Принципы экономики. Классическое руководство

С политической точки зрения весьма эффективно представлять контроль над арендной платой как возможность помешать жадным богатым домовладельцам «вымогать» деньги у бедных за счет «бессовестных» цен. В действительности доходность от инвестиций в жилье редко бывает выше, чем при альтернативном применении, поэтому арендодатели – это в основном люди со средним достатком. Особенно владельцы небольших недорогих домов, нуждающихся в регулярном ремонте, у съемщиков которых обычно небольшие доходы. Многие владельцы таких домов сами выполняют работу плотников и сантехников, ремонтируя помещения и поддерживая их в надлежащем техническом состоянии, при этом они пытаются выплатить ипотеку за счет взимаемой арендной платы. В общем, то жилье, которое сдается бедным, часто и принадлежит отнюдь не богатым^[17].

Когда законы о контроле арендной платы применяются ко всему жилью без исключений на момент вступления закона в силу, даже элитные апартаменты становятся жильем с низкой арендной платой. Затем, по прошествии времени, выясняется, что никакого нового жилья, похоже, строить не планируют, если его не освободить от регулирования цен. Освобождение или послабление ценового контроля для нового жилья означает, что аренда новых квартир (даже весьма скромных по размеру и качеству) может стоить гораздо дороже, чем старых (более крупных и роскошных), но подпадающих под регулирование. Такое расхождение в арендной плате – обычное дело как в европейских городах, где применяли контроль цен, так и в Нью-Йорке и других американских мегаполисах. Сходные стимулы часто дают похожие результаты даже в различных условиях. Заметка в Wall Street Journal описывает такое расхождение при регулировании арендной платы в Нью-Йорке:

Лес Кац, 27-летний студент, изучающий актерское мастерство, работающий консьержем, вместе с двумя соседями арендует маленькую квартиру-студию в Верхнем Вест-Сайде на Манхэттене за 1200 долларов. Двое спят на отдельных кроватях в мансарде над кухней, третий – на матрасе в главной комнате.

В то же время на Парк-авеню частный инвестор Пол Хаберман и его жена живут в просторной квартире с двумя спальнями, солярием и двумя террасами. Специалисты по недвижимости говорят, что квартира в красивом здании на престижной улице стоит минимум 5000 в месяц. Однако по документам об аренде пара платит примерно 350 долларов.

Низкая арендная плата для состоятельных и богатых в условиях контролируемых цен отнюдь не уникальный пример. Одно статистическое исследование показало, что самая большая разница между нью-йоркскими регулируемыми ценами и ценами свободного рынка приходится именно на роскошные квартиры. Иными словами, превосходно обеспеченные люди получают больше выгод от регулирования цен, чем бедные, ради которых якобы и принимался такой закон. Между тем городские службы социального обеспечения платят гораздо большие суммы, когда устраивают бедняков в тесных, кишащих тараканами захудалых гостиницах. В 2013 году New York Times сообщила, что городское Управление по делам бездомных «тратило свыше 3000 долларов в месяц на каждый обветшалый номер без ванной и кухни» в гостинице с одноместными номерами, при этом половина денег шла владельцу в качестве арендной платы, а вторая половина – на «безопасность и социальные услуги для бездомных съемщиков».

Изображать, что регулирование арендной платы защищает бедных арендаторов от богатых арендодателей, конечно, эффективно с политической точки зрения, но, как правило, это имеет мало общего с реальностью. Люди, действительно выигрывающие от регулирования цен, могут иметь любой уровень доходов, как и те, кто при этом проигрывает. Все зависит от конкретной ситуации и того, по какую сторону баррикад вы оказываетесь, когда такие законы принимаются.

Законы, регулирующие арендную плату в Сан-Франциско, не так стары, как в Нью-Йорке, но столь же суровы – и привели к сходным результатам. Исследование, опубликованное в 2001 году, выявило, что в Сан-Франциско доход на семью более четверти жильцов квартир с регулируемой платой превышал 100 тысяч долларов в год. Следует также отметить, что это было первое практическое исследование регулирования цен, заказанное городом. Поскольку законы о регулировании арендной платы принимались в 1979 году, целых два десятилетия они применялись и продлевались, и не было предпринято серьезных попыток определить их фактические экономические и социальные последствия, в силу их политической популярности.

