По спокойной воде обогнули часть острова, и тут нас подхватил сильный порывистый ветер. Утлое суденышко кидало как щепку. Собаки замертво валялись на палубе, туристов сразила морская болезнь. Опытный капитан направлял наше судно на очередную волну. Нос нашего кораблика почти вертикально вздымался вверх, и тут же нас бросало в пропасть.
Я и моя подруга, адвокат из Москвы, стояли у борта, крепко вцепившись в поручни. Ноги, казалось, приросли к палубе. Стоя плечом к плечу, мы испытывали невероятный восторг. Только тот, кто испытал такое, сможет понять и почувствовать пушкинские строки:
«Есть упоение в бою
У бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы…»
Перекрывая шум, над нами раздался голос капитана. Нам было приказано петь. Не сговариваясь, мы одновременно грянули «Варяга»:
Наверх, вы товарищи, все по местам
Последний парад наступает…
Закончить песню не пришлось, огибая остров, мы почувствовали ослабление ветра. Ход нашего судна стал заметно спокойнее. Очень скоро мы причалили к берегу. Кто-то молился, кто-то целовал землю. Обратно на базу мы вернулись по тропинкам через лес. Про «линию Маннергейма» никто не вспомнил. Вечером мы покидали остров. В Москву, в Москву!
Возвращение
Когда живешь у моря, сердце невольно просит романтики. Пасмурно, ветрено, накрапывает дождь. Нечасто такая погода накрывает Керчь и ее окрестности в разгар лета. На пути из Керчи в Тамань лежит узкая песчаная коса, куда часто высаживаются рыбаки, чтобы переночевать, отдохнуть, почувствовать себя на твердой земле. Туда и лежал наш путь. Следуя в Тамань нас забрал рейсовый катер «Пион». Четыре небольшие каюты заполнили рабочие СРЗ, редкие туристы и бабульки привозившие для продажи овощи с Тамани на керченский рынок. Весело бежал по волнам наш «Пион». В Керченском проливе начало заметно штормить. Нас высадили на косе: три семьи с детьми, я и двое моих друзей. В качестве гостиниц нас ожидали два больших сарая и семь разбросанных в беспорядке шлюпок. В одной из этих «гостиниц» мы и переночевали. На другой день ветер усилился, солнце не показывалось. К вечеру на наш остров забежал «Пион». За десять минут стоянки я решила поехать в город, оправдывалась тем, что там меня ждут письма от жениха, свежие газеты. В Керчинском проливе нас встретил уже настоящий шторм. Туристы и случайные пассажиры испытывали нешуточный страх. Только местные бабульки лихо щелкали как семечки розовеньких креветок и обсуждали местные новости. Пожилой мужчина, эдакое бесцветное белобрысое существо без конца повторял: – Вот сейчас пойдем на дно бычков кормить. Неожиданно к нему подошел крепкий старик, взял за грудки, встряхнул и сказал, как отрезал: – Таких паникеров, как ты в войну к стенке ставили. Прибыли в порт с большим опозданием, лил дождь, дул холодный ветер, но дома меня согрели письма и горячий чай.
Наутро я решила вернуться на косу к своим друзьям. В порту узнаю, что сообщение с Таманью из-за шторма нет. Многие пассажиры ушли, а часть осталась ждать у моря погоды. Через час с небольшим, как чудо морское, перед нами показался отважный «Пион». Дружно погрузились и неутомимый «Пион» взял обратный курс. В проливе штормило сильнее чем вечером, и тогда уже я вспомнила, что не умею плавать. С трудом высадили меня на косе, где обнаружила я только двух отважных рыбаков. Соседей и моих друзей на берегу не оказалось. Рыбаки поведали мне, что утром приходил небольшой катер и забрал всех желающих. Я быстро подсчитала, что еще смогу пару дней продержаться, имея 3 литра компота и буханку белого хлеба. Приемник тоже был с собой. Ночь можно было переждать в одном из сараев. Грустить долго не пришлось. Около 17 часов нас забрал сторожевик с настоящими моряками на борту. Ребята напоили нас горячим чаем с пряниками, и шторм был уже совсем не страшен. Вспоминая эту историю, я думаю, кто прислал этих моряков? Спустя годы я всегда молюсь: Слава тебе, Господи, за учеников моих замечательных. Ведь они эти отважные ребята тоже чьи-то ученики, а Святитель Николай их направляет и оберегает.
