Серия рассказов «Истории Обыденсбурга». Повесть «Солэс»

© Удовиченко Андрей Михайлович, 2020

ISBN 978-5-4498-3658-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Серия рассказов: Истории Обыденсбурга.

Лавка безделушек

Невзирая на недовольство жителей небольшого городка Обыденсбурга, пасмурный, угрюмый день развесил на небе гирлянды из серых туч, готовых вот-вот разразиться проливным дождем. В ожидании ненастной погоды обитатели города попрятались в свои деревянные домишки и, плотно задернув шторы, уселись у теплых очагов.

Настроение меряющего тростью мощеные улочки Обыденсбурга господина вполне соответствовало этому мрачному деньку. Совет магистрата по делу о разделе угодий прошел из ряда вон плохо.

«А ведь мы обо всем договорились! И в самый последний момент этот олух Добруз взял и все испортил! В благородство решил поиграть! Земли крестьянам говорит! А где, простите, должен располагаться мой новый загородный особняк?! Об этом он подумал?! Мерзавец!» – искрились в голове у аристократа гневные мысли.

Как назло, достопочтенный господин, чьи вьющиеся волосы уже начала захватывать седина, решил в кой-то век пройтись пешком и оставил экипаж в поместье. На полпути домой аристократ вспомнил, что забыл в магистрате свой зонт. По закону подлости, который распространяется на все человечество без исключения, подобная оплошность могла привести лишь к одному.

Узрев в своих владениях дерзнувшего бросить вызов законам мироздания человека, угрюмый день сию секунду привел наказание в исполнение. Сильный, отозвавшийся громовым раскатом, удар незримым молотом по набухшим от воды тучам послужил началом к проливному дождю.

– Этого еще не хватало! – буркнул под нос ускоривший шаг господин, стряхнув капли воды со своего цилиндра.

Путь до поместья аристократа был неблизок. Впрочем, имелась возможность его сократить, если взять правее и воспользоваться переулком Правды.

Ох, как не любил господин это место! Всю свою жизнь он обходил этот переулок стороной. Но, увы! Нужда в виде усиливающегося проливного дождя все-таки заставила аристократа воспользоваться столь неприятным ему маршрутом.

В глаза спешащему мужчине бросились ухоженные клумбы и чистые крылечки, ведущие к новеньким входным дверям. В особенности прохожему пришлись не по нраву разнообразные вывески домов переулка, гласящие:

«Каждому воздастся по заслугам его – Отдел пенсионного обеспечения».

«На воре и шапка горит – Пожарная служба».

«Накорми ближнего своего, как самого себя – Булочная».

«От судьбы не уйдешь – Свадебное агентство».

– Чушь какая! – фыркнул господин.

Надписи над домами проплывали одна за другой, а дождь все усиливался.

Вдруг мужчина заприметил вывеску, отличную от встретившихся ему на пути. «Лавка безделушек», – гласила табличка.

Воспротивившись уговорам рассудка, господин все же решил обосноваться под крохотным навесом этого здания, тем более, что ничего вызывающего его недовольства в названии лавки не было.

Крылечко было настолько маленьким, что капли дождя, отскакивая от мостовой, норовили попасть мужчине в лакированные туфли. Единственным возможным выходом в данной ситуации, дабы не промочить ноги, было войти в лавку. С большой неохотой аристократ, в крайней степени недолюбливающий всякие «простолюдинские» места, все же решил зайти в заведение.

Очутившись внутри, он поначалу решил, что лавка заброшена. Посетителя встретили пустой прилавок и несколько незанятых стеллажей. Ни одной безделушки, как было обещано на вывеске, не было. Тусклый огонек масляной лампы слабо озарял небольшое помещение.

– А еще в переулке правды находится! – презрительно бросил аристократ и, не желая более находится в этом странном месте, направился к выходу.

В тот же миг, словно в ответ на его реплику, голос позади него сказал.

