Бота стала в доме маленьким богом. В тот же вечер ей предстояло ещё два знакомства – Кристоф настоял, что Эмилия и Ноэль должны быть представлены ей незамедлительно. Именно так: не Бота должна быть представлена, а Эмилия и Ноэль! От такого почитания со стороны главы семьи кукле было немножко не по себе. Жила себе прежде спокойно, тихо, гуляла по квартире, чувствовала себя всего лишь маленьким уникумом в огромном Париже, а тут на тебе – центральная фигура семейства.

Эмилия и Ноэль впали в величайший восторг! Они увидели Боту сразу же, как только Жюли обратила на неё их внимание. Возбужденная Эмилия несколько раз пересказала условия, при которых она купила эту куклу на ярмарке ремёсел. Ничего особенного ни на этой ярмарке, ни в кукольнице, которая Боту изготовила и продала Эмилии, не было. И кто бы мог подумать?! Ноэль вовсе скакал, как ребёнок. И от всего этого куколка становилась всё молчаливее и неподвижнее.

– Ноэль, хватит смущать Боту, – сказала, наконец, Альбертина, заметившая, что такая популярность вводит малышку в ступор. «Ещё умрёт опять от повышенного внимания», – подумала она, не найдя другого определения для процесса, обратного кукольному оживанию.

Когда впечатления немного поутихли, и каждый понял, что следует перестать смущать Боту своими эмоциями, все члены семьи Трамбле сделались вдруг нарочито равнодушными, однако, не упускали лишней возможности задать кукле какой-нибудь «естественный» вопрос или спровоцировать её на какую-нибудь реплику – так всем хотелось понаблюдать за этим чудом в действии.

– Вы сразу нашли общий язык? – непринуждённо спрашивала Эмилия обеих – и Жюли, и Боту, рассчитывая больше на ответ куклы.

– Да, мы сразу стали подружками, – отвечала Жюли, а Бота, к всеобщей досаде, только застенчиво улыбалась.

– Предлагаю ещё по чашке чая, – говорил Кристоф, и, беспокоясь об удобстве куклы, спрашивал у неё, – Вам там достаточно высоко? Вы можете пересесть сюда.

Бота вежливо пересаживалась, хотя ей было комфортно и на прежнем месте.

– Тебе очень идёт это платье, – между делом отмечал Ноэль, обращаясь к кукле, – такие носят в Казахстане?

– Нет, – в голос отвечали Жюли и Эмилия, – она была в другом!

– Это подарок Жюли к Рождеству, – скромно пояснила сама Бота, и все удовлетворённо разулыбались.

9

Следуя разумной просьбе Жюли, все договорились держать язык за зубами и о Боте никому более не распространяться.

– А кто ещё знает о ней? – спросила Эмилия.

– Ещё Кэм… и Николетта, – солгала Жюли, авансом добавив к числу избранных близкую подругу, которой всё равно планировала рассказать о своей кукле.

На протяжении всех январских каникул, пока Жюли и Бота больше бывали дома, уважительное внимание к кукле со стороны родителей сохранялось неизменным. Кристоф показал ей все свои самые замечательные книги и коллекционные камни, а Альбертина всё больше молча любовалась очаровательным созданием, всякий раз предлагая кукле составить ей компанию, пока она готовит ужин или просто накрывает на стол. И не переставала то вслух, то себе под нос удивляться, как она, такая внимательная и чуткая женщина, могла не замечать присутствия уникума в доме.

– Может быть, вы просто не хотели замечать? – ответила ей как-то Бота.

– Как же я могла не хотеть? Я ведь не знала, что могу тебя видеть.

– Ну вот, – сказала уверенно Бота, – не знали, а значит, не хотели. Ведь хотеть можно, только зная о том, чего ты хочешь.

– Да, действительно… – задумчиво произнесла Альбертина, не вполне уверенная в логичности такого объяснения, однако, поражённая тонкостью кукольного ума.

