Первый человек на Земле

Глава 6. Семя жизни

Они подошли к барже, лежащей как выброшенный на берег кит. Раззявленная пасть совершено не манила в неё заглянуть, но Толстый подтолкнул Колю и войти в глотку пришлось.

Внутренности рыбины были полны большими мешками с надписью “Евроцемент”. Коля потыкал в мешок пальцем: – Тяжелый?

– Кругом! – икнул Толстый. ,

Коля развернулся к мешку спиной.

– Сидеть!

Коля присел.

– Руки вверх!

Коля поднял руки.

– Взять!

Коля взялся за углы мешка.

– Пошёл!

Коля потянул за углы, устроил мешок на спине и, пошатываясь, потащился из рыбины на свет. Подошел к грузовику и скинул мешок в кузов. Коля развернулся и пошел за следующим мешком.

Много раз входил и выходил Коля из пасти рыбы и, наконец, весь цемент был разгружен. К этому времени Толстый проснулся. Машины разъехались. Им досталось шесть мешков. Они забросили их на телегу, рыба захлопнула пасть, ожила, затарахтела, забурлила и отвалила от берега.

Толстый довольно обхаживал мешки на телеге, укладывал их, подвязывал и даже что-то насвистывал. А Коля просто лег на землю и смотрел в небо. Ему очень захотелось упасть прямо в него и он уже даже начал отрываться от земли, но тут его пнул Толстый: «Впрягайся. На Толковище едем». Коля встал и взялся за оглобли. Толстый пошел наваливаться сзади.

– Ну, пошли родимые, – простонал Толстый.

Коля дернул оглобли и потащил. Первую пару шагов было адски тяжело, а потом стало просто трудно. Они тянули, толкали, ругались, хрипели, но двигались вперед. Наконец они нашли оптимальную конфигурацию, как ее определил Толстый: Коля толкал сзади, а Толстый нес оглобли и поворачивал.

Они даже вошли в какое-то подобие ритма, но начался небольшой пригорок и Коля стал пробуксовывать. Ноги скользили по пыли. Телега встала.

Толстый бросил оглобли и суетился вокруг: – Сейчас… Сейчас… Держи родненький… Я камушками сейчас подопру…. – но камней не нашлось. Телега поползла вниз. «Ёбтыть! Ёбтыть! Держать! И еще раз взяли!» засипел Толстый и тоже уперся в задний борт. Послышался стук копыт. «От жешь!» – с ненавистью в голосе хрюкнул он.

«Куда надрываетесь, комрады?» – весело справился Валерчик. Коля попытался оглянуться, но ноги заскользили по сухой пыли. «Держи», – захрипел Толстый. Он уперся в задний борт и надул губы так, что они стали похожи на два вареника. «Ребятки» – зашлепал ими Толстый. – Ну взяли лошадку, бог с ней. Вам нужнее. Но помогите Христа ради. Не одолеем мы сами эту проклятущую горку. Толкните, хреном… богом молю!.

«Уан момент плиз, – услужливо отозвался Валерчик. – Любовь наша ненаглядная, возьми-ка ты плеточку витую, да прибавь сил мужам усталым».

Коля вывернул голову. Валерчик, как обычно, восседал на лошади. Позади к нему льнула и ластилась Ира. «Ты обещал дать пострелять! – надула она губки. – Хочу вот в этих». «Путь у них еще не окончен. – объявил Валерчик. – Щекотни их плёточкой. Ноги сами и вынесут.

Ира спрыгнула с лошади и требовательно протянула руку. Сразу три плети сунулись к ней. «Михася возьму. У него кончик потолще!». – засмеялась Ира.

Коля вжал голову в плечи. Свистнула плеть. Спину ожгло. Ноги отчебучили коленце и понесли его вперед. Ира засмеялась. Снова взвизгнул воздух и Коле показалось, что пятки воспламенились, подбросили ноги и телега бодро поползла к пригорку. Следующий удар пришелся на Толстого. Тот охнул и засеменил быстрее.

– Богиня, – похотливо зажурчал Серенький. – Хочу вечером возлежать с тобой на райском топчане. Не изволь отказать – молю!

– Одному не дам, – игриво засмеялась Ира. Ты оп и на боковую, а мне что? Нет уж. Троих вас жду в своих пенатах. Я оргию желаю продолжать!