– Чего изволите?

Посетитель, вздрогнув от внезапного звука, обернулся.

Напротив, за прилавком стоял пожилой мужчина в соломенной шляпе и серенькой жилетке поверх темного свитера. Хозяин лавки устремил выжидательный взгляд на гостя.

Надо отдать должное выдержке аристократа, который, быстро взяв себя в руки, произнес.

– Шутить со мной вздумал?! Чего тут можно желать, когда ничего нет?

Хозяин лавки, хоть и будучи старше посетителя на добрых два десятка лет, казалось, не был подвластен времени – шустро нырнув за прилавок, он вытащил желтый стеклянный шар и положил на стол перед покупателем.

– И что это за стекляшка? – с подозрением спросил аристократ.

– Это доброта, – ответил продавец. Шар, будто желая представиться посетителю, засиял, а в помещении стало заметно теплее.

– Действительно, безделушка! – воскликнул гость. – На кой она мне? Еще и деньги за нее отдавать!

– Деньги ни к чему. Разве можно обменять доброту на деньги? – мягко улыбнулся продавец, – я могу обменять ее на что-нибудь соизмеримое.

– Это на что же?

– На жадность и гнев, например.

– Что?! – моментально всполохнул посетитель, – за дурака меня принимаешь? Два к одному! И это, по-твоему, соизмеримо?!

– Более чем. Я бы даже сказал, что делаю огромную скидку, – миролюбиво промолвил хозяин.

– Не нужны мне твои скидки, мошенник! – грозно произнес аристократ, – есть у тебя еще что-нибудь? Или это единственный хлам, который у тебя завалялся?

– Конечно, есть, – энергично закивал головой продавец.

На столе мгновенно оказался сиреневый шар.

– А это еще что такое? – раздраженно спросил посетитель.

– Это скромность.

– Опять два к одному? – проворчал господин.

– Тариф неизменен. Ты вполне мог бы обменять свою гордыню и бахвальство.

– Еще чего! – высокомерно отрезал аристократ. – Чтобы я – член совета Обыденсбурга, председатель банка «Вкладов-скрадов», основатель благотворительного фонда «НехватаНаЗамок» купил эту никчемную скромность! Ты за кого меня принимаешь?!

– Прости великодушно, я действительно допустил ошибку, предложив не тот товар, – примирительно произнес хозяин, – возможно, тебе подойдет вот это.

Продавец выложил на стол розовый шар.

– Что на этот раз? – фыркнул посетитель.

– Это любовь.

– Ха! Да и ты и вправду пройдоха, старик! Хочешь подсунуть мне то, что у меня уже давно есть!

– Если ты имеешь в виду сладострастие, то, боюсь, это не имеет ничего общего с предметом, который я предлагаю.

– Да что ты знаешь об этом! Любовь, видите ли, у него! – презрительно воскликнул аристократ. – Так что же, ты, значит, готов обменять мою любовь на свою? Один к одному? – потирая руки в предвкушении выгодной сделки, произнес посетитель.

– Еще прибавь к этому безразличие, и по рукам, – непреклонно вымолвил хозяин.

– Вот еще! Плевать я хотел на такие предложения, – бросил гость, – чем еще удивишь?

Мягкое свечение зеленого шара озарило комнату.

– Это искренность.

– Искренность на улице правды? Масло масляное, – пробурчал гость.

– Для обмена вполне бы подошли коварство и лицемерие, – предложил хозяин, пропустив реплику посетителя мимо ушей.

– Ха-ха! – мерзко захохотал посетитель, – от этой искренности никакого проку! Товар-то залежалый! На кой он мне?

«А ведь и правда. Давненько его никто не брал», – подумал про себя продавец.

– Может, предложишь мне смелости? – хитро сощурив глаза, произнес аристократ.

– Зачем же мне предлагать тебе то, что у тебя и так есть, – без колебаний ответил продавец, – только вот без доброты и любви твоя смелость всего лишь дерзость, приправленная хамством, и не более того.

