– В наших рядах пополнение! К нам вернулся мой младший братик. И вернулся не с пустыми руками, а с подарком! Со свежим мясом! Давайте поприветствуем Егорку!

Толпа загудела. Раздались одобрительные и приветственные возгласы. Мясник, гонявшийся за ним по «Щелковской», подошел к сцене и протянул Егору свой огромный нож.

– Бери, – женщина подтолкнула его. – Не стой как истукан. Не расстраивай папочку.

– Вы все тут нормальные, а? Я не буду убивать ее!

Егор попятился, но старик обхватил его плечо и крепко сдавил пальцами, которые несколько минут назад искривляли и уродовали артритные шишки.

– Послушай, фраерок. Расклад тут простой. Если не убьешь ты, это сделаем мы, – зашипел он, приблизив свое лицо к лицу Егора, и парня замутило от смрадного с ароматом гнили дыхания старика. – А потом убьем и сожрем тебя. Я доходчиво изложил ситуацию.

Егор сглотнул вязкую слюну.

– Более чем, папаша.

– Ну, так хватай топор и делай то, что должен. – Он подтолкнул его к мяснику.

Огромный нож, оказался на удивление легким. Он занес его над головой и обернулся к Татьяне. Девушка стояла на коленях, поддавшись вперед и низко склонив голову. Огромный официант, которого женщина в красном, назвала Павлом, завел руки девушки за спину и, довольно ухмыляясь, выжидающе посмотрел на Егора.

– Почему ты молчишь? – спросил ее Егор севшим голосом: горло сдавил спазм боли и отчаяния. – Пожалуйста, сопротивляйся. Или хотя бы рыдай.

– Я мясо, – тихо ответила Татьяна. – Всегда была им. Мясо покорно и всегда принимает право господ нарезать его на кусочки.

Старик стоял левее него. Егор смерил расстояние и опуская топор чуть отклонился и развернувшись всем корпусом вонзил нож в его грудь. Чавкнула хлипкая плоть, хрустнули раздробленные кости. Не останавливаясь, он выдернул широкое лезвие и нанес второй удар уже в область шеи.

Голова старика дернулась и откинулась на спину, повиснув на не до конца перебитых позвонках. Женщина, называвшая его своим братом, взвизгнула и подхватила дергающееся в предсмертном танце тело. Хлещущая из порванной аорты кровь забрызгала ее лицо – будто натянула на нее красную маску.

Официант бросил Татьяну и отошел на несколько шагов. Девушка распрямилась ошарашено озираясь.

– Беги, – крикнул ей Егор. – Беги я задержу их!

Она спрыгнула со сцены и скрылась за дверью.

Толпа впервые за все время безмолвствовала. Мясник стоял у сцены со спокойным и равнодушным видом. Официант Павел, скрылся в тени портьеры. Его новоявленная сестра бережно положила тело отца и обернула к Егору заплаканное лицо.

– Ты сделал это, братик, – сказала она и улыбнулась ему сквозь слезы. – Всё-таки сделал. Убил своего отца.

– Ты сама говорила мне, сестрица, что в мире нет предопределённых дорог.

– Я лгала, – она обняла его и прижала к себе. – А ты поверил, дурашка?

– Ты о чем?

Она поправила сбившееся красное платье, переливавшееся блестками в свете огромной люстры, и крикнула в микрофон.

– Отец умер! Да здравствует отец!

Татьяна брела в темноте по улице, огибающей Гольяновский пруд. Моросил нескончаемый дождь. Огни жилых домов остались за спиной, растворившись в ночном тумане. Редкие фонари походили на толстощекие одуванчики с наклонностями нарциссов. Согнувшись над лужами, они любовались своими отражениями и недовольно покачивались, когда отражения раскалывались и разлетались брызгами из-под ног девушки.

Она пыталась вспомнить, что произошло с ней в метро и понять, как она оказалась так далеко от дома, но в ее сознании не было ничего кроме звенящей и гулкой пустоты. Внутри, затмевая взор, искажая и искривляя пространство, пульсировала одна единственная мысль – яркая, мигающая, будто неоновая вывеска показавшегося впереди ресторана кавказкой кухни.

Эта мысль была: Я – ПОКОРНОЕ МЯСО.

Он вошел в первый вагон последнего ночного поезда и, сев напротив дверей, поставил саквояж себе на колени. Два подростка оторвавшись от «айфонов» с кривыми ухмылками оглядели его черный простой костюм и бритый череп. Склонив головы, они заговорщицки зашептались, время от времени издавая короткие смешки и косясь в его сторону.

Проходящая по пустой платформе молодая женщина, с волосами, убранными в неопрятный пучок, бросила на него быстрый взгляд и чуть заметно кивнула; почти в тот же момент во внутреннем кармане завибрировал мобильный телефон.

Егор прочел короткое сообщение, состоящее из двух слов. Увидев его старую кнопочную «нокию» подростки захихикали уже не таясь. У них не было никакого почтения к старшим, как и у всего поколения, не заставшего голода и разрухи. Их нежные пальчики нажимали на сенсорные экраны гаджетов, оставляя жирные следы, но их жизни пройдут бесследно и уже завтра о них никто не вспомнит.

Так ли уж это важно?

Для них – нет.

А если так, то разве кто-то сможет меня укорить? Как говориться: suum cuique tribuito – каждому свое воздавайте.

Двери вагона сомкнулись.

Открыв чемодан, Егор извлек из него любимый нож для разделки свиных туш.