В итоге постепенной адаптацией к нормальному питанию руководил Бен. Стен слушался своего брата, хоть и с вожделением поглядывал на обилие еды, перекочевавшее в холодильник. И в общем-то всё было нормально. Даже весело.

И когда они играли вечером в шарады в гостиной, Були вдруг подумала: «Ну что ж… Пока эти двое здесь, я от одиночества точно не сдохну».

***

Лия проснулась не сразу. В первые секунды, ещё не открыв глаза, она гадала – это жизнь, или уже смерть? Хотя… Для смерти слишком тепло.

Открыв веки, она нашла себя на раскладушке в доме Рока. Было тихо, по ту сторону стены что-то равномерно шумело. Потрескивали дрова в костре, и рыжие всполохи пламени танцевали по стенам всего их небольшого укрытия.

Рок сидел к ней спиной и что-то строгал. Макс, скрестив руки на груди, лежал на другой лавке. Он первым заметил, что девушка очнулась, но перевёл на неё только один короткий взгляд.

Она не стала пока подавать признаков жизни. Здесь, на раскладушке, под тремя тяжелыми одеялами было невероятно тепло. Она отчётливо осознавала, что начинает согреваться, как будто до этого её трясло от холода.

Как всё же странно было всё это ощущать… Сейчас эмоции поутихли, словно их кто-то выключил, и можно было размышлять здраво.

«Неужели я… Действительно могу умереть? Вот так просто, в любой момент?».

«Пожалуй да, можешь, – отвечал ей здравый смысл всё таким же неизменно спокойным тоном, – Какая жалость, верно?».

«Да… – протянула она, но как-то неуверенно, – Жалость. Теперь, после того как я второй раз свалилась с лихорадкой, спорить бесполезно. И анализы… Значит, я всё-таки была больна? И сейчас тоже?».

«Похоже на то».

«Но это… Не честно! Как мне с этим смирится? За что?».

«Вряд ли тебе сейчас стоит задаваться этим вопросом, – отозвался здравый смысл, и девушка тихо вздохнула, – В конце концов, не так уж и велика эта потеря в масштабах Вселенной. Твоя жизнь, и твоя смерть, станут лишь ещё одной единичкой в числе погибших от АЛЬВИ-вируса. Сухая статистика…».

«Эй, ты успокоить меня хочешь, или добить?» – крикнула она своему сознанию.

«А я это к тому… Что у тебя вообще-то нет времени на сожаления. Да, можно долго плакать о том, как жизнь стала коротка, и её остаток пройдёт бесполезно. А можно успеть что-то сделать за те дни, часы или минуты, которые у тебя остались».

«Пожалуй…» – но она не успела ни додумать, ни решение принять.

На её возню под одеялом обернулся Рок, и, увидев девушку в сознании, с облегчением улыбнулся.

– Ты очнулась, – мужчина подошел к Лие, потрогал тыльной стороной ладони её лоб, – Ещё горячая. Ну ты нас и напугала, конечно.

Девушка хотела, было, что-то сказать, но в последний момент передумала и только кивнула.

– Как ты себя чувствуешь?

– Ещё немного потряхивает, – голос был слабее, чем хотелось, – Но в целом нормально.

– Хорошо, – он снова присел на лавку, но теперь спиной к костру, – А то у меня даже лекарств никаких нет, чтобы помочь. Хорошо хоть одеял ещё нашел.

– Да ничего, – Лия попыталась вылезти немного, но быстро оставила эту затею.

Деревянное тело не желало подчиняться:

– А долго я пролежала?

– Чуть меньше суток. Макс сказал – почти как в прошлый раз.

– Угу, – она ещё раз кинула взгляд на парня и обиженно отвернулась.

Тот на неё смотреть и не пытался.

– Вы это… Знаете, чего, – наблюдая всё это молчаливое противостояние, начал Рок, – Заканчивайте. У вас сейчас времени на это нет, и…

Но он не договорил. Да и вряд ли он что-то смог бы сейчас сделать. Этап показательного игнорирования оппонента уже начался.

Так они и молчали ещё какое-то время, лишь треск пламени разбавлял скупую тишину.

– А что за шум снаружи? – наконец решила спросить девушка.