– Тоже мне, знаток, – высокомерно бросил гость и остановил свой взгляд на одной из полок, на которой появился переливающийся всеми красками стеклянный шар. Предмет озарил помещение радужным сиянием.

– А это что такое? – с интересом спросил господин.

– Это счастье.

– Да ну! – не веря собственным глазам протянул посетитель.

– Оно самое, – заверил старик.

В мутных, словно болотная жижа, глазах аристократа промелькнуло желание.

– Ну, так что – два к одному?

– Боюсь, не в этот раз.

– То есть, как – не в этот раз?! – возмутился аристократ, – мошенник ты эдакий!

– Этот товар я отдам бесплатно тому, кто приобретет все остальные предметы, – вздохнув, произнес хозяин.

– Ах ты, скряга! – гневно воскликнул гость и с размаху ударил тростью по прилавку, – тарифы у него, понимаете ли! Ну ничего, в магистрате узнают о твоих проделках, вмиг лавочку прикроют! – негодовал господин, направившись к выходу.

На полпути до него донесся голос хозяина.

– Постой! Ты, кажется, обронил что-то!

– Что еще! – гаркнул аристократ, развернувшись.

На полу прямо перед ним лежало маленькое гусиное перышко.

– Это совесть, – последовал ответ.

– Буду я еще спину гнуть из-за всякой ерунды, – рявкнул посетитель и выскочил наружу, напоследок громко хлопнув дверью.

По справедливости

Даже разбушевавшаяся метель была не в силах унять пыл оратора, выступающего с пламенной речью на Лапшичной площади городка Обыденсбурга. Никто не знал, почему магистрат присвоил предназначенному для демонстраций месту такое название. Впрочем, как поговаривают старожилы, именно здесь оттопыренные уши слушателей намного лучше улавливали и усваивали информацию, водопадом льющуюся из уст выступающих.

Вот и теперь собравшийся на площади близ трибуны многочисленный люд восторженно взирал на баллотирующегося в магистрат господина.

Болтуз, так звали нового кандидата на «теплое местечко», сотрясал морозный воздух Обыденсбурга своими возвышенными речами.

– «Земли народу- это по справедливости!».

– «Всеобщее образование – это по справедливости!».

– «Бесплатная медицина для всех – это по справедливости!».

– «Достойные зарплаты трудящимся – это…».

Воодушевленный праведной речью, народ закончил за Болтуза.

– «По справедливости!».

Последний возглас был настолько мощным, что, в один миг оседлав морозный ветер, он пронесся по городу и, с силой оттолкнувшись от занесенных снегом крыш, взмыл ввысь.

Мерно посапывающий на своем густом облаке старик не подозревал, что через секунду будет столь неприятным образом оторван от своего сладкого сна порывом ветра. Соломенная шляпа тотчас слетела с его головы и полетела вниз, словно бумажный самолет.

– Странный запах у этого ветра, – принюхался старик, – так-так – лицемерие и глупость… Но при чем тут справедливость?

Взгляд небесного жителя проследовал сквозь облако вниз и остановился на площади Обыденсбурга.

Разгоряченный народ более не нуждался в ораторе.

– «Несправедливо, что эта кучка богачей прибрала к рукам наше имущество!».

– «Несправедливо, что мы сутками пашем и получаем гроши!».

– «Несправедливо, что мы родились нищими!».

– «Даешь всеобщую справедливость!».

Толпа не переставала греметь, и почти в каждом лозунге звучало режущее слух старика слово – «Справедливость».

– «Ну, что же, – подумал он, – пожалуй, можно для разнообразия и справедливости».

Давненько не знавал Обыденсбург таких событий. Пилюля со столь громким названием оказалась довольно горька на вкус для тех, кто с таким нетерпением желал ее принять. Денег у толпившихся на площади людей уж точно не прибавилось. Да и земли ведь товар из дефицитных. Но в чем же тогда справедливость? А вот в чем.