Одним словом, загадка «заметности» Боты, хотя и имела версию объяснения, но по-прежнему оставалась загадкой. А 5 января случилось событие, которое только добавило этой загадке необъяснимости. В гости приехала Николетта. Жюли, наконец, решила познакомить их с Ботой, ведь ей стало совсем совестно, что о кукле знают все её близкие, кроме подруги, от которой у неё никогда секретов не было.

Начать с сюрприза не получилось. Ники почти с порога затараторила о своих делах, главным из которых был её разлад с Клодом.

– Я вообще не понимаю, как ты могла с ним общаться, Ники, – облегчённо сказала подруге Жюли.

Но Николетта подругу не слышала. Она повторяла и повторяла, что её ссора с Клодом – проделки их общей знакомой Селестины. Что это она наплела Клоду всякую ерунду, и он решил, что Николетта – поверхностная, легкомысленная девица, которая каждую неделю меняет друзей, сплетничает всем про всех, а ещё, что это именно Селестина сказала Клоду, что он слишком некрасив для того, чтобы быть парнем Николетты, в то время как она, Ники, всего лишь сказала Селестине, что Клоду бы очень пошло поправиться и накачать мышцы и что она ещё раньше подозревала, что Селестине нельзя доверять секреты, ей говорила об этом ещё Клэр, но вот теперь после этого случая она точно убедилась, что это правда и…

– Николетта! – перебила её Жюли. – Я думаю, тебе не стоит волноваться так. Поверь мне, Клод тебе не пара.

– Я и не собираюсь с ним встречаться, даже если бы он мне предложил, но я не хочу, чтобы он так думал обо мне, – выпалила Николетта и притихла, как сдувшийся шарик.

– Ни один нормальный человек не подумает о тебе плохо, уверяю тебя. А кто подумает – тот просто глупый. Не твой человек, понимаешь? А на твоём пути обязательно появятся твои люди, будут новые, полезные знакомства. И, кстати, о знакомствах, – интригующе сказала Жюли. – Я хочу тебя кое с кем познакомить.

– С кем? – спросила Николетта.

Жюли бросила взгляд на Боту, которая сидела на полке.

– Ты только не пугайся, – начала было Жюли.

– Почему мне нужно пугаться? – спросила Николетта.

– Нет, как раз не нужно, но ты будешь очень удивлена.

– Кто он?

– Кто – «он»?

– Ну тот, с кем ты меня хочешь познакомить?

– Это вовсе не парень, Николетта. Это моя… Чарли, иди сюда, – обратилась она к кукле, и та, спустившись с полки, подошла к сидящим на полу девушкам.

Николетта с недоумением смотрела на Жюли, которая, в свою очередь, смотрела на книжную полку, потом на пол.

Воцарилась пауза. Николетта смотрела на Жюли, Жюли – сначала на Боту, потом на Николетту, а кукла – попеременно на обеих.

– Николетта, это Чарли, – сказала Жюли подруге, жестом указывая на куклу.

Николетта медленно перевела взгляд на пол и снова подняла глаза на подругу. Помолчали несколько секунд.

– Ты про что сейчас, Жюли? – спросила Николетта.

– Ты не видишь её, – утвердительно сказала Жюли, понимая, что Николетта по-прежнему не видит куклу.

– Да, Жюли, – сказала Бота, – похоже, она меня не видит.

– Кого не вижу? – спросила Николетта.

– Это странно, – рассеянно произнесла Жюли. – Ты, правда, не видишь мою куклу?

– Какую ещё куклу, Жюли? При чём тут куклы вообще? О, Жюли! – отчаянно сказала Николетта, закрыв лицо ладонями. – Честно говоря, я очень переживаю. Я не хочу, чтобы Клод думал обо мне плохо. Но я не знаю, как теперь быть, что я могу сказать ему…

Жюли и Бота переглянулись и дружно пожали плечами – понятно, что знакомство пока состояться не может. Если, конечно, оно вообще будет возможным, потому что, как это ни странно, Николетта, похоже, пока была неспособна видеть чудеса.

