Я найду тебя там, где любовь граничит с безумием

Немного помолчав, она всё же повернулась с кривой полуулыбкой.

– Объясню в двух словах, чтобы ты хорошо меня понимала, – мило щебетала женщина, – один специалист условно намекнул, что мог бы попробовать провести дополнительные операции, которые облегчат твою участь. И услышал это человек, который обладает определёнными средствами и возможностями. Так вот, человек, который с возможностями, зарезервировал сумму, необходимую для начала лечения. Сумма немалая, но давай мыслить логично: очередная операция для тебя будет немалым стрессом, результат от неё довольно-таки спорный, денег на продолжение лечения на данный момент нет, и появятся ли они – неизвестно. Так что более благоразумным с твоей стороны будет отказаться от всей этой суеты и… – вот тут директриса замялась и даже будто бы покраснела, – в общем, эти деньги… они не пропадут, а автоматически перейдут на счёт детского дома. Тогда мы сможем помочь многим воспитанникам. Ты же знаешь, какая у нас напряжёнка с одеждой, а иногда и с питанием. Я ещё поговорю с тем «гением», – на этом она презрительно фыркнула, – но ты имей в виду, что от операции лучше будет отказаться.

О, да, какая там у них у всех напряжёнка, Лора знала. Понимала она и куда пойдут эти средства, поэтому, несмотря на лепет директрисы, была уверена, что если есть хоть один шанс… Мизинец на правой руке болезненно потянуло в сторону, и пришлось стиснуть зубы, чтобы не проронить ни звука.

Ехали долго. На самом деле, Лора смутно представляла себе, долго ли добираться до столицы на машине. До этого они всегда отправлялись на поезде, выезжали часов в восемь вечера, а приезжали уже утром, сейчас же путь казался бесконечным. Только к вечеру вдалеке начали маячить яркие огни светофоров и подсветок редких пригородных магазинов. А когда подъехали к зданию, что даже отдалённо не напоминало больницу, в которой она провела последний год, на часах высветилось шесть часов.

Прошли в красивый холл, администратор за стойкой указала нужное направление, и через три минуты Лора и сопровождающие уже сидели в кабинете приёмного отделения.

Прождали они не меньше часа, прежде чем директриса окончательно разнервничалась и отвела медсестру на разговор тет-а-тет. Слышно не было, но о чём они говорили, Лора знала наверняка. А вот у медсестры глаза сначала округлились, потом на лице появилась понимающая улыбка, а после она принялась долго и активно кивать головой. Стало нехорошо от одной только мысли, что все надежды, которые так хотела на корню зарубить директриса, действительно, оказались напрасными. Только женщина вернулась явно не в духе, а медсестра уселась на своё место и пристально посмотрела на Лору. Под этим взглядом стало неприятно, и она попыталась накинуть на уродливые кисти рук верхнюю кофту. Вот только справиться никак не удавалось. Слёзы подступили к глазам, а горький ком к горлу, когда медсестра, до этого наблюдавшая со стороны, подошла и скрыла уродство, накинув на них казённую пелёнку в красивый жёлтый цветочек.

– Спасибо, – прошептала Лора, но вздох, как ни старалась, получился судорожный. Правда, слёзы не покатились, а согласились временно отступить.

И отступали, действительно, временно, потому как время шло, а атмосфера в кабинете накалялась. Директриса уже принялась ходить из угла в угол, когда не выдержала и метнулась к столу медсестры.

– Послушайте, нам ещё возвращаться, – уверенно проговорила она, отчего сердце девочки забилось неконтролируемо сильно. – Неужели никто, кроме вашего… как его?

– Адашева, – со скрываемой усмешкой подсказала медсестра, на что директриса поджала губы.

– Да, да, кроме Адашева… Неужели никто не может решить этот вопрос?

– Судя по тем документам, что вы предоставили, нет. Больше никто.

– Так, а главврач? Главврач ещё на месте?

– На месте, но он вам тоже не поможет.

– Да почему?!

Медсестра опустила глаза в бумаги и снова улыбнулась.

– Увидите доктора Адашева – поймёте.

На этом истерический приступ закончился, и директриса уселась, но не прошло и пятнадцати минут, как подскочила вновь.

– Да чего мы, в конце-то концов, ждём?! – вскрикнула она и опала, когда дверь, громко ударяясь об отбойник, отворилась.

