Дежавю

– Чувак, ты чего? – спросил Сэм, пятясь от меня.

Я вздохнул и закрыл глаза, приказав себе успокоиться. А когда открыл, то глаза снова были светло-желтые.

– Твои глаза меняют цвет? – спросил он дрожащим голосом.

– Да, когда злюсь – становятся темными, – ответил я как можно спокойнее.

Сэму вдруг стало очень неуютно рядом со мной и он беспокойно посматривал на выход, думая, как же отсюда слинять. Мне тоже пора было уходить – шутки кончились, пора заканчивать эту игру в байкера.

Я осторожно взял моего, перепуганного до смерти, друга за плечи и, посмотрев в глаза, сказал:

– Дружище, ты забудешь меня и все, что со мной связанно. Ты никогда не вспомнишь меня и не станешь искать. Женись на хорошей женщине и перестань курить дурь.

Потом проник глубже в его сознание и внушил забыть все, что было связано со мной. Его глаза стали словно стеклянными – не выражали ровным счетом ничего. Через пять минут он придет в себя и будет смутно помнить события прошлого, но только не меня.

Я напоследок обнял Сэма и с большим сожалением вышел из зала, направившись на поиски Хука. Он оказался в комнате для курения, куда недавно зашел, успев прикурить сигарету. Ввести его в бессознательное состояние было нетрудно – он по жизни непрочно держался в сознательном. Было трудно смотреть в отрешенные глаза Хука – мне было жаль с ним расставаться. Но стереть его память было просто. Напоследок я сделал ему небольшой подарок – внушил ему спокойствие, о котором тот всегда мечтал.

В баре ресторана «Звездный путь» я нашел остальную компанию – Гарри, Молота и Каску. Пришлось подозвать Гарри к себе. Он нехотя поднялся и подошел, слегка качаясь от выпитого спиртного. Он с непониманием смотрел на меня, когда я пристально посмотрел ему в глаза. Со стороны это выглядело как общение двух друзей.

– А теперь ты, фэбээровская крыса, возвращайся в Вашингтон и напиши подробный рапорт о том, что зря потратил год на наблюдение за нашей бандой. Мы оказались простыми бездельниками и прожигателями жизни. В справочнике по бандам отметь нас как «бесперспективные» и забудь навсегда. Займись спортом и перестань ненавидеть людей.

Я шел к остальным ребятам, которые как раз рассказывали друг другу истории из своей жизни. Прощаясь с ними, я сделал небольшие «подарки» – внушил Молоту надежду на лучшее, а Каске просто стер память о себе.

Уходя от них, старался не оборачиваться, испытывая сожаление, – они были неплохими людьми, и мы хорошо проводили вместе время. Но все равно момент расставания должен был когда-нибудь настать, ведь не могу же я быть с ними вечно, даже если мне этого очень хотелось.

Идя по гулкому коридору, я ощущал, как мой рассудок становится привычно холодным и расчетливым. Я понимал, что байки, бесконечная дорога, бары и вечеринки, а также прочая атрибутика кочевой жизни закончились. Прямо под моим носом произошло непростительное преступление – вампиры в открытую общались с оборотнями, а вся моя тщательно продуманная система управления не сработала. Однажды я уже с таким сталкивался и прекрасно знал, чем может окончиться подобный союз. У меня не возникало сомнений – этот случай намного опаснее, потому что девушка была непонятной смесью вампира и человека, что само по себе было недопустимо. Но раз она была наполовину такой же, как я, значит, знала о возможном наказании за общение с оборотнем.

Через четверть часа я выходил из концертно-развлекательного комплекса «Спейс Нидл» с записью камер наблюдения музея в кармане. На них я надеялся лучше рассмотреть странную парочку. На автостоянке было многолюдно – скоро должен был начаться концерт и люди спешили попасть внутрь огромного здания до его начала. Я вскочил на мотоцикл и помчался на предельно допустимой скорости в аэропорт Сиэтла, где намеревался взять билет на ближайший рейс до Рима, откуда потом бегом доберусь до Флоренции, где навещу Триумвират. У меня к ним было очень, очень много вопросов!