Проводив позже подругу, Жюли спросила у куклы, устроившейся на комоде со своими мелками и бумагой:

– Чарли, ты что-нибудь понимаешь?

– Она меня не увидела, – спокойно сказала кукла, увлечённо выводя линии на белом листе.

– Это понятно, но почему? Почему все остальные стали тебя видеть, а Николетта по-прежнему не замечает? Мало того, что не замечает, но ведь не увидела, даже когда я на тебя указала! Это же противоречит законам логики! И физики! Мне так и хотелось ткнуть её в тебя лицом.

Бота испуганно посмотрела на Жюли.

– Это я образно, – поправилась девушка. – Но ведь правда! Это же глупость какая-то. Раньше я думала, тебя просто не замечают, ведь ты маленькая. Но сейчас я понимаю – некоторые тебя как-то по-особенному не видят.

Бота продолжала рисовать.

– Разве тебя это не волнует? – удивлялась девушка.

– Уже нет, – только и сказала кукла, продолжая орудовать мелками.

Жюли отчаянно выдохнула.

– Не волнуйся, – сказала ей Бота. – Я думаю, она меня увидит позже. Не знаю почему, но, мне кажется, люди могут видеть меня только в особые дни, при каких-то особых условиях. Я… как бы это сказать… немножко трудная для видения.

– Ты говоришь так грустно, потому что все еще обижена на меня из-за Ники, да?

Бота подняла глаза и ласково улыбнулась.

– Нет, Жюли, вовсе нет! Знаешь, я думала о своих чувствах. Мне многое помогла понять твоя семья. Вы все разные – но все важны друг другу, и я тоже стала важна для вас, и вы все давно очень важны для меня. А Николетта – ведь она была твоей подругой с детства. Ты говорила, что она тебе как сестра, и я не могу отменить вашу дружбу, даже если меня ты любишь больше…

– Положим, последнего я не говорила, – улыбнулась Жюли.

Смутившись, Бота опустила голову, но согласилась:

– Да, что любишь меня больше, не говорила…

– Чарли, прости, я тебя очень люблю, я просто сейчас пошутила… – спохватилась Жюли, но Бота её перебила.

– Всё нормально, Жюли, я совсем не расстраиваюсь, что я не единственная. Честное слово! Я поняла, что это счастье, что у тебя есть Николетта, – глазки куклы блестели так искренне, как бывало с ней в минуты самоотверженных подвигов. – Счастье, что у тебя есть люди, которые тебя любят, без них ты чувствовала бы себя беднее. Быть может, я и была бы довольна, если бы всё своё время и внимание ты посвящала мне, но это неправильно. Это эгоистично! Это, возможно, было бы хорошо для меня, но для тебя это было бы плохо. Ведь я не могу так же, как мама, обнять тебя, не могу так же, как папа, дать тебе защиту и помощь; да, я не могу так же хорошо посоветовать тебе, что подарить родным, как Николетта, и вообще, ведь я знаю тебя не так долго, как она.

– Чарли! – воскликнула Жюли, и у неё на глазах снова появились слёзы. – Что ты такое говоришь?

– Нет, нет, это не повод для грусти, это повод для радости – понимать правду и находить прелесть в том, что имеешь. Это и значит быть взрослым, я думаю.

Глаза Боты были полны подлинной искренности и заботливой нежности о Жюли, и та едва сдержала слезы. Чтобы не расплакаться, девушка сделала глубокий вдох, а потом погладила Боту по голове.

– Спасибо, моя милая. Ты права, наверное, это и значит быть взрослым, быть совсем взрослым… Ты очень мудрая и делаешь меня мудрее. Я очень благодарна Эмилии и своей судьбе за то, что привели тебя ко мне из Казахстана, мой маленький мудрый ангел. И чем я это заслужила?