Коле увиделась комната с большой кроватью по центру. На черной простыне раскинулся обнаженный Валерчик. Ира, стоя на коленях, сосала его член. Под Ирой лежал Серенький и лизал её гениталии. Михась стоял позади Иры и вдавливал свой толстый член в ее похотливый анус. Коля услышал возбужденное дыхание Иры за своей спиной. Снова свистнула плеть, но вместо боли, его пронзило возбуждение. Ира сладостно застонала и выгнулась дугой. Она заглотила член Валерчика. Валерчик застонал «Ооооо…!». Михась вошел в Иру до конца и шлепнул ее по ягодице. «Умммм….» ответила Ира. Серенький вставил палец ей во влагалище и быстро двигал им. «Ещеее…» – простонал Коля.

Плеть снова огрела его. Ира оторвалась от Валерчика и закричала, извиваясь и насаживаясь на Михася. Коля зарычал: «Еще! Еще! Да! Да!» Михась яростно вонзался в Иру. Она широко раздвинула ноги и опустилась на лицо Серенького. Валерчик жарил Иру в рот.

Телега выскочила на пригорок. Коля бросил её и завертелся, ища Иру. Её не было! Она, обхватив Валерчика, уносилась на лошади вдаль! В ту комнату!!!.

Коля заревел и кинулся вслед за ними. Ноги не поспевали. Они заплелись в узел и Коля полетел вперед. Но ему не нужна была встреча с землей. Ему нужна была она! Коля несся над дорогой. Скорость его увеличивалась. Уже не было видно отдельных кочек или кустов – все слилось в сплошное мельтешение и тут Колю в грудь ударил поток встречного ветра. Он откинул Колю, но не назад, а вверх и подтолкнул его снизу. И Коля, стремительно, как взлетающая птица, понесся к облакам. И тут он заметил Монумент.

Монумент мерцал. Сами скалы оставались скалами, но то, что, на самом деле, составляло его истинную природу – колебалось. Не было какого-то уловимого ритма. Монумент будто проявлялся в реальности то больше, то меньше. Его суть проявлялась то усложняясь, то упрощаясь. «Он к чему-то готовится», – пронеслась мысль, но тут, краем глаза, Коля увидел белое платье Иры.

Он заложил вираж и вошел в стремительное пике.

Как у нашей Ирочки, сзади есть две дырочки.

Сладенькие дырочки, есть у нашей Ирочки.

Сочинилось его желание. Гул рассекаемого воздуха становился все яростнее. Он снова и снова повторял эти строки, разрезая воздух и настигая всадников, как вдруг… Сладостные судороги сотрясли Колю. «Аааоооууу…» заорал он. Семена жизни брызнули и закружили в воздухе. Коля потерял направление. Его закрутило, завертело и понесло. А семена извергались еще и еще. И, вдруг, все они вспыхнули разноцветными брызгами.

Коля словно оказался внутри радужного салюта. Он расслабленно лежал на воздухе и удивленно наблюдал за происходящим. Брызги потухли, но в воздухе осталось какое-то мельтешение. Коля пригляделся и тут с его зрение резко изменилось – он смог видеть то мельчайшее, что ранее было просто незаметно в силу своих размеров.

Коля протянул руку и пощупал, вроде бы пустое пространство перед собой. На самом деле оно было наполнено жизнью. Мельчайшие существа, разнообразных форм и размеров, сновали по его руке. При ближайшем рассмотрении и сама рука и всё тело представляли собой нечто вроде скопища, колонии, множества разнообразных существ.

«Что это?» – удивился Коля и дал сам себе ответ: «Это жизнь». Рядом с ним пролетал ворон. Он сипло каркнул на Колю и презрительно вознесся вверх. Ворон состоял из тех же организмов, которые составляли и Колю. Да, они расположены в другом порядке и их меньше, но они точно такие же!

Коля распахнул руки и почувствовал сопротивление, но не воздуха. На самом деле его держали частицы жизни. Коля не парил в воздухе. Он БЫЛ здесь вместе с ними, потому что он был частью их.

Донесся далекий стон Толстого. Он лежал на земле, держался за сердце и смотрел на Колю. Коля спикировал и опустился на землю.

«Прихватило меня. У тебя водка есть? Глюки начались. Срочно надо. На Толковище. Худо мне». – Он со страхом посмотрел в небо и зашлепал губами.

Коля присмотрелся к существам, составляющим Толстого и обнаружил, что они не согласованы друг с другом и готовы разбежаться в разные стороны. Коле стало их жалко и он подул на них, мысленно заставив их занять положенный природой порядок.

