Ужас по средам

Интересно, а что думает о своей работе Мэтью Хилл? Ходит за мной по средам, и что? Надеется, что ничего не случится? Или, наоборот, втайне мечтает оказаться полезным?

Вот так же и мы, журналисты, совершаем рутинный обзвон отделений полиции и «Скорой помощи» и пожарных бригад – утром, днем и вечером. Конечно, мы никому не желаем зла.

И все же втайне всегда надеемся поживиться «историей».

Глава 11
МЭТЬЮ

Мэтью Хилл поворачивает голову ко входу в кафе и замечает женщину с детской коляской, которая поднимается по крутым ступенькам. Может, ей помочь, хотя бы дверь придержать? Он напряженно смотрит, но вскоре понимает, что помощь не нужна: другой мужчина, который был ближе к выходу, придерживает дверь, и женщина благополучно заходит внутрь. И даже более чем благополучно: ребенок продолжает мирно дремать в коляске с соской во рту.

Сегодня вторник, завтра он занят – присматривает за Элис. Почему-то ее случай вызывает у него тревогу, ему хочется с кем-нибудь поговорить, посоветоваться. Он смотрит на часы и, толкнув стол, чтобы проверить, не шатается ли он, возвращается к пирамиде из сахарных пакетиков. Стол стоит твердо – подложенная под ножку салфетка сделала свое дело. Мэтью сложил уже четыре пирамидки второго уровня и начинает надеяться, что вот-вот выйдет на третий. Как удачно, что здесь еще не перешли на тощие трубочки с сахаром, как в других местах. Точными движениями Мэтью берет еще два пакетика, стряхивает с них налипшие кое-где сахарные гранулы и подается вперед…

– А ты, я смотрю, не меняешься, мистер Очумелые Ручки, – раздается у него над ухом голос Мелани Сандерс, в котором чувствуется улыбка.

Наверное, она вошла сразу за той женщиной с коляской, а он и не заметил. Хилл слишком резко оборачивается, и сахарный домик рушится.

– Мел! – пораженно вскрикивает он и тут же жалеет о своей несдержанности, однако на Мелани и впрямь нельзя глядеть без изумления.

– Да, я знаю, я огромная. Как кит. А мне еще целый месяц работать. И не притворяйся, что ты не шокирован.

– Я не шокирован. Слушай, а у тебя что, двойня? – Он целует ее в щеку, не в силах отвести глаз от необъятного живота.

– Если бы каждый, кто задает мне этот вопрос, давал за него фунт…

– Ой, прости. Но правда, у вас в семье никогда не было близнецов?

– Да нет, мне даже дополнительное сканирование делали. Малыш один, просто очень крупный. Но не исключено, что врачи ошиблись и я ношу слоненка, а не ребенка.

Мэтью с улыбкой встает, чтобы сделать заказ.

– Тебе кофе? Или пирожное?

– И то, и другое. Морковный торт, если у них найдется. Я ведь за двоих ем. Отъедаюсь на пользу Британии. Вот и ребенка раскормила.

Вернувшись за столик с кофе и тортом для Мелани, Мэтью решает не начинать разговор первым: пусть Мел созреет. Им и раньше случалось работать по одному и тому же делу, причем неофициально, и всегда успешно, но она все равно рискует, встречаясь с ним вот так. Ее могут обвинить в разглашении информации по делу, находящемуся в производстве. Он это знает. И она тоже.

Мелани окунает палец в пенную шапочку своего капучино, слизывает с кончика пальца молоко и крошки шоколада и вздыхает.

– Ладно. Давай рассказывай, как так вышло, что ты работаешь по делу Элис Хендерсон и ее преследователя?

– Меня нанял ее парень, Том. Ты ведь наверняка знаешь – он считает, что полиция ничего не предпринимает.