Как бы странно это ни звучало, в городах со строгим контролем арендной платы, таких как Нью-Йорк и Сан-Франциско, обычно более высокая средняя арендная плата, чем в городах, которые не вводили регулирование. Если такие законы применять только к арендной плате ниже определенного уровня (предположительно для защиты бедных), то у застройщиков появятся стимулы строить только дорогое жилье, чтобы стоимость аренды превышала этот уровень. Неудивительно, что это приводит к повышению средней арендной платы, а число бездомных, как правило, больше как раз в городах с контролем арендной платы – и тут Нью-Йорк и Сан-Франциско снова становятся классическими примерами.

Одна из причин политического успеха законов о регулировании арендной платы – склонность многих людей считать слова показателем реальности. Они верят, что подобные нормы в самом деле выполняют обозначенную функцию. И пока они в это верят, такие законы будут политически жизнеспособны, как, впрочем, и другие, провозглашающие некоторые вроде бы желательные цели – независимо от того, будут они в итоге достигнуты или нет.

Нехватка и дефицит

Одно из важнейших различий, которое нужно учитывать, – это разница между увеличивающейся нехваткой (когда доступных товаров становится меньше относительно населения) и дефицитом как ценовым явлением. Так же как бывает растущий дефицит без увеличения нехватки, так и нехватка может увеличиваться при отсутствии дефицита.

Как уже отмечалось, во время и сразу после Второй мировой войны в Соединенных Штатах наблюдался острый дефицит жилья, хотя соотношение количества жилья и населения оставалось таким же, как и до войны, когда дефицита не было. Возможна и обратная ситуация, когда фактическое количество жилья внезапно уменьшается в данном районе без какого-либо регулирования цен и без какого-либо дефицита. Подобное случилось после сильного землетрясения и пожара в Сан-Франциско в 1906 году. За три дня в результате стихийного бедствия половина жилищного фонда города была уничтожена, однако дефицита жилья не было. Когда первый номер газеты San Francisco Chronicle вышел через месяц после катастрофы, в нем было 64 объявления о сдаче квартир или домов и всего 5 объявлений о поиске жилья.

Из 200 тысяч человек, внезапно оказавшихся без крова после землетрясения и пожара, 30 тысяч разместились во временных убежищах, а 75 тысяч (по оценкам) покинули город. Однако на местном рынке жилья осталось еще 100 тысяч жителей. Тем не менее газеты того времени не упоминают о дефиците жилья. Рост цен не только распределяет имеющиеся жилые площади, но и создает стимулы для нового строительства, одновременно побуждая арендаторов использовать меньше места, а владельцев домов – брать постояльцев, пока арендная плата высокая. В общем, можно наблюдать как дефицит без большой физической нехватки, так и физическую нехватку без дефицита. Люди, ставшие бездомными из-за землетрясения 1906 года в Сан-Франциско, находили себе жилье быстрее, чем те, кто стали бездомными в Нью-Йорке вследствие введения законов о регулировании арендной платы, из-за которых с рынка жилья исчезли тысячи зданий.

Накопление

В дополнение к дефициту и ухудшению качества регулирование цен часто ведет к накоплению товаров: люди запасают больше товаров с регулируемыми ценами, чем делали бы в условиях свободного рынка, из-за неуверенности, что смогут найти их в будущем.

Во время топливного кризиса 1970-х годов уровень бензина в баках не опускался до привычной отметки, заставляющей водителя спешить на автозаправку. Наоборот, некоторые автомобилисты приезжали на заправку с наполовину полным баком и в качестве меры предосторожности доливали его доверху. Когда миллионы водителей ездят с более полными, чем обычно, бензобаками, огромные объемы топлива переходят в индивидуальные запасы, а общие запасы, доступные для продажи на заправочных станциях, уменьшаются. Именно поэтому даже небольшая нехватка бензина в масштабах страны может обернуться серьезной проблемой для тех, у кого закончился бензин и кто ищет заправку, где он есть в продаже.

