинувшись на спинку стула. Рубашка расстегнута на несколько пуговиц, приоткрывая часть татуировки. Раньше я любила обводить пальцами этот рисунок… и Алан любил.

Казалось, должно быть.

– Здравствуй!

– Садись, Арина, – кивает Алан. – Поговорим?

Глава 6

– Думала, ты меня для другого позвал, – присаживаюсь на край стула, и внутренне морщусь – на испуганную школьницу похожа. Усилием воли заставляю себя расслабиться, или хоть казаться таковой, и тоже прислоняюсь к спинке стула.

– Успеется.

– Хорошо, – пожимаю плечами, и окидываю стол ироничным взглядом: – Алан, только не говори, что ты обеднел! Если зовешь даму в ресторан, так хоть салат закажи.

На столе… бедновато. Бутылка вина – а вина я не люблю – и два бокала. Ситуацию бы исправили красная, обитая бархатом, коробочка с кольцом, и музыкант с плачущей скрипкой, но от Алана не дождешься.

– Позже закажешь, что хочешь, меркантильная моя, – вздыхает Алан, и резко поднимается со стула. Заходит мне за спину, и я хочу развернуться к нему, но сильная рука ложится на мою шею, останавливая: – Сиди спокойно!

Как можно сидеть спокойно, когда за твоей спиной опасность? Это как дикого зверя оставить не в поле своего внимания – того и гляди в шею вцепится острыми как лезвия клыками.

Алан совсем близко. Кожа моя электризуется, того и гляди заискрит от волнения. Плечи напряжены, сбежать хочется со страшной силой – что у него на уме? По шее скользит что-то холодное, и я подпрыгиваю – он прирезать меня вздумал?

– Расслабься, мелкая. Подарок, – смеется Алан, и возвращается к столу.

Садится, оглядывает меня самодовольным взглядом, и я опускаю голову. И правда, подарок – колье. Тяжелое, дорогое, массивное – излишне массивное для моей шеи – но безумно красивое. Серебряные или платиновые – в темноте не разобрать – нити перевиты со снежинками, украшенными крохотными сапфирами.

Алисе бы понравилось. Да и мне, в общем-то…

– Зачем? Мне не нужны подарки, – говорю я.

– Ну так выкинь, – отмахивается Алан. – На ближайшие три месяца ты моя, и за это я привык платить.

Сжимаю ладони в кулаки… расцарапать бы ему лицо за такие слова! Платить он привык, тьфу. Первая мысль – сорвать его «плату», и швырнуть к ногам, но Алан лишь рассмеется. Глупый, детский поступок.

Да и пригодятся мне деньги после развода, как ни крути. По-хорошему Костя меня не отпустит, и уходить придется с тем, с чем пришла – с Алисой. Без гроша в кармане, без образования – курсы флористики и икебаны вряд ли помогут мне заработать.

Нет уж, раз Алан платит – я эту плату возьму, раз уж не озаботилась тем, как мне самой содержать дочь после возможного развода.

– О чем ты хотел поговорить? – интересуюсь я, взяв себя в руки.

– Спросить хотел, – Алан наливает нам по бокалу вина, и придвигает один из них ко мне, хотя знает – не притронусь. – Зачем я был тебе нужен – тогда, в школе. Рядом крутился Костя, который бегал за тобой как собачонка. А ты со мной была. Почему?

«Интересно, все ли мужчины идиоты? – думаю я, ошарашенно глядя на Алана. – Или это лишь мне так везет на подобных?»

– Разве это не очевидно? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Тяжело говорить о любви, пусть и о любви былой.

– Цену набивала себе? – «угадывает» Алан. – Или меня жалела? А может, и то, и другое?

– Ты сбрендил.

– Что, не жалела меня, разве? – удивляется мужчина, и я опускаю глаза.