В этот день обе подружки Жюли и Бота забыли о недопонимании, которое вдруг возникло между ними, а заодно научились лучше понимать, что такое любовь и забота. Часто люди делят любовь на виды – к родителям, к детям, к мужу или жене, к животным и так далее. А она неделима, и нужно ценить ее в любом проявлении.

Глава 5. Увидеть Париж

1

С тех пор, как в Боте открылся талант художника, она перерисовала в квартире Трамбле всё, что только было можно: всех членов семьи, сувениры и статуэтки, кресла и стулья, книжные полки, посуду и натюрморты, экспонаты Кристофа, неприкосновенный туалетный столик Альбертины (подходить к которому Жюли было разрешено только после того, как ей исполнилось 16, да и то лишь для протирания пыли) и несколько прочих самых выдающихся предметов в квартире. К апрелю рисовать вдруг стало нечего, и Бота заскучала. А потом в одном из журналов она вдруг случайно увидела картину, на которой был изображён фасад дома, увитого фиолетовыми необыкновенной красоты цветами и залитый просто сумасшедше ярким солнечным светом. Это было волшебно, так волнующе красиво! «Жан-Марк Янячик» было подписано под иллюстрацией, и Бота поняла – это её любимый художник!

– Жюли, я хочу рисовать цветы! – возбуждённо сказала она.

– Отличная идея, дорогая, – рассеянно ответила ей девушка, занятая своими чертежами.

– Когда же мне начать?

– Когда захочешь…

– Но у меня нет цветов!

– Милая, мне сейчас некогда. Выгляни на балкон, у нашей соседки мадам Бриссо, кажется, уже расцвели некоторые в горшках.

Бота охотно выглянула.

– Но с нашего балкона их плохо видно!

Жюли сосредоточенно выполняла свою работу.

– Мне очень нужна натура! – настаивала художница.

– Ну я же сказала, на соседнем балконе…

– Но их не видно! Их видно, пожалуй, только с перил.

– Хо-ро-шо… – снова сказала Жюли, не желающая отрываться от своих чертежей.

– Ты хочешь, чтобы я упала? – и Бота, подбоченясь, устремила негодующий взор на Жюли.

Никакого ответа.

Не выдержав, кукла залезла на стол и, встав прямо на чертежи, повторила вопрос:

– Ты хочешь, чтобы я упала с балкона?

Откинувшись на спинку стула, Жюли, наконец, посмотрела на куклу.

– Чего ты хочешь от меня, гроза игрушек?

– Мне нужны красивые цветы, – взмолилась Бота. – Я хочу нарисовать их вот так же.

И она показала девушке репродукцию картины художника Янячика.

– Импрессионисты? Хороший выбор.

– Кто это?

– Это художники одного из направлений живописи, в их картинах много воздуха и света. Так что мне с тобой делать?

– Ты знаешь много таких художников? Которые рисуют вот так волшебно? О, я так хочу посмотреть! Жюли, пожалуйста, покажи мне!

– Дорогая, не сейчас. Обещаю, покажу позже. У меня столько чертежей накопилось, из-за Кэма я ничего не успеваю сделать вовремя. Ты можешь и сама поискать что-то в интернете.

– Хорошо. А цветы? Где мне взять натуру?

– Ох…

Жюли окинула комнату взором в поисках выхода.

– А знаешь? – вдруг воодушевилась она. – Я свожу тебя в Люксембургский сад! Там море цветов! Сейчас там очень красиво – цветут каштаны, сакура, цветы. Ты сможешь порисовать и заодно посмотришь на сад, там много интересного. Мы как раз и с Кэмом думали погулять там. А потом мы сходим в Лувр, а лучше даже в музей Орсе – там много импрессионистов. Можно будет в дом-музей Моне. Везде сходим. Ведь ты толком не видела Париж? Слышала фразу «Увидеть Париж и умереть»? Так сказал какой-то русский писатель… Эдинбург… или Эгенбург… или Эренбург… Да, Эренбург! Ведь ты же в городе-легенде, Чарли, а совсем ещё с ним не знакома! И это моя вина. Но я исправлюсь. Решено – начнём с Люксембургского сада!