Толстый еще немного полежал, а затем резко сел и ударился лбом об оглоблю. Он потер лоб и удивлено засмеялся. «Отпустило!» – облегченно выдохнул он. – «Вода есть?». Коля отрицательно покачал головой. «Надо срочно на Толковище. Пить хочу. Взяли!».

Коля впрягся в оглобли и потащил телегу дальше. Толстый шёл рядом и удовлетворенно вздыхал. А Коля шел и улыбался. Улыбался не грустно, не неловко и не скованно. А той улыбкой, в которой чуть-чуть не хватает счастья.

Глава 7. Толковище

Они перевалили через очередной холм и Толстый распахнул руки, словно пытаясь обнять раскрывшийся перед ним пустырь: «Ну, как грится, бобро пожаловать. Вот оно – Толковище».

Раньше тут, видимо, был небольшой городок. Но догадаться об этом можно было только по толстому слою кирпичей, лежащим везде. Дома, видимо, не просто упали. После этого они еще долго кувыркались по земле и развалились буквально по кирпичику. Одиноко торчало уцелевшее стропило крыши. На нем болтались старые брюки.

«Ты местом не ошибся?» – уточнил Коля. «Да ты шо?! – изумился Толстый. – Чумадеи на тачках уже уехали. Тут только наша живность осталась. Щас всё выметут!»

Они спустили телегу вниз, по расчищенной дороге и остановились на площадке, освобожденной от остатков катаклизма.

– Толстый не подведет! Они знаешь что мне? Зальешься, грят, ты там и подохнешь как пёс. А я вот! Щас, набегут. Ты голыдьбе-то на шару не давай. Ни пол кружечки. Ни горсточку. Понял? Одному дашь, остальные всё растащат в момент!

– А где дома? – спросил Коля

– Да их снесло нахер когда эта блямба тут образовалась. – Толстый кивнул на Монумент. – Ты шо! Тут такое было… Ураган… Да какой нахер ураган. Смахнуло как ладонью всё что было. Здесь же городок был. 40000 жителей. А знаешь сколько осталось? 362 человека.

– А остальные переехали?

– Ты тупой?! – Толстый зло вперился в Колю.

– Я никто. – успокоил его Коля.

– Кто успел в подвал спрятаться, тот и выжил. Да и то не все – кисло, словно вспомнив что-то, добавил он. – Так и живем – под землей. Приехали военные, конечно, расселим мол, по санаториям. Хрен вам! Здесь я живу и точка!

– А цемент зачем? – уточнил Коля

Толстый снова зло глянул на него. Коля отступил на шаг «Строимся мы. У меня два этажа уже». «Но где?» – отчаянно огляделся по сторонам Коля.

Невдалеке распахнулся люк. Оттуда, с трудом, видимо с помощью снизу, выбралась женщина необъятная женщина.

– Людк, а Людк, – крикнула она. – приехал наш горемычный то. Вылазь уж, а, Людк.

Открылся еще один люк. Из него выбралась Людка. Полная, опрятно одетая женщина лет 50.

– Ой вы гляньте люди добрые, кто тут у нас. Шарамыжник наш приехал. Вот-то радости. По кружечке чай продавать будешь, да? Мол вот вам подначка от наших барских плечов, а? – нараспев понесла Людка.

Колю так захватил это почти пение, что он и не заметил, как вокруг собралась уже довольно большая толпа.

– Почем для народа-то? – выкрикнули из толпы

– Пятак кружка. – Надул губы Толстый и подбоченился.

Народ загудел.

– Ой и щедрый у нас мужчинка! Ой и любит нас. Пятак. И всех делов. – ругнулась Людка.

Мужик в первом ряду плюнул в Толстого и попал в Колю. Коля не обратил внимания. Да и его, как будто, никто не замечал. «Как был мент, так и остался барыжником» – заявил мужик.

– Кто?! Я?! – взвился Толстый. А ты сам пошел бы, да потаскал тележку! Лошадку-то оглоеды реквизировали. Да плеточек бы отведал! – он задрал рубаху и показал следы на спине. Бабы заохали. – На мысе Отчаянном ночку бы провел. Чё ж сам-то не пойдешь? А, канешна, Толстый же, барыжник, привёзет. А мы его, всем честным сходом…. – Он всхлипнул и заплакал, утирая слезы рукавом и размазывая по лицу грязь.

– По шо терзаете вы его, а, люди вы или как кто? – пробилась с заднего ряда невысокая, но очень широкая молодка. – За шо жилы из него тягаете? Да если бы не кружечки его… А вы… Давай мне пять кружек – и она протянула мешок.

