– А расскажите о том мужчине! Ну, в которого вы были влюблены… Как вы с ним познакомились? Каким он был? Мне очень интересно! – заулыбалась я, почему-то смущаясь и заливаясь краской.

– Не торопись! – улыбнулась собеседница в ответ. – Я все расскажу. Давай по порядку. Я пропустила важный момент – наше первое сознательное знакомство с моей старшей сестрой, с Галей. Меня же в два года мать как отослала из дома, так мы с ней не виделись до той поры. По пути из Львова от тети Фани на Колыму мать решила заехать на Байкал. Там жили родители первого мужа Галины. Она с ним уже рассталась и с другим подживала, с тем самым студентом, красавцем-спортсменом, а дочку от первого брака бросила на бабушку с дедушкой. Девчушка ее, Танюшкой зовут, совсем мелкая еще была – и двух лет, по-моему, не исполнилось. Хорошенькая такая! Бедное то дите… всех женщин, что в доме бывали, мамой называла… И вдруг я появилась! Я с ней возилась, она быстро привыкла и всерьез переключилась на меня. Когда наконец-то нарисовалась Галя повидаться со своим ребенком, Танечка на нее сказала «тетя», а меня при ней так и звала мамой. Кстати, она по сей день часто меня ею называет. Ну, Гале это, конечно, не понравилось. Мы с ней даже повздорили. Она считала, что это я научила ее дочь так ко мне обращаться. Вот оно мне надо было! Находилась бы рядом, как и положено матери, не было бы такого! Разве я не права? Вот так состоялась наша первая встреча с сестрой. Мне было двадцать, а ей двадцать два. Между нами изначально не было тепла, которое должно быть между близкими родственниками. Я до сих пор не чувствую этой близости… Если бы не внешнее сходство, никто бы и не догадался, что мы родня. Мне чужие люди ближе, чем свои! Возьмем моего названного племянника из Карелии. Вот он сейчас в отъезде. Так он звонит мне по три раза на неделе, не забывает! Хотя он много работает и живет уже с девушкой.

– И все-таки… Тетя Женя, я сгораю от любопытства! – затараторила я, как только женщина умолкла. – Ваша первая любовь…

– Какая ты нетерпеливая! – снова улыбнулась Евгения. – Хорошо, слушай. Начну с начала. Когда мы прилетели на Колыму, нас, как и большинство жителей, разместили в палатке. Что собой представляла палатка… Маленький предбанник и небольшая комнатка. В предбаннике на ночь мы ставили ведро… для естественных нужд… Представляешь, каково это в моем случае? Благо я ночью в молодые годы крайне редко вставала… А в комнатке несколько кроватей. Это же было временное жилье для работников… Там происходила добыча золота и население в основном состояло из геологов с семьями и всевозможных рабочих. Ну и коренные, конечно… Как их там… Чукчи, в общем. Те, как медвежата, все в мехах, в шкурах каких-то. Я, когда первый раз их увидела, так «мишками» и прозвала. Мы приехали – и как раз прибыл почтовый самолет «Аннушка», а они в рядок выстроились за почтой. Издалека – точно медвежата. Только на санях, запряженных собачками. И в этот же день, вместе с почтой, привезли кино. Там был свой клуб, где иногда устраивали танцы и показывали фильмы. Ну, как клуб… Такой большой, метров пятьдесят площадью, шалаш из досок, снаружи обтянутых брезентом, а изнутри стены обклеены бумагой. Дверью служил занавес из шкуры. Кресла и, понятное дело, буржуйка. Все. Кино крутили бесплатно, и я в первый же вечер решила на него сходить. Пришла, когда еще никого не было, выбрала себе ряд на одно кресло длиннее других и заняла его. Кстати, оно до последнего дня моим и было! Даже если я опаздывала, это место никогда не занималось! И вот сижу я слушаю музыку, которую включали перед кинопоказом, как заходит парень. На вид… Черт его знает, сколько ему… Он намного старше меня… лет на пятнадцать, наверное…

– Ого, пятнадцать лет разницы! Это уже не парень, это мужчина! – прокомментировала я, наблюдая за Евгенией Степановной, которая принялась быстро перебирать фотографии.

– Так-то да, – отвечала она, не отрываясь от своего занятия, – но для меня он был парень. Куда же я ее дела? Не могу найти… Или я ее отдельно положила? Ладно, еще попадется.

– А вы словами опишите… Каким вы его помните? Высокий, мускулистый?

– Нет! Невысокий, самый обычный! Вьющиеся волосы… Меня поразили его глаза! Боже, Таня, какие у него глаза! Когда он зашел в клуб и наши взгляды встретились, в тот же миг у меня внутри все упало! Я серьезно! Я бы и сама упала перед ним, если бы не сидела! Глаза синие-синие, глубокие-глубокие… Я подобных не встречала… Ресницы густые и такие длинные, что, казалось, на брови ложились! Сами брови сросшиеся. За это моя мать с отчимом его цыганом окрестили… А чувство юмора у него..! Мы с ним поэтому и сошлись… Что он юморист был еще тот, что я! Помню, мы из клуба как-то возвращались… Он всегда домой меня провожал, хотя идти было… По прямой минут пять… Проходишь финские домики, общежитие для работяг и почту, а за ней сразу мой дом. И мы за почтой и прощались… Ну, я его поблагодарила, что провел, и собиралась уже зайти в палатку. Тут он мне в шутку: «Что мне твое «спасибо»? Его в карман не положишь! Хоть бы ручку дала поцеловать!». А я так небрежно протягиваю ему руку и говорю: «Может, отстегнуть? Будет что в карман положить!».