На площади не на шутку разбушевалась метель. В один миг она подхватывала напуганных демонстрантов и спешно уносила их туда, где каждому из них было самое место.

Окрыленный ветром, господин Пэ-Янь, так и не сумев полностью протрезветь, выкрикивал грязные ругательства в адрес незримого обидчика. Всю свою жизнь достопочтенный любитель выпить жаловался на тяжелую жизнь и разбойницу-судьбу, просиживая штаны в одном из трактиров Обыденсбурга. Но, наконец, господин Пэ-Янь был услышан, и справедливость восторжествовала. Конечно, по мнению пропойцы, он должен был быть одарен всем, чем только можно, еще в молодости, ибо заслужил это по праву рождения. В число даров, непременно, должны были войти пятиэтажный особняк, гора золота и красавица жена.

– «А ума не надо?» – как-то раз с похмелья вопросил истерзанный рассудок.

– «Ну его к черту!» – ответила непроходимая глупость.

К великому сожалению господина Пэ-Яня, справедливость занесла страждущего вовсе не в королевский дворец, а на лесопилку. После чего, снарядив страдальца необходимым для работы инструментарием, заставила трудиться до скончания дней.

Инженер Эгоизис и вовсе не мог понять, как такое могло произойти. Только что он выкрикивал требования о необходимости его скорейшего восхождения по карьерной лестнице. О срочном повышении зарплаты. Ведь он это заслужил! А сколько всего он построил! Фасад магистрата – это его работа! Лавка ростовщика – его рук дело! Как вдруг – «щелк», и он в окружении брошенных им троих детей и жены, в жалкой лачуге на окраине города.

Полицмейстер Взяткинс, хоть по долгу службы и не участвовал в демонстрации, но все же ежедневно сетовал на превратности судьбы. Тут не взял, там недобрал. Так и на жизнь не хватит! Впрочем, и этот примечательный господин был услышан незримым наблюдателем. В один миг разбушевавшаяся метель ворвалась в дом к пересчитывающему, накопленное вне зарплаты, состояние полицмейстеру и унесла блюстителя закона туда, где ему было самое место – за решетку.

Миновав городской суд, буран устремился дальше по направлению к… То есть, как, миновав?

«Было бы наивно полагать, что в этом местечке могла когда-нибудь воцариться справедливость», – рассудил старик.

Хозяйка трактира Здервильда ненавидела свою жизнь. Изо дня в день содержать этот бардак, готовить, мыть грязную посуду. Но больше своей никчемной жизни она ненавидела окружающих. Этот мерзкий сброд! Пьяницы и бродяги! Да еще этот мальчишка-попрошайка привязался, будь он неладен! Краюшку хлебу ему подавай! Три дня околачивался. Хоть сегодня его не видно, и то хорошо! Не дав Здервильде принять заказ, упрямый вихрь ворвался в трактир и унес хозяйку далеко-далеко…

Женщину окружал дремучий лес. Подобная смена обстановки настолько сильно пришлась не по нраву Здервильде, что она внезапно захотела вернуться в свой захудалый трактир. Вдруг из-за дерева выскользнула маленькая тень. Женщина оцепенела от ужаса.

– Не бойся, – прошептала тень, – разве ты не узнаешь меня?

Здервильда узнала голос мальчика, того самого, который не так давно на протяжении нескольких дней просил у нее еды.

– Вот, возьми, – тихонько произнес он и протянул напуганной женщине горсть орехов, – мне они больше не понадобятся, а тебе тут еще жить да жить.

Один из немногих, кто не взывал к справедливости, был господин, укрывшийся в глубинах своего особняка. О! Мистер Злогфрид знал, откуда дует ветер. Все эти переулки Правды, праведные бури и лавки безделушек надобно обходить стороной. Очень уж много от них хлопот! Аристократ всегда избегал справедливости, потому и сумел сколотить свое огромное состояние.