Внезапные проблемы с топливом – если учесть, насколько небольшой была разница в общем количестве произведенного бензина, – озадачили многих людей и породили конспирологические теории. Одна из таких теорий утверждала, что нефтяные компании заставляли свои танкеры, везущие нефть с Ближнего Востока, кружить в океане, выжидая повышения цен. Хотя ни одна из теорий заговора не выдерживала критики, здравое зерно в них было, как, собственно, и в большинстве любых заблуждений. Если при незначительной разнице в количестве произведенного бензина он оказывается в дефиците, значит, огромное количество топлива куда-то ушло. Мало кто из тех, кто создавал конспирологические теории или в них верил, подозревал, что излишки хранятся в их собственных бензобаках, а не болтаются в океане в трюмах танкеров. Это усугубило остроту нехватки бензина, потому что хранить его в баках легковых и грузовых автомобилей не так практично, как держать крупные запасы в резервуарах бензоколонок.

Целесообразность накопления зависит от конкретного товара, поэтому методы регулирования цен различны. Например, контроль цен на клубнику может способствовать уменьшению дефицита, поскольку клубника – сезонный скоропортящийся продукт, надолго запастись ею нельзя. Контроль цен на стрижки или другие услуги тоже уменьшит дефицит, так как услуги накапливать нельзя. Даже если ввести контроль цен на стрижки, вследствие чего парикмахеры станут менее доступными, вы все равно не станете стричься дважды в день, чтобы до следующей стрижки прошло вдвое больше времени.

Тем не менее некоторые неожиданные вещи действительно накапливаются при регулировании цен. Например, при контроле арендной платы люди могут сохранять за собой квартиру, которой редко пользуются, как поступают голливудские звезды, имеющие апартаменты с контролируемой платой на Манхэттене, где останавливаются во время приездов в Нью-Йорк. Мэр Эд Коч держал квартиру с контролируемой платой все двенадцать лет, пока жил в особняке Грейси – официальной резиденции мэров Нью-Йорка. В 2008 году выяснилось, что у конгрессмена из Нью-Йорка Чарльза Рейнджела четыре квартиры с регулируемой арендной платой; одна из них использовалась как офис.

Накопление – частный случай общего экономического принципа, утверждающего, что при низкой цене спрос растет, а также следствие того, что регулирование цен позволяет менее приоритетным видам применения вытеснять более приоритетные, увеличивая тем самым остроту дефицита, будь то квартиры или бензин.

Иногда снижение предложения в условиях регулирования цен облекается не в столь очевидные формы. Во время Второй мировой войны журнал Consumer Reports обнаружил, что 19 из 20 шоколадных батончиков, проверенных в 1943 году, оказались меньше по размеру, чем четыре года назад. Некоторые производители консервированных продуктов позволяют себе ухудшать их качество, но затем продают эти товары под другой маркой, чтобы сохранить репутацию своего обычного бренда.

Черные рынки

Хотя регулирование цен запрещает продавцу и покупателю совершать некоторые сделки на условиях, которые оба предпочли бы дефициту, возникающему вследствие регулирования, более смелые и менее щепетильные из них заключают незаконные взаимовыгодные соглашения. Ценовой контроль почти неизбежно приводит к появлению черных рынков, где цены не только выше допустимых законом, но и тех, которые установились бы на свободном рынке, ведь приходится компенсировать еще и юридические риски. Хотя мелкие черные рынки могут работать тайно, для функционирования крупных черных рынков обычно требуется давать взятки официальным лицам. Например, в России запрет на перевозку товаров с контролируемыми ценами через региональные границы называли «150-рублевым указом», поскольку такую сумму приходилось платить полицейским для провоза груза через пропускные пункты.

Даже на заре становления советской власти, когда деятельность на черном рынке продуктов питания каралась смертью, такие рынки все равно существовали. Как выразились два экономиста более поздней эпохи: «Даже в разгар “военного коммунизма”, рискуя собственной жизнью, спекулянты-мешочники все равно доставляли в города столько же хлеба, столько давали все заготовки по продразверстке»^[18].