За все время этого короткого монолога улыбка с лица женщины ни на секунду не сходила. Я чувствовала, это не просто воспоминания о некоем давнем событии и людях. Для нее это настоящая реликвия. Она рассказывала об этом человеке с такой теплотой и нежностью, что даже я, посторонний слушатель, прониклась ими. Необъяснимо, но чудилась мне эта история какой-то сказочной и придавала мечтательного настроения…

– А имя его – Вениамин. Для всех был Веня, и только я звала его Веником.

– Красивое имя, необыкновенное! – нараспев произнесла я.

– Как и он сам! – будто промурлыкала Евгения.

Неожиданно дыхание моей рассказчицы сбилось, что вырвало меня из романтического плена. Я в растерянности посмотрела на нее, пытаясь определить причину, и приметила две слезинки на пухлых щеках. Она поспешила смахнуть их кончиками пальцев, видимо, чтобы их не обнаружили, но, прочитав немой вопрос в моих глазах, решила объясниться.

– И тоже… Благодаря матери… мы… А-а, даже не хочу об этом говорить!

Настаивать я не стала. Все было понятно и так, а детали совсем не важны. Почему-то в тот момент вспомнилась строчка из произведения великого английского классика: «Нет повести печальнее на свете…». И я искренне сопереживала женщине, хотя до конца и не осознавала, каково это прожить в разлуке с единственной любовью вот уже шестьдесят лет.

– Свет в поселении получали от дизельных генераторов, – продолжала Евгения, собравшись с силами. – И Вениамин работал дизельщиком. По работе он постоянно разъезжал по поселку на больших тяжелых санях с бубенцами… и часто – мимо моего дома. Я слышала эти бубенцы еще издалека и всегда выглядывала из палатки… Каждый раз, когда его видела, у меня щемило сердце, но, словно завороженная, не могла оторваться. У меня тогда и аппетит пропал, и сна я лишилась… Потом я уехала – он там остался… Да, недолго мы с ним повстречались, но забыть его… Я недавно порвала все его письма…

– Зачем?

– Чтобы родне не достались по наследству… Не надо, чтобы они их читали! Пусть там ничего «сладенького» и не было, – он просто писал о своей жизни, – но он их писал мне! Хватило того раза, когда случайно одно письмо попало к матери…

– А вы верите в то, что он вас любил? Почему он не поехал с вами?

– Не мог.

– Почему вы не вернулись к нему?

– А для чего? Таня, ты не так понимаешь эту любовь! Я на костылях. У него за душой – почти круглосуточная работа на Крайнем Севере и жизнь в палатке. Долго я смогла бы жить самостоятельно в палатке в моем положении? Я даже готовить толком не умела! Любовь любовью, а надо думать и о себе. Вот надоела бы я ему, встретил бы он нормальную девушку, и что бы я делала? Я не хотела так мучиться!

– Вы ему не доверяли?

– Нет, и в мыслях не было. Я себе не доверяла! В себя не верила! Я боялась, что не смогу дать ему той семьи, которую он желал.

– Но вы даже не попробовали…

– Что? Жить в вечном страхе? И какие плоды это принесло бы?

Признаюсь, я действительно перестала понимать что-либо. Чем больше я делала попыток прояснить для себя ситуацию, тем больше женщина раздражалась, а пазлы в голове так и не складывались. Как по мне, эта история имела начало, но не имела конца. Что-то женщина недоговаривала, и эта брешь еще сильней меня огорчала. Не потому, что это было важно для объективной оценки эпизода конкретно из ее биографии, – повторюсь, я не вправе ее судить, – а потому, что это было очень важно для оценки собственной. Так или иначе, мне пришлось согласиться с собеседницей, хоть я и не принимала ее жизненную позицию, расценив это как самоличное утешение по потерянной любви, а значит – проявление слабости.

– Единственное, – вновь начала Евгения, – о чем я жалею… Мои скитания могли бы закончиться намного раньше, если бы я в свое время не отказалась от хорошего предложения случайного знакомого… Я же на Колыме тоже подрабатывала. Когда в поселке узнали, что я шью, у меня отбоя не было от клиентов. Мужики просто заваливали меня заказами! Тогда были модными узкие брюки-дудочки. А где ты их там достанешь? И они приносили свои морские, как в народе называли, с воланами, а я их перешивала. Брала я за работу недорого, но кормить себя вполне хватало. Правда, я все деньги матери отдавала… Я на этих брюках руку себе и набила… Перед отъездом – а я улетала, тепло уже было – я пошила себе платье в дорогу. Сама фасон придумала. И стою в нем в аэропорту, жду своего рейса. Подходит ко мне мужчина и говорит: «Вы, наверное, сами шьете? Я вижу, это платье не магазинное!». Я ему: «Да, я училась на швею!». Как он меня уговаривал… «Поедемте с нами! Нам нужны хорошие специалисты! Всем обеспечим! Жилье дадим! Только поехали!» И я взяла и отказалась… Потом пожалела…

– Почему отказались?