– А, это… – с готовностью отозвался Рок, – Это дождь. Вы его, наверное и не видели никогда.

– Видели… Но не на земле.

Мужчина многозначительно кивнул, и разговор снова стих. Макс на лавке даже не шевелился, хотя у него, должно быть, всё затекло от лежания на жестком бревне.

«И почему меня это заботит?» – фыркнула она, но эмоции снова быстро улеглись.

Их как будто кто-то тушил. Лия пыталась вспыхнуть, пыталась зажечь в себе огонь той самой жизни, которой жила до этого момента, а кто-то или что-то внутри не давал ей этого сделать. Стоило только почувствовать какую-нибудь яркую, живую эмоцию, пускай и негативную, как злость или обида, и тут же непонятный некто уже бежал в ту часть сознания с ментальным ведром воды. И заливал разгорающееся пламя до того, пока оно окончательно не потухнет. Какое странное ощущение…

– В этих местах осенью часто бывают дожди, – Рок решил продолжить прерванный разговор, – У нас даже шахты пару раз заливало.

– Как это? – поинтересовалась девушка, но совершенно без энтузиазма. Просто чтобы поддержать диалог.

– О-о, это те ещё истории, – с готовностью отозвался мужчина, – Иногда по колено в воде были, иногда по пояс плавали. Помню, как выгребали из шахт эту воду, и как я это ненавидел. Сыро, мерзко, холодно, вода вперемешку с песком. А кто-то, наоборот, рвался. На случай затопления у нас был специальный протокол, и всех заключенных переводили в одну общую огромную камеру. Из неё уходили только добровольцы, чтобы разогнать всю воду по ливневкам. Они у нас в шахтах сделаны были совсем не по уму. А после первого потопа система отвода вообще сломалась, так что…

– Подождите, – тут прервал его уже Макс.

Он поднялся на бревне и развернулся ко всем полу-боком:

– Добровольцы? На такую тяжёлую работу? И кому-то это нравилось? Я просто понять не могу… Как?

Рок грустно усмехнулся. На мгновение в его глазах промелькнули искорки тяжёлых воспоминаний.

– Да вот так… Тоже бывает. У нас ведь как, когда ты в небе, то думаешь, что тюрьма – ужасное место, где жизнь твоя станет настоящим адом. Не спорю, для всяких там маньяков оно, наверное, так и есть. О них отдельный разговор. Но для людей, в плане мозгов, нормальных, тюрьма – это как бы второй шанс.

В ответ на их немые вопросительные взгляды мужчина поспешил продолжить:

– Знаю, как звучит это для вас. Но… Поймите, не всё так просто. Тюрьма для общества – такой хитрый механизм. Одна её задача, разумеется, наказать за преступления, но другая – перевоспитать. Сделать так, чтобы человек больше плохого не делал. А ещё дать ему возможность… Ну как бы это сказать? Заработать прощение что ли. Вся охрана нашей тюрьмы, и её командование, пытались создать для заключенных атмосферу не такую что: «Ты совершил самый ужасный поступок, тебе нет прощения! Ты сгниёшь здесь, на этой адской работе, потому что ты никому больше не нужен и ни на что больше не годен!». Нет… Они постоянно твердили: «Да, работа трудна. Жизнь здесь ещё труднее. Но этим ты сможешь заслужить прощение». Психолог в нашем корпусе особенно старалась из-за этого. Она нам часто говорила, что наша работа для общества незаменима. Именно незаменима – в прямом смысле, что нас нельзя заменить. Мы добываем то, без чего город функционировать просто не сможет. И это осознание собственной значимости, ценности для всех тех людей, что остались в небе, действовало на некоторых очень даже благотворно.

Девушка этим словам невероятно удивилась. А вот в лице Макса явственно читалось сомнение, и Рок тоже это заметил.

– Хм… Думаю, проще будет объяснить на примере, – он взял обугленную палку, что лежала рядом с ним на земле, и немного поворошил костёр, – Сидел вместе со мной один матёрый уголовник. Не первая была у него ходка, но первая в шахтах. Или даже в этих шахтах. Осудили его вроде за наркоту, но я сейчас уже точно не помню. И вот в первый год своего срока он нашел золотой самородок. Такой, небольшой… Грамм в пятнадцать, наверное.