– Как это тебе?! – заволновались вокруг. Ты где стояла?!

– Где стояла там меня нету уж! Десять давай тогда!

Толстый, всхлипывая, вскрыл мешок и насыпал молодке в ведро десять кружек. Она отдала ему деньги. Толстый ссыпал их в напоясной мешок.

– Вы вместо шоб меня хаять, вон дали бы человеку чем укрыться.

Народ взглянул на Колю и словно только что увидел его. Раздались смешки.

– Людк, глянь! Исхудал мужчинка весь. Вон ципка как болтается. – Со смехом запричитала баба. – Давай ко мне. Я вон кака! – она лихо подбоченилась и глянула на Колю. Их взгляды встретились. Огненный водоворот всосал, протащил и выплюнул прямо тесный коридор. Одинокой лампочке доставало сил светить только для себя. Коля вытянул руки и, ощупывая воздух перед собой, двинулся вперёд.

Оказалось, что столбы можно не обходить, но стены такому фокусы не поддавались. Длинный, извилистый путь вывел в небольшую комнату с несколькими проходами. Коля прислушался, определил направление, откуда доносились невнятные звуки и прошёл туда. Ощутив, что путь заканчивается открытым пространством, он остановился и, снова, прислушался.

– Ты куда полез?! А ну постой. Я тебе что говаривала? Куда направляла? Вынимай. Вынимай сказала! Ишь, торопливый! Я, можа, не расслабилась сщо. А у тебя вон, елдаха кака. Куда ты притыкиваешь-то, а? Вот так-то… Охо-хо…

Людк, а, Людк?

А.

– А гаврики-то последние больно уж шустрые. На цепочку я их посадила покась, но, нужны более сурьезные противодействия. Сбегуть.

Да куда им тут бежать…

А не верят. Не верят, что не куда. Все им свободу подавай. Лучшую долю. На. Слышен звук наливающейся жидкости. Звон стекла.

– Эй, охальник, ты уши-то не распускай. А то щас отрежу то, да пробки заколочу. Хорош уж тут дергушку исполнять. Давай… вот здесь… ласковенько мне… язычком… сюда…. Ты посмотри, Людк, такой сурьезные мужчина, и не ведает дамских секретов. Жена-то у тебя была, сердешный? Не было? По девкам шлялся, шлёндра. Так вот они мы! Самые настоящие дефки! Дальше идти некуда. Всё. Ржет.

– А ты им цепочку в ноздрю продень да и всё.

– Каку таку? А здерут?

– Так куды ж он с драной ноздрёй-то? Сразу любой поймет откуда пришёл. И приведут. Эй, ты спишь чёль?

– Ох, щас. Щас. Погодь. Давай, охальник, давай уж. Давай. Ох, ох и здоров у него елдак-то, Людк. Ооооххх… Взнуздывай меня, заложи! Ох припас бог для меня сладость. Ох припас!

– А вот мне браслет казали…

– Ох, Людк, щас, щас. Осилит он меня. Ахахааааааа…. Ох…. Браслет? Какой такой браслет?

– Так електронный. Отошёл лишку, так руку и отхватило. Врывчатые они.

– Ооооо … Оооо… Лежи сказала. Мастырка. Врывчатые… Ооооо… Боязно. А ну как рядом шарахнет. По случаю мало ли как чё. Людк, к тебе отправить? Хошь?

– А давай! Щас я…

Послышался звук снимаемой одежды.

– На. Вот с этого начни. Так. Да. Медленнее! Может их на любовь подсадить? Каждому с утра по полторашке и вечером по одной. Неделя и всё. Куды бечь, когда всё тут?

– Любовь… Недостойные они любви… Любовь… Сказала тож…

– Твари же божьи. Чё ж недостойные –то?

– Потому как твари и есть. Членоголовые. Уж разве так человек выглядеть должен? Не гордо ли должен звучать?

– Да уж как есть… Ох есть… Ахааааа…

– А что это он мне так не делал. Сдриснул?!

– Да стой ты! Дай меня доведёт жешь. Ох и мастак он языком-то молоть видно был. Ох и мастаааааааааак. АААааах… Аааязыктоунегохорош! Ещчо! Ещчо! Вот так. Так! Так! Ээээх…Кхкх..Мудаки мои позорные. Вот как надо. Вот как. А вы! Страдала я с вами всю свою жизнь. Недоёбыши. Опарыши. Козлищииииииии ААааааААА! Ох, что делается, ахааааха!

– Забрало, а? Забрало?