– О да. Уж он ничего от нас не скрыл, скорее наоборот. А ты о нем что думаешь, о Томе? Мы его, конечно, проверили: чисто. Приводов нет. Ничего подозрительного тоже нет, а главное – железобетонное алиби. Вычеркнуть его из списка подозреваемых, что ли? По мне, так он чист, хотя и сильно меня раздражает.

– Ага, и меня. Привык, видно, что все вокруг него с рождения пляшут. Синдром серебряной ложки во рту. Знаешь, у меня такое впечатление, что он ее любит больше, чем она его, но его это как будто устраивает, а она рада, что ей есть на кого опереться. Я пытался объяснить им обоим насчет ограниченных ресурсов полиции.

– Понятно. Ну, мы-то с тобой оба знаем, насколько я вообще ограничена в своих действиях. Мне и дело это дали потому только, что наш шеф лично знаком с редактором газеты, где работает Элис, а я скоро ухожу в декрет. Видимо, он считает, что делать тут особо нечего и я справлюсь, не вставая из-за стола.

– А тебе как кажется, Мел?

– Ну, про Тома я тебе уже сказала, он чист. Мы его как следует проверили, но ничего не обнаружили. Ну карьерист, это о нем все говорят. Однако на службе к нему хорошо относятся. Птица высокого полета. Он, можно сказать, популярен. Короче, комар носа не подточит. И каждый раз, когда Элис попадала в очередную переделку, он был в суде.

– Тогда кого ты подозреваешь? Сырная проволока – это не ниточка? Элис говорила мне, что ты долго ее об этом расспрашивала. Странная угроза, правда?

– Мы опросили всех продавцов из продуктовой лавки, где она обычно отоваривается, и из супермаркета тоже, и ничего, чисто. Так что, я думаю, надо искать бывшего бойфренда или кого-то, обиженного какой-нибудь ее статьей. Хотя это как искать иголку в стоге сена – я про обиженных. Оказывается, репортеры столько пишут – уму непостижимо. Я и не подозревала, что они такие плодовитые. Элис иногда пишет такие статьи, с личностным подтекстом, знаешь, что немудрено, если они капнули на мозги какому-нибудь психу. Ну а тебя зачем наняли, Мэтт?

– Чтобы я приглядывал за ней по средам и выяснил, на самом ли деле этот день имеет такое значение.

– То есть тебя приставили к ней для охраны? – Мелани выразительно поднимает брови. – Ты теперь телохранитель? Типа Кевин Костнер^[5]? Вот не думала, что это в твоем стиле.

Залившись краской, Мэтью допивает кофе.

– Я бы и не взял, Мел, но очень уж она славная, эта Элис. А такие случаи, как у нее, сплошь и рядом плохо кончаются, ты же знаешь. Без круглосуточного наблюдения тут вообще нечего делать. Я предупредил их обоих, что в телохранители как таковые не пойду, но раз в неделю на двадцатичасовое дежурство согласен.

Мелани тяжело вздыхает:

– Ясно. Знаешь, строго между нами: я рада, что ты тоже работаешь по этому делу, потому что прекрасно знаю – людей мне дадут только в самом худшем случае, то есть если ситуация будет накаляться. Криминалисты ничего пока не нашли, видимо, тот, кого мы ищем, хорошо знает, что делает. Кстати, меня волнует мать Элис. Либо она и есть настоящая жертва, либо мы что-то упустили. Может, он втянул ее, только чтобы накрутить Элис? Мы проверяем финансы. Возможно, ее смерть кому-то выгодна.

– А что за система безопасности в ее доме престарелых?

– Нормальная. Везде камеры, на входе охрана. Я велела нашим патрулям заглядывать к ним каждый день, чтобы не расслаблялись. Но порядок они соблюдают четко. – Сделав паузу, Мелани продолжает: – Может, и тебе к ним заглянуть, для верности? Например, попробуй заболтать их так, чтобы они позволили тебе пройти внутрь. Это не по протоколу, и если они купятся, значит, нарушают. Ну, если у тебя, конечно, время будет.