– Это же… – Макс даже присвистнул, – Настоящее сокровище.

– Ага. Мы все тогда думали, что стоил он очень дорого. Ну наш счастливчик был несказанно рад, смог как-то даже уберечь его от охранников. Нам вообще-то лишние вещи иметь не разрешалось, но он смог его куда-то заныкать. И вот, в первые два года всё мечтал о том, как заплатит этим самородком самому лучшему адвокату, чтобы тот развалил его дело, и его выпустили.

Мужчина поднялся на длинном выдохе и прошел чуть дальше к столу:

– Вода в котле закипела. Хотите чаю?

– Да, – кивнула Лия.

– Было бы здорово.

Рок улыбнулся через плечо и полез открывать пачку черного рассыпного чая. У него нашлись две дополнительные кружки… А может, к нему всё же кто-то заходит в гости иногда?

В бокал Лие и Максу Рок положил по пол-ложки заварки и налил кипятка. Остальную же пачку чая всю полностью высыпал в небольшой чайничек, и зачерпнул им воды прямо из котла.

– Пусть настоится, – загадочно усмехнулся он, видя, как молодёжь удивилась.

– И что же было дальше? – спросила девушка, когда Рок вручал ей горячую чашку.

Пришлось неуклюже присесть. Гора одеял на животе сложилась вдвое, а плечи тут же обдало холодом. Дно кружки было раскалённым, что даже ручка нагревалась, но девушка старалась начать пить, периодически дуя на чай.

Макс свою кружку пока отставил.

– А дальше… На третий год он хотел дать этим самородком взятку начальнику тюрьмы, чтобы тот организовал ему побег. Заведомо проигрышный вариант, и уж тем более о таких серьёзных планах не стоило кому попало трепаться. Нас тогда обысками замучили. Но самородок у него так и не нашли. Никак он не хотел от него уходить.

Рок снова поворошил догорающие угли и подбросил пару новых поленьев:

– В середине срока он стал мечтать, как выйдет на свободу. Получит деньги за золото и наладит вновь свой наркотрафик. Потом, как уйдёт на них в загул по проституткам, пока деньги совсем не кончатся. И только к концу отсидки он сказал мне, только мне – что хочет отдать этот самородок ювелиру, и пусть тот сделает серёжки для его дочурки. Той был всего годик, когда её отца арестовали. Не сказать, чтобы его дочь была ему когда-нибудь нужна… А мать её тем более. Вроде как, случайная связь с таким неприятным последствием в виде ребёнка. Но под конец срока он осознал, что хочет наладить с ними отношения. Что там наверху его никто в общем-то и не ждёт, кроме них двоих. И что все эти годы он трудился на шахтах ради них. Не знаю уж, как там было дальше дело… Он освободился раньше меня, и мы с ним больше не встречались.

Разговор прервался, но на этот раз молчание повисло многозначительное. Каждый думал о своём, каждый смотрел по-своему на эту историю.

– И всё же, – Макс отрешенно пожал плечами, – Мне трудно поверить, что все заключенные в шахтах вот так поголовно исправляются из-за осознания того, что они полезны обществу.

– Конечно не все, дурень. Ты чем слушал? – упрекнул его Рок, но по-доброму, – Я ведь веду разговор только про наши шахты. И про отдельных людей. Конечно, не все исправляются. Да далеко не все. Но некоторые могут… А те, кто всё равно продолжает, они… Ну не знаю. Это сидит в самом человеке что ли. Какая-то злость, какая-то обида. И ничем её не выковырнешь из него. Как ни пытайся.

Он неожиданно вздохнул и следующие слова поразили ребят куда больше предыдущих:

– К несчастью, я тоже попадал под категорию таких людей.

– Вы? – Лия чуть не уронила чашку, но вовремя успела её поймать, – Но как же?..