Получить статистические данные о черных рынках в принципе нереально, поскольку никто не хочет быть уличенным в противозаконной деятельности. Однако иногда появляются косвенные сигналы. В условиях регулирования цен в США во время и после Второй мировой войны на мясокомбинатах уменьшилась занятость, так как мясо переправлялось с законных предприятий на черные рынки. Это часто приводило к пустым прилавкам в мясных лавках и продуктовых магазинах^[19]. Однако, как и в других случаях, это явление было связано не только с простой нехваткой мяса, но и с его утечкой в незаконные каналы. После отмены ценового контроля за один месяц занятость на мясокомбинатах увеличилась с 93 тысяч до 163 тысяч работников и в течение следующих двух месяцев достигла 180 тысяч. Такое почти двукратное увеличение занятости всего за три месяца показало, что после отмены регулирования цен мясо точно больше не уходит на сторону.

В Советском Союзе, где ценовой контроль был более масштабным и продолжительным, советские экономисты писали о «теневом рынке», где люди переплачивали за продукты и услуги. Хотя эти сделки «не учитываются официальной статистикой», по оценкам экономистов, запрещенными каналами пользовалось 83 % населения. Нелегальные рынки охватывали широкий спектр операций, в том числе «почти половину ремонта квартир, 40 % ремонта автомобилей» и больше продаж видеофильмов, чем на легальных рынках: «На черном рынке видео обращаются сейчас фильмы почти десяти тысяч наименований, тогда как на государственном – менее тысячи»^[20].

Ухудшение качества

Одна из причин политического успеха регулирования цен – возможность скрыть часть затрат. Даже видимый дефицит не описывает всей ситуации. Ухудшение качества, как уже отмечалось в случае с жильем, было характерно для многих продуктов и услуг, цены на которые правительство искусственно занижало.

Одна из фундаментальных проблем при контроле цен – точное определение того, цена чего именно контролируется. Это нелегко сделать даже в случае такого простого товара, как яблоки, потому что они различаются по размеру, свежести и внешнему виду, не говоря уже о множестве сортов. Склады и супермаркеты тратят время (и, следовательно, деньги) на сортировку яблок разных видов и разного качества, выбрасывая те, качество которых ниже уровня, ожидаемого покупателями. Однако при регулировании цен спрос на яблоки при искусственно заниженной цене превышает предложение, поэтому незачем тратить время и деньги на сортировку – все равно купят. При регулировании цен яблоки, которые в условиях свободного рынка выбросили бы, оставляют для продажи тем, кто придет в магазин после того, как хорошие яблоки раскупят.

Как и в случае с контролируемой арендной платой квартир, у нас нет причин поддерживать высокое качество, потому что при дефиците в любом случае удастся все продать.

Некоторые наиболее удручающие примеры ухудшения качества можно наблюдать в странах, где регулируются цены на медицинское обслуживание. При искусственно заниженных ценах к врачам начинают обращаться больше пациентов с незначительными недомоганиями, такими как насморк или сыпь, которые можно было бы игнорировать или лечить безрецептурными препаратами (возможно, по совету фармацевта). Однако все меняется, если контроль цен уменьшает стоимость визита к врачу, а особенно тогда, когда визит оплачивается государством, а значит, для пациента бесплатный.

В результате при регулировании цен все больше людей отнимают у врачей время, оставляя меньше времени пациентам с действительно серьезными и нередко неотложными проблемами. Например, в соответствии с государственной системой здравоохранения Великобритании грудной имплантат поставили 12-летней девочке, в то время как 10 тысяч человек ждали операции 15 месяцев и больше. Одной женщине, больной раком, операцию столько раз откладывали, что злокачественное образование в итоге стало неоперабельным. Первыми жертвами регулирования цен становятся приоритеты.

Исследование, проведенное международной Организацией экономического сотрудничества и развития, установило, что среди пяти изученных англоязычных стран только в Соединенных Штатах процентная доля пациентов, ожидающих плановой операции более четырех месяцев, выражается однозначным числом. Во всех остальных странах – Австралии, Канаде, Новой Зеландии и Соединенном Королевстве – более 20 % людей ждали не меньше четырех месяцев, а в Соединенном Королевстве – 38 %. И как раз США – единственная страна в этой группе, где цены на медицинское обслуживание не устанавливаются государством. Между прочим, плановые операции – это не только косметические операции или прочие ненужные с медицинской точки зрения процедуры; сюда включаются хирургия катаракты, замена тазобедренного сустава и коронарное шунтирование.

