Обречен на смерть

Двенадцать

Дерек Рид взял одну большую пачку с чипсами с солью и уксусом из тех, что лежали на краю стола. Открыл и почти сразу же прикончил все ее содержимое. Внимание его при этом было приковано к материалам дела, которым он сейчас занимался, поэтому он даже не сразу заметил, что чипсы в пакете закончились. Это обстоятельство было тут же исправлено. Уже через секунду открылась вторая пачка.

Дело, которое готовил Рид, было необычным. Разбирательство по нему уже состоялось и завершилось не в пользу Рида. Присяжные признали его клиента виновным в сложном банковском мошенничестве. Вердикт был вынесен большинством голосов, а это обычно означало, что не более двух присяжных не согласились с остальными десятью. Но здесь был другой случай. В ходе разбирательства «потерялась» одна присяжная: состояние здоровья не позволило ей и дальше участвовать в процессе. Присяжных осталось всего одиннадцать, поэтому большинство голосов означало один против десяти. Иное соотношение было недопустимо.

Присяжным все это объяснили. Детально, простым языком. Ошибки быть не могло, думал Рид. Однако теперь выходило, что все-таки произошла ошибка. Уже после признания подсудимого виновным двое присяжных написали судье о том, что они разделились на три против восьми. Да, большинство, но по закону этого недостаточно для вынесения вердикта.

Это была крайне необычная ситуация. И к тому же непростая. По правилам совещание присяжных проходило в условиях строжайшей секретности. Все сказанное ими за закрытыми дверьми считалось неприкосновенной тайной. И это правило нельзя было нарушить. Однако теперь оказалось, что само совещание проходило не должным образом. Если вердикт был вынесен не по закону, то клиент Рида не мог быть осужден. А значит, возникала необходимость в апелляции. Но как подготовить апелляцию, не нарушая неприкосновенности комнаты для совещания присяжных? Это стало исключительной проблемой, которой Рид никак не мог найти решения.

Рид оторвал взгляд от бумаг и огляделся. Он не искал ничего конкретного. Просто нужно было посмотреть на что-нибудь, что не было бы листом А4 или экраном компьютера. В такие минуты обстановка кабинета (какие-то детали были личными, какие-то – профессиональными) помогала ему отвлечься.

В этой адвокатской конторе Рид состоял вот уже тридцать четыре года. Всю свою карьеру. Его ученичество – тот же процесс, который Майкл прошел под началом самого Рида, – проходило в другом месте. Но сразу после этого он вступил в «Восьмой эссекский двор» и с тех пор оставался здесь.

На его глазах контора разрослась, вместо двадцати восьми членов стало восемьдесят три. Внушительный прирост количества, а вот что касается качества – спорный вопрос. Государственные расходы на обязательную юридическую помощь все урезались, доходы барристеров по уголовным делам, соответственно, катастрофически падали, что отпугивало лучших из потенциальных соискателей. Они выбирали профессии, в которых их навыки оценивались по рыночной стоимости.

Способности новых соискателей стали слабее, зато их численность ничуть не уменьшилась. Так и получилось, что в «Восьмом эссекском дворе» теперь было в три раза больше человек, втиснутых в вековое здание, которое едва вмещало в себя изначальное количество. Большинство помещений оказались завалены бумагой и битком набиты людьми. Даже некоторым из семи королевских адвокатов конторы – в их число теперь входил Майкл Девлин – приходилось работать в одном кабинете с другими.

Каким-то образом Риду удалось закрепить за собой отдельный кабинет. Пусть и очень старый. Весь разваливающийся, со скрипящими под весом бесконечных папок полками. Но он принадлежал Риду и только Риду. Пусть его блестящая репутация и не принесла ему шелковой мантии, но все же она имела кое-какое значение.

В его кабинете почти не ощущался дух времени. Рид этим гордился. Если не принимать в расчет несколько деталей, кабинет мог находиться на каком угодно отрезке из последних 150 лет. Рид считал себя человеком ушедших, более простых времен. Времен, когда для того, чтобы добиться успеха в зале суда, барристеру нужен был только талант. Он сознательно решил, что его кабинет должен производить такое впечатление, нарушаемое лишь присутствием ноутбука, маленького телевизора с плоским экраном и дорогой кофемашины. Ни без одного из этих предметов, по мнению Рида, нельзя было обойтись.