– Сейчас? – не веря своему счастью, спросила кукла, как только Жюли закончила свою возвышенную речь.

– О, милая! Конечно, нет, я же занята сегодня.

– Да, да, прости, – смутилась Бота.

– Я думаю, завтра. Да, завтра, часа в четыре.

И куколка снова подняла глазки, полные счастливой надежды.

2

Никогда ещё мелки Боты не были так аккуратно и по цветам уложены в сумочке. Ещё бы – их подготовкой она занималась весь вечер, предшествовавший наступлению необыкновенного завтра. И даже в кофейне до обеда она несколько раз проверила, лежат ли они строго по порядку. Лежали. Звёздного часа в сумочке ждала и бумага, на которой должны были появиться замечательные неведомые цветы Люксембургского сада.

Но вскоре случилась ужасная для Боты неприятность – пока ехали на место, погода резко испортилась, солнце спряталось за тучи, и воздух запах дождём. Как в такую погоду рисовать залитые светом цветы?

– Мне жаль, не лучшее время для первого знакомства с садом, – сказала Жюли, – но тебе всё равно понравится здесь. Мы можем погулять, пока не пойдёт дождь, а для рисования выберем другой день.

Сначала Бота расстроилась, но уже через несколько минут, подходя к воротам сада в компании Жюли и Кэма, она поняла – это ерунда, что солнца нет! За этими воротами её ждёт новое открытие. Точнее, много открытий! По ту сторону кованой ограды на неё смотрел зелёный оазис, обещающий какие угодно, и не только цветочные чудеса.

– О, как здесь красиво! – сказала Бота и бегом побежала по дорожке.

– Пока вроде бы ничего особенного, – пошутил Кэм, который тоже был здесь впервые.

– Это же Бота, она как ребёнок, – засмеялась Жюли. И задумчиво добавила, – очень мудрый, необыкновенный ребёнок. Я давно подозреваю, что она ангел. Ведь ангелы должны быть такими, правда? Непосредственными, озорными, удивляющимися и, в то же время, мудрыми.

– А некоторые ещё очень красивые! – добавил Кэм и обнял девушку.

Всё, о чём нужно было беспокоиться, гуляя с Ботой, – чтобы она не забывала про осмотрительность. А то с ней иногда бывало: увидев что-то интересное, она могла пулей устремиться вперёд, не замечая ни ног парижан, ни собак, ни детей – ничего вокруг. Её по-прежнему не замечали люди, и самым подходящим объяснением для Жюли и остальных пока оставался «закон Чарли»: её видят, когда хотят видеть, или знают, что её надо увидеть. Так что где бы ни прогуливалась наша компания, присутствия живой куклы почти никто не замечал. Исключением были только некоторые дети, причём если куклу замечали малыши, они просто молча хлопали глазками, а дети постарше иногда пытались осторожно сообщить об увиденном родителям, но те, в свою очередь, принимали сказанное за детские фантазии или вовсе отмахивались от детей, занятые своими делами. Так что Бота свободно улыбалась детям в ответ, иногда корчила им рожицы и нашла особенное удовольствие в том, чтобы иногда играть с ними в прятки, пытаясь внушить им, что она мираж. Или просто подмигивала на ходу. Вот и сейчас, стремясь поскорее осмотреть все достопримечательности Люксембургского сада, Бота не пренебрегла вниманием попавшегося на пути карапуза и помахала ему ручкой. Но задерживаться было некогда – впереди ждали открытия.

Её сразу же очаровали цветущие деревья! Среди зелёных газонов и клумб они напоминали райские. Эти деревья непременно нужно было нарисовать. Здесь вообще рисовать можно всё что угодно – хоть цветы, хоть газоны, хоть статуи. А можно попробовать нарисовать восхитительный дворец, что Бота увидела в отдалении.