Вскоре площадь опустела. Каждый получил то, что просил, и метель утихла.

– Ну, теперь-то уж они здесь не скоро объявятся, – произнес старик и, устроившись поудобнее на своем облаке, вновь уснул.

Путешественник

Теплый летний ветерок пролетал над поросшими густой травой полями, с легкостью преодолевая холмы и тревожа водную гладь глубоких озер. Бывал он и там, где не ступала еще нога человека. Но, в силу привычки, нигде не задерживался подолгу, то и дело меняя направление, путешествуя.

Ступая по пыльной дороге, подгоняемый летним ветерком, странник держал курс на городок Обыденсбург.

Как и его своевольный спутник, путешественник, по обыкновению именуемый цивилизованным миром «бродягой», за свою длинную жизнь, пересек немало полей и холмов. Под палящим солнцем и ледяными ветрами пролегал его путь. Невзирая на стужу и голод, на болезни и гонения, ступал он там, где не всякий решился бы пройти. Но, как и его ветреный спутник, странник нигде подолгу не задерживался, то и дело меняя свой курс, избегая оседлости.

Некогда с радостью встречавший всякое новое место, путник, теперь смотрел на приближающийся город с тоской.

Он и рад бы с распростертыми объятиями броситься навстречу новому и принять с благодарностью щедроты этого мира, но не мог. Теперь не мог.

И как ему, хромому, теперь взбежать на холм?

Как ему с этой проклятой отдышкой и ноющей болью в груди преодолеть горный перевал с его холодами и крутыми подъемами?

Да и охапка сена в поле, некогда служившая ему постелью, была больше не мила.

Старость сменила молодость, и боль, которую теперь нельзя было так просто преодолеть, затмила всякую радость,

Занятый своими тоскливыми мыслями, путник и не заметил, как пересек городские ворота и оказался в Обыденсбурге.

Жизнь в городке неспешно текла своим чередом. Награжденные безоблачным летним днем горожане направлялись по своим делам. Изредка в толпе мелькали полицейские фуражки, чьи хозяева без особых усилий и чрезмерных хлопот исполняли свой долг, патрулируя пыльные городские улочки. Не слишком раздосадованные очередным рабочим днем клерки разбредались по своим конторкам.

Под негодующие реплики толпы, громко крича, через серую людскую массу весело пронеслась детвора.

«Путь до города был не близок», – подумалось гостю, чьи ноги ныли от усталости, – «вот уже почти двое суток без еды».

Местный трактир со звучной вывеской «Не в деньгах счастье» попался на глаза путнику.

Несмотря на столь ранний час, завсегдатаев заведения было предостаточно. А по виду некоторых из них можно было смело сказать, что они меняли свои деньги на счастье еще с ночи.

Племянник без вести пропавшей прошлой зимой хозяйки трактира Здервильды хмуро вел подсчеты серебра в кассе.

Бросив беглый взгляд на нынешнего владельца заведения, можно было с уверенностью сказать, что мистер Гадсон – достойная замена тетушки.

– Доброго Вам утречка, – раздалось возле трактирной стойки.

– Три серебряника! – тут же ответил хозяин заведения, не поднимая головы.

– Что, простите? – не понимающе произнес путник.

– За прощением это не к нам, – оторвавшись от расчетов, резко бросил мистер Гадсон, – три серебряника за кружку эля, и деньги вперед!

– Увы, у меня нет денег. Но я бы с удовольствием рассказал Вам интересные истории о городах, в которых я побывал, взамен на краюху хлеба.

Выражение физиономии мистера Гадсона приняло оскорбленный вид.

– Мне кажется, кое-кто позабыл, где он находится! – с вызовом произнес хозяин трактира. – Это достойное заведение, а не какой-то там приют для нищих! И я не намерен раздавать свое с трудом нажитое имущество всяким проходимцам!