И сейчас, когда Рид оторвал взгляд от стола, его внимание привлек именно телевизор, на экране которого он увидел лицо Сары Труман. Уже из-за одного этого Рид сделал бы перерыв: ему нравилось следить за работой приятельницы. Но то, что находилось позади Сары, мгновенно изгнало из его головы все мысли о делах. Это был старый семейный дом Филиппа Лонгмана.

Рид потянулся за пультом. Сердце неожиданно застучало быстрее. Чувствуя нарастающую панику, он неуклюже потыкал кнопки, отчаянно пытаясь включить звук. Наконец у него получилось, и чертова штуковина сработала.

Голос Сары из телевизора мгновенно заполнил кабинет.

– …обнаружено приблизительно в восемь часов утра домработницей. По словам полиции, домработница пребывает в состоянии шока и находится под присмотром родных. Ее расспросят подробнее, когда она придет в себя после увиденного. Однако, насколько я понимаю, в полиции не рассчитывают, что она сможет помочь в расследовании.

Рид почувствовал, как на виске забилась жилка. У него поднялось давление. Каждое сказанное слово подтверждало его худшие опасения. Теперь Сара заговорила с ведущим новостей, а это означало, что шел прямой эфир.

– Я так понимаю, Дэвид, что точную причину смерти еще не установили. Будет проведена аутопсия, но уже сейчас можно утверждать, что смерть бывшего лорда главного судьи была насильственной. В доме действительно произошло убийство, и полиция уже его расследует.

Тон Сары давал понять, что репортаж завершен, но Рид больше и не слушал. Потрясенный, он уставился в пустоту, не веря своим ушам.

Риду уже доводилось испытывать панические атаки. Это случалось с ним чаще, чем он мог вспомнить, поэтому он сразу распознал симптомы. Грудь сдавило, почти как при сердечном приступе. Рид знал, что нужно взять себя в руки: при панической атаке выделяется достаточно кортизола, чтобы в худшем случае у него действительно остановилось сердце. Сосредоточив взгляд в одной точке над дверью, он принялся дышать так глубоко, как только мог. Жадные долгие вдохи носом. Размеренные выдохи ртом. Медленно. Ритмично. Было непросто привести сердцебиение – а вместе с ним и уровень кортизола и адреналина в крови – в норму: как только у него начинало получаться, воображение снова рисовало Лонгмана, погибающего «насильственной смертью», и паника усиливалась.

Прошло тридцать пять лет с тех пор, как Рид с Лонгманом впервые встретились. Лонгману тогда еще не было пятидесяти, и его карьера шла в гору. Менее девяти месяцев оставалось до присвоения ему звания королевского адвоката и еще много лет – до того, как он стал судьей. Рид, напротив, еще не стал полноценным барристером. Он как раз сдал экзамен, и Лонгмана назначили его наставником. И, как это случилось у Рида и Майкла, ученичество выковало между ними дружбу длиною в жизнь. Дружбу, которую теперь прервала трагедия.

Несмотря на сохранившуюся между ними близость, их отношения отличались от отношений Рида с Майклом. Лонгман всегда выглядел гораздо старше Рида. Гораздо серьезнее. И потому они скорее относились друг к другу как отец к сыну, нежели как два брата, старший и младший, что было в случае Рида и Майкла. Но все отношения разные, и эти различия не делают одну дружбу менее крепкой, чем другая. Рид любил Лонгмана так же сильно, как и Майкла. Он и помыслить не мог о том, чтобы потерять любого из них.

Рид откинулся на стуле, внезапно заметив, что угроза панической атаки миновала. Он сразу же достал телефон и принялся листать список контактов в поисках людей, для которых новость стала еще более тяжелым ударом. Его взгляд на мгновение задержался на имени Филиппа Лонгмана. На номере, по которому он никогда больше не позвонит.

При мысли об этом к глазам подкатили слезы. Он вытер их и стал просматривать другие имена на экране. Мэттью. Питер. Рассел. Сыновья Филиппа. Опыт и чутье подсказывали, что полицейские связались с Расселом. Тот жил значительно ближе к отцу, чем остальные, поэтому казалось логичным пригласить на опознание именно его. А значит, скорее всего, он уже знает о произошедшем.

Рид слушал, как прошло шесть, семь, восемь гудков. Он уже начал сочинять неизбежное голосовое сообщение, которое придется оставить, как ему ответили.

– Дерек, я собирался позвонить. – Голос в трубке звучал очень устало и опустошенно. – Прости, что тебе пришлось узнавать из новостей.