– А вот так, дорогуша. Просто… – мужчина устремил пустой, невидящий взгляд на костёр, – Мне же казалось, что я не виноват перед обществом. Каждый, кто попал в эти шахты, совершил какое-то тяжелое преступление. Просто так в наши края никого не отправляли. Я сидел вместе с убийцами, наркоторговцами, сутенёрами… Многими. И я один среди них был кадровым офицером. Ну, по крайней мере мне так казалось. Я загремел на зону по ошибке, мне не за что было извиняться перед людьми, живущими в небесах. И с каждым годом во мне вскипала всё большая злоба. «Как вы можете говорить об исправлении, да ещё таким потворствующим тоном?! Мне не за что извиняться!». До сих пор помню эти свои слова. Ну и доставалось мне за них не мало… Жизнь и так была не легка, а тут ещё тебя пытаются исправить против твоей воли.

Лия всё же отставила недопитую чашку на пол, и ещё больше развернулась к Року. Накрыла плечи одним одеялом, но пока не торопилась ложиться полностью.

– В первые полгода было особенно тяжело. Сколько раз я тогда попадал в карцер и не сосчитать. Мои крылья всё никак не хотели восстанавливаться, и надежда на то, что меня вытащит кто-то сверху всё больше и больше таяла. Я злился… На всех и за всё. Мне было так паршиво, что я даже думал повесится. Благо, не получилось.

Он потёр шею, и Лие на секунду показалось, что она увидела тонкий след борозды на его коже. А может, это разыгралось её воображение? И просто всполох пламени отбросил неправильную тень?

– Как же… Вы смогли с этим справиться? – Макс неосторожно двинул рукой, наткнулся пальцами на горячую кружку и тут же одёрнул руку.

– Справиться? Не смог бы в одиночку… Да уж, та ещё была история, – сейчас он улыбался, но снова печально, – На нашем корпусе был охранник. Лютый – мы его называли. Да, он был жестким, никому спуску не давал, но всегда только за дело наказывал. Правда, уж очень строго. И вот я в очередной раз попал в карцер. В ту пору снова пошли ужасные дожди, в этот раз шахту затопило не на шутку. И главное – очень быстро. Никто не успел ничего понять, как всё оказалось в воде. Упоры не выдержали, несколько этажей просто рухнуло. Карцеры находились по шахте глубже от основных камер, и я успел услышать только ужасный грохот, как вдруг потолок стал рушиться. Я уже плохо помню, что там было. Хлынула вода, я сознание потерял. А когда очнулся, то понял, что вишу в воздухе.

Рука Лии устала держать её тело на предплечье, и девушка мягко упала в объятия постели. Сильнее укуталась одеялом. Она словно ощущала эту холодную, грязную воду и сырые, жесткие камни.

– Везде темнотища, не видно ни черта. А я только чувствую, что меня кто-то за тюремную робу держит, и я получается на кофте вишу. Ну я крикнул, кто там наверху, а это оказался Лютый. Он пришел меня в карцере проведать, когда начался обвал, и сейчас его левое крыло зажало между камнями. То есть, пол под нами рухнул, камни с верхних этажей завалили дырку, а мы застряли прямо в этих камнях. Лютому было жутко больно… Он даже не сомневался, что крыло сломал, но несмотря на это, продолжал меня держать, чтобы я не рухнул вниз. А то, кто знает, сколько метров падать, и что там под нами? Так мы и висели. Ну я, конечно, дал ему руку, чтобы было легче, но… Нам тогда обоим пришлось совершенно нелегко. Я боюсь представить, что чувствовал он, если даже у меня отнимались руки. Мы были глубоко внизу, и спасения пришлось ждать очень… Очень долго.

Рок постучал пальцами по деревянной лавочке. Будто вспоминал какой-то мотив:

– Словами не передать, что тогда было. Когда Лютый начинал терять сознание от боли, я не давал ему отключиться. Пришлось даже как-то спеть… Какая-то песня популярная всё в тот момент в голове вертелась, а сейчас даже вспомнить не могу. Вот как отрезало.

– Как же вы выбрались? – нетерпеливо спросил Макс, словно сам хотел приблизить конец этой истории.

Как будто ожидание и для него было невыносимым.