Жалела, конечно. Многие женщины такие: любят не тех мужчин, и жалеют тех, кого эта жалость оскорбляет. Алан всегда презирал это чувство – с детства. Его жалели сердобольные пожилые соседки, дарившие ему поношенную одежду. Подкармливали иногда, если сами могли себе это позволить – и Алан через силу принимал такие подношения.

Не принимал бы – не выжил.

– Жалела, значит, – глухим от ярости голосом произносит Алан, и я ежусь от этого стылого холода. – Вот и раскрыта загадка. А я все думал, что ты ко мне прилепилась тогда… теперь ясно.

– Знаешь, – начинаю я злиться, – я не люблю, когда в прошлом ищут поводы для обид в настоящем. Да, жалела, и что? Это повод, чтобы свою совесть отчистить, если она у тебя есть?

– О чем ты? – подается Алан вперед. – Меня совесть не грызет, так как я ни в чем перед тобой не виноват!

Ну все! Не виноват… выставил меня на улицу, отбросив наши общие пятнадцать лет – и не виноват.

– Какого дьявола тебе нужно от меня? – злюсь я, мечтая выплеснуть на Алана все обиды, накопившиеся за эти годы.

– Сама знаешь, не маленькая.

Он медленно оглядывает меня снизу-вверх, и кожа горит от взгляда Алана, проникающего сквозь неприметную одежду. Смотрит на мои губы, и я нервно прикусываю их, заставляя темнеть грозовые глаза Алана.

– Давай уже покончим с этим! – выпаливаю я, и подхожу к мужчине вплотную. – Хочешь – бери, что хочешь делай! Три месяца я потерплю!

– Потерпишь, значит? Ты и тогда лишь терпела меня? – бьет он своими словами наотмашь. – Вышла за это ничтожество, ребенка родила, выкинув меня из своей жизни! Чего ты еще ждала, возвращаясь в Россию?

«Знал бы ты, кому я родила ребенка, – думаю я горько, вспоминая дочь. – Но лучше тебе не узнать этого никогда!»

– Говори, что делать, Алан, – повторяю я, и Алан поднимается со стула.

Возвышается надо мной – такой чужой и родной. Обхватывает мою шею рукой, поглаживает большим пальцем чувствительную кожу. А мне перестает хватать воздуха – кажется, что сейчас умру на месте – слишком давно он меня касался.

– Сейчас, Арина, ты меня поцелуешь, – Алан смотрит своим гипнотическим взглядом. – Потом опустишься на колени, и хорошенько отсосешь. Как раньше. Приступай!

Шея огнем горит от его прикосновений. Алан чуть надавливает, заставляя меня податься вперед для поцелуя, а я понимаю, что эта ласка меня сломает.

– Пожалуй, обойдемся без поцелуев. Хочешь минет – пожалуйста, только отпусти, – твердо произношу я, и с темным удовольствием наблюдаю, как меняется выражение лица Алана.

Лучше так. Сразу.

Боли будет меньше.

Отвожу взгляд от глаз Алана – слишком тяжелый у него взгляд, полный неизбывной тоски и ярости. Опускаюсь перед ним на колени, и понимаю – это я смогу сделать. Так странно…

Мне легко было бы поцеловать незнакомца, но Алана – невозможно. И минет кажется почти послаблением.

«Чувствую себя Вивиан из «Красотки», —думаю я, и берусь за пряжку ремня Алана. – Та тоже, помнится, была против поцелуев.»

– Арина, подожди, – Алан останавливает меня, держит за подбородок. – Ты хочешь так? На мою совесть давишь, или цену хочешь себе набить?

Ремень расстегнут. Держусь пальцами за верхнюю пуговицу его брюк, и смотрю снизу-вверх на лицо Алана.

– Вор всегда подозревает других в воровстве, как и предатель в предательстве, – замечаю я, устав спорить с ним.