– Тут совершенно не за что извиняться, Рассел, – ответил Рид самым добрым голосом, на какой был способен. Он испытывал к младшему сыну Лонгмана лишь сочувствие. Из братьев Рассел был ближе всех по возрасту к Риду и всегда держался с ним дружелюбнее остальных. – Я звоню не для того, чтобы пожаловаться. А чтобы сказать, что я рядом. Какая бы помощь тебе ни понадобилась. Любая, какая в моих силах. Ты не один, Рассел.

Рассел ответил не сразу, но по тому, как изменилось его дыхание, все сразу стало понятно. Он испытал облегчение. Расселу Лонгману нужен был друг. Теперь он у него был.

– Спасибо, Дерек. – Рассел наконец обрел голос. – Я очень благодарен. Ты даже не представляешь, насколько.

– Ни слова больше. – Произнося эти слова, Рид опустил крышку ноутбука, закрыл папку с документами и поднялся на ноги. – Теперь скажи мне, где ты сейчас, Рассел. Я еду.

Тринадцать

Леон Феррис откинулся в кожаном кресле с высокой спинкой. Перед ним красовался хрустальный стакан с щедрой порцией виски цвета дуба. Он стоял на бирдекеле, чтобы не повредить дорогой стол из красного дерева. Это был единственный предмет на столе. Стол Ферриса не предназначался для бумажной работы. Ему было кому ее поручить. Как и все остальное в его темном, но дорого обставленном кабинете, стол был призван производить впечатление.

Феррис потянулся за стаканом. Пригубил содержимое, смакуя дымные нотки. Прошло много времени – восемь лет – с тех пор, как Феррис последний раз пил первоклассный скотч. Вкус был в точности таким, как он помнил.

То же самое относилось и к его кабинету, с удовлетворением отметил он, обводя взглядом комнату. Будучи скорее показателем статуса, нежели рабочим пространством, тот занимал целый этаж узкого здания. И казалось, что в комнате ни к чему не притрагивались с тех пор, как Феррис в последний раз здесь находился.

Он знал, что это не может быть правдой. Когда Феррис в последний раз был в кабинете, в дверь заходили сотрудники отдела по борьбе с организованной преступностью. Его выволокли отсюда в наручниках, обвиняемого в преступлениях как экономических, так и против жизни и здоровья. Каждый сантиметр кабинета подвергся осмотру, когда одно из самых влиятельных подразделений британской полиции искало доказательства его вины. То, что впоследствии разгромленный кабинет был приведен в первозданный вид, демонстрировало, какое уважение питают к Феррису его подчиненные.

Против Ферриса выдвинули целый ряд обвинений: убийство по предварительному сговору, разбойное нападение по предварительному сговору, торговля наркотиками, торговля людьми, отмывание денег, вымогательство. Все преступления, какие только можно предъявить криминальному барону. Огромный улов для полиции. Феррис с самого начала знал, что не сможет отмазаться от всего. Он был умным человеком. Ему хватало ума, чтобы понимать, когда дело проиграно. Но он понимал также и то, где может победить, поэтому поручил своим дорогостоящим адвокатам сражаться только в тех битвах, которые сам выбрал.

После ареста Феррис полгода изучал улики, на которых строилось обвинение. Пока не выучил их лучше всех. Лучше своего солиситора с барристерами. Конечно же, он совершил все, что ему вменялось, но знал, какие преступления обвинитель сможет доказать, а какие – нет. Феррис использовал это знание, чтобы направлять адвокатов, и к тому времени, как дело дошло до суда, самые тяжелые обвинения были сняты. Никаких убийств. Никакой торговли людьми. Все, что осталось, – это наркоторговля. Все еще серьезное обвинение. Требующее сурового приговора. Но все-таки не пожизненного заключения, которое грозило ему по первоначальным обвинениям.

Феррис признал свою вину и был приговорен к шестнадцати годам тюрьмы, из которых рассчитывал провести в заключении восемь. И выйти, когда ему будет сорок четыре. Уже не молодость, но и до старости далеко. Феррис смирился и решил извлечь из проведенных взаперти лет максимальную пользу.

Весь свой срок он отмотал в одном месте. В тюрьме ее величества Уандсворт. Лондонской тюрьме, расположенной менее чем в десяти километрах от его территории. Целое состояние ушло на взятки, чтобы его посадили так близко к дому, но каждый пенни того стоил. Благодаря этому Феррис смог руководить своей империей из тюрьмы. Тюрьмы, в которой он правил.