– Вы ждёте, пока закончится операция, – прорычал мужчина, который буквально ворвался в помещение, схватил со стола привезённые бумаги, окинул их быстрым взглядом и недовольно промычал что-то невнятное в свою операционную маску.

– Я же сказал: Соколовскую в палату. Маша, что из этих слов тебе не понятно?! – предельно строго, внятно и доходчиво пробасил он, возвышаясь над медсестрой. Раздражённо хлопнул бумагами по столу и грозно зыркнул, не боясь испепелить её взглядом.

– Но вы же ещё не смотрели и…

– Тебя волнует, смотрел я или не смотрел? Думать здесь не нужно вообще. Нужно выполнять!

– Тут не всё ещё, – кивнула медсестра в сторону директрисы, и врач этот взгляд понял без слов.

Он резко развернулся. Ну, а уж та только и ждала, когда же ей дадут высказаться.

– Адашев, – с вызовом представился врач и, наверно, навсегда внушил Лоре, как должен выглядеть мужчина. Мужчина-защитник. Мужчина-глава семьи.

Он уверенно расправил плечи, размял затёкшую, как видимо, во время операции, шею, и только тогда полностью одарил директрису вниманием. Но нужно отдать ей должное, она спасовала всего на секунду, а затем сразу же вспомнила, для чего сюда приехала. Женщина подошла к нему, пытаясь взять за локоть, и вывести на конфиденциальный разговор, суть которого и так все знают, но мужчина бесцеремонно сбросил её ладошку со своего локтя.

– Господин Адашев, я бы хотела поговорить наедине, – попыталась мило улыбнуться она, но врач стоял с каменным лицом.

– Без предисловий. У меня мало времени, – строго бросил он и не сдвинулся с места.

И в тот самый момент в глазах Лоры он мгновенно с уровня обычного мужчины вырос до уровня героя.

– Хорошо, – нехотя потянула директриса, при этом склонив голову набок. – Раз вы так настаиваете…

– Вы тратите моё и своё время. Короче! – прорычал он ещё более недовольно.

– Ну, а если совсем коротко, то мы бы хотели отказаться от операции. Это рискованно и…

– Мы – это кто? – выудил врач нужный для себя вопрос и уставился на женщину, которая, то и дело, поджимала губы. – Это кто?! – с нескрываемой агрессией кивнул он в сторону мужа директрисы. Тот как-то сразу поосел, но продолжал молчать.

– Мой супруг, он…

– Как я понимаю, к моей пациентке Соколовской никакого отношения не имеет? – оборвал её врач на полуслове, заставляя проглотить всю личную неприязнь и строить глазки усерднее.

– Отношения к Соколовской не имеет, – согласилась директриса и втянула воздух сквозь зубы.

– Не смею больше задерживать, – расставил врач руки в понятном для всех выпроваживающем жесте и неотрывно смотрел до тех пор, пока мужчина не закрыл дверь с обратной стороны. – А теперь, пожалуйста, сначала. Кто это «мы»? – посмотрел он на директрису, которая без весьма условной поддержки мужа, чувствовала себя уже не так вольготно.

– Лора, объясни, пожалуйста, господину Адашеву, что мы с тобой обсуждали по дороге, – пропела директриса, не забывая украсить свои слова соответствующей ситуации интонацией, и выразительно округлила глаза. Лора уже собиралась ответить ей некультурно и недостойно для девушки, но обзор перегородил мощный торс врача, за которым директриса скрылась вместе с пышным шиньоном из натурального волоса.

– Начнём с того, что пациентка Соколовская несовершеннолетняя и ответственности в подобных вопросах не несёт, а значит, и решения принимать не может. Поэтому я снова повторяю свой вопрос: кто это «мы»?

– Хорошо. Я! Я решила, что смысла в этой операции нет! – не сдержалась директриса, и в ответ на её выкрик послышался весьма вызывающий смешок.

– А вы, извините, кто?!

– Что значит, кто? Я законный представитель…

– Вы кто?! – едва ли не прокричал врач, чем заставил содрогнуться не только директрису, но и Лору… и медсестру. – Может, вы имеете соответствующее медицинское образование? Изучали статистику исходов подобных операций или, может, обращались за консультацией к квалифицированным специалистам? На основании каких доводов вы приняли решение о нецелесообразности оперативного вмешательства и, позвольте полюбопытствовать, какими путями собираетесь решать этот вопрос без моей помощи?

– Допустим, всё это так, но я считаю…

– Деньги вы считаете! А я, с вашего позволения, буду считать косточки в её руках.