Ноябрь 2013 г. Остров Хелби, г. Бейнбридж, Канада

Я опять приблизила свое лицо ближе к зеркалу, чтобы лучше рассмотреть кожу – тональный крем был нанесен таким густым слоем, что лицо напоминало безжизненную маску. Алиса потратила кучу времени, собственноручно смешивая содержимое различных баночек, чтобы создать этот «шедевр». Солнечный луч, попадая на кожу, вызывал едва уловимое свечение, это выглядело, как будто я нанесла на кожу пудру с эффектом «алмазная пыль».

Мои неестественно светлые глаза цвета калифорнийского песка в данный момент были закрыты линзами, придававшими глазам не былой цвет расплавленного шоколада, а вызывали ассоциации с весенней грязью. Сильное и изящное тело пришлось драпировать необъятным свитером и мешковатыми джинсами. Волосы были собраны в хвост, а для полноты образа я одела тоненький обруч на голову. Вот уж не думала, что когда-нибудь придется потратить столько усилий, чтобы вернуть себе подобие прежней меня – болезненной, худой и нескладной Бэль Сигнет. Я не скучала по своей человеческой жизни, потому что бессмертие досталось мне нелегкой ценой.

И все-таки я продолжала вглядываться в свое отражение. Словно призрак смотрел на меня. Призрак, который против моей воли притянул из трудноразличимого прошлого старых знакомых, друзей и пару нерешенных проблем. Я раздосадовано нахмурилась.

Солнечный свет наполнил комнату золотым туманом, и мириады солнечных зайчиков осветили комнату – это солнце отражалось от рук Эдуарда, внезапно обвивших мою талию. За три года пребывания в новой ипостаси вампира я так и не привыкла к его внезапным появлениям, настолько быстр он был.

– Ты прекрасна, моя Бэль, – прошептал он мне на ухо. – Как всегда.

Прикосновение его губ к шее вызвали волну приятных мурашек, прокатившихся по спине. Как всегда, Эдуард пытался отвлечь меня от неприятных мыслей. Я рассеяно улыбнулась. Он заглянул мне в глаза и нахмурился. Через пару секунд взаимного молчания Эдуард нежно, но настойчиво сказал:

– Бэль, расскажи, что тебя так беспокоит, потому что я сейчас продумываю примерно сотую причину твоего выражения лица, и, честно сказать, они все ужасней и ужасней.

Я в ответ лишь покачала головой.

– Ну, тогда я зову Джека и Алису… – сказал Эдуард, лукаво улыбаясь мне.

Представив, что начнется, когда его брат и сестра сюда придут – Алиса начнет ужасаться от моего внешнего вида и что-то бесконечно поправлять, а Джек начнет уговаривать меня не волноваться – я решилась на откровенность. Повернувшись к Эдуарду, я ответила:

– Понимаешь, я похожа на… на плохую копию себя самой, как двойник. Моя мать Мо хоть и творческая натура, но очень наблюдательна. Она в два счета поймет, что что-то не так. Только посмотри на эти глаза, она моя мать и как никто другой знает меня!

– Все, зову Джека, – тихо сказал Эдуард, отстраняясь от меня.

– Нет, Эдуард, просто столько воспоминаний нахлынуло, я как будто вернулась в свою человеческую жизнь, – я пыталась удержать его за руки. Было приятно чувствовать себя наравне с ним, даже контролировать себя, чтобы не сделать ему больно.

Эдуард застыл на месте от моих слов.

– Бэль, прекрати хандрить, – весело произнесла изящная Алиса, появившись в дверях моей комнаты. Ее волосы сегодня были синего цвета, – видимо, она снова трудилась над новым образом. – Все пройдет просто отлично, можешь мне верить! – сказал она, как всегда, веселым голоском, остановившись за моей спиной. Потом осторожно поправила на мне свитер и ободряюще улыбнулась моему отражению.

Казалось, что от ее появления атмосфера в комнате наполнилась оптимизмом. В руке она держала пару простеньких кед. Она протянула их мне, морща носик.