Леон Феррис не заходил в свой кабинет восемь лет. Однако он никогда не покидал его по-настоящему.

Единственное, что не мог делать Феррис, сидя в тюрьме, это отдавать приказы лично. Но теперь это было ему доступно, поэтому последние пять часов он провел, принимая посетителей. Все они пришли сюда выказать уважение вернувшемуся боссу.

Феррис разобрался с каждым. Демонстрируя полную осведомленность о положении дел, он наградил или отчитал всех, кто того заслуживал. Это был насыщенный, но необходимый день. Феррис хотел, чтобы его возвращение заметили.

Только теперь, когда день подходил к концу, поток посетителей иссяк. Но расслабляться было рано. Наоборот, настало время выслушать отчет заместителей Ферриса.

Он молча оглядел кабинет. На него смотрели трое мужчин.

Кевин Теннант, правая рука Ферриса. Его самый близкий друг с юности. Неизменно преданный.

Харви Эллис. На десять лет младше Ферриса с Теннантом. Умный, способный и безжалостный.

И Тай Лич. На десять лет младше Эллиса. Водитель, что забрал Ферриса из тюрьмы Уандсворт утром. Малец, мечтающий стать гангстером. Что ж, он попал в правильную компанию.

Феррис внимательно разглядывал своих людей, не спеша начать разговор. Сделал еще один глоток виски, на этот раз дольше наслаждаясь приятным жжением. Как у всякого хорошего виски, второй глоток был лучше первого.

Лич, стоявший у единственной двери в комнату, шевельнулся. Он был еще слишком молод для того, чтобы привыкнуть к манере Ферриса вести дела. Остальные казались более расслабленными. Они уже бывали в этой комнате раньше.

– Итак, на этом все? – наконец спросил Феррис. Кивнул в сторону двери, чтобы пояснить вопрос.

– Больше никого не ждем, – ответил Эллис. Распорядок дня шефа находился в его ведении.

– Что насчет тех, кого еще следовало ждать? Нам известно, кто должен был прийти и не пришел?

– Пока нет. – Эллис поколебался всего долю секунды, но этого было достаточно, чтобы Феррис понял, что он предвидел вопрос. В расписании встреч оставалось несколько окон. Для людей, которые так и не явились выказать свое почтение. Их отсутствие говорило само за себя: они больше не хотели иметь дело с Феррисом. Такая выходка не могла остаться безнаказанной, и не останется. – У меня будет список завтра к середине дня.

– Быстрее. Нужно донести послание. – Феррис повернулся к Теннанту: – Чье-нибудь отсутствие показалось тебе странным?

– Нет. – Теннант всегда отличался прямолинейностью. – Это было ожидаемо. Они все с Баррелем.

Феррис только кивнул в ответ. Он понял, что имеет в виду Теннант. Эд Баррель, базирующийся менее чем в пятистах метрах от кабинета Ферриса, был последним в ряду претендентов на его трон.

«Всего лишь еще один в длинном списке», – подумал Феррис.

Всегда появляются новые банды. У тех, что побольше, возникают амбиции. Они пытаются соперничать. Иногда люди Ферриса переходят к ним: трава соседа чаще кажется зеленее, особенно когда босс в тюрьме. До сих пор Феррис успешно расправлялся с каждым новым соперником. Баррель не будет исключением.

Он опять повернулся к Эллису:

– Это так?

– Думаю, да. Но я решил подождать с выводами. На всякий случай.

– К черту «всякий случай». – Феррис произнес это без какого бы то ни было раздражения. Это был бизнес. – Мы не будем ждать. Подготовь список и проследи, чтобы с каждым из этих придурков разобрались. Без исключений.

– А что с Баррелем? – спросил Теннант.

– Он может и подождать. Пусть поварится в собственном соку, когда увидит, что случилось с его новыми людьми. Скоро он с нами свяжется.

– А когда он это сделает, что дальше?

– Мне обязательно отвечать?

Несмотря на всю преданность Теннанта, Ферриса иногда выводило из себя то, что ему постоянно нужны инструкции. Но он не стал выказывать недовольство. Теннант заслуживал уважения. Вместо этого Феррис сменил тему.