– Отличная мысль. Конечно, будет. – Мэтью, вздохнув, смотрит бывшей коллеге прямо в глаза:

– Скажи, Мел, а ты вспоминаешь дело Рейчел Аллен?

Она кивает.

– Вот и я тоже.

Когда они оба были еще студентами, в Девоне завелся преследователь, и его дело стало для них чем-то вроде учебного пособия. Мэтью и Мелани как раз приставили к команде, которая им занималась. Одна официантка, девушка лет двадцати с небольшим, жаловалась на приставания бармена. Она ему нравилась, он стал ей звонить, слать сообщения. Девушка не отвечала, поклонник совсем потерял голову, слал ей домой букеты, конфеты, плюшевых мишек. Бармен не распускал руки, приводов в полицию у него не было. Старшие коллеги поручили Мэтью и Мелани следить за развитием событий и докладывать обо всех деталях. Одна студентка даже выговор получила, когда во время обсуждения ситуации пошутила: «Жалко, что мне никто не шлет конфеты и букеты».

Но в целом в команде, которая вела это дело, преобладало мнение, что бармен – парень безобидный, а любовь у него со временем рассосется. Один из коллег постарше даже намекнул Хиллу, что они зря теряют время…

А потом Рейчел Аллен нашли задушенной в ванной. Мэтью до сих пор не забыл фотографии с места преступления.

Бармен забрался в квартиру через окно, а когда Рейчел начала визжать и звать на помощь, в голове у него что-то щелкнуло, он схватил пояс от ее халата и задушил им девушку. На допросе он говорил, что знал: им суждено быть вместе. «Но Рейчел сопротивлялась…»

– Ладно, Мэтт. – Лицо Мелани потемнело, и он сразу заподозрил, что и ей вспомнились те жуткие снимки. – Если бы мы жили в идеальном мире, то я нашла бы этого типа, пока еще в состоянии двигаться. В мире реальном нам надо позаботиться о безопасности Элис, а заодно набрать достаточно улик для обвинения. Этого будет вполне достаточно, чтобы я заработала лишнее очко в глазах начальства и со спокойной душой ушла в декрет объедаться морковным тортом. Понимай это так: за любую твою помощь по этому делу я буду тебе несказанно благодарна.

– Хорошо, Мел, буду держать тебя в курсе. Если что найду, сразу поделюсь. Для начала посмотрим, как пройдет завтрашний день.

– Отлично. Спасибо. И, кстати, позволь спросить, как твоя Сэл умудрялась сохранять едва заметный животик? Насколько я помню, она была на том же сроке, что и я сейчас, но у нее ничего даже заметно не было. – Мел с огорчением смотрит на свое необъятное пузо, обтянутое блузкой так, что ткань того и гляди лопнет. Из-за него она даже за стол прямо сесть не может – сидит боком.

– Понятия не имею. Но, вероятно, тебя утешит, если я скажу, что ребенок, который появился из крошечного животика два года назад, из милой крошки превратился в сущего чертенка. Строго между нами, я уже подумываю, не пригласить ли экзорциста.

Глава 12
ОН – ПРЕЖДЕ

Бабушка много говорит о «работе», но он никак не возьмет в толк. Он видит, что быть учителем – это работа. Водить автобус, летать в космос и быть супергероем – тоже. Но он не понимает, почему наливать в чашки чай и делать сэндвичи – тоже работа.

Бабушка говорит, что именно это она и делает по средам. В понедельник, во вторник и в пятницу она делает то же самое, только днем, а в среду все по-другому. Она говорит, что это ночная смена. «Моя работа – следить за тем, чтобы всем было хорошо и удобно. Бывает, кому-то не спится, и я завариваю ему чай и готовлю сэндвич. Помогаю отвести человека в ванную. И тому подобное».