– Ну как, как… Нас вытащили. Провисели мы там, как оказалось, четыре часа. До того момента, когда до нас докопались спасатели. Лютый не просто сломал крыло, там все кости раздробило на осколки, но… Он даже ни разу не пожаловался. Не попросил больничного и командировки наверх. Ему и операцию делали в шахтах тюремные врачи. А я всё не понимал тогда, почему же он не дал мне умереть? Всего одна жизнь, при такой катастрофе один умерший – это ерунда. Но он всё равно боролся, с болью и временем, которое было к нему тогда очень жестоко, чтобы вытащить меня. И тогда мне показалось, что ему просто… Не всё равно. Он хотел сделать всё возможное, чтобы спасти меня. И пока эта возможность была, он не собирался сдаваться. Не собирался опускать руки, пока есть хоть мизерный шанс. И дело было вовсе не в том, кто я… Я думаю, он сделал бы это и для любого другого заключенного на моём месте.

– Но не каждый на Вашем месте поступил бы так же, как Вы.

Лия сказала это тихо, в одеяло, но Рок всё равно на неё обернулся. Да даже Макс перевёл удивлённый взгляд.

– Вы сказали, что «это сидит в человеке». Другой заключенный, «злой», думаю, попытался бы спастись сам. При этом ему было бы наплевать на жизнь охранника, и возможно, из-за глупости одного погибли бы оба. А Вы… Вы поступили как настоящий офицер. Охранник не бросил Вас, а Вы не бросили его.

Рок хмыкнул многозначительно. Ещё какое-то время молчал. Он будто обдумывал что-то глубинное и очень значимое для него, рассказывать о чём и не собирался. Но слова Лии случайно затронули эту часть его сознания. Он думал… И постепенно во взгляде его, всё таком же невидящем, загоралась надежда. Едва заметная, опасливая, осторожная, но надежда. Он будто на что-то решался.

– А знаешь, ты… Пожалуй права, – сказал он и добавил туманно, – Жизнь всё расставляет на свои места. Причём самым невообразимым образом.

Глава 17. 20 сентября.

Лия всю ночь провела, бессмысленно пялясь в потолок. В голове роилось множество мыслей, и когда их хор стал совсем нестройным, их пришлось оборвать. На пару мгновений в сознании повисла тишина, но потом всё повторилось сначала.

Она может умереть… Может умереть достаточно скоро. Можно просто сожалеть об этом, а можно начать что-то делать. Делать… Да, пожалуй, этот вариант подходил лучше всего.

Со временем ей становилось всё лучше, она смогла выползти из-под одеял. Вышла на улицу. А когда над лесом стало вставать первое солнце, она поняла – тянуть дальше нельзя. У неё не так много времени осталось. Нужно всё успеть.

– Смотрю, тебе уже лучше?

Лия и не заметила, как из дома к ней вышел Рок.

– Да, – она немного сконфузилась, – Я Вас разбудила?

– Нет, – ответил он, но больше из вежливости, – Так что ты в итоге решила?

– Решила… – она отвела взгляд на землю, и несколько минут просто смотрела на пробивающиеся между травой цветы, – Решила…

А те были такими яркими. Три маленьких, приземистых цветочка горели на небольшой поляне синими искрами. Они врезались в её сознание, разогнали все мысли прочь. Их острые лепестки, их невероятно бойкий, и в то же время нежный цвет завораживали.

– А что… – невпопад спросила она, не в силах отвести взгляда, – Что это за цветы?

Рок не сразу понял, о чём она говорит, и только проследив её взгляд, ответил:

– А, это. Васильки вроде бы.

Васильки… От радости хотелось расплакаться. Ну всё, жизнь прожита не зря. Она слетала на землю, увидела васильки, теперь и умирать не страшно. И Лие показалось вдруг, что целью всей её недолгой, но такой насыщенной жизни стали эти три маленьких синих цветочка.

– Решила, – сказала она, подняв взгляд, – Пока я ещё жива, нужно избавить от срока хотя бы Макса. Я пойду разбужу его. Мы всё-таки полетим в заброшенный город.

***

Вот уже третий день, как жизнь превратилась в настоящий ад. Если Астар Претович не досыпал раньше, то теперь он вообще забыл о том, что такое сон.

Его сослали в красную зону… Честно говоря, врач винил в этом министра. Доктор Гести отказался ему помогать, вот тот и подсуетился в качестве наказания. А наказание это, мягко говоря, было суровым.