Коралловые бусы
Во время путешествий часто случаются эпизоды, которые остаются в памяти надолго.
Брожу по залам Дрезденской галереи. Многие картины встречаю как старых друзей. Наконец я перец Сикстинский Мадонной. Моя давняя мечта сбылась. Каждой клеточкой я впитываю энергию, посылаемую этой картиной. Или иконой? Мария отдает Его нам «яко Спаса родила еси душ наших». Неожиданно в моем кармане затрепетал телефон: – Слушаю. Ответ: – Здравствуйте. Сегодня наша дочь не сможет поехать с классном на картошку, потому, что мы всей семьей будем у бабушки в деревне.
Кто не мечтал поплавать в гондоле по каналам в Венеции. Экскурсовод заранее нам рассказал, что, если положить деньги на причал рядом с гондолой, гондольер будет еще и петь для вас. Так и случилось, гондольер спросил мое имя и запел как Ленский в опере «Евгений Онегин», заменив имя Ольга на Татьяну: – Я люблю, вас Татьяна.
Весна. Апрель выдался пасмурный и холодный. Собираемся в Вену. Я настойчиво продвигаю идею ехать поездом. Нас поместили в Дип-купе, очень маленьком, узком пространстве с большим окном. Интересно видеть, как вдоль дороги меняется местность. Как меняется вид и форма построек, как по-разному ухожена Земля. Пересекли границу Австрии и нас встретили, конечно, ветряки, они медленно махали нам вслед своими крыльями. На платформе работники агентства сообщили, что наша группа осталась в Москве. Из окна автомобиля мы видели, что Вена почти пуста. Апрель 2010г. В Исландии заговорил вулкан Эйяфьятлайокудль, нелётная погода.
Опять апрель. Париж. Яблони в цвету. День заполнен до отказа: то взлетаешь на Монмартр, то спускаешься в прохладные залы Лувра, то выстаиваешь долгую очередь в Нотр-Дам. Дней так мало, а увидеть хочется так много. Речной трамвайчик медленно движется по Сене, к мосту Александра 3, к Эйфелевой башне. По трансляции всё время крутят наши русские песни: «Темная ночь, ты у детской кроватки не спишь». Всю поездку я тихо плакала…?
Тбилиси. Долго ходили по базару, удивлялись такому богатству: яблоки, персики, ароматные груши, гранаты и, конечно, помидоры, огромные краснощекие. Покупали, пробовали, фотографировали. С трудом ушли и присели отдохнуть в небольшом сквере, подышали в скудной тени, охладились мороженным и вперед, на проспект Шота Руставели. Захотелось снять что-то интересное, а фотоаппарата нет. Где он «Зенит» с огромным объективом? Ринулись в скверик без всякой надежды. На нашей скамейке сидят двое: благообразный старичок и очень милая старушка, межу ними лежит наш фотоаппарат. Они терпеливо ждали нас.
И снова стучат колеса. В Москву, в Москву, в Москву…. В купе двое. Я и молодой офицер, по профессии дирижер военного оркестра. Предвкушаем тихую спокойную дорогу до Москвы. Дверь купе неожиданно с треском распахивается и две крупные фигуры выросли на пороге. В два счета переселили дирижера в соседний вагон. Парни пригласили еще одного друга и заняли все свободные места. В огромных сумках у них оказались пятилитровые баллоны с кизлярским коньяком местного разлива. Пили они до глубокой ночи, а потом начался обратный процесс. Ночевать мне пришлось в коридоре на приставной скамеечке. Ближе к утру была вызвана транспортная милиция, их заставили убирать и мыть купе. Утром они рассказали, что работают вахтовым методом и что родной город Чебоксары лучший в мире. Приглашали в гости, а один, Сергей, сделал мне комплимент: «Гвозди бы делать из таких людей как Вы». Расстались друзьями.
Не всегда можно себе представить, куда заведут тебя пути-дороги. Кемь. Почему так называется город, лучше почитать историческую справку. Сырая холодная ночь. Руководитель тургруппы не может поселить нас в гостиницу, и мы остаемся на открытой платформе ждать утреннего поезда. Двое наших парней принесли радостное известие, что метрах в ста есть рабочая столовая! Мы спасены. Нас угощали рыбой, пирогами с брусникой, крепким горячим чаем. Провожая нас, тетя Настя повторяла:
– А с вас за тресочку тридцать две копеечки, а пирожки в подарок.