Он спрашивал бабушку, почему, если она останется дома и будет делать чай с сэндвичами ему, это не будет считаться работой, на что она вздыхала и отвечала: «Если бы в жизни все было так просто».

«За тобой я ухаживаю потому, что ты – мой любимый маленький солдат. За это не платят. Ведь я делаю это потому, что люблю тебя. А работа – это когда тебе платят за твои действия. Потом этими деньгами я оплачиваю наши счета – за квартиру, за продукты, за твой футбольный клуб».

Он много раз говорил бабушке, что сам будет платить ей за то, чтобы она не уходила по средам ночью. Они подойдут к той штуковине в стене, из которой достают деньги, и она даст куда больше, чем ее дурацкая работа. Но бабушка всегда отвечала, что это не так происходит и что в той штуковине в стене денег на всех не хватит.

Он очень любит бабулю, но злится, когда взрослые начинают твердить одно и то же.

«Если бы в жизни все было так просто…»

Он опускает руку в карман и нащупывает конфету, которую Джордж дал ему на переменке. Хорошо. Он сидит в комнате, на своей кровати, рядом стоит его рюкзак – они оба готовы к их с бабушкой новому секрету. Бабушка говорит, что он должен пообещать, что будет сидеть тихо, как мышка, и не будет бояться. Они поиграют в игру, наподобие пряток, только ему придется спрятаться надолго, на несколько часов, и обязательно поспать. И она дала ему две упаковки сока, пачку печенья и фонарик. Он сказал ей, что не любит, когда темно, а бабуля ответила, что фонарик просто так, на всякий случай.

– Готов, мой маленький солдат? – из-за двери бабушкин голос звучит как-то странно.

А когда он заходит в крохотную гостиную с кухонным уголком, то сразу видит, что глаза у нее тоже странные: так бывает, когда она говорит одно, а чувствует другое. Она обманывает, только не так, как обманывают бандиты или убийцы. Она обманывает, чтобы не было неприятностей, как в тот раз, когда он обманул учительницу в школе, сказав, что его ничего не беспокоит. Он смотрит на бабушку и решает больше ничего пока не говорить про темноту и фонарик. Спросит потом, когда они придут туда.

* * *

Они спускаются вниз по лестнице, держась за руки. Он не любит подъезд: там всегда пахнет туалетом и надо смотреть под ноги. Потом они долго-долго идут по улице до автобусной остановки. От этого неприятное чувство в животе возвращается. Когда бабушка уходит по средам на работу, она всегда говорит ему, что она тут, близко. Раньше по средам он ночевал у одной леди, которую звали Джен, но она переехала, и он больше не может оставаться у нее. Никого другого бабушка пока не нашла, поэтому им приходится хранить свой секрет. Бабуля говорит, что если кто-нибудь узнает, что она до сих пор не нашла новую няню, то их ждут большие неприятности: придут люди и заберут его у нее.

Бабушка уже которую неделю твердит, что он должен быть смелым и что она, будучи маленькой девочкой и живя на ферме, часто оставалась ночами одна, когда овцы ягнились и отец уходил из дома на целые сутки. Это ничуть не опасно, только надо спать и ни за что не подходить к двери, а еще никому и никогда не рассказывать об их секрете, а она скоро вернется – скорее, чем он думает. Он и проснуться не успеет, а она уже будет здесь. Но теперь он понял, что это неправда – ее работа совсем не близко. До нее много-много миль…

Он считает повороты – хочет понять, сможет ли, если что, добежать до нее в темноте, но скоро сбивается со счета: поворотов слишком много.

Автобус, на котором они едут, двухэтажный, и бабуля разрешает ему посидеть наверху. Там холодно и пахнет почти как у них в подъезде или в школьном туалете, но бабушка обнимает его за плечи, и они играют в игру «Что я вижу»^[6]. И он, конечно, выигрывает.