– За деньги! – алчно сверкнули глаза женщины, и врач развёл руками, чуть отклонившись корпусом назад.

– Кто на что учился. Итак, я повторяю свой вопрос: кто…

– Да что вы развезли тут манную кашу по тарелке?! Инвалид она. Ин-ва-лид! И место ей среди таких же убогих! И никакого согласия я подписывать не буду! Ясно вам?! – согнулась директриса коршуном, а мужчина склонил голову набок, издевательски растянул губы и перевёл взгляд на медсестру.

– Машунь, не сочти за труд, напомни, у нас камеры звук пишут?

– Конечно, доктор Адашев, – хлопая ресницами, спокойно подтвердила медсестра.

– Отлично, тогда давай, звони Фролову из министерства, будем поднимать вопрос о несоответствии занимаемой должности. А потом программистам, пусть скопируют запись на носитель. Что ещё?

Пока он мило ворковал с медсестрой, директриса только и успевала открывать и закрывать рот, словно рыба, пытаясь произнести хотя бы звук, вне зависимости от его характера и направленности.

– Что вы говорите? Всё подпишете? – кивнул ей врач.

– Откуда только взялся такой?.. – проворчала та, но была согласна на всё.

– Бумаги на столе, было приятно иметь с вами дело, – ответил он на её откровенную неприязнь, удовлетворённо кивнул, когда женщина подошла к столу для изучения документов, и только после этого вспомнил о своей пациентке.

Врач развернулся к ней, улыбнулся. Это было видно по его глазам. Яркие глаза, блестящие, внушающие доверие, уверенность, излучающие тепло и доброту. Он сделал несколько шагов и присел перед Лорой на корточки.

– Привет, – заглянул в раздражённые от периодически набегающих слёз глаза.

– Здравствуйте, – словно церковная мышь, пропищала Лора и оттого чувствовала себя ещё более жалкой рядом с ним.

– Меня зовут доктор Адашев. А тебя, я знаю, Лора. Красивое имя, необычное. Мама придумала?

– Бабушка, – прошептала Лора ещё тише, и была готова разрыдаться только от его внимания и страха того, что есть шанс.

– Это хорошо, когда есть бабушка. Как у тебя дела, устала?

Лора пожала плечами, но ни слов, ни, тем более, мыслей в этот момент в голове не возникло. И волнение чувствовалось, и не проходящая дрожь заставляла тело колотиться, а он смотрел в глаза и впитывал все эмоции, все, без остатка.

– Ела что-нибудь? – на отрицательный кивок головы пропыхтел он. – Пила?

– Мы были в дороге …

– Считаешь, это их оправдывает? Ладно, неважно. Что ты мне привезла?

На резко вскинутые ярко-голубые глаза доктор Адашев глядел с улыбкой.

– Что тут у нас? – кивнул он на пелёнку. Лора почувствовала тошнотворную волну. Она усилилась, когда врач положил на эту ткань одну свою ладонь. – Что у нас тут? Руки? – утвердительно спросил он, а Лора так растерялась, путаясь в его вопросах, что пожала плечами, изображая недоумение. – Болеют у нас руки, значит, руки и привезла. Покажешь?

Он не успел дотронуться до пелёнки другой рукой, как Лора судорожно дёрнулась в сторону. Адашев напрягся и взглядом заставлял говорить.

– Они некрасивые.

– Ну, так ты для того и приехала, чтобы красивыми были. Разве нет? Ну-ка, давай сама. Кого мы здесь стеснялись?

Казалось бы, неуловимый взгляд в сторону директрисы он поймал и буквально расплющил своим: тяжёлым, напряжённым. Лора покраснела и опустила голову.

– Я могу попросить вас выйти? – обернулся врач, но директриса только хмыкнула.

– Я опекун. И пока Соколовская под моим контролем…

– Вы документы подписали?

– Она подписала, – вклинилась в разговор медсестра и помахала договором в воздухе. Врач перевёл на директрису терпеливый взгляд.

– Так вот, если вы не читали то, что подписываете, то я вам поясню: с момента подписания документов, вы не являетесь опекуном пациентки Соколовской. А её законным представителем становится главный врач нашего медицинского центра. И до момента, пока все необходимые процедуры и операции не будут произведены, данный факт не изменится, – декламировал он монотонным голосом. – В тот день, когда пациентка будет выписываться, я вышлю вам письменное извещение в трёх экземплярах. А на данный момент вы можете смело составить компанию своему супругу. Я вас не задерживаю, – повторил Адашев свою коронную фразу и потерял всякий интерес к беседе.

