Нет. Такого не бывает. Это в кино только Третья улица Строителей, а также прочие белиберды. Как же жена? Сын? Ведь в зеркальные ловушки их не ловил никто… А другие? Олег уверен, что в понедельник всё будет в порядке. Жаль, что завтра ещё только воскресенье. Ещё один день в эту спятившей квартире, среди других людей, которые притворяются семьей.
Олег стоял и беспощадно наблюдал за выступающими из тьмы призраками предметов, ожидая утра. Даже весь вечер, мучивший голод пропал, но стоило вспомнить аромат шашлыка изо рта жены, как пустой желудок подпрыгнул к горлу, вытаскивая желчь, заставляя сглатывать горькую слюну.
Видимо, он всё-таки задремал, потому что совсем не помнил, когда Серёжка сполз с дивана и забрал подушку, отчего голые ноги у Олега замёрзли. В окне было светло, но все ещё туманно, словно огромные полиэтиленовые пакеты с молочной сывороткой прижались в сторону окна снаружи. В квартире очистился воздух. Детская была пуста. Наверное, Олег также проспал и вынос тела…
Сергей сидел за кухонным столом и наворачивал овсяную кашу. Светло-русые вихри скрывали отсутствие ушей. Олег не стал смотреть и не проверять на месте ли второе. Ему хотелось как можно быстрее уйти отсюда. Куда, всё равно.
– Серёжа, пойдём в кино, – внезапно предложил отец и как можно более естественным образом улыбнулся.
– Давай, – согласился он радостно, – но я не Серёжа.
Олег замолчал, пытаясь удержать дрожь, ведь ледышка опять закружилась в животе.
– А ты кто? – он спросил почти нормальным голосом.
– Сергей Олегович! – сын с удовлетворенным видом выкрикнул и положил в рот последнюю ложку овсянки.
– Тогда собирайся, Сергей Олегович, – отец кивнул, и пошёл одеваться сам. Умыться в ванной под зеркалом и что-то съесть в этом доме было выше его сил.
В центре торговли стало легче среди народа. Они успели приобрести чизбургеры перед сеансом, но Олег не доел свой – он не смог убрать ощущение и запах Ириного языка, когда жевал мясные лепёшки, сдавленные круглыми булками.
Олег получил бы больше удовольствия от уморительных выходок жёлтых «миньонов», если бы Сергей не подпрыгивал и не таращился с ужасом на отца всякий раз, когда он от души смеялся.
Возвращаться домой не хотелось, и Олег таскал Сергея вдоль торговых рядов, делая вид, что его очень интересуют новые модные коллекции одежды и скидки на старые. Отовсюду сильно пахло попкорном и чебуреками, а также удушливым парфюмом. В голове опять прорастала боль. Витрины отражали безумный калейдоскоп, дребезжащую музыку с ярмарки самого дешевого тщеславия.
Детская ручка в руке мужчины – потная, горячая, неприятная – дёрнулась и настойчиво потянула куда-то.
– Папочка, давай сходим!
Над аркой пыльных белых и розовых шаров горела неоновая вывеска: «Добро пожаловать в зазеркалье!», а за прозрачной занавеской просматривался уютный полумрак, слегка подсвеченный прохладным, то ли голубым, то ли зелёным светом.
– Папочка, давай же! – Сергей вырвался и скрылся за занавеской.
Олегу ничего не оставалось, как заплатить за два билета скучающей девице в костюме Алисы и отправиться за ним. Внутри лабиринта было заметно тише, чем снаружи, лишь переливалась откуда-то с чёрного потолка хрустальная нестройная мелодия. Пол тоже был чёрным и по нему вились светодиодные синие и зеленые змейки, прижатые к основаниям хаотично расставленных зеркальных колонн. Эти разноцветные зигзаги служили единственным источником освещения, они тянулись, убегали в темноту, отражались в зеркалах, неожиданно обрывались, а потом выползали как будто ниоткуда. Олег следовал их причудливой траектории, не поднимая глаз, несмотря на своё отражение выше колен.
– Папочка! Найди меня, – откуда-то издалека доносился голос Сергея, будто в лабиринте раздвинулось пространство, а также для звука создавалось дополнительное обширное вместилище.
Олег двинулся на его голос, заходя в тупики, кружась на одном месте, заглядывая за фальшивые углы.
– Серёжа! Ты где? – Голос мужчины всколыхнул плавную рябь на поверхности зеленоватого зеркального прямоугольника, в котором его ноги нерешительно топтались на месте, а кроссовки и подвернутые джинсы были заляпаны чем-то тёмным.
– Я не Серёжа! – захихикал сын совсем рядом, а когда Олег резко шагнул в ту сторону, гулко прокричал словно со дна глубокого колодца: – Я Серге-е-её Олего-о-о-ви-и-и-ч!
«Почему мы тут одни? – подумал Олег, проскользнув по очередной зеркальной иллюзии. – Такой непопулярный аттракцион?»
Очередной тупик поймал его, как аквариумную рыбку в садок, и, прежде чем мужчина нашел из него выход, в одном из обступивших его отражений мелькнула облезлая, побитая и измазанная черной грязью кошка. Олег бы ни за что не заметил её, если бы не смотрел так упорно только вниз. Кошка остановилась позади него, повернулась и почти беззвучно зашипела сквозь оскаленные острые зубки. Тут же раздался оглушительный лай.
– Джеки, заткнись!
В голубом свете закатилась жуткая фигурка, голая Ирина с облезающим, обугленным лицом, с нежными тонкими белым шрамом. Отражение двигалось, раздвоилось, затем расстроилось, и под различными углами смотрело через Олега три пары бесцветных бессмысленных глаз, синхронно поправила волосы, исчезло в трёх разных направлениях за невидимым поворотом, словно стёртое ластиком.
– Сергей! – раздражённо выкрикнул Олег и тут же осёкся – споткнулся о детскую ручку, протянутую из темноты и словно отрубленную острым чёрным зеркальным краем. Ручка беспомощно и неподвижно лежала на полу, а светодиодная змейка превращала текущую по ней кровь в чернила. Олег упал на колени и потянулся к застывшим пальчикам, но коснулся лишь холодного стекла, и тут же почувствовал спиной жаркое зловонное дыхание и услышал зарождающийся в утробе огромного животного рык. Скосив глаза, в ближайшем зеркале он увидел снежного барса, который сидел, нависая над окровавленным детским телом, и скрёб чёрный пол острыми и длинными, как ножи, когтями.
Олег отвернулся и, всё так же стоя на коленях в пустом зеркальном лабиринте, взглянул, наконец, в глаза своему отражению: точно такого же, как у него, цвета – светло-серые с пронзительной чёрной дырочкой зрачка. Мужчина заплакал. Это ведь был не его сын… Не его ребенок… На самом деле этот мальчик ему – никто… Но… Он называл его «папа»… Кто же тогда Олег ему?.. Кто он сам?.. Кажется… Нет, он уверен… он стал одним из них, одним из вывернутых наизнанку отражений в этом безумном месте, стал иллюзией в какой-то проклятой складке реальности. Призрачный пустой поезд метро привез его неизвестно куда…