Долго вспоминали наши друзья, как отогрелись душой в эту темную ночь.
Кавказ надо мною
Под вечер наш редакционный газик ползет по дну Дигорского ущелья. Темнота в горах наступает почти мгновенно. Сворачиваем с дороги в сосновый лес, от резкого запаха хвои на глаза наворачиваются слезы. Пожитки наши сброшены, и машина ушла в ночь. Казалось, выбрали ровную площадку и при свете карманного фонарика поставили палатку. Пожевали всухомятку и залегли спать. Утро вечера мудренее. Шум леса, сливаясь с плеском горной реки, быстро нас убаюкал. Раньше всех пробудилась моя подруга и спустилась к реке. Вид снежных горных вершин ее, городского человека, просто сразил. Ей захотелось петь, танцевать и она решила просто громко покричать. Прокричавшись, она неожиданно увидела на высоком берегу горца. В папахе и черкеске он возвышался как монумент. Подниматься на берег с непривычки было тяжело, камни осыпались под ногами, «Монумент» спустился и подал руку.
Позже мы узнали, что это был повар наших соседей. Их лагерь был разбит метрах в ста от нас. Каждый год на это место приезжали представители администрации Северной Осетии. Лагерь: палатка для жилья с полом и всей обстановкой, кухня, повар. В небольшом вольере у кухни копошатся куры, рядом ходит барашек на длинной верёвке. Пожилые почтенные люди приезжают сюда ловить форель, пить воду из родников, вести долгие разговоры.
Свой лагерь мы обустраивали целый день. Из крупных камней соорудили очаг, нарубили дров. Переставили палатку. Только утром при свете дня мы увидели, что стоит она на склоне небольшого холма. Наши соседи ушли ловить форель в реке, которая сбегает с ледника. Чтобы поймать эту рыбку не надо сидеть, смотреть на поплавок и ждать. Закинув удочку в воду надо быстро бежать по берегу перескакивая с камня на камень. Наши соседи носились по берегу, легко перескакивая с валуна на валун. Вечером к нашему костру пришел повар с угощением, жареной форелью и передал, что хозяева просят гостей из Москвы через два дня посетить кавказское застолье. Арака, курдюк – все впервые.
Мы быстро привыкли к новым условиям жизни, собирали грибы, ягоды, лазили по горным склонам. Конечно, не обошлось без курьёзных случаев. Каждую ночь, свободно гуляющие ишаки, разбрасывали наши кружки, ложки, миски, оставленные у костра. В 3-х литровую банку сгущёнки набежали муравьи. Прежде чем подать молоко к кофе, мне приходилось их тайно вылавливать. Многие вещи для нас, городских, оказались необычными. Окружавший нас кустарник – реликтовый рододендрон. Сухие ветки его даже в дождь мгновенно загораются, как лучина. На территории лагеря рос куст, в который можно поставить продукты, и они не испортятся.
Поздний вечер у костра. За этой сказкой стоило забираться так далеко от городской суеты. На тёмном бархате небосвода мерцают яркие звезды, летучие мыши едва не касаются головы. Если в затухающий костер бросить сосновые шишки, они превратятся в огненные цветы.
Довольно далеко от нас в горах селение. Летом туда завозят продукты: муку, соль, сахар. Зимой дороги нет. Бывая в таких местах, задумываешься, почему там старики долго живут. Чистая вода, чистый воздух, свежее мясо, хлеб. А еще один ответ я получила, когда в бинокль смотрела на дорогу из селения. В одно и то же время по дороге медленно двигался старик в папахе и бурке. Иногда он останавливался, опираясь на посох, смотрел на дорогу, на снежные вершины гор. Эта неспешность, медленное течение жизни, вероятно, один из секретов долголетия.
К вечеру, когда небо темнело, и появлялись звезды, одна яркая звезда подходила к снежной вершине и медленно заходила за нее. Мне казалось, что это какой-то невидимый волшебник с фонарем обходил вершины гор.
Чудеса, как известно, не могут длиться долго. Пролетели две недели, лагерь разобрали и опять в Москву, в Москву!