Потом они выходят из автобуса и еще долго идут, пока не приходят туда, где бабушка работает. Место называется «Дом престарелых “Ромашковый луг”», хотя никаких ромашек вокруг не видно. Даже травы нет. Здание похоже на школу, только без площадок для игр. «Наверное, тем, кто здесь живет, нельзя играть», – догадывается он.

Они входят внутрь через заднюю дверь, чтобы никто не увидел. У бабушки есть ключ от этой двери – специальная карточка, которую она носит на шнурке на шее. Когда дверь открывается, она прижимает палец к губам – это значит, что идти надо тихо-тихо, как мышонку. Коридор приводит их в маленькую комнату.

В комнате нет окна, зато есть много полок, на которых лежит всяка всячина: одеяла, подушки, коробки, полотенца и много чего еще.

Бабуля берет с полок несколько одеял и подушек и делает гнездо на полу – это для него. Она говорит ему, что здесь он теперь будет спать и что это и есть их новый секрет. Только вести себя надо очень-очень хорошо и не шуметь.

Но это плохая комната. Ему здесь совсем не нравится: она даже меньше, чем его спальня, и без окна.

– А можно я помогу тебе с чаем и сэндвичами? Я буду тебя слушаться, обещаю.

– Нет, милый. Вообще-то тебе нельзя здесь находиться, пока я работаю, просто я хочу, чтобы ты отдохнул и не был завтра в школе таким усталым. Но нам надо держать это в секрете, так что ложись и спи, а я пойду работать, и когда у меня будет свободная минутка, загляну к тебе.

– А если я захочу в туалет?

– Ты сейчас хочешь в туалет?

– Нет. Кажется. – Он замирает и прислушивается к себе – нет ли внутри такого чувства, какое бывает, когда хочешь писать. Но нет, ничего такого он не чувствует. – Не хочу.

– Вот и хорошо. Я скоро приду и спрошу тебя снова, ладно?

– А ты можешь не выключать свет?

– Конечно, могу. Но если что, помни, у тебя есть фонарик.

– А что – «если что»?

– Да ничего. Ложись и спи, чтобы не дремать завтра в школе. А я пойду работать. Будь хорошим мальчиком, помоги бабушке, ладно?

Когда она уходит, он озирается по сторонам и чувствует, как сердце бьется где-то в левом ухе. Раньше было такое, что сердце как-то поднялось ему в голову, и он боялся, что теперь она лопнет, но когда он рассказал об этом бабуле, она ответила, что такое бывает, когда вокруг совсем тихо, и чтобы он не боялся. Ничего страшного. Он разглядывает стопки полотенец на полках, пробует считать сначала полотенца, а потом овец.

Ничего не помогает. Он устал и все же как будто не устал. Тогда он вынимает из кармана конфетку и кладет ее себе в рот. Конфетка, хотя и розовая, оказывается вовсе не клубничной, как он думал, а больше похожа на микстуру от кашля. Сначала вкус даже приятный, но скоро во рту начинает жечь, и жжет все сильнее и сильнее, пока ему не начинает казаться, что он вот-вот задохнется. Он вскакивает, кашляет, плюется и понимает, что это была конфета-розыгрыш. Кто-то из мальчиков в классе говорил о такой совсем недавно. Значит, Джордж его разыграл. Он со злостью выплевывает конфету на одеяло, но поздно: во рту горит так, как будто там вот-вот начнет извергаться вулкан.

Он старается вести себя тихо, но не получается: кашель не проходит, наоборот, становится все сильнее, и он почти задыхается. И тут дверь комнаты распахивается. Он в ужасе: пришла бабушка, она на него рассердится. Но реальность оказывается еще хуже.

На пороге стоит не бабушка, а очень толстый дяденька с красным лицом. На дяденьке какая-то форма. Дяденька в форме делает шаг вправо, чтобы рассмотреть его за полками.

– Что за чертовщина тут творится?