– Ох, осилил он меня. Ох осилил червь. Давай елдашку свою. Умн… Ты смотришь каков… Умн…Ням! Ха-ха-ха!!!

– А ну итить сюда. И мне так давай. А ну! Люююдк, а, Люююдк, где он так тебе, что тебя аж забрало всю? Вот, понял? Понял?! Давай. Люююдк, здесь?

– Да здесь, здесь. Но ОН же говорил, что всех надо любить, разве нет?

– Это он про людей говорил. С животными другой сказ. Это жешь мешок с органами. Сёдни органы есть, завтра нет. Вот и всё их предназначение. Они даже не животные. Это… Грибы знаешь выращивают на колоде? Вот это такая колода. Грибы мы соберём, а колода в печку пойдёт. Ты шо, мать, ополоумела что ль, колоду любить. Ну ты… Ты… Ох… Ох…

– Язык, да, у него?

– Ох да… Ты, Людк, завтрева всех гони в степь. Много нынче колод бродит по степи. Пока они не расчухали, надо прибрать их. Пущай поскачут. Порыщут. Надо еще голов полтораста и можно отправлять.

– Полтораста?! Где ж взять столько то?!

– А ты ребятишек-то своих поднапряги. Неча им дома то сижывать. А то ишь, приноровилися – на дармовщинку. С каждого по три головы. По три! Кто не приведет – любви не будет, так и передай.

– Ну как-то ты прямо жестока, жестока. Как они без любви-то?

– А вот так. Пущай идут кизяки закуривают. А любви не дам, пока полтораста голов не будет.

– Так ломать же их будет. Злые будут.

– Лучше искать будут. Гони их. Прям щас гони.

– Так ночь же.

– А утром – утро. Гони сказала. Пошла! Ну!

– Да пошла я уж, пошла.

– Забери с собой. Елдаха хороша у него. Но чай не последний. Отправляй его.

Коля услышал сдавленное мычание. Он выглянул из-за угла.

Голый человек распростерся ниц около сидящей на кровати бабы. Необьятная жирная жопа расплылась по кровати. Груди лежали на коленях. Жирные бока спускались складками. Ноги она широко расставила в сторону. Свести их мешали толстые ляжки.

Коля спрятался за угол и понял, что всю жизнь был эстетом. И это уже – перебор.

– Людк, а, Людк?

– Чё?

Люди здесь мы. Ты несгибаемая. Меня хрен сдвинешь. Здесь с тобой только мы достойны любви. Потому что мы её вырвем из любого. За жилы вытянем. С печенью выдернем. С хребтом. Мы, а не эти, членоголовые. Мы достойны любви. Мир на нас держится. На нас! Мы мамонта забьем. Освежуем. И пожарим. Нам пущай все любят. Наша вся любовь. Наша!

Огненный водоворот всосал Колю, протащил и выплюнул обратно. Он отвёл взгляд от хищного прищура бабы и, бочком, пошёл за спины. Хотя и спины те, если разобраться, были не менее опасны чем и сама баба. Коля очень захотел побыстрее уехать отсюда.

Торговля закончилась быстро. Мешки пустели. Их, под конец, забрал тот мужик, что назвал Толстого барыгой.

– Мог бы и подарить… – отдавай пригоршню мелочи, обвинил он Толстого.

– Мог бы и больше дать, – не промолчал тот.

– Приходи вечером, посидим. – наехал на Толстого мужик.

– Ага. Придешь к тебе. Посидишь. Как же. Самогонки то нальешь, наверное, да? А мне потом страдай.

Наконец все разошлись, крышки подземных домов закрылись. Толстый сидел на борту телеги и подбрасывал в руке крепенький мешочек. Он приятно позвякивал и оттягивал ему руку.

«Ну что. Коляша, поехали дальше. – приказал он Коле и махнул рукой, указав направление, а сам завалился в телегу, положил мешочек под голову и заснул. Коля потянул телегу и пошёл.

Солнце сползало к вечеру. Тени вытянулись и сбоку от себя Коля увидел, как огромный, длинноногий гигант, тянет за собой… Тут он задумался, что же такое он тянет, но удар в спину бросил его лицом прямо в пыль.

Коля встал на колени: «Меня уже убивали», – чихая и кашляя напомнил он. «Тем более», – пропыхтел Толстый, – знать дело тебе знакомое». Коля услышал свист и прижался к земле. Раздался деревянный стук и Толстый вскрикнул. Коля прислушивался. В лоб, без предупреждений, врезалось что-то тяжелое. «Ага!», азартно вскрикнул Толстый. «Но мне ничего не надо. Да и нет у меня ничего. Зачем ты?» – удивленно спросил Коля и снова приподнялся.