Он до сих пор не понимал, на каких батарейках работают все остальные. Врачи, медсёстры, персонал… Все они были какими-то воодушевлёнными. Уставшими, да. Но воодушевлёнными. Они не то, чтобы рвались на работу, но старались изо всех сил. Работали усерднее чем по своим привычным рабочим местам. И были какими-то… Более понимающими, что ли. Старались сделать всё для пациентов, подчас забывая о себе и своей собственной усталости.

Сумасшедшие… Астар Претович так точно не мог. Потому даже первые дни в красной зоне казались ему настоящим кошмаром. Везде, всюду пациенты… Кто-то метался в горячке, кто-то орал, кто-то сидел в ступоре. АЛЬВИ-вирус действовал на больных не только физически, но и психологически. Стоило попасть сюда, как человек уже думал, что обречён. Когда ему отрубали крылья, легче не становилось. И в этой атмосфере всеобщего отчаяния врачи несли тот самый свет надежды, который был так необходим нуждающимся. Несли почти все… Кроме доктора Гести.

От наплыва людей, их постоянных жалоб, криков и слёз хотелось закрыть глаза и уши, не видеть и не слышать всего этого хаоса. Да и коллеги своим пониманием и оптимизмом бесили не на шутку. Ну не мог он работать так самозабвенно, он ведь обычный человек! Не мог! А так хотелось…

Хотелось тоже поймать эту волну надежды, и хоть как-то помочь отчаявшимся людям, но… Выходило, мягко говоря, не очень. Эта неспособность ещё больше раздражала.

Сейчас он сидел на лавочке в коридоре инфекционного отделения. Защитный костюм до боли сдавливал крылья. Пустой стерильный бокс напоминал об упущенных возможностях.

Доктор только что закончил обход своих больных, и хотел выкроить себе хоть немного, хоть пять минут свободного времени на то, чтобы отдохнуть. А мимо него сновали и торопились многочисленные медсёстры, санитары и врачи.

– Доктор Гести, – женщина в защитном костюме остановилась рядом с ним и положила руку в перчатке ему на плечо.

За маской и стеклом очков Астар Претович не сразу понял, что это Вера:

– С Вами всё в порядке?

– А что, если я просто сижу в сторонке со мной обязательно что-то не в порядке? – он огрызнулся и легко стряхнул руку женщины со своего плеча.

На удивление, она не подумала разозлиться. Говорила всё с той же понимающе-заботливой интонацией. Как же бесит.

– Нет, я не об этом. Быть может, Вы просто очень устали и Вам надо отдохнуть?

– Ты тоже вот очень устала, – говорил он так, словно обвинял её в этом, – Но почему-то до сих пор бегаешь.

– Ну, я… – она улыбнулась, хоть и трудно было воспринять её улыбку по одним глазам, – Просто хочу быть полезной.

– Так я тоже, но!.. – едва не вскипел он, но резко осёкся, – Так, Вера, всё! Иди! Иди куда шла. Мне твоя жалость не поможет.

– Ладно, – она пожала плечами, и, кажется, хотела сказать что-то ещё, но передумала.

Просто похлопала доктора по плечу и отправилась дальше по коридору.

Астар схватился за голову… Что же с ним творится?

Он так и сидел, пока не услышал встревоженные голоса и чей-то пронзительный крик. Суматоха разворачивалась дальше по коридору, на небольшом пяточке рядом с постом медсестры.

– Вы меня искалечили, черти! – орал кто-то в полный голос, – Не подходите, я её порежу!

Плотная толпа обступила смутьяна, что Астар Претович не сразу сумел пробиться в первые ряды. Как же? Как же так получилось?

У стены, грубо прижимая к себе Веру, и приставив к её горлу лезвие старомодной бритвы, стоял бескрылый мужчина. Вера была ужасно напугана, но даже не думала трепыхаться, кричать или звать на помощь. Она обмякла и держалась на ногах только за счёт того, что психопат схватил её за шею.

– Я порежу её! Порежу! Не подходите! – за сведёнными от ярости бровями глаз мужчины почти не было видно.

В лице застыла одна, не меняющаяся гримаса.