Отложенное лечение – один из аспектов ухудшения качества в ситуации, когда цены устанавливаются ниже уровня, который бы наблюдался при спросе и предложении. Качество лечения страдает и оттого, что врачи тратят на одного пациента меньше времени. Оказалось, в странах, где государство регулирует цены в системе здравоохранения, количество времени, потраченного врачами на одного пациента, меньше, чем в странах, где отсутствует контроль цен.

Что касается медицины, то и для этой сферы характерно регулирование цен через черные рынки. Например, в Китае и Японии они принимают форму взяток врачам за ускорение лечения. Ухудшение качества в условиях контроля цен – обычное явление для самых разных позиций, будь то яблоки, жилье или медицинская помощь.

«Полы» цен и излишки

Подобно тому как цена ниже того уровня, который установился бы на свободном рынке, как правило, вызывает увеличение спроса и уменьшение предложения, приводя к дефициту при навязанной цене, так и цена выше уровня свободного рынка обычно влечет рост предложения и уменьшение спроса, создавая тем самым излишки (товарный профицит).

Одной из трагедий Великой депрессии 1930-х годов был тот факт, что многим американским фермерам просто не удалось заработать на продаже урожая достаточно денег, чтобы окупить свои расходы. Цены на сельскохозяйственную продукцию упали гораздо сильнее, чем на товары, необходимые фермерам. Доходы фермерских хозяйств сократились с 6 миллиардов долларов в 1929 году до 2 миллиардов долларов в 1932-м.

Пока одни фермеры теряли хозяйства, поскольку не могли платить по закладным, а другие фермерские семьи терпели лишения, изо всех сил цепляясь за свои фермы и традиционный образ жизни, федеральное правительство стремилось восстановить так называемый паритет между сельским хозяйством и другими секторами экономики путем вмешательства – так оно пыталось сдержать резкое падение цен на сельскохозяйственную продукцию. Вмешательство принимало разные формы. Согласно одному из подходов, законодательно сокращалось количество продукции, которую можно выращивать и продавать, чтобы предложение не сбивало цены ниже установленного государственными чиновниками уровня. Например, таким образом закон ограничил поставки арахиса и хлопка. Местные картели фермеров при поддержке министра сельского хозяйства ограничивали поставки цитрусовых, орехов и другой сельскохозяйственной продукции: они выдавали «торговые распоряжения» и преследовали в судебном порядке тех, кто их нарушал, выращивая и продавая больше, чем разрешалось. Эти меры сохранялись десятилетиями после того, как бедность периода Великой депрессии сменилась процветанием во время экономического бума после Второй мировой войны, а некоторые действуют по сей день.

Такие косвенные меры искусственного поддержания цен на завышенном уровне – лишь часть истории. Ключевым фактором в поддержании цен на сельскохозяйственную продукцию на более высоком уровне, чем они были бы при свободном спросе и предложении, стала готовность государства скупать излишки, созданные в результате регулирования цен. Это касалось кукурузы, риса, табака и пшеницы, и многие из этих программ реализуются до сих пор. Независимо от того, какой группе изначально должны были помочь эти программы, само их существование помогло и другим выгодополучателям, которые препятствовали их закрытию даже после улучшения ситуации, когда эти выгодополучатели стали всего лишь маленькой частью политически организованных и заинтересованных в продолжении реализации таких программ избирателей^[21].

Регулирование цен в виде некоего нижнего предела («пола»), предотвращающее их дальнейшее падение, создало излишки – столь же значительные, как и дефицит при ценовом потолке, не дававшем ценам подниматься. В отдельные годы федеральное правительство закупало свыше четверти всей пшеницы, выращенной в Соединенных Штатах, и убирало ее с рынка, чтобы удерживать цены на заданном уровне.

Во время Великой депрессии 1930-х годов программы поддержки сельского хозяйства приводили к намеренному уничтожению больших объемов продовольствия, притом что в стране остро стояла проблема недоедания, а во многих городах проходили голодные марши. Например, только в 1933 году федеральное правительство закупило и уничтожило 6 миллионов свиней. Внушительные объемы сельскохозяйственной продукции закапывали в землю, а в канализацию выливали огромное количество молока, чтобы не допустить их на рынок и удержать цены на официально разрешенном уровне. При этом многие американские дети страдали от болезней, вызванных недоеданием.