– Все пройдет нормально, я почти уверена. Не верю, что это говорю, но я предлагаю тебе одеть кеды. Они придадут тебе более «человеческий» вид. Согласись, что люди ходят по осеннему городу именно в обуви, а не босиком.

Она указала своим пальчиком с идеальным маникюром на мои босые ноги.

– Алиса, спасительница, – констатировала я. – Я со всем забыла про кеды.

Воевать с ней по поводу содержания моего гардероба было занятием бесполезным, так как Алиса пускала в ход все свое обаяние, чтобы безгранично хозяйничать в моем шкафу. Однажды я устроила тихий бунт и самостоятельно купила себе пару джинсов и молодежных футболок с надписями. Все это я носила ровно неделю. И до сих пор не знаю, куда Алиса их дела. Могла и сжечь. Хотя она и ходила с невинным видом, я уверена, что это ее рук дело!

Эдуард с Алисой переглянулись, и мой муж незаметно кивнул головой. Опять они секретничают у меня за спиной! Алиса умчалась вниз, и через пару секунд (ровно столько было нужно, чтобы разыскать Джека) на меня нахлынуло неземное спокойствие.

– Джек, спасибо, но я пока еще не срываюсь с катушек. Пока что просто волнуюсь, – заявила я в никуда, зная, что он меня все равно услышит.

– Не уверен, – сказал он мне через окно, сидя на толстой ветке дерева прямо за моим окном и практически гипнотизируя взглядом. Муж Алисы «читал» эмоции и чувства любого существа, как открытую книгу.

Рядом с ним сидел еще один брат Эдуарда – Келлан, свесив босые ноги с ветки, и с любопытством меня разглядывал. По его испачканному кровью лицу я догадалась, что сегодня охота была удачной. Наверное, завалил парочку медведей.

Я поискала взглядом молодого оборотня Брукса и мою дочь Ханну, но ни у реки, ни в лесу их не было видно, значит, домой они еще не вернулись. Скорее всего, опять пропадают в Сиэтле, совершая набег на холодильник Брукса, хотя уже должны были вернуться и изображать нормальных людей, сидящих на диване перед телевизором в гостиной. Брукс жил в городе со своей семьей, которые в человеческом мире были дантистами, но на самом деле были оборотнями. Их сущность не мешала им жить в человеческом обществе, да и споров за территорию с нами не возникало. Мы фактически жили в Канаде, а они – в США. Они охраняли Олимпию от вампиров, за маленьким исключением – от всех, кроме Ханны. Потому что она не считалась вампиром – ведь была наполовину человеком, да и не питалась кровью людей, а еще могла есть обычную пищу.

Решение Брукса и Ханны встречаться вызвало бурю негодования с обеих сторон. Эдуард и Вилли даже встречались, чтобы обсудить проблему, в лучших традициях спагетти-вестерна. На нейтральной территории, с гарантиями безопасности и в людном месте. Отец Брукса Вилли был огорчен сильнее нас, потому что поступок его сына был чуть ли не предательством в его понимании. Но когда Эдуард объяснил ему из какой Семьи происходит Ханна, что мы не питаемся кровью людей, а ее дедушка работает онкологом в госпитале Сиэтла, то напряжение пошло на спад. Но все равно подозрительность, как глухая стена, стояла между нами до сих пор.

Но дети поступили мудрее нас – они обменялись кольцами и объявили всем, что теперь они – жених и невеста. Деваться было некуда и нам пришлось смириться. Тем более, что их свадьба должна была состояться в будущем году. Так что теперь они могли быть официально постоянно вместе, расставаясь только на время – Бруксу нужно было патрулировать территорию Сиэтла время от времени, вместе с родителями. В этом году он окончил школу, а осенью планировал поступать в один университет с Ханной. Какой – они еще не выбрали, но был вариант, что тоже в Принстон.

Ох уж эта парочка, они как одно целое – всегда вместе, живут друг другом, всегда счастливы, хотя, по сути, такие разные! Склонность Брукса к необдуманным поступкам сглаживается рассудительностью Ханны, хотя ей было всего три года отроду. Она даже заставила его закончить школу, и при том на отлично! До сих пор помню недоумевающие глаза директора школы, когда Брукс читал напутственную речь студентам как лучший ученик. Речь написала Ханна, поэтому я подозреваю, что значение некоторых слов директор потом тайком искал в толковом словаре. Только безграничная любовь Брукса к моей дочери помогла ему не свихнуться над спряжениями французских глаголов.

