Ъ
На следующий день редакция в полном составе собралась для обсуждения структуры очередного номера журнала. Когда собрание уже близилось к завершению, в дверь влетел курьер и чуть ли не прокричал:
– Новарта отравили!
Вся редакция уставилась на него, а я даже не сразу понял, о чем идет речь. А когда понял…
– Господин Лерв, вы в порядке? – спросил меня Виран.
Я изумленно перевел взгляд на него.
– Воды, живо! – крикнул Виран.
Мне под руку поставили стакан, а я смотрел на него и соображал, что с ним нужно делать. Наверное, нужно обхватить его ладонью, сжать пальцы… верно? Я вопросительно посмотрел на Вирана, потом на курьера, и до меня начало медленно доходить.
– Он жив? – спросил я.
– Нет, отравили ж, говорю.
Глаза увлажнились. Неужели этот человек так много значил для меня? Я закрыл глаза и тихо попросил:
– Уйдите… пожалуйста.
Виран, понявший мои эмоции, быстро произнес:
– Уходим, уходим.
Человек, которого я знал всего ничего, был, оказывается, для меня дороже отца. Ближе брата. Идеал человеческих качеств. Слезы потекли по щекам. Я так не плакал давно. Возможно, что и никогда.
Ы
Смерть Новарта стала для меня последней каплей. Если сейчас не совершить глупость, о которой говорил лекарь, то когда еще? Нужно поставить ход жизни на паузу и разобраться в себе и смысле жизни вообще. Хватит бежать от этого. Стоп.
Оставалось передать дела. Как и в случае, когда в студенческие времена оставлял парфюмерную лавку Джону, мне пригодилось понимание бизнеса как алгоритма. Составив подробные инструкции «на все случаи жизни», я с легкой душой передал в ведение Джона золотой рудник и со значительным сомнением отдал журнал во временное распоряжение Вирану. Я очень боялся, что без моего контроля журнал отойдет от темы науки и образования, а рубрики «Графоманы», «Цирк, цирк, цирк» и «Будни редакции» разрастутся. Даже в момент самой процедуры передачи я замешкался и, закусив губу, задумчиво посмотрел на литератора. Он встретился со мной взглядом и, к моему удивлению, серьезно ответил на все мною невысказанное:
– Я понял вас, господин Лерв.
От сердца отлегло.
Четыре слова
Под приятный шум морского прибоя я неспешно прогуливался по пустынному берегу. На востоке лучилось взошедшее солнце, воздух постепенно теплел. Прошел год, как я отошел от дел, и прогулки, подобные сегодняшней, стали привычным для меня делом. Наконец, испарились прежние тревоги, исчезла пустота, и теперь возникло ощущение, что я смог разобраться в своих проблемах.
Год назад думал, что правильной глупостью, о которой говорил лекарь, была пауза, пересмотр жизни, но сейчас понимаю, что «глупость», которой я так избегал, заключалась в серьезном разговоре со Стивеном Новартом – человеком, который мог честно дать ответы на интересующие меня вопросы. Я ничего ему не сказал, когда он всерьез ответил мне о смысле – просто счел его чудаком. Не стал искать с ним встречи, когда все с большим уважением относился к нему, хотя понимал: стоит постучать в дверь – и он с радостью ее откроет. Впрочем, и ошибка с Новартом не главное. У него была своя жизнь, и он лишь человек.
Я сторонился смысла, бежал от него. Готов был выбрать предмет со странным названием «Суть математики», лишь бы избежать другого варианта. Готов был совершать любые жизненные повороты, но только не в сторону смысла. Был студентом, торговцем, авантюристом, издателем, кем угодно, но не тем, кто честно и открыто признает очевидное. Обманывался мыслями о том, что успех – свидетельство правильного выбора. Нет, мой «успех» был не моей заслугой, а лишь проявлением любви и доброты ко мне. Даже при неправильном выборе мне всегда давался шанс, мне мягко открывалась дорога к смыслу. Жаль, что я понимаю это лишь сейчас. Рад, что я понял это хотя бы сейчас.
Конечно, я не брошу ни рудник, ни журнал – смысл не требует этого. Но, наверное, первое, что сделаю, – поеду на Север, найду единомышленников Новарта. Если он в своих убеждениях был одинок, что ж… я в любом случае не одинок. С каждым месяцем я все больше чувствую связь – связь, которую, уверен, чувствовал и Новарт, которая веками вела многих по-настоящему честных людей в выборе их жизненного пути. А раз так, то, быть может, следующее мое действие лишь формальность. И все же…
Я остановился, обратил свой взгляд к небу и тихо произнес четыре слова, которые когда-то услышал от Новарта.