А вот эмоции толпы были разнообразными. От удивления до страха, от злости до сожаления.

Астар Претович осознал, что находится прямо перед взбесившимся пациентом, в первом ряду.

– Не подходи! – видимо, заметив его среди людей, бросил мужчина уже врачу лично.

И только сильнее прижал бритву к горлу Веры.

– Я даже не думал к Вам подходить, что Вы, – доктор Гести примирительно поднял руки.

Он сам не понимал, зачем ввязывается в это, но теперь, когда дело касалось его лично… Не хотелось бы, чтобы Вера пострадала от его неумелых действий. И как её только угораздило?

– Зачем Вы схватили нашу медсестру? – тем не менее продолжил он самым невозмутимым тоном.

– Я… Я её порежу! Слышь, мужик! – только с тупой зацикленностью отвечал мужчина.

– Ну… Может, Вы чего-то хотите взамен на жизнь нашей сотрудницы. Её зовут Вера, кстати. У неё есть прекрасная дочь, которая тоже хочет стать врачом.

– Заткнись! – от ярости руки пациента задрожали, – Вы искалечили меня!

– Мы всего лишь хотели спасти Вам жизнь, – врач пытался сказать это как можно мягче, хотя на этого психа хотелось просто орать в голос, – Это была вынужденная мера. Без неё Вы бы погибли. Думаю, жизнь – ценнее крыльев в итоге.

– Да как ты можешь об этом рассуждать?! У тебя-то крылья остались!

– Я понимаю Вашу боль, – с каждой фразой сердце колотилось всё больше и больше.

Врачу казалось, что он ходит по тонкому люду. Одно неосторожное движение – и он провалится.

– Ни черта ты не понимаешь! Ты… А ну стой на месте, я сказал! Или хана вашей медсестричке!

– Послушайте, – доктор выдохнул, отступив на полшага назад, – Мы готовы сделать всё, чтобы Вера не пострадала. Чего Вы хотите?

На секунду гримаса ярости сменилась едва заметным удивлением. Больной посмотрел по сторонам, как будто видел до этого только Астара, а его неожиданный вопрос заставил того заметить всё вокруг. Большую толпу больных и персонала, серые стены, закрытые окна. Санитаров, которые уже стояли наготове.

– Я… Но вы… Меня покалечили, – сказал он уже менее уверенно.

– Да, но мы не сможем пришить Вам крылья обратно. Вы можете подать на нас в суд и потребовать денег, но… Если Вы сейчас Вере хоть чем-то навредите – это Вам ничем не поможет. Опустите бритву.

Пациент смотрел на него во все глаза. Только на него… Да и доктор Гести не мог отвести взгляда. Сейчас этот поединок ни за что нельзя было проиграть.

Секунда… Другая… Все разговоры смолкли. Всё отделение погрузилось в трепетное молчание. Все беспокоились, и затаив дыхание, ждали.

Медленно, будто рука присохла и больше не разгибалась, мужчина начал опускать бритву вниз. Разжал хватку так, что Вера бухнулась на пол, и её тут же постарался оттащить с того места кто-то из толпы. Доктор Гести попытался улыбнуться… Победа. Неужели? После всего времени мучений, он…

Но мысли резко оборвались. Внезапно, пациент снова замахнулся и… Полетел прямо на Астара.

Тот даже среагировать не успел. Выставил только руку, чтобы защититься. Спятивший больной в отчаянии размахивал бритвой по воздуху. Какое-то мгновение, и он повалил врача на пол, рухнув всем весом ему на грудь.

Жизнь не проносилась перед глазами. Совершенно ошеломлённый, не понимая, как так получилось, доктор смог лишь выставить обе руки вперёд, и чувствовал… Чувствовал жгучую боль от мелких, яростных порезов. Всего секунды… Какие-то секунды – две или три. Но ему они показались вечностью.

Потом пациента схватили санитары. Они выбили окровавленную бритву у него из рук, а тот брыкался, кричал, кусался, но мужчины держали его крепко.

Кто-то из коллег помог Астару подняться и поспешил увести с того места. А в голове доктора вертелась одна захудалая, совершенно безэмоциональная мысль:

«Получить ранение в красной зоне… Повезёт, если не заболею».