– Что это – Лувр? – спросила она.

– Нет, это дворец, где сейчас работает Сенат Франции. Когда-то он был построен по приказу французской королевы Марии Медичи, как и весь этот сад.

– А где Лувр?

– Он находится в самом старом округе Парижа, на набережной Сены и улице Риволи. Для экскурсии по нему нужен отдельный день, как-нибудь сходим и туда.

Пока влюблённые гуляли по дорожкам, Бота старалась осмотреть все уголки, а некоторые – какие успевала – старалась и посетить.

– Это статуя той самой королевы Марии Медичи, – рассказывала Жюли. – Считается, что она самая красивая в Париже.

Они посмотрели на фонтан, потом ещё на несколько статуй, посидели на скамейке. Тучи вдруг стали расходиться.

– Смотри, Чарли. Быть может, тебе ещё повезёт со светом, – сказал Кэм, показывая на полоску голубого неба.

– А это что? – спросила кукла, указывая на небольшое здание поодаль, к которому подходили люди с детьми.

– Это Гиньоль. Кукольный театр, – ответила Жюли.

Бота бросила на неё взгляд, полный интереса и недоумения. И уже через секунду молодым людям пришлось догонять её, спешащую в сторону театра. Бота проворно юркнула внутрь, пока в театр заходили люди, пробежала вперёд и вскоре оказалась в небольшом зале с деревянными скамьями, куда усаживались люди. Впереди возвышался портал, оформленный в виде домика, в котором плотно были задёрнуты шторы. Пока люди продолжали занимать свои места, Бота оглянулась в поисках Кэма и Жюли. Их рядом не было, но вскоре она увидела их и бросилась навстречу.

– Чарли! – негодующе сказала девушка. – Никогда больше так не делай! Мы так разволновались, когда потеряли тебя из виду. Пришлось покупать билеты, чтобы войти сюда.

– О, простите! Мне так захотелось поскорее увидеть театр. Жюли! Почему ты мне раньше не говорила, что в Париже есть кукольный театр?!

– Есть, но что в этом такого? Повсюду есть кукольные театры, и в Париже их наверняка несколько. Просто этот – самый знаменитый.

– Несколько?! – удивилась Бота. – Несколько? И везде играют куклы?

– Дорогая, ты, кажется, не поняла, – поспешила успокоить её девушка. – Ты, видимо, решила, что здесь играют настоящие куклы?

– Разве нет?

– А какие здесь куклы? – удивился и Кэм. – Ненастоящие?

– Я не то имела в виду. Настоящие, но не живые, а только куклы.

– А откуда ты знаешь? – недоверчиво прищурилась Бота.

Жюли засмеялась. Тем временем представление начиналось, и троица заняла свои два места.

Сначала шторы распахнулись, заиграла музыка, и в центре появились какие-то мешковатые персонажи – марионетки, надеваемые на руки людей и управляемые из-за кулис. Они что-то говорили, говорили, а Бота ждала одного – когда ж появятся куклы. Через минут десять она не выдержала.

– А когда будут куклы? – спросила она у хозяйки.

– Так вот же они. Это и есть кукольный театр. Это Гиньоль, тут только такие.

Бота помолчала немного, потом вздохнула и равнодушно спросила:

– Когда они закончат?

– Представление идёт полчаса. Потерпи ещё минут двадцать. Это интересно, ты посмотри дальше.

Кукла терпела, продолжая смотреть глупый, совсем не смешной спектакль, который почему-то казался уморительным не только детям в зале, но и взрослым. И даже Кэму, который несколько раз смеялся громче других. Когда спектакль с главным героем Гиньолем закончился, и Бота оказалась на свежем воздухе, она точно поняла: быть актрисой кукольного театра она бы ни за что не смогла.