Под мощным напором мистера Гадсона гость спешно покинул трактир, чуть не подвернув больную ногу о высокий порог.

«Да, такое и раньше бывало. Но с каждым годом становится все чаще и чаще», – думалось ему.

Молодому, полному сил искателю приключений отказать было гораздо сложнее, чем старому и больному бродяге.

На ярмарке, что расположилась на Лапшичной площади городка, путник также не возымел успеха.

Тут и там усталый и голодный путешественник только и слышал в ответ:

– Уходи! Не до тебя сейчас!

– Не видишь, я с покупателем общаюсь!

– Будешь тут шнырять – окажешься в полиции!

Безуспешно поблуждав некоторое время по городу, странник, наконец, набрел на огромный, обнесенный решетчатым забором, кирпичный особняк.

«Ну, тут уж для меня наверняка что-нибудь найдется», – подумал он про себя, ковыляя к дому.

Так вышло, что утро сего дня мистер Злогфрид проводил не на заседании магистрата, и не в судебном заседании по одному из его многочисленных требований о притеснении беззащитных горожан, а на балконе второго этажа собственного особняка с газетой в руках.

Особое внимание мистер Злогфрид уделил колонке, где были опубликованы сведения о финансовом состояния банка «Вкладов-скрадов», где он числился председателем.

Злобная ухмылка, возникшая на лице хозяина дома, говорила о том, что дела у банка шли хорошо, чего нельзя было сказать о делах простого народа, изъявившего желание сделать вклад в этом банке, или, что еще прискорбнее, взять деньги в кредит под неподъемный процент.

– Я очень извиняюсь, благородный господин, что побеспокоил Вас, – послышался голос из-за ворот, – но я устал с дороги и не ел несколько дней. Не откажете ли Вы мне в просьбе и не дадите старому больному путнику немного еды?

Признаться, мистер Злогфрид не сразу понял, что фраза адресована ему.

Да и кто в этом городе, пребывая в здравом уме и трезвой памяти, мог дерзнуть обратиться к нему с подобным?

Выглянув из-за газеты, хозяин заметил возле своих ворот бродягу, который просительно смотрел прямо на него.

«Нет, ошибки быть не может», – подумал мистер Злогфрид и стал закипать, словно чайник.

– Ты хоть знаешь, кто я?! – рявкнул хозяин, отбросив газету.

– Добрый человек, который не пожалеет немного еды для нуждающегося, – как ни в чем не бывало, ответил странник.

От фразы «добрый человек» у мистера Злогфрида задергался глаз, и, казалось, пропал дар речи.

Несколько секунд он глядел на бродягу, в попытке разглядеть хоть тень издевки, что могло бы хоть как-то объяснить подобное поведение.

– Спустить собак! – завопил хозяин особняка, убедившись, что перед ним предстал самый распоследний мерзавец.

Огромных усилий стоило путнику скрыться от гнева мистера Злогфрида.

Лай собак позади, наконец, стих, а боль в груди все нарастала.

Голод все сильнее скребся в животе, вызывая головокружение.

Не выбирая пути, странник свернул с основной дороги и очутился в переулке Правды.

Вывески разных лавочек мелькали перед его взором.

Через некоторое время путник заприметил вывеску, отличную от встретившихся ему на пути. «Приют странника» – гласила табличка.

– Ну, уж, если в этом месте не найду я пристанища…, – вздохнул он и, с трудом поднявшись на маленькое крыльцо, постучался.

– Войдите, – тут же последовало приглашение.

Очутившись внутри, странник окинул взглядом небогато убранную, но, тем не менее, уютную комнату. Посреди комнаты стоял накрытый стол, за которым сидел хозяин – пожилой мужчина в соломенной шляпе.

– Я прошу прощения…, – начал было путник, но закашлялся из-за боли в груди.

– Прошу к столу, дорогой гость. Сначала поешь, а потом уж и расскажешь, каким ветром занесло тебя в наши края, – добродушно произнес хозяин.

