Громыхая и жалобно звеня стеклами, подполз красный трамвай, такой же старый как остановка. “Видно ему стыдно за то, что он такой старый и раздолбанный, как и эта остановка, поэтому и покраснел”, – невпопад подумалось ему.
– Тогда почему остановка не покраснела? – тут же возразило, видимо, его подсознание.
Вопрос поставил Витю в тупик. Не зная, что ответить, он стал рассматривать вагон.
Свысока, через грязноватое стекло, на него осуждающие смотрела единственная пассажирка – старая бабуська в цветном платочке на голове и с усами на старом морщинистом лице.
– Ее в свое государство я не возьму, – твердо решил Витя. Его разочарованию не было предела.
– Она может пригодиться, она многое повидала и много может рассказать, – наставительно произнесло подсознание.
– Нет, – не согласился Витя. – Мне усатые бабки не нужны, даже если они много знают. Бабка будет дискредитировать мое государство. И потом, она долго будет ходить за пивом или, еще чего доброго, вообще с деньгами сбежит, я уже не говорю про все остальное.
– Наше, – поправило его подсознание.
– Чего? – не понял Витя.
– Я говорю, будет дискредитировать наше государство.
– Мое, – опять возразил Витя. – Я тебя вообще не знаю. Мы не знакомы. Покинь мою голову.
– Никогда не поздно познакомиться. Меня зовут Витя, – тут же прореагировал голос.
– Да пошел ты… Не, чего она на меня так уставилась, старая карга?
Витя немного раздражился оттого, что старуха пристально смотрела на него. Трамвай, как египетская пирамида, монументально стоял с распахнутыми дверьми на остановке. Ни звука не доносилось из него, только ветерок, забираясь в переднюю дверь, неторопливо пролетал по всему вагону, по пути поигрывая кончиками бабуськиного платка, и вылетал в заднюю дверь, иногда тихо подвывая. Казалось, что и бабуська, не моргая смотрящая на Витю, это часть трамвая, как сиденья или фары. Средний вход трамвая оказался как раз напротив Вити. Ступени, приглашающе пустые и на удивле