Как только директриса вышла, улыбнулся.

– Секунду! – это Лоре. И повернулся в сторону медсестры. – А теперь Маша звони Фролову из отдела образования и программистам. Нечего такой грымзе делать рядом с детьми.

– А я её, между прочим, предупреждала, что с вами лучше не связываться.

– Всё верно, Машунь, наши беды лишь оттого, что мы предпочитаем больше говорить и меньше слушать, – вернул внимание Лоре. – А теперь я весь твой, – с напевом проговорил он и улыбнулся, глядя на её смущение. – Показывай.

Не дожидаясь реакции, сам стащил ткань.

– Только будь другом, Лор, пересядь не стол.

Встать-то, она встала, а вот как залезть на стол метровой высоты, так и не придумала, поэтому, пока врач мыл руки, просто мялась в стороне. Он ухмыльнулся.

– А тебе нужно больше разговаривать. И не стесняйся просить. Поверь, у нас у каждого голова забита своими проблемами, вот и я не сообразил. Становись.

А пока она думала, куда же следует становиться, Адашев уже усадил её на стол.

– Ну, что за пушинка, а? Маш, у ребёнка истощение. Тебя хоть кормили? Ладно, не отвечай, – тут же махнул рукой. – И так вижу. А сейчас займёмся делом.

Включив большую яркую лампу, он пока только смотрел на её руки. Смотрел пристально и внимательно, словно на всю жизнь запоминает или, наоборот, пытается вспомнить некоторые азы анатомии. Своими ладонями упирался по обе стороны её тела, а взгляд не сводил с изуродованных рук. Сканировал им, что ли?.. Глядя на свои ладошки, Лора и сама не раз думала, а были ли они у неё когда-нибудь нормальными, такими как у всех, но отчего-то не могла вспомнить жизнь до того. И сейчас, под его взглядом, не столько стало жалко себя, сколько стыдно. Непонятно за что, да, вроде и не за что, а стыдно настолько, что хоть сейчас бросайся и беги со всех ног. Но правильно расценивая свои возможности, понимая, что ни броситься, ни, тем более, убежать, точно не сможет, просто тихо роняла слёзы.

Первая слезинка, вторая скатились по лицу и, задержавшись на подбородке, словно с ощутимым разрушающим звуком упали на похолодевшие руки. А врач… казалось, он даже не понял, что это, потому легко стёр каплю, мешающую обзору, и только когда плечи затряслись, а руки заходили ходуном, поднял взгляд к её лицу. С минуту он просто смотрел, возможно, ждал, что успокоится сама. За год больничной жизни Лора хорошо понимала, что в этой профессии нет места жалости, есть только действие… или бездействие. Но успокоиться не могла.

– Маш, выйди на пару минут, – обернулся он на медсестру и, только услышав звук закрывающейся двери, прочистил горло, подготавливая девочку к разговору.

– Мы всё исправим, Лора. Но именно мы. Я один здесь ничего не сделаю, – произнёс врач абсолютно серьёзно. И в его голосе, действительно, не было ни жалости, ни мягкости. – Ты можешь ещё долго себя жалеть, но эта дорога будет в никуда. Поэтому предлагаю уже сейчас собраться и сделать определённые выводы, принять решение.

Лора, пытаясь восстановить дыхание, сдержать слёзы, судорожно втягивала в себя воздух, справлялась с истерической икотой и заиканием.

– Ты зачем сюда приехала, а, красавица? – он улыбнулся и дотронулся до её подбородка. Лишь на мгновение, чтобы Лора подняла взгляд. И она подняла, потому что не могла иначе. Её никто ещё не называл красавицей. Доктор Адашев же, словно и не знал о существовании иронии, оставался серьёзен. – Мне казалось, ты чемпионка. А чемпионы всегда побеждают. Ты собралась?

Она кивнула, потому что понимала, как будет выглядеть, заикаясь, не в силах сказать простейшее слово.

– Вот и отлично. А теперь вытрем слёзы и приступим.

Лора, уловив в его словах призыв, ловко закрутила между пальцами носовой платок. Всегда держала его в руках, и сейчас пригодился. Она вытерла один глаз, второй, смазано теранула по щекам, подбородку, с носом справиться не получалось и вместо того, чтобы окончательно привести себя в порядок, мазнула только по его кончику. Села ровно, демонстрируя полную готовность. Адашев скептически приподнял одну бровь.