Глава 8. Пробуждение

И тут послышался стук копыт и жизнерадостный голос Валерчика: «Чак-чабак, люди добрые! По што убиваемся?». «Да вот, выставить меня хотел. Еле отбился» – заныл Толстый.

Коля разлепил губы, но услышал ЕЁ смех:.«Ух ты, какая инсталяция! Пади в пыль. Будешь пылевым червем». Коля грохнулся на землю и пополз к ней.

– Чё, Толстый, нормально так комерснул? – уточнил Серенький

– Да шо ты! – жалобно запричитал Толстый. – Какие деньги? Погорельцы же мы все. Я так чисто вожу, чтобы хоть как-то мы тут смогли… Хоть землянку какую к зиме соорудить.

– А выставлял он тебя на что? – потребовал ответа Серенький.

Коля уткнулся головой в ноги, одуряющее пахнувшие черникой. Он прижался щекой к ноге и замер. Ира поставила на него ступню и стала перебирать пальчиками. Коля еле сдержал дрожь.

– Он нас обманывает, Валерчик, – придурковато проблеял Серенький. – Разводит как последних мудаков. Он нас огорчает.

Ира ногой заставила Колю перевернуться на спину, поставила ступню ему на член и принялась легонько его трогать. «Ооо… Ах…аххааааа» – застонал Коля в себе.

– Покажи денежку, Толстый. Может там и шум – гам не из-за чего поднимать? – предложил Валерчик.

Толстый достал из телеги тугой мешочек и показал. Валерчик протянул руку и Толстый, помедлив, кинул. Валерчик одобрительно хмыкнул: – Тяжеленький. А! Гулять, так гулять! Берём всё!

Коля старался не шевелиться, но пальчики Иры знали куда надавить, чтобы случилось то, чего Коля остановить не мог. Но пока он держался.

– Но это не честно! – заорал Толстый.

– В первый раз в жизни слышу такое от мента.

– Я не мент

– А кто ты?

– Я…

– Ты пылевого червя хотел убить. Вон, Ирка его откачивает. От греха мы тебя уберегли, Толстый. Еще здесь наша доля. А за обман наглый надо платить.

– Не отдам! – услышал Коля рёв Толстого.

Раздались звуки борьбы. Пальчики Ирины и ее ступня двигались всё быстрее. Раздался выстрел. Еще один. Коля тоже кончил прямо на пальцы Иры. Пальцы напряглись, сжались, а потом расслабились и Колю укутал запах ежевики. Он вдыхал его, втягивал, всасывал в себя, стараясь забрать весь. Ира поглаживала его ступней и немного щекотала пальцами.

«Вы же обещали, что я в него стрельну!» – обиженно протянула Ира.. «Да как-то быстро всё случилось.,.– оправдываясь зачастил Валерчик. – Так вот же у тебя еще один! Он что – кончил? Ну ты кудесница!».

«Где я – там оргазм!» – гордо заявила Ира и Коля услышал шум передаваемого ружья. Щелкнул затвор. Откинулся ствол. На землю упала гильза. Очередная с легким шорохом вошла на место. «Ты бы отошла, а то забрызгает», – пробурчал Михась. «Оближешь», – ласково предложила Ира.

Толстый же продолжал объяснять, что деньги у него забирать нельзя! Он их любит. Любит!!! А потом он заметил, что на него никто не реагирует. И что тело его лежит в луже крови. И понял Толстый, что он – умер. И возрадовался. Чему? Что узнает наконец-то, как оно бывает после смерти. Точнее даже не бывает, а будет! Вот прямо сейчас всё и разрешиться. И Толстый засуетился, заметался и забегал. В поисках… Он сам не знал чего. Но чего-то замечательного. Чего-то… загробного!

Вечность взирала на Толстого с интересом. Нельзя было сказать, что он очень уж сильно отличается от других обезьян. Но в нём что-то определенно было. Что-то… Что же… Ага! Вот оно – у него была ФИШКА. Да, идиотская, но вокруг неё выросла ЛИЧНОСТЬ. Повернутая. Дебильная. Смешная. Но это именно личность, со своим стержнем. Правда личность эта не успела эволюционировать в разум, но забвения она, явно, не заслуживает. Однако и в вечность ей, так же, нельзя. Тускло-серый шар сформировался недалеко от тела. Лошади зафыркали и забили копытами, заметив его. Обезьяны не заметили ничего.