– Далее. Расскажите мне об этом мальчишке Тейлоре, которого я сегодня видел. Кажется, он неплохо разобрался, как у нас тут ведутся дела.

– Так и есть, Леон. – На этот раз ответил Лич. – Он мой друг и…

– Кто просил его открывать рот? – перебил Феррис, не обращаясь напрямую к Личу. Даже не глядя на него. Он прекрасно знал, почему Лич заговорил: это Лич ввел Тейлора в группировку Ферриса. Теперь ему выпала возможность получить похвалу за свои заслуги. Но хвалить было не в привычках Ферриса. – Почему он со мной разговаривает?

Лич тут же замолчал. Больше ни слова не произнес. Только уткнулся взглядом в пол. Феррис не сразу нарушил повисшую тишину, чтобы Личу стало еще неуютнее.

– Кто-нибудь еще собирается рассказать мне о Тейлоре?

– Он хороший парнишка, – ответил Эллис.

Никто даже не взглянул на Лича. Хотя Лич бы этого и не заметил. Он по-прежнему не отрывал глаз от пола.

Эллис продолжил:

– Он руководит уже двадцатью ребятами. Приносит неплохой доход.

– Заслуживает повышения или слишком рано?

– Смотря для чего тебе это.

– Предоставить нашим людям еще варианты. Чтобы они не переметнулись к другим. – Феррис видел по выражению лица Теннанта, что тот не догоняет. Его понимание политики преступного мира всегда оставляло желать лучшего. Феррис пояснил свою мысль ради Теннанта. – Мы разберемся с теми, кто перешел к Баррелю. Это будет нашим посланием. Но в то же время мы выдвинем Тейлора как альтернативу Баррелю. Чтобы мальчишки могли следовать за кем-то молодым. Кем-то, кто идет в гору, но в то же время верен нам. Кого мы контролируем.

– То есть, вместо того чтобы переметнуться, молодежь сможет примкнуть к Тейлору и мы их не потеряем? – уточнил Эллис. – Хорошая идея.

– Так он готов для этого? – Феррис желал получить ответ. – И подходит ли?

Теннант с Эллисом не стали сразу отвечать. Вопрос требовал должного размышления. Лич, все еще не пришедший в себя после того, как его поставили на место, не поднимал глаз.

– Меня кое-что беспокоит, – наконец ответил Теннант. – Он напоминает мне тебя в том же возрасте, Леон. Что бы ты сделал, если бы тебе оказали такую же поддержку?

– Я бы устранил тех, кто надо мной, и сам стал главным. По крайней мере, в итоге, – улыбнулся Феррис. Он видел, что беспокоит старого друга. Честолюбие редко сочетается с верностью. – Но мы же за ним присмотрим, не так ли? Врагов нужно держать поближе.

По лицу Ферриса расползлась улыбка. Он принял решение и был этим доволен. На самом деле он был доволен всем. Дела шли хорошо, пока он сидел в тюрьме. Не идеально, но лучше, чем он мог надеяться. И повышение Тейлора станет первым шагом к тому, чтобы восстановить то влияние – то уважение, – которое он все же утратил.

«Скоро, – подумал Феррис, – мы будем еще сильнее, чем прежде».

Едва ему в голову успела прийти эта мысль, как он настороженно выпрямился. Его внимание привлекло какое-то движение в другом конце комнаты, за Личем. Из-за последующей его реакции все головы в кабинете повернулись.

Кроме одной.

– Я, кажется, велел тебе держать долбаную дверь закрытой! – проревел Феррис, обращаясь к Личу.

Дело в том, что дверь тихо открылась и в комнату вошел маленький человек. После чего дверь снова закрылась, а Лич даже внимания не обратил.

Но теперь обратил.

Эллис с Теннантом уже были на ногах, не успел крик Ферриса стихнуть. Лич отреагировал почти так же быстро. Будучи ближе к двери, чем остальные, он без колебаний двинулся на пришельца. Явно намереваясь доказать свою ценность.

Все трое остановились, когда Феррис снова заговорил. Гнев уступил место замешательству.

– Это ты?

На самом деле это был не вопрос. Феррис узнал бы это лицо где угодно. Особенно глаза. Холодные светлые глаза.

– Это ведь ты, правда? – снова спросил он.

Ответа не последовало.

– Я задал вопрос.

И снова никакого ответа. Ферриса ситуация одновременно бесила и забавляла. Эмоции противоречили друг другу. Он не знал, которой руководствоваться.