Ханна на людях все еще не появлялась, потому что о ее существовании знала только стая, мой отец Генри и Вилли. Росла она стремительно, опережая человеческих детей невероятными темпами. Но первой полувампирке-получеловеку это было позволительно. На семейном совете Диксон предложил Ханне подождать до того момента, когда она полностью подрастет, и под видом его племянницы явить себя тесному мирку Бейнбриджа. Потом мы планировали вместе продолжить обучение в каком-нибудь противоположном уголке страны, в престижном университете. После его окончания мы планировали прожить пару лет на Амазонке… Как бы мне не хотелось, но рано или поздно все равно придется уехать, как только Ханна достаточно подрастет. И грустнее всего было понимать, что вернуться сюда мы сможем уже не в этом поколении людей. Учеба в университете существенно не добавит Ханне знаний – ничего нового для себя она там не узнает. Уже сейчас она могла преподавать английскую литературу, потому что книги и картины были ее истинной страстью.

Спросите обычную девушку, что она хочет получить на день рождения, и, скорее всего, получите заказ на платье или новую машину, а наша Ханна с лихорадочным блеском в глазах выдаст целый список авторов. И неизменно получит их все. От папы. В первом издании. Количество выученных ею языков перевалило за десяток. Я еле за ней успевала.

В папином кабинете на полках была прекрасная коллекция музыки, у дочери в комнате на многочисленных полках – потрясающая библиотека. Бедный Брукс поневоле стал разбираться в мировой литературе, что было неизменным источником насмешек его стаи, которая сейчас состояла из двух оборотней – его двоюродной сестры Теи и старшего брата Мэта. Каждый раз, превращаясь в волка, он объединял свой разум с их разумом, и получасовая лекция Ханны об очередной отличной книге становилась достоянием общественности. Брукс спокойно реагировал на подтрунивание, потому что настолько обожал объект своей любви, что с радостью занялся бы даже вязанием крючком, только чтобы Ханна была счастлива.

Нам было пора в аэропорт, чтобы забрать Мо. В гараже Лили снова что-то «улучшала» в одном из семейных автомобилей и на наше появление отреагировала в «фирменном» своем стиле:

– Алиса, это будет чудо, если все сработает! Не лучше было просто уехать? Мы могли бы сейчас быть за тысячу километров отсюда, и спокойно, я подчеркиваю спо-кой-но, жить среди саванны! А не устраивать клоунаду с переодеванием! – она выговорилась и, нахмурившись, стала сверлить Алису недобрым взглядом.

– Ты, как всегда, несколько пессимистично смотришь на вещи, к тому же привычно недооцениваешь Алису, – сказал Эдуард, стараясь защитить сестру от нападок.

– Все равно это глупо и безответственно! – заявила Лили и, захлопнув капот машины, раздраженная, вышла из гаража, и я услышала, как Келлан спешит к ней, чтобы успокоить.

– Малышка, ты все еще нервничаешь? – сказал он нараспев, беря Лили за руку. Она взглянула на него, как обиженный ребенок, и Келлан осторожно ее обнял.

– Ты не волнуйся, Триумвират ничего не узнает! А если узнает – я головы лично всем откручу, обещаю тебе! – сказал Келлан, гладя ее по голове, как маленького, капризного ребенка.

– А я как раз работаю над тем, чтобы этого не произошло! – сказала Алиса с энтузиазмом. Мы с Эдуардом сели в машину, которая была достаточно скромная по его меркам, но для Бейнбриджа все равно была слишком заметна. Ну не ездят местные рыбаки на «Мерседессе-внедорожнике».

– Думаю, что все будет хорошо, – сказала, улыбаясь, Алиса. – Ханна и Брукс вернутся как раз вовремя, и мы успеем подготовиться к приезду Мо.

Эдуард кивнул и мастерски вывел машину из гаража, и мы помчались по единственной заасфальтированной дороге в округе, которая вела к парому до Сиэтла.