«Опа! – заявил Серенький. – А к нам кто-то едет… И сдается мне… Не твоя ли это тачка?». «Сопля! – радостно завизжала Ира. – Сопля едет! Муж родненький. За мной!» – гордо заявила она.

Коля осторожно, чтобы никто не обратил внимания, отполз в сторону и принялся очищать глаза. Он соскоблил пыль с бровей. Аккуратно, пальцами, извлек, что смог, из складок вокруг глаз и, чуть-чуть, разлепил веки.

Джип качнулся и остановился. Не сразу, но открылась дверь. Саня выбрался из машины и, повесив голову, встал перед Валерчиком. Ира подпрыгивала, взвизгивала и махала ему рукой.

«На колени», – скомандовал Валерчик. Саня плюхнулся на колени. «Ну что же ты, сопля, – с горечью и, даже как-то обиженно, удивился Валерчик. – А где мужская гордость. Сила где? – Он помолчал. – Чего ты хочешь, сопля?»

«Мы за ней. Она же жена моя. Могли бы вы вернуть её нам. В смысле мне» – нерешительно вымолвил Саня. Валерчик некоторое время молча смотрел на него, а затем зашелся хохотом: «Она прется от груповушки. По одному вообще не дает. Прикинь? Ты-то ей зачем?!»

– Мы поклялись вместе и до конца…

– Покажи конец – приказал ему Валерчик.

Саня недоуменно посмотрел на него.

– Штаны сними! – громким шепотом подсказал ему Ира.

Валерчик достал плеть, но Саня опередил его и штаны упали в пыль. «И чё тут? – недоуменно изумился Серенький. – Где бохатство?». «Эй! Ты!!! – Валерчик поманил сидящего в машине Букета. – Иди сюда». Букет выпрыгнул из машины и подошёл..«Помоги другу. Хотим убедиться, что наша женщина точно будет удовлетворена», – ухмыляясь попросил его Валерчик.

Букет непонимающе взглянул на Саню, но Серенький перетянул его плетью и Букет, упав на колени, догадался, чего от него требуется. Он на коленях подполз к Сане, обхватил его ладонями за ягодицы, поймал губами предмет общего интереса и мерно задвигался. Саня по-прежнему смотрел вверх, но уже не так внимательно.

– Ты яйки ему погладь нежненько. Он любит так – посоветовала Букету Ира.

Букет услышал это пожелание. Саня закрыл глаза и начал постанывать. И тут Ира закричала: «Стой! Показывай!». Букет отодвинулся. «Что я говорила?!» – гордо объявила Ира. – Вот!».

Валерчик и Серенький молча смотрели, а Михась одобрительно буркнул: "Норм".

Букет, видимо, ждал команды "Отбой". Её не проследовало и он, как отличник подготовки, продолжил выполнять последний приказ. Саня удивленно посмотрел на него, а потом взял его за голову руками и так же мерно задвигался сам. «А… Сука…» вырвалось у него. «А…АаА!». Букет звучно сглотнул и еле слышно заурчал.

«Он же всё высосал! – возмутилась Ира. – Это моё было!». Она навела ружье на Букета и нажала крючок. Дробь выбила столбик пыли. Ира нажала еще раз. Пыль вздыбилась еще дальше от цели.

Ира не глядя сунула ружье Михасю. Тот перезарядил и отдал обратно. Ира снова навела стволы на Букета, но Валерчик свесился с лошади и перевел стволы на Саню. «Давай по очереди», – предложил он. – Тот начал, но закончил-то этот».

Ира оторопело попятилась от него: «Ты что?! Это же муж мой! Мы в церкви венчались! Он же меня любит!». "Измену надо карать" – объяснил Валерчик. Последующего он явно не ожидал. Ира мило улыбнулась ему, затем навела ружье на него и нажала сразу оба курка.

Коля видел, как двигаются курки. Как они останавливаются. Услышал, как взрываются капсули. Затем воспламеняется порох. Давление выталкивает пыж, а он толкает перед собой дробинки. Они шуршат в стволе, слегка обгоняя грохот расширяющегося пороха. Коля подошёл и поднял ствол ружья вверх.

Валерчик удивленно смотрел на Иру. В его зрачках отражались два ствола. Коля сдернул его с лошади и поднял перед собой в руках. Заглянул в глаза. Серо-дымчатый водоворот всосал его, протащил и выплюнул во двор, рядом с деревянным, черным от старости домом. Видимо недавно прошёл дождь. Дверь дома распахнулась. Валерчик, шлёпая по раскисшей земле, прошёл в покосившийся сарай, где ожесточенно блеяли козы.