И при этом продовольствия было с излишком. Как и дефицит, это ценовое явление. Излишек не означает, что есть какое-то избыточное количество относительно численности населения. В период Великой депрессии продуктов питания не было «слишком много» по сравнению с количеством людей. Людям просто не хватало денег, чтобы купить все, что производилось по искусственно завышенным ценам, установленным государством. Похожая ситуация сложилась в бедной Индии в начале XXI века, где при государственной поддержке цен наблюдался избыток пшеницы и риса. Журнал Far Eastern Economic Review писал:

Государственные запасы зерновых в Индии находятся на рекордно высоком уровне и следующей весной вырастут еще больше – до грандиозных 80 миллионов тонн, то есть в четыре раза больше, чем нужно в случае чрезвычайной ситуации в стране. Тем не менее, пока эти пшеница и рис лежат без толку – в отдельных случаях годами, вплоть до гниения, – миллионы индийцев недоедают.

Газета New York Times поместила похожий текст под заголовком «Бедные в Индии голодают, в то время как излишки пшеницы гниют»:

В штате Пенджаб на болотистых полях гниют излишки урожая пшеницы этого года, купленные государством у фермеров. Часть излишков пшеницы прошлого года тоже осталась нетронутой, равно как и позапрошлого, и позапозапрошлого.

Южнее, в соседнем штате Раджастан, деревенские жители летом и осенью ели вареные листья и лепешки из семян травы, поскольку не могли себе позволить покупать пшеницу. Дети и взрослые, один за одним – всего 47 – дошли до крайней степени истощения.

Излишек или «изобилие» продовольствия в Индии, где недоедание по-прежнему остается серьезной проблемой, может показаться внутренним противоречием. Однако избыток продуктов питания по ценам «пола» так же реален, как и дефицит жилья по ценам потолка. В Соединенных Штатах потребность в складских площадях для хранения излишков урожая, убранных с рынка, вынудила прибегнуть к таким отчаянным решениям, как использование бывших военных кораблей, поскольку все склады на суше были забиты до отказа. В противном случае американскую пшеницу пришлось бы оставлять на улице, где она гнила бы, как в Индии.

Серия рекордных урожаев в Соединенных Штатах может привести к тому, что у федерального правительства окажется больше пшеницы, чем фермеры вырастили за год. Сообщалось, что в 2002 году индийское правительство потратило на хранение излишка больше, чем на развитие сельских районов, ирригацию и борьбу с наводнениями, вместе взятых. Это классический пример нерационального распределения ограниченных ресурсов, имеющих альтернативное применение, особенно в бедной стране.

Пока рыночная цена на сельскохозяйственную продукцию, охватываемую регулированием цен, остается выше того уровня, на котором правительство юридически обязано ее покупать, продукция продается по цене, определяемой спросом и предложением. Однако при существенном росте объема предложения или существенном сокращении величины спроса итоговая цена может упасть до уровня, когда государство покупает то, что рынок не желает покупать. Например, когда в Соединенных Штатах сухое молоко стоило 2,2 доллара за фунт^[22], оно продавалось на рынке, но как только его цена упала до 80 центов за фунт в 2008 году, Министерство сельского хозяйства США оказалось юридически обязанным купить примерно 112 миллионов фунтов сухого молока на общую сумму свыше 90 миллионов долларов.

Все это относится не только к США и Индии. В 2002 году из-за раздутых цен на продукты питания, возникших в результате сельскохозяйственных программ, страны Евросоюза потратили 39 миллиардов долларов на прямые субсидии, а их потребители – вдвое больше. Между тем излишки продовольствия реализовывались на мировом рынке ниже себестоимости, что опустило цены, за которые могли бы продавать свои товары фермеры стран третьего мира.