Я знала, что в ближайшие два часа Диксон вернется с дежурства в госпитале, а Элиза приготовит праздничный ужин для Мо и Ханны. Алиса приготовит ей комнату на втором этаже, рядом с комнатой для нас с Эдуардом (ведь люди, знавшие меня как человека, считали, что мы жили вместе с ними). А во флигеле уже была готова комната для моей дочери Ханны – якобы обычного американского подростка – постеры Рианны на стенах, гитара, книги и полный шкаф одежды. В общем, декорации для имитации нормальной человеческой жизни были готовы. Ничто не должно было натолкнуть мою человеческую маму, которая не знала о том, что я стала вампиром, на мысль, что Ханна – наша с Эдуардом дочь, а Рождество она встречает с семейством вампиров-вегетарианцев.

Алиса предупредила, что погода будет пасмурной и дождливой, как, впрочем, и всегда. Когда-то холод и сырость навевали только тоску, а сейчас я буквально благодарила провидение за свинцовые тучи, низко висевшие над землей. Мы ехали молча, слушая рев мотора.

Мистер Эдуард Ричардсон задумчиво смотрел на дорогу. Потом выключил радио и сказал:

– Бэль, я… мне так… Нет, я бы хотел, чтобы такая ситуация никогда не возникла.

Я удивленно посмотрела на него.

– Ты о чем?

Он нахмурился и сказал:

– Я считаю, что из-за встречи со мной ты перенесла многое… боль расставания… – при этих словах он слегка зажмурился и сжал руль сильнее, – испытала на себе ненависть бессмертных, твоя жизнь находилась под угрозой и, в конце концов, ты ее потеряла.

Я уже, было, открыла рот, чтобы начать яростно с ним спорить, но он сказал:

– Умоляю, дай мне выговориться!

Мне было невыносимо смотреть, как он мучается от чувства вины, не желая понимать одно – я все прожитое считаю платой за то, что я обрела с ним. Я обрела его. И это главное. Я сложила руки на груди и, понимая свое бессилие, уставилась на него.

– Мне только приходится догадываться каково это – видеть своих родителей живыми после перерождения. Я бы многое отдал, чтобы мои родители жили, но, увы…

Я понимала, что он издергался сам от переживаний, и сейчас не лучшее время, чтобы их обоюдно разделять. Поэтому я подняла палец и сказала:

– Эдуард Ричардсон!

Он запнулся и, не глядя на меня, сказал:

– Не желаешь слушать? – на его лице промелькнула гримаса боли.

– Нет. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Мне больно видеть, как тебя съедает чувство вины. И не позволю дальше тебе продолжать в таком духе. Я тебя люблю и простила себя за все мои глупости, в которых ты винишь себя. Хочешь, выдам тебе индульгенцию? Думаю, что Джек поможет ее подделать, печать будет как настоящая!

Эдуард усмехнулся. Но глаза остались серьезными.

– Ты еще не улавливаешь все нюансы…

Закрыв глаза, я стукнулась головой о подголовник сиденья и сказала:

– Да, я маленькая, глупенькая вампирша, которая не понимает всю тяжесть сложившейся ситуации. И настрадаюсь еще, когда поумнею и пойму, что недостаточно намучилась. И тогда ты мне все это расскажешь.

Я зло уставилась в окно, сложив руки на груди, не желая продолжать разговор. Так мы проехали половину пути. Потом Эдуард шумно выдохнул и сказал:

– Я, наверное, опять преувеличиваю?

Мне не хотелось разговаривать, я просто утвердительно кивнула головой. Мы проехали еще пару минут.

Чтобы как-то разбавить тишину, Эдуард стал напевать мою любимую мелодию. Я стала тихонько подпевать. Он улыбнулся и запел увереннее, чувствуя, что ссора миновала.

На пароме было многолюдно, мы даже встретили пару соседей, которые радостно сообщили нам о своих рождественских планах. Они уезжали во Францию на две недели, где планировали посетить замок Тюильри и проехать на велосипедах вдоль Лазурного побережья.