Оттуда он вышел, таща за собой на верёвке козла. Козёл упирался, цеплялся рогами за забор и идти не хотел. Валерчик тоже упёрся и потянул. Сзади его с разбегу ударила рогами коза. Валерчик упал прямо в грязь. Козёл заблеял так, будто рассмеялся и потащил Валерчика за собой на веревке.

Раздался смех. Девушка на крыльце заходилась от хохота. Валерчик, тащясь по грязи за козлом, тоже рассмеялся. Он поднялся на ноги, снова упал. Опять поднялся. Она спустилась к нему, поскользнулась и плюхнулась в грязь. Он набросился на неё с поцелуями, но она вывернулась и села на него сверху. Он снова опрокинул её и попытался лечь на неё, но она опять его скинула. Так они и барахтались в грязи, смеясь и дурачась. А козёл стоял в стороне, жевал траву и поглядывал на коз оценивающе и строго.

Извалявшись в грязи так, что на них не осталось ни одного чистого местечка, они сбежали с пригорка на речку и, как были в одежде, плюхнулись в неё. Они купались, полоскали одежду и, постепенно, раздевались. Валерчик, всё же, улучил момент, когда девушка потеряла бдительность, ухватил её и утащил на берег – в траву. Они долго миловались, а потом она лежала на его груди и смотрела в небо.

– Неужели больше этого ничего не будет? – спросила она его

– Ага – легкомысленно ответил он, грызя травинку.

– Прямо всё в один час возьмет и исчезнет?

– Или исчезнет. Или мы. Кто знает. Конца света ведь еще ни разу не было. Вот и посмотрим.

– Жаль не расскажем потом никому.

– Кто знает…

– Ты думаешь, будем жить дальше?

Он помолчал. Она, в надежде, ждала его слов.

– Мы готовы – ответил он. – Готовы ко всему. И если будет хоть один шанс, мы спасёмся. Ты мне веришь? – требовательно спросил он у неё?

Она кивнула. Он погладил её по волосам. Их глаза закрылись. Они уснули.

Проснулись под вечер, как похолодало. Схватили мокрые вещи и побежали к дому. Козы уже зашли во двор, насадили на рога сохнущее белье и мотали его по двору. Она закричала на них, заругалась. Бросилась ловить. Он смеялся.

– Это чистое. На сегодня! – потребовала она понимания.

Он бросился ловить коз. Они блеяли и прыгали через забор, на дровницу и, даже, забирались на крышу дома. Но, всё же, были пойманы, привязаны, а одежда почти спасена.

Вечером они поели, оделись во всё чистое и вышли во двор. Он зажег фонарь и они пошли, мотая лучом, за дом. Свет вырывал из тьмы хвостики моркови, развесистые листы буряка, мячи капусты, кусты картопли, гроздья помидор. Она гладила листики и что-то шептала. Коля прислушался.

– Растите, большие, крепкие. Мы вас в погреб сложим – всю зиму будете лежать. Любимые…

Луч света выхватил из темноты куст, ростом выше Валерчика. Размашистые ветви, с четырехпалыми листьями и жирными шишками, будто подрагивали от предвкушения, колыхаясь от легкого ночного ветра.

– Травка-муравка вымахала – улыбнулся он и, нежно, погладил листья. Он сорвал одну ветку и они пошли домой. Порезали листья и шишки на маленькие кусочки, смешали с табаком и забили трубку.

– Ну, Тетяна, за конец света – провозгласил он и запыхтел, разжигая трубку. Затянулся. Задержал дым. Передал ей. Она так же затянулась. Передала ему. Они докурили трубку и стали пить чай, поглядывая на часы.

Стрелки приближались к двенадцати.

– Как думаешь, – нервно спросила она, – всё сразу случится или какие-то предвестники сначала произойдут?

Он встал, выключил свет, взял её за руку и вывел на крыльцо. Они сели на ступеньки, обнялись и стали смотреть на звезды.

Смотрели долго. Начали зевать.

– Пойду еще трубку забью – объяснил он и зашёл в дом. Подошёл к часам. Прислушался. Часы тикали. Взял самосад, трубку, вышел на крыльцо и принялся забивать.

– Сколько времени, – спросила она.

– Почти двенадцать.

– Я думала уже больше. Может спать пойдём?