Во всех этих странах за программы поддержки сельскохозяйственных цен расплачивается не только правительство, но и потребители: правительство – непосредственно с фермерами и компаниями, обслуживающими склады, а потребители – завышенными ценами на продукты. В 2001 году американские потребители потратили 1,9 миллиарда долларов только за сахаросодержащие продукты, приобретая их по завышенным ценам, тогда как государство ежемесячно платило по 1,4 миллиона долларов за хранение излишков сахара. При этом New York Times сообщала, что производители сахара были «крупными спонсорами и республиканцев, и демократов» и что дорогостоящая программа удержания цен на сахар пользовалась «поддержкой обеих партий».

В Европейском союзе производителей сахара субсидируют еще серьезнее, чем в Соединенных Штатах, а цена на сахар в этих странах – одна из самых высоких в мире. В 2009 году New York Times писала, что субсидии на сахар в Европейском союзе «настолько щедрые, что заставили даже холодную Финляндию производить больше сахара», хотя из тростника, выращиваемого в тропиках, сахар можно изготавливать с гораздо меньшими затратами, чем из сахарной свеклы, растущей в Европе.

В 2002 году Конгресс США принял закон о сельскохозяйственных субсидиях, который, по оценкам, в течение следующего десятилетия обошелся средней американской семье более чем в 4000 долларов в виде налогов и завышенных цен на продукты питания. И это, увы, не ново. В середине 1980-х годов, когда сахар на мировом рынке стоил 4 цента за фунт, оптовая цена в США составляла 20 центов за фунт. Правительство субсидировало производство продукта, который американцы могли бы получить дешевле, не производя вообще, а покупая в тропических странах. Такая ситуация с сахаром наблюдалась десятилетиями. Более того, в этом отношении ни сам сладкий продукт, ни США не уникальны. В странах Евросоюза цены на баранину, масло и сахар в два с лишним раза выше мировых рыночных цен. Как написал один автор в Wall Street Journal, «ежедневные субсидии на каждую корову в Евросоюзе больше, чем сумма, на которую вынуждены жить африканцы в районах Черной Африки к югу от Сахары». Хотя исходная цель американских программ поддержания цен – спасение семейных ферм, на практике большая часть денег уходила крупным сельскохозяйственным корпорациям; некоторые из них получали миллионы, в то время как средней ферме доставалось лишь несколько сотен долларов. Большая часть средств от закона 2002 года, поддержанного обеими партиями, таким же образом идет самым богатым 10 % фермеров, включая Дэвида Рокфеллера, Теда Тёрнера и дюжину компаний из списка Fortune 500. В Мексике тоже 85 % субсидий достаются крупнейшим 15 % фермеров.

Для понимания роли цен в экономике важно осознавать, что стабильный профицит – такой же результат удержания искусственно завышенных цен, как постоянный дефицит – следствие удержания искусственно заниженных цен. Равно как и убытки, это не просто денежные суммы, перешедшие от налогоплательщиков или потребителей к сельскохозяйственным корпорациям и фермерам. Эти переводы внутри страны не влияют на ее общее богатство. Реальные убытки в целом для страны связаны с нерациональным распределением ограниченных средств, имеющих альтернативное применение.

Ограниченные ресурсы, такие как земля, рабочая сила, удобрения и техника, без необходимости используются для производства большего количества продовольствия, чем потребители готовы покупать по искусственно завышенным ценам, установленным государством. Все колоссальные ресурсы, идущие на производство сахара в США, расходуются впустую, если сахар можно дешево импортировать из тропических стран, где его изготавливают в более благоприятной среде. Малоимущие люди, которые тратят существенную часть своих доходов на продукты питания, вынуждены платить гораздо больше, чем необходимо, для получения требуемого количества еды; в результате на другие нужды денег у них остается меньше. Если цены на продукты питания искусственно завышены, то обладатели талонов на льготную покупку продуктов могут купить на них меньше.

С чисто экономической точки зрения здесь есть явное противоречие: зачем субсидировать фермеров путем повышения цен на их продукцию, а затем субсидировать некоторых потребителей, снижая их затраты на определенные продукты питания, как это делается и в Индии, и в Соединенных Штатах? Однако с политической точки зрения это имеет смысл, поскольку позволяет заручиться поддержкой двух различных групп избирателей, особенно учитывая то, что большинство из них не понимают всех экономических последствий такой политики.