Странник, насколько позволило ему его состояние, поклонился в ответ и, повесив на крючок пыльный потертый плащ, присел к столу.

Для измученного дальней дорогой, голодом и городским «гостеприимством» путника скромно накрытый стол мог сравниться с королевским пиром.

Жаркое из кролика, нежный козий сыр, мягкий хлеб и прохладная, чистая вода.

Казалось, все невзгоды были позади. В груди заметно полегчало, и тяжесть в ногах улетучилась.

– Не знаю, как тебя и отблагодарить. Признаться, в этом городе я больше и не ждал встретить гостеприимства.

– Потому мое заведение и называется «Приют странника», – улыбнулся хозяин.

– Это просто чудо, что я нашел его!

– Мой приют всегда появляется в нужное время и в нужном месте, дорогой гость. И всегда поможет тому, кто готовится к дальней дороге.

– О, добрый мой хозяин, боюсь, что мне больше не вынести путешествия, – с тоской произнес путник, – я уже не молод и ноги уже не те.

– Разве для путешествия обязательно быть молодым или иметь здоровые ноги? – поинтересовался хозяин, – я думаю, главное ни о чем не жалеть и двигаться вперед.

– Когда-нибудь должна быть остановка, – ответил путник, – я очень много странствовал и много повидал. Я видел горы, покрытые снегом, и города, вторя горным вершинам, тянущиеся ввысь. Я видел бескрайний океан, уходящий за горизонт, и море людей, волнами движущихся по городским площадям. Я всегда шел только вперед, и не было у меня времени жалеть о чем-либо. О том, что не осел в каком-нибудь городке и не сколотил состояние. О том, что не получил профессию и не завел семью. Я всего-навсего наблюдатель в этой жизни. Я вошел в нее словно в музей только лишь для того, чтобы восхищенно взглянуть на ее чудесные экспонаты, а потом…

– Дорогой мой друг! – успокаивающе произнес хозяин, – ты переутомился и потому взволнован. Позволь предложить тебе постель.

Гость покорно повиновался и, улегшись в мягкую кровать, устремил свой взгляд в открытое окно.

– Я очень жалею, друг мой, что не могу предложить тебе постель помягче.

– О, что Вы, добрый хозяин, это постель самая мягкая из всех постелей, на которых я когда-либо лежал, потому как напомнила мне стог сена на лугу, который служил мне ложем в дни моей молодости.

– Я очень рад, что сумел угодить моему гостю, – улыбнувшись, произнес хозяин.

Путник глядел в открытое окно, откуда доносился шум улицы. Разговоры лавочников, скрип открывающихся дверей, цокот копыт. Казалось, все эти звуки были единственной для странника лазейкой, связывающей его с этим миром.

О, как бы он хотел вновь впитать в себя все его красоты. Смахнуть рукой капли утренней росы со стеблей травы. Вдохнуть полной грудью морозный воздух на горном перевале. Пройти босиком по морскому берегу, ощутив на ступнях каждый камешек.

Он уже готов был подняться и броситься навстречу этому миру, как тут же боль в груди вернулась и сдавила, что есть силы. Сдавила так, что заставила гостя прикрыть глаза и в одну секунду вспомнить все, что с ним случилось за всю его длинную по меркам путешественника жизнь.

Хотел бы он просить ее ослабить хватку, чтобы вновь, без спешки, в тишине и покое обратиться к своим воспоминаниям, словно книгу, перелистать страницы своей жизни. Но, увы.

В тот же миг занавески на окне всколыхнулись, впустив в комнату теплый летний ветерок. Немного покружив по комнате, бывалый путешественник подлетел к кровати и, на прощание всколыхнув своим дыханием прядь седых волос на голове своего старого знакомого, выпорхнул наружу.

– Доброй дороги, друг мой, – произнес хозяин и, затворив окно, задернул занавеску.