Посреди скал
Вдоль скал по краю обрыва, поднимаясь все выше и выше, пробирается видавший виды маленький автобус. Куда, зачем едут эти 15 человек? Быть в Грузии и не посетить Бакуриани это все равно, что не попробовать хачапури. Чем выше поднимаемся, тем сильнее разыгрывается моя головная боль. Я уже не смотрю по сторонам и сижу, закрыв лицо руками. Резкий толчок и машина встала. Шофер попросил всех аккуратно, не торопясь покинуть автобус. Облака лежали у наших ног, как теплое пуховое одеяло. Заднее колесо было готово скользнуть в пропасть. Женщин отправили вперед, мужчины остались у машины. Вскоре автобус нас догнал и доставил к месту назначения.
Еще с 30-х годов двадцатого века – это горнолыжная база для наших спортсменов и место отдыха для советских чиновников. Порядок расселения показался нам очень странным. Мужчину и женщину нельзя было селить в одну комнату, даже если они муж и жена. Администратор, глядя в наши паспорта спрашивал: «Вы мужчина? А вы женщина?» Он разводил нас по разным комнатам, несмотря на штампы в паспортах.
Утром мы поднимались по канатной дороге, под ногами простирались альпийские луга. Изумрудная шелковая трава и море цветов.
Знакомясь с Боржомским ущельем, невозможно пропустить водолечебницу в Боржоми. Сюда съезжаются люди со всей страны. Часть отдыхающих с путевками и частично «дикари». Не все скважины с целебной водой облагорожены. Ключи с благотворной лечебной водой встречаются в ущелье с завидной регулярностью. Гуляя, наблюдаем такую картину. Лужа, глубиной примерно один метр до отказа заполнена барахтающимися в ней людьми. На краю лужи из трубы вытекает вода с сильным запахом сероводорода. Чтобы вода била фонтаном и орошала всех купающихся, пожилой мужчина поставил ногу на трубу и вода фонтаном била через пальцы. Второй петергофский Самсон. Из проходящей мимо группы молодежи кто-то крикнул:
– Дед, а ноги у тебя не больные?
Через минуту лужа была пуста.
Оставляя Грузию, увозишь в душе восторг. Какая сказочная, прекрасная, щедрая земля. Как звезды вспыхивают имена: Н.Брегвадзе, С.Чаурели, В.Чебукиани, Н.Ананиашвили, Г.Товстоногов.
Покидая Грузию, хочется петь:
– Расцветай под солнцем, Грузия моя.
Ломать не строить
Чтобы изучать историю – мало читать, смотреть фильмы, изучать карты. Нужно много ездить, летать, пройти по рекам и морям. А главное, ходить по лесам и лугам, по прозрачным березовым рощам и тихим деревням. Совсем рядом можно увидеть много интересного и загадочного. К старинной дворянской усадьбе поднимаемся по дороге, забирая все время в гору. По краям дороги стоят лиственницы. Откуда они здесь, кто их посадил, когда? Справа от дороги овраг, по дну его бежит ручей, кристально чистый и холодный. На пути ручья – плотина. На плотине угадываются какие-то буквы. Местные говорят, что хозяин усадьбы был швед, он и построил эту небольшую плотину. Поднимаемся выше и оказываемся перед средневековым замком. Вверх вздымается огромная круглая башня, к ней примыкает здание из красного кирпича, похожее на вокзал.
Узнаем у бабуль, второй день ожидающих хлеб, что это и есть вокзал. Швед мечтал из Сергиева-Посада протянуть железнодорожную ветку к этому вокзалу. Помешала революция. Швед уехал, а память осталась.
От бывшей усадьбы идут аллеи – липовая, березовая. Березовая аллея спускается к озеру, вода в нем чистая, отливает серебром. Больше всего пострадали лиственницы на самой широкой, третьей аллее. На их корнях стояли трактора и другая сельхозтехника. На землю проливалось масло, бензин. Деревья страдали, но жили. В конце аллеи лиственницы живые, яркие, изумрудные, с мягкими иголками и ароматными шишками. На месте усадьбы остался только фундамент. Рядом с усадьбой небольшая деревня: накрест заколоченный клуб, магазин, коровник и много пионерских лагерей вокруг.