– Всё?

– Да, – неуверенно ответила она и даже кивнула в подтверждении своих слов.

– У тебя нос не дышит, – сообщил Адашев, будто между делом.

– Пройдёт, – отмахнулась Лора, словно от незначительной мелочи, хотя и самой было неприятно: только он назвал её чемпионкой, и тут такое… как-то неловко…

Пока пыталась мысленно сформулировать, что именно ей неловко, врач уже выудил платок из трясущихся под напряжением пальцев, расправил его и обхватил крылья носа с обеих сторон.

– Давай, – хмыкнул в ответ на округлившиеся глаза.

– Не нужно…

– Я не могу начать, пока мне что-то мешает, – отчитался он с настойчивостью в голосе и сделал одно надавливающее движение.

Лора прочистила нос и густо покраснела. Вот теперь было, действительно, стыдно, и Лора предпочла опустить взгляд, и больше никогда его не поднимать.

– Вот и всё. И мы никому об этом не скажем. Надо же, какая кислятина мне попалась, – бормотал врач себе под нос. – Прямо кислая, как капуста, а? Лор? Что ты молчишь? – подзадоривал.

Адашев отошёл к двери и, приоткрыв её, подозвал медсестру обратно.

– Маш, подготовь нашатырь, если честно, то мне вообще ничего не нравится.

Взглянул на Лору.

– Если будет больно – не молчи. Хорошо?

Она кивнула и замерла от того, как он дотронулся до её рук. Теперь он их гладил. Обхватывал своей большой ладонью предплечье и проводил большим пальцем по его внутренней стороне. Вскоре поглаживания стали более настойчивые и приносили ощутимый дискомфорт.

Адашев прислушивался к своим пальцам, к ощущениям, к реакции пациентки, и у самого дыхание стало быстрым, напряжённым, даже через маску было видно, как кривятся губы. Нащупав интересующие его точки, поднял взгляд.

– Маш, последние снимки найди, – кивнул он на стол с лежащей на нём папкой.

Глазами врач смотрел на снимки, подвешенные на специальный стенд, а пальцами пытался найти соответствие.

– Судя по тому, что я вижу… на симках принципиальное отличие. И мне это не нравится. Когда был последний рентген-контроль?

– Пять месяцев назад.

– И что тебе делали все эти пять месяцев?

– Магнит, – хмыкнула Лора в сторону и грустно улыбнулась.

А потом сердце ухнуло вниз и перед глазами потемнело, так он нажал на её кости.

– Маша, нашатырь, – услышала Лора где-то на задворках сознания.

– Я просил тебя не молчать! – повторил Адашев в момент, когда Лора пришла в себя, уже чётко ощущая, как выступили капельки пота на лице и шее.

Теперь он не гладил. Он с завидным постоянством нажимал на самые болезненные участки, которые Лора давно научилась не беспокоить. Как специально издевался, но при этом держал её на грани сознания, не давая ни пропасть, ни выпасть из жизни от болевого шока.

– Не бойся. То, что больно – это хорошо. Значит, иннервация не нарушена, хотя они очень старались убить всё живое, что там было. Я не рентген, но уже нашёл несколько точек, где вместо твоей кости стоят металлические пластины. Стоят плохо, поэтому и больно. Сколько операций перенесла по восстановлению?

– Четыре.

– Мало. У меня будет ещё не меньше шести. Давай сейчас договоримся так: ты устала сильно, я устал как собака, поэтому все диагнозы и точные меры оставим на завтра, а сейчас просто отдохнём.

Врач помог спуститься и отошёл к умывальнику, Лора следила за каждым скупым движением, обомлела, когда встретилась с мужчиной взглядом. Адашев подошёл обратно.

– И предупреждаю сразу: на ближайший год твоё внимание принадлежит мне. Измен и конкуренции не потерплю, – улыбнулся он, когда румянец на её щеках плавно перешёл в глобальную гиперемию лица и шеи. – Не скучай, – шепнул это едва ли не на ухо, а потом, как ни в чём не бывало, вымыл руки и вышел из кабинета.

– Оформляй в шестую палату, – напоследок скомандовал он медсестре и закрыл за собой дверь.

А Лора… что Лора… она просто верила ему, его словам и тому, что всё будет хорошо.