Припарковавшись на стоянке у аэропорта, мы вскоре стояли в толпе встречающих, которые ждали прибывающий с минуты на минуту рейс. Мне было неуютно от того, что люди стояли так близко. Женщины и дети, мужчины и старики неимоверно аппетитно пахли. Мне казалось, что весь аэропорт до стеклянного верха наполнен биением тысяч сердец. А огромное количество стекол отражало это биение слабой вибрацией, смешиваясь с механическим бряцанием, лязгом эскалатора и лифтов. Честно говоря, они сливались в сплошную какофонию, которая все равно не заглушала звук сердец, качающих кровь. Это было настоящей пыткой. Но самое худшее было то, что окружающие до ужаса аппетитно пахли. Отчего-то тело решило, что мы на охоте, и рот наполнился ядовитой слюной; мне пришлось сильно сжать кулаки, чтобы удостовериться в послушании собственного тела. Я взглянула на Эдуарда. Он стоял как ни в чем не бывало и, спокойно глядя мне в глаза, сказал:

– Не нужно сосредотачиваться на этом. Просто думай о том, как обрадуется Келлан, если ты все-таки откроешь счет.

Я скорчила недовольную гримасу, почувствовав, что немного расслабилась. Келлан давно поспорил, что я стану кровожадной вампиршей, которая будет убивать всех направо и налево. Эдуард прекрасно знал, что я ни за что не позволю себе подобного. Хотя мне иногда до чертиков хотелось попробовать эту ароматную, теплую… Все, мне нужно было на воздух. Скорее бы Мо прилетела. Скорее бы убраться из аэропорта!

Я переступила с ноги на ногу и заставила себя двигать плечами, словно я дышу. Как только я перестала дышать, безумное пламя в горле стало жечь не так сильно. Мышцы постепенно стали расслабляться, и я просто наблюдала за происходящим. Эдуард, увидев, что кризис миновал, просто обнял меня за плечи. Потом с горькой улыбкой добавил:

– Все-таки мне следовало чаще бывать с тобой среди людей. Ты так совсем отвыкнешь от их запаха.

Я кисло улыбнулась в ответ и еще раз поправила большую куртку, которая, по плану Алисы, должна была прикрыть совершенное тело, создавая впечатление неуклюжести и беспомощности. Немного ссутулилась. Потом поправила волосы, собранные в хвост. Алиса стянула их максимально туго, чтобы зрительно уменьшить объем.

Наконец-то в дверях появилась загоревшая Мо, которая пыталась найти нас в толпе встречающих. Мама, конечно же, была одета не по погоде – какая-то легкомысленная куртка и джинсы. Правда, Мо обернула вокруг шеи несколько раз огромный шарф, надеясь, что он спасет ее от холодных ветров Северной Америки. Она немного поправилась, и седых волос стало больше, но это была все та же милая и задушевная Мо.

А когда я увидела ее теплые глаза с любимыми морщинками-лучиками вокруг, то моя внутренняя оборона вдруг рухнула. Я поняла, как соскучилась по ней. И если бы мои глаза могли плакать, то сейчас бы с удовольствием разрыдалась от счастья. Она искала нас глазами в толпе встречающих, несколько раз ее взгляд проскользнул по мне, но остановился только на Эдуарде. Потом она посмотрела на меня, и я услышала, как сбилось биение ее сердца, и она издала судорожный вздох. Я даже сделала шаг назад, на секунду решив скрыться в толпе, однако мягкое движение рук Эдуарда остановило меня. Он улыбнулся и повел меня к Мо. Минутный испуг прошел, и я словно очнулась. Страха и неуверенности больше не было.

Я бросилась к ней навстречу, правда, вышло несколько быстро для человеческих глаз.

Мы остановились напротив друг друга, и я с опаской ожидала первой фразы Мо. Она сказала:

– Моя девочка, как ты похорошела!

Но не настораживающее «Ты ли это?» или «Ой, что с тобой произошло?» Я почувствовала облегчение, хоть и мимолетное – Мо все-таки заметила разницу. Я не стала себя в этом обманывать. Она кинулась обнимать меня, а я только попыталась расслабиться, надеясь, что так мое каменное холодное тело будет более узнаваемым для мамы. Я неуклюже обняла ее, даже пыталась потерять равновесие при этом. Но не удалось. Какой-то встроенный гироскоп в голове не давал мне ни одного шанса на падение.