Теннант, Эллис и Лич словно окаменели. Никто из них не понимал, что делать, и Феррис видел почему. Какой-то непримечательный человечек безо всякого приглашения зашел в кабинет их босса. И казалось, его совершенно не волнует, что своим молчанием он выказывает неуважение Феррису.

«Такого нельзя допускать», – подумал Феррис.

Он вышел из-за стола. Раздражение победило.

– Видите этого сучоныша? – Феррис медленно двинулся вперед. Обращаясь к Теннанту с Эллисом. Не сводя при этом взгляда с новоприбывшего. – Он был со мной в Уандсворте. Три года назад. Так?

Ответа не последовало. Светлые глаза даже не моргнули.

Феррис подошел ближе.

– И знаете, что мы там с ним делали?

В комнате повисла тишина, прерванная, только когда Феррис заговорил снова, подчеркивая каждое слово и делая многозначительные паузы между ними.

– Все, чего бы мы ни пожелали, – сказал он и добавил еще медленнее. Еще с большим нажимом: – Когда желали. Так?

Никакого ответа. Феррис подошел уже совсем близко. Однако светлые глаза все еще выдерживали его взгляд.

– И знаете почему? Потому что сучоныш никогда не давал отпор. – Теперь голос Ферриса стал насмешливым. В нем зазвучала угроза, необходимая, чтобы держать в страхе тюрьму. – А теперь он здесь. Решил постоять за себя. Ты же это сейчас делаешь, так?

Никакого ответа. Феррис подступил еще на шаг. Его плевку пришлось преодолеть всего несколько сантиметров.

– Или у тебя другая цель? Так и есть, правда, сучоныш? Ты здесь, потому что хочешь еще.

Произнося эти слова, Феррис широко улыбнулся. Чтобы скрыть, что собирается сделать в следующую секунду. Потом без предупреждения замахнулся.

Феррис был крупным человеком. С большими руками. Как лопаты. Его противник был куда меньше, на несколько сантиметров ниже среднего роста. Не ему с его жилистым телом было тягаться с Феррисом и его грудой накачанных в тренажерном зале мышц. Феррис не ждал, что потребуется больше одного удара.

Но он ошибся. Их предыдущее знакомство сделало его слишком самоуверенным. Беспечным. У Ферриса не было оснований предполагать, что в этот раз все будет иначе. Крупный мужчина физически доминирует над мелким. Поэтому его удар был мощным, но медленным.

Скорость пришельца удивила бы Ферриса, если бы только ему хватило на это времени. Маленькие люди скроены для быстрых проворных движений, но ничто в их совместном прошлом не говорило, что тот способен реализовать свой потенциал. На этот раз, однако, он не колебался.

Едва Феррис успел шевельнуть рукой, как противник поднырнул под удар и выпростал собственную руку. У Ферриса не было времени подумать. Не было времени задаться вопросом. В руке пришельца возник длинный нож. Он умело нашел свой путь под подбородок Феррису.

Инерция от замаха не оставила шансов на сопротивление. Не успел Феррис моргнуть, как нож проник ему в мозг.

Пораженный Кевин Теннант не в силах был поверить своим глазам, когда увидел, что Феррис упал. Его старейший друг и самый опасный человек из всех, кого он когда-либо встречал, убит в мгновение ока. Без предупреждения. Без фанфар.

Мозг Теннанта отказывался признавать увиденное, пытался отрицать невозможное. Остальные, судя по всему, чувствовали то же самое: все трое застыли. Всего на мгновение, но этого мгновения у них не было.

Потому что пришелец не был шокирован. И двигался быстро. Второй нож возник в той же руке. Человечек вынул его одним молниеносным движением и в то же мгновение оказался рядом с Эллисом и Теннантом, миновав неподвижного Лича.

Лич упал первым. Убийца едва взглянул на него, когда нож чиркнул парня по горлу. Кровь ударила в стену на расстоянии двух метров, и сразу стало ясно, что во втором ударе нет необходимости. Так далеко кровь бьет только из сонной артерии.

Прошло меньше секунды.

Следующим на очереди был Эллис. Теннант стоял позади него. Их разделял всего метр, но убийца был ближе. На таком расстоянии у Эллиса не оставалось времени подумать, а значит, пропадало его единственное преимущество.