В нынешние 90-е разрушили все, что было нашим достоянием. Корпуса пионерских лагерей стояли распахнутые настежь, окна побиты, унесли даже заборы и черепицу с крыш. На спортплощадках разбросаны искорёженные кровати. Матрасы, подушки на дне спущенного детского бассейна. Швед уехал, а память осталась – эти вековые аллеи. В разгар лета на сотни метров воздух напоен запахом липового цвета, а в березовую аллею входишь как в светлый храм, где даже нам, воспитанным комсомолом, хочется молиться, да не знаем, как. Вот такая живая история с географией.
Родина в сердце
Самолет летит в ночь. Ровно, уверенно работают двигатели. Под крылом, как драгоценные ожерелья проплывают города. В полночь приземляемся в Цюрихе. Аэропорт как стадион, только впереди мелькают красные и зеленые огоньки. Небольшой состав без водителя вывозит всех на площадь. Остаток ночи пролетел мгновенно, наутро мы уже в поезде, который уносит нас на юг Швейцарии, в Лугано.
По берегу огромного спокойного озера бульвары, магнолии в цвету, дорогие магазины, респектабельные отдыхающие. Весна, курорт, никакой суеты, изредка мелькнет оранжевое одеяние буддистского монаха. Вечером на балконе своей гостиницы пьем чай и слушаем колокольный звон. Удивительно, но нам кажется, что он какой-то равнодушный. В России колокольный звон – это благовест, душа откликается на него. А здесь просто звон.
Утром поднимаюсь рано, город спит. С балкона смотрю вниз на улицу. По дороге идет пожилой человек с подругой, таксой на поводке. Человек неожиданно наклоняется и что–то поднимает с тротуара, не больше пуговицы. Несет свою находку и выбрасывает в мусорный контейнер. Так ведет себя каждый из нас, подбирая с пола соринки в своей квартире!
Глядя на этого седовласого прохожего, я сказала себе: – Этот человек любит свой город, страну без громких фраз. Эта набережная, эта улица, этот бульвар – это его Дом, и он его очень любит.
Днем предпринимаем экскурсию по озеру на небольшом катере. Сидим за столиком, болтаем о мелочах. К нам подходит женщина и спрашивает:
– Вы из России?
Приглашаем даму к нашему столу, угощаем московским шоколадом. В небольшой коробочке уложены шоколадки с видами Москвы. Женщина взяла маленький квадратик шоколада и из глаз ее полились слезы. Она долго не могла успокоиться. Из ее рассказа мы поняли, живет она в этой благополучной стране более 15 лет. Интересная работа, квартира в престижном районе Цюриха, муж, дочь. А слезы при виде нас потекли сами. Расставаясь, мы подарили ей московский шоколад. Сейчас по прошествии времени приходят на ум слова И.С. Тургенева: «Россия может обойтись без каждого из нас, но никто из нас без нее обойтись не может».
Услышать музыку
Чтобы понимать музыку, живопись, надо учиться, учиться всю жизнь. На вопрос моих учениц:
– Как научиться красиво одеваться?
Я отвечаю коротко:
– В Третьяковскую галерею надо ходить всю жизнь. Пытаясь приобщиться к классической музыке, я довольно часто посещала Большой зал консерватории. Особенно не давался мне Скрябин. Однажды зимой мы с мужем оказались на краю обрыва. Дул сильный ветер, вершины берез бессильно сгибались к Земле. Неожиданного из маленького приемника зазвучала музыка, это был Скрябин «Поэма экстаза»– я ее услышала и попала в ее плен навсегда.
А вот еще один, как говорят музыканты, опус. В семидесятых годах мы, как туристы, оказались на острове Валаам. Время нашего пребывания летело очень быстро: ходили в лодочный поход, посещали скиты, даже парились в настоящей финской бане. Только одно место нам не разрешалось посещать. На огороженной забором территории происходила какая-то таинственная жизнь. Люди, не пожелавшие после войны вернуться домой по причине тяжелейших увечий, жили за этим забором. Иногда кто-то из поселенцев выбирался к пристани с банкой ароматной земляники. Чаще всего у этих мужчин не было обеих ног, или ног и руки. В разговоры с туристами они не вступали, продавали ягоды и растворялись за своим забором. Рассказывали, что женщины, чьи мужья пропали без вести, летом подплывали на лодках к отвесным гранитным берегам острова. Ладога и неприступные скалы хранили свою тайну.