Эдуард беззаботно сказал:

– Многие женщины расцветают в счастливом браке.

– Какой самонадеянный! Мне это нравится! – счастливо заявила Мо. – Она в отличной физической форме! Ты занимаешься спортом? – спросила она у меня.

– И да, и нет. Если пешие походы в горы можно назвать спортом, то – да, – вежливо ответил Эдуард.

– О, и еще плаваньем иногда занимаюсь. В университете есть отличный бассейн, – добавила я, использовав на ответ весь кислород, который у меня был.

– И с чего бы это вдруг? Ведь ты спорт всегда не любила.

– Пришлось, Мо. Лихорадка, которую Бэль подхватила в свадебном путешествии, настолько подорвала ее здоровье, что Диксону пришлось разработать индивидуальный план занятий для нее. Прогулки, походы, плаванье, правильная диета, – он сказал это с самым серьезным видом, но в глазах затаилось веселье. – И вот результат!

– А почему же ты мне ничего не рассказывала? – спросила Мо с обидой.

– Мам, ну представь. Пишу тебе письмо: «А завтра мы идем в поход в горы. Эдуард говорит, что на два дня». А ты сидишь и думаешь, вернусь я или нет. И вообще, я хотела тебе сделать сюрприз!

– Удалось, тебе определенно удалось, милая. Жаль, что с голосом ничего не сделаешь… Эдуард, ведь тут ничего не сделать?

Эдуард грустно ответил:

– К сожалению, повреждение голосовых связок были настолько серьезными, что мы рады тому, что Бэль вообще может говорить. Голос изменился всего на парутонов. Мне очень нравится.

Мо посмотрела на него и, видя, как он искренне это сказал, решила вопрос закрыть.

Потом обняла и его. Эдуард мастерски избежал прикосновений к открытой коже, которая была ледяной для Мо.

– А где Элиза? А Диксон? Твои родители не смогли приехать? – вдруг спохватилась мама, когда мы направлялись к машине.

– Мои мама и папа ждут вас сегодня к ужину, – невозмутимо ответил Эдуард.

Мо немного стушевалась. Эдуард тут же добавил:

– Мы, конечно, могли бы пригласить вас остановиться у нас, но последнюю свободную комнату заняли мы с Бэль. – Мы по легенде приехали из университета на рождественские каникулы.

– Да, ничего. Я думаю, что гостиница мне подойдет, – сказала немного приунывшая Мо.

– Мам, ну зачем тебе гостиница? Генри согласился тебя приютить. Тем более, он целыми днями на работе. Он будет даже рад. С тех пор, как я вышла замуж, он похудел и отвык от нормальной пищи, – вот сама увидишь!

Мо неуверенно посмотрела на меня.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – спросила она, когда мы подошли к конвейеру, на котором с минуты на минуту должен был появиться багаж мамы.

– Конечно. Ты дашь пищу для сплетен на два года вперед! Ты не можешь лишить Бейнбридж такого удовольствия.

Мама кисло улыбнулась и добавила:

– Я, наверное, до сих пор местная знаменитость. Но мне то что? А вот Генри это может навредить, – сказала Мо, нахмурив лоб.

Мо еще раз обняла меня. Меня обдало жаром ее тела, который только усиливал запах крови. Я напряглась, чтобы не наделать глупостей.

Мо мою реакцию восприняла неправильно – она неловко отстранилась и почему-то расстроилась.

– Нет, мама. Это не обсуждается. Мы уже все решили, – сказала я и взяла Эдуарда за руку, отодвигаясь от Мо как можно дальше. Пусть думает, что я от нее отвыкла, чем вглядывается в мои черты лица. Я вдруг поняла, что легкое отчуждение – это то, что нужно!