Глава 13
ЭЛИС

Я выглядываю в окно и вижу машину Мэтью Хилла, припаркованную снаружи. Среда. Я машу ему рукой, а он подмигивает мне фарами. Он приехал в шесть утра и сразу послал мне сообщение. Я ответила ему, предложив кофе, но он отказался, сказал, что у него с собой термос и что он будет ждать на подъездной дорожке до тех пор, пока не понадобится.

Опустив занавеску, я сажусь на кровать в гостевой спальне Лиэнн. Накатывает усталость. Ночью я не сомкнула глаз, все смотрела на электронный циферблат и следила, как мигают зеленые цифры на черном фоне – 3.00, 4.00, 5.00… Я опять смотрю на часы – 8.00. Времени полно – можно принять душ для бодрости и проглядеть свои заметки, подготовительные к интервью.

Стоя под горячим душем, я изо всех сил стараюсь гнать от себя мысли о предстоящем дне. Об этом типе. Вместо этого я думаю об актрисе Мелинде Белстрой, гадаю, какой она окажется вживую. Об этом действительно можно только гадать. Сколько уже раз я ошибалась: готовилась к встрече со звездой, а оказывалась лицом к лицу с заурядной, скучной личностью. А бывало и наоборот: оказавшись в компании человека, чьи политические взгляды приводили меня в ужас, я вскоре обнаруживала, что с удовольствием смеюсь над его шутками и вообще наслаждаюсь его обществом.

Мелинда Белстрой стала сейчас лицом новой кампании по оказанию помощи людям с биполярным расстройством, ратующей за поддержку и терпимое отношение к ним на рабочих местах. Совсем недавно она сделала признание, что сама страдает этим недугом, и большая удача, что я смогла уговорить ее дать на эту тему интервью. Мелинда ведь в лиге тяжеловесов от кино, которые общаются живьем только с национальной прессой, а нас, бедных провинциалов, удостаивают в лучшем случае парой фраз по телефону. Но мне повезло: Мелинде попалась на глаза моя статья о проблемах ментального здоровья у школьников и отношении к нему в школах. Она прочитала ее и сделала репост, после чего мы стали общаться с ней в «Твиттере». Так что, когда я попросила у нее интервью, она не отказала. И черта с два я передам его теперь кому-то другому только потому, что мой редактор считает, будто мне необходим перерыв. Я-то как раз не собираюсь останавливаться, и даже наоборот, думаю задать этим материалом тон, в том числе национальной прессе, а заодно пополнить свою коллекцию статей.

Высушив волосы и наконец одевшись, я открываю айпад, чтобы освежить в памяти свои заметки и заготовленный план беседы. Вечером я снова пересмотрела документальный фильм Стивена Фрая. Тот самый, где он задается вопросом, нажал бы он такую кнопку, которая помогла бы ему избавиться от биполярного расстройства и стать как все, или нет. Этот вопрос я задам Мелинде в конце интервью. Да, ход, конечно, слегка избитый, но зато эффектный, самое оно под занавес.

Я спускаюсь вниз, подхожу к специальному пульту на стене, откуда контролируется работа камер и сигнализации, и, как учила Лиэнн, проверяю, что все исправно работает, после чего покидаю дом.

Мэтью, завидев меня, опускает стекло своей машины и заявляет, что подбросит меня, но я категорически отказываюсь. Он настаивает, но я твердо стою на своем. Достаточно того, что он будет таскаться за мной по пятам весь день, не хватало еще объяснять Мелинде, что происходит. Я бы предпочла, чтобы Мэтью был незаметен. Дав ему обещание не терять его машину из виду, сажусь за руль.

Движение сегодня не слишком интенсивное, пробок нет. Я нервничаю – пятая среда как-никак. Сначала была электрическая лампочка у меня в доме, потом цветок на капоте моей машины, потом тот звонок и, наконец, коробка с цветами. Что-то мерзавец выдумает сегодня?