Кровотечение остановили быстро. Все раны оказались поверхностными – почти царапины, и прежде, чем их перебинтовывать, доктора отправили в душ с дезинфекцией.

Только стоя в тесной кабинке, раздетым, с руками, горевшими от боли, он вдруг… Очнулся. Застывшие эмоции прорвало.

Что же?! Что же это такое?! Они спасают жизнь этим людям, а те вместо благодарности… Хотят их убить! Как?.. Как в такой ситуации можно работать? Как можно оставаться всё таким же понимающим и всепрощающим, как можно продолжать нести надежду? Как?!

Под обжигающе горячей водой он согнулся вдвое и до боли зажмурился. Закрыл лицо ладонями… Но слёзы всё равно текли, и они были горячее воды, горячее боли в порезанных руках. Он просто рыдал, и никак не мог остановиться. Рыдал… Но легче ему не становилось.

Он не знал, сколько проплакал. Просто в один момент эмоции снова стихли, и он смог подняться. Ноги не слушались.

Доктор медленно закрывал кран, медленно вытирал тело полотенцем. От мысли, что ему снова придётся вернуться в этот больничный ад, он содрогался. Любимая работа стала ненавистной. Пациенты, ради которых он не спал ночами, дабы найти лекарство, ради которых готов был искалечить жизнь Лии Скорент, резко ему опротивели. Возможно, Ала была права, уйдя из медицины… Люди просто не умеют быть благодарными.

А когда он оделся и вышел из душевой, в коридоре его уже ждали люди. Мужчина в строгом костюме посмотрел на врача и улыбнулся обезоруживающе:

– Астар Претович, мы хотели бы предложить Вам работу в новом корпусе больницы на втором уровне. Вам это интересно?

***

Макс летел через утреннее марево чуть поодаль от Лии. И периодически бросал на неё взгляды.

Утром она разбудила его, просто сказав: «Полетели», и он не сразу сообразил куда. Они так и не помирились официально, но теперь девушка с ним хотя бы разговаривала. Это… И радовало, и напрягало одновременно. Ему хотелось извиниться… Хотелось.

На самом деле парень не чувствовал себя таким уж виноватым. В конце концов, что такого он сделал? Да, записывал её состояние, но это ещё не повод винить его во всех смертных грехах. Больше всего он виноват перед ней в том, что не сказал ей о её действительном положении дел. Но… Иногда же врут во благо?

Нет, всё это были лишь жалкие отговорки. Он просто пытался себя оправдать, чтобы чувство вины не сожрало его полностью.

В моменты особенного напряжения хотелось закрыть лицо руками, чтобы не видеть ни Лию, ни этого мира. Но не получалось…

А утро между тем было прекрасное. Солнце сегодня не взбиралось и не карабкалось, оно сонно выкатывалось из-за небосвода, окрашивая облака в нежный рассветно-розовый цвет. Воздух был влажным и холодным, оттого лёгкие немного покалывало. Такое непривычное ощущение… Но в какой-то степени приятное.

Они летели на восток, прямо навстречу восходящему солнцу. Так хотелось, чтобы это был просто дружеский полёт, и они смогли бы вместе полюбоваться рассветом, но… Реальность, как всегда, не считается с чужими желаниями.

Молчать дальше становилось всё сложнее и сложнее.

– Лия, – крикнул он, просто чтобы что-то сказать, – Мы правильно летим?

– Судя по тем озёрам – правильно, – она указала на группку маленьких водоёмов среди леса, и парень вспомнил, что это один из ориентиров, о которых рассказывал Рок.

– А-а… Ну да, – и вот, ему снова нечего ответить.

Через время он снова хотел спросить, правильно ли они летят, но понял, как глупо это будет выглядеть. И всё же что-то внутри подталкивало начать разговор.

– Как ты думаешь, – подлетев чуть ближе, чтобы не кричать, начал парень, – Что мы там найдём?

– Если повезёт – пустую лабораторию с образцами АЛЬВИ-вируса, – а девушка даже не обернулась, всё продолжая смотреть на рассвет, – Если не повезёт – просто заброшенный город. А если совсем не повезёт – базу террористов.