Если бы Эллис был прирожденным бойцом, он бы ни за что не потянулся за пушкой. Ему не хватало времени передернуть затвор и прицелиться: убийца находился слишком близко. Наилучшим вариантом было бы пустить в ход ноги и кулаки, а тут бы и Теннант подоспел. Двое против одного. Но инстинкты Эллиса не сообщили ему этого. Его разум сосредоточился на более очевидном решении: пистолет против ножа.

Теннант ничего не мог поделать: Эллис потянулся к кобуре как раз в тот момент, когда убийца его достиг. Не имея свободной руки, чтобы ударить или отразить удар, Эллис был абсолютно беспомощен, и второе лезвие глубоко вонзилось в его незащищенную грудь.

Прошло секунды две. Точно меньше, чем три.

Когда нож пронзил сердце Эллиса, сопротивляться он уже не мог. Повалился вперед. Убийца отстранился. Это позволило ему избежать столкновения с телом Эллиса, но также заставило остановиться.

Лицом к лицу с Кевином Теннантом.

Теннант возвышался над землей почти на два метра. В нем было больше ста килограммов. По сравнению с противником он выглядел настоящим медведем. Но Теннант преуспел в этом мире не только благодаря размеру. Чтобы победить в драке, нужно больше, чем просто вес. Нужны навыки. Скорость. А главное – безжалостная готовность к насилию. У Теннанта всего этого было в достатке.

Но, как показали прошедшие секунды, и у его противника.

Никто из них не двигался. Между ними теперь было метра два. Тот, кто первым преодолеет это расстояние, окажется в уязвимом положении. Откроется для ответного удара. Элемент внезапности уже не сработает.

Теннант видел, на что способен его противник. Самоуверенность не погубит его, как Ферриса.

Краем глаза Теннант оглядел комнату. Пытаясь найти спасение. Рядом стояла одна из бронзовых статуэток, которые так нравились Феррису. Теннант помнил, что они тяжелые. По крайней мере, для большинства людей. Возможно, его размер и сила все-таки будут иметь значение.

Светлые глаза пришельца не покидали лица Теннанта. Они будто смотрели ему в самую душу. От этого взгляда Теннанту становилось неуютно. Даже страшно. Это было редким ощущением.

Теннант почувствовал, как его собственный взгляд метнулся в сторону. Обратно к статуэтке. Противник не мог этого не заметить. Нужно было действовать немедленно.

Для такого крупного человека Теннант был быстрым. Выпростав правую руку, он схватился за основание статуэтки, не успел его противник и шагу ступить. Запустил статуэтку в пришельца. Со всей силы. Тяжелая бронзовая штуковина пролетела разделяющие их два метра. За ней последовало тело Теннанта с огромными сжатыми кулаками.

План был прост. Статуэтка либо попадет в цель, либо хотя бы вынудит светлоглазого поднять руки, чтобы загородиться. В любом случае он окажется в невыгодном положении. На секунду станет уязвимым. Возможно, менее чем на секунду. Но Теннанту хватит этого времени, чтобы обрушиться на него всем своим весом. Простой план. Но он не сработал.

Незнакомец проследил за взглядом Теннанта. Видел, как тот посмотрел на статуэтку. В то же мгновение он понял, что Теннант собирается сделать, и успел подготовиться. Каким бы быстрым ни был Теннант, его противник был быстрее. Светлоглазый уклонился от просвистевшей мимо его головы статуэтки. Воспользовавшись силой инерции, он оказался с незащищенного правого бока от ринувшегося на него Теннанта.

Заметив движение, Теннант попытался достать противника правой рукой, но его слишком занесло вперед. Светлоглазый резко присел, поднырнув под руку Теннанта. Оказавшись внизу, он ножом, убившим Лича с Эллисом, полоснул его под правым коленом.

Теннант рухнул на пол. Тяжело. Он приземлился на руки, защищая от удара голову. И сразу же попытался подняться, понимая, что нельзя оставаться на полу. Пытаясь оттолкнуться от пола обеими руками, он осознал две вещи. Первое: у него сломано правое запястье. Об этом ему поведала прострелившая руку боль. Но он быстро забыл о боли. Ее вытеснила паника от следующей мысли.

Его раненая правая нога теперь была бесполезна. Мертвый груз.

Сквозь джинсы Теннанта начала проступать кровь. Ткань прилипла к коже, подтверждая худшее. Что бы ни стояло на кону, он не сможет подняться на ноги.

Бой был окончен.

Оставалось лишь выяснить, как он умрет.