Прикусив губу, я бросаю взгляд в зеркало заднего вида и убеждаюсь, что Мэтью не отстал. Раньше он служил в полиции, и у него хорошая репутация. И опыт наружного наблюдения и сопровождения наверняка тоже имеется. «Все будет в порядке, Элис».

С Мелиндой я встречаюсь в загородном доме ее агента в Салкомбе. Навигатор уже направляет меня на подъездную дорожку, а я все еще не верю, что это на самом деле. В доме три этажа и просторные балконы, с которых наверняка открывается сногсшибательный вид на небольшую бухту. Как и в доме Лиэнн, перед особняком ворота, которые раздвигаются, когда я называю имя в небольшое переговорное устройство. Я предупреждаю их, что Мэтью, следующий за мной, тоже из газеты и хотел бы присутствовать при интервью, если можно. Слава богу, они не возражают.

Хозяйка особняка выходит ко мне в джинсах и белой блузке, без макияжа. Так она выглядит даже лучше, чем обычно. Все вместе мы следуем в шикарную библиотеку с видом на море – приходится делать вид, что для меня бывать в подобных домах дело привычное.

Мелинду сопровождает ее PR-агент, и я понимаю, что время интервью ограничено. Тем не менее беседа протекает без запинок, и, к моей несказанной радости, Мелинда разрешает мне даже включить диктофон на айпаде. Она оказывается более открытой и спокойной, чем я ожидала, и интервью продвигается прекрасно. Сначала случаи из ее детства, когда она впервые осознавала себя «иной». Потом отрочество с его попытками отрицать свою непохожесть и напряженностью, к которой это приводило. И наконец, диагноз, поставленный уже в двадцать с лишним лет, а после него лекарства и терапия. До последнего времени она держала свой диагноз в тайне от всех, боясь, что это может разрушить ее карьеру. Сейчас ей тридцать восемь, и, по ее словам, она куда меньше зависит от мнения окружающих, чем прежде, и хочет подать пример другим людям, которые желали бы открыться, но пока не могут.

Через десять минут я замечаю, как PR-менеджер начинает ерзать в своем кресле, и задаю последний вопрос. Нажала бы она на кнопку, избавляющую от биполярного расстройства, если бы таковая существовала? Я напоминаю ей, что некоторые люди из фильма Стивена Фрая говорили, что нет, потому что биполярность помогает им в творчестве, делая их теми, кто они есть. Они научились себя принимать.

Я внимательно наблюдаю за собеседницей, когда она поворачивается к окну и смотрит на море. К моему удивлению, в глазах у нее блестят слезы. Я сразу чувствую себя виноватой и в то же время приятно взволнованной. Убедившись, что диктофон работает, я про себя уже подбираю слова, которыми буду описывать это в своей статье. Наверное, лучше использовать этот момент для вступления…

– Мне надо подумать на эту тему, Элис. Можно я напишу вам позже? – Мелинда поворачивается к окну спиной и смотрит на помощницу.

Та отвечает ей обеспокоенным взглядом, и тогда я говорю, что это было бы замечательно, и подаю ей мою визитку.

Снаружи Мэтью, который все интервью тихонько пил кофе, предлагает зайти куда-нибудь, перехватить по сэндвичу, а уж потом вернуться к дому Лиэнн и обсудить наши дальнейшие передвижения. Неподалеку отсюда на обочине прибрежного шоссе есть кафе, и я соглашаюсь поехать туда за ним. Минут через десять детектив уже въезжает на парковку, а я следом.

Из машины я выхожу первой. Откуда-то сзади накатывает рев мотоцикла, я оборачиваюсь, чтобы поглядеть, где он… Тут-то все и случается.

У мотоциклиста в руках бутылка, из которой мне в лицо и грудь бьет ледяная струя. Открыв глаза, я вижу, как Мэтью выскакивает из машины и бросается ко мне, в то время как мотоциклист уносится прочь. И слышу визг…

Свой визг.