Зачем я так унижаюсь? Ради чего? Встать бы и уйти, ведь с Костей меня ждет разрыв…

… – не делай аборт! Арина, я помогу, – горячится Костя. Держит меня за руки, на краю пропасти держит, не позволяя упасть. – Буду рядом всегда, ребенка воспитаю как своего, веришь? Ты ведь знаешь, что я к тебе чувствую!

Киваю. Знаю, конечно. Все школьные годы я гонялась за Аланом – чуть ли не молилась на него. А Костя гонялся за мной. И сейчас приютил – разбитую, беременную и брошенную. Не нужную никому, как оказалось.

– Прости, не время для всего этого, – шепчет Костя, и укутывает меня в плед. – Я как друг буду рядом, а о деньгах для себя и маленького не беспокойся – ты ни в чем не будешь нуждаться. Просто позволь рядом быть…

– Сейчас самое время, – перебиваю я Костю. – Если я тебе нужна – я твоя.

Клин клином, как говорят…

Перед глазами проносятся кадры нашей совместной жизни: временами счастливой, а временами – больной. Не могу я не помочь тому, кто вытащил меня из ямы. Даже несмотря на все измены Кости… да и в них ведь есть моя вина.

Он все ждал, что полюблю. Мужем был хорошим – другим на зависть. Ждал, надеялся, и устал, должно быть. Костя тоже захотел сделать мне больно – вот и не скрывает свои измены.

– Алан, ты ведь сам сказал, чего хочешь, —напоминаю я. – Так зачем мешаешь?

– Встань, – он отступает на шаг.

Упираюсь ладонью в пол, и поднимаюсь. Странно, я ведь уже готова была ко всему.

– С послушной куклой неинтересно, —поясняет Алан, и нажимает кнопку вызова официанта. – Хватит играть роль исполнительной и принципиальной проститутки, Арина. Ты ведь любишь секс – хороший секс. В этом ты меня не обманешь. Помню, как ты стонала подо мной, какой ты можешь быть… вот, чего я хочу! Не тупой отсос, а страсть!

В наше странное и пугающее уединение входит официант, кажущийся неуместным здесь и сейчас. Чуждым нам и нашему миру, или это мы здесь чужаки? Оба мы – я и Алан.

–Ты слишком много хочешь, —произношу я, когда официант нас покидает.

– Понимаю, – со странной улыбкой кивает Алан. А я вот не понимаю, о чем он. – Ладно, я пока не буду тебя трогать.

Сначала приходит радость – он освободит меня от этой постыдной обязанности, а затем я вспоминаю, с кем имею дело.

– Пока?

– Да, Арина. Я не спешу. Три месяца у нас есть.

Алан доволен, и не скрывает своей радости с оттенком злости. Что задумал? Чему радуется, ведь все пошло не по его плану?

Вовек мне его не понять!

–Ты ведь упрекала меня в жадности, —кивает Алан на принесенные официантом блюда, и придвигает к себе соусницу. – Ешь.

Мужчина принимается за мясо, а я придвигаю к себе десерт, решив плюнуть на правила. К черту их!

– Алан, а почему именно три месяца? – решаюсь я на вопрос. – И зачем тебе я? Ты ведь не хочешь меня вернуть. Не любишь, не любил… так зачем?

Жду его ответ. С проклятым трепетом жду, ненавидя себя за это. Ведь даже солги он, что любит – я бы не простила Алана. Некоторые поступки простить нельзя.

–Три месяца – достаточный срок, – отвечает Алан. – А почему именно ты? Я тебя хочу! В постели ты, Арина, идеальна – точно под меня. Цена была велика, но в деньгах я теперь не нуждаюсь. Все вышло как нельзя кстати.

Хотела ответ – пожалуйста, получи!

Браво, Алан, ты в своем репертуаре – умеешь делать больно простыми словами. Будто походя разишь, губишь. Но я ведь сама просила ответить мне…

… пусть и предпочла бы услышать ложь. Иногда она во спасение.