Я глянула на Эдуарда – он с непроницаемым лицом обратился к Мо:

– Я предлагаю ехать, пока нет вечерних пробок на дорогах. И кстати, Элиза приготовила в честь вашего приезда прекрасный ужин. Я надеюсь, вы любите красное вино, хотя мама припасла и белого… а поверьте, должен быть весомый повод, чтобы Элиза достала свое лучшее вино. Она так ждала вашего приезда…

За непринужденной болтовней мы добрались до нашей машины. Я шла сзади них, наблюдая как Мо, взявшая Эдуарда под локоть, слушала его с выражением детского восторга на лице. Как же легко ее отвлечь!

В машине Мо быстро, сбивчиво и эмоционально рассказала о последних событиях. Я слушала вполуха, потому что прекрасно знала обо всем из ее писем. Дела у Джо шли все лучше, но по-прежнему не настолько, чтобы купить новую машину. Они сейчас жили в Фениксе и планировали остаться там навсегда. Мо занималась йогой и хотела написать картину, сюжет которой пришел ей в момент пребывания в какой-то диковинной позе. Она завела кошку, потому что ее попугай улетел. Я еле сдерживала улыбку. Джо во всем ей потакал. И, судя по ее словам, баловал, разрешая делать все, что ей в голову придет. Но как ей запретишь? Я прекрасно знала затуманенный слезами и надеждой взгляд Мо, попав под прицел которого сделаешь все, что она попросит. А не дашь – возьмет сама на правах взрослой женщины. Ну, просто большой ребенок!

Город встретил нас классическим дождем с сильными порывами ветра. Меня это не волновало, а вот Мо продрогла, пока мы бежали с ней открывать входную дверь, которую я открыла своим ключом. В этом районе, который был официальной окраиной Сиэтла было на удивление тихо.

В небольшом доме было тепло и, главное, сухо. Легкий беспорядок напоминал, что в доме живет законченный холостяк, не хватало домашнего уюта. Мо со вздохом остановилась посреди маленькой кухни и, повернувшись, сказала:

– Так жутко. Вроде бы я только вчера отсюда сбежала. Он что, ничего не менял здесь?

В ее глазах читалась растерянность и удивление.

– Почему ничего? Удочки теперь стоят не в чулане, а гостиной!

Мо рассмеялась и ушла проверять холодильник. Раздался удивленный возглас. Генри забил холодильник до отказа в связи с приездом бывшей жены. И только готовой пищей. Видимо, он помнил о ее кулинаром антиталанте.

Эдуард как изваяние появился на пороге, грациозно неся весь багаж. В его глазах я заметила искорки веселья. Я вопросительно вскинула брови, но он только покачал головой. На холодильнике висела записка от папы: «Мо, с приездом! Чувствуй себя как дома. Буду поздно. Генри».

Ну вот, все прошло намного проще и лучше, чем я предполагала. И зачем было так нервничать? Я с облегчением наблюдала за Мо, которая бродила по дому, перебирая мелкие безделушки и рассматривая фотографии в рамках. Дом, благодаря ее присутствию, стал живее и радостнее. Как будто это было правильно, – то, что она здесь.

Позже Эдуард помог Мо поднять ее вещи на второй этаж, во вторую спальню. Она осталась обустраиваться, а мы попрощались и, пообещав заехать вечером, уехали домой, успев в последнюю минуту на паром.

К моему удивлению, Ханны снова не оказалось дома. Она отпросилась у тети Лили и ушла с Диксоном. Она просила передать мне, что вернется к ужину. О цели и месте путешествия меня в известность не поставила.

Надо будет ее попросить еще раз предупреждать, если куда-то уходит. Хотя я полностью доверяла Диксону, даже радовалась, что он находил время для прогулок с Ханной.

Элиза и Келлан, судя по запахам их кухни, готовили лазанью. Я направилась к ним, чтобы помочь, но дорогу мне преградила Алиса:

– Бэль, грим потечет! Оставайся в гостиной. Мы и без тебя справимся!

Да уж, супер-гримм, который не трескался на моей ледяной коже, был предметом особенной гордости Алисы. Она перепробовала килограммы разных средств, пока не получила нужную консистенцию. И если грим растает и потечет – меня ждет упоительных полтора часа повторной гримировки. Ну, уж нет!