– Тоже Север, тоже какой-то маленький районный городок… Названия не помню, знаю, что соседняя область… Он, конечно, раньше нашего строиться начал, но на тот момент полностью еще не был благоустроен. Рискни бы я, возможно, у меня все по-другому бы сложилось… Вот такие дела!

Евгения задумалась. Я молча сидела напротив, блуждающим взглядом обшаривая книжные полки. Я вновь прокручивала в уме наш разговор, анализируя все, что ею было сказано, и неожиданно для самой себя ракурс моего восприятия сменился. То, что я расценила как проявление слабости, было лишь рябью на поверхности, а истина-то лежала на дне. Как глубоко мы заблуждаемся, считая, что человек слаб, потому что покорился своим демонам. Тем демонам, что являются неотъемлемой частью нашей личности. А ведь все с точностью наоборот. Парадокс! В бесконечной и бессмысленной борьбе с ними они нами управляют. И только подчинившись, мы контролируем их. Немногим это по силам, и мне повезло – я с таким человеком знакома.

– Кстати, у меня на Колыме был еще один ухажер! – прервала молчание женщина, хохоча после каждой фразы. – Он даже пить из-за меня начал! А я не захотела с ним встречаться! Бегал за мной – не отделаешься – как побитый пес!

– Давайте с этого места поподробнее!

– В общем, через несколько дней после моего прилета у детей началась школа. Олежке, моему братику по матери, – он старший был во втором браке, – как раз семь лет исполнилось, и он пошел в первый класс. Ну, на Колыме как было… Два-три ученика есть – вот уже класс набран. Учеба – с конца сентября. Мать на работу ушла, я повела Олежку на занятия. И этот ухажер мой недоделанный тоже туда зашел со всеми поздороваться. Не знаю, почему он решил, что я новая учительница… Мы перекинулись парой слов и разошлись. Через пять минут я о нем и не помнила. А он стал на меня заглядываться и нарочно со мной встречи искать. Как-то привезли нам индийское кино. Я, как всегда, на своем месте сидела. Веня тогда в клуб не пришел почему-то, а этот уже к середине фильма нарисовался. Свободных кресел не было. Он притащил с собой стул и умостился рядом со мной. Ну сел и сел, чего мне его прогонять. А он не фильм смотрит, а на меня постоянно пялится! Я поворачиваюсь и спрашиваю: «Ты чего на меня уставился?». – «Мне нравится!» – говорит он. А я переживаю – такую любовь на экране показывают, и тут он меня отвлекает своим присутствием! «Не надо на меня смотреть, туда смотри!» – говорю ему и показываю на экран. А он мне: «Да ты не переживай! Там все хорошо будет!». И дальше пялится. Ох уж этот Витька!

– Прямо любовный треугольник какой-то! – воскликнула я, отбиваясь от жабы за пазухой.

– Точно! – снова захохотала Евгения Степановна. – Один раз я все-таки сходила с ним на свидание! С Веником мы встречались, но это сложно было назвать свиданиями. Мы заранее никогда не договаривались с ним. Как пересеклись в поселке, вот так и свиделись. А с Витькой я насмелилась. Он прислал мне записку из общежития, в котором жил, с приглашением. И почему-то я надумала пойти, хотя не скажу, что он мне очень нравился. Так он на этом первом же свидании хотел меня… того… Ну, ты понимаешь! Рассказать, как все было?

– Как считаете нужным, тетя Женя!

– Ладно, расскажу! Довольно забавная история! Смеяться будешь! Незадолго до этого я как раз пошила себе узенькую юбочку чуть ниже колен и решила ее надеть. Я не знала, каково это ходить на свидания, но мне казалось, что девушка просто обязана быть в платье или юбке. А на дворе зима – минус сорок. Рейтузы я не любила и не носила, но в такую погоду я все же не стала ими пренебрегать. Поддела их, накинула пальто и пошла. Привел Витя меня в заброшенную избушку. Раньше она служила аммонийным складом, которым он и заведовал. Потом оттуда все вывезли, даже буржуйку демонтировали и дыру от нее в крыше не заделали. Все, что там находилось, – куча ватников, сложенная под окном. На эти ватники Витька и предложил мне присесть. Я старалась держаться поодаль, поэтому села в сторонке, на самом краешке. Он тоже сначала разместился на другом краю, но постепенно стал ко мне ближе подсаживаться. Сидим, значит, болтаем о всякой всячине, и вдруг он лезет ко мне целоваться. Я пока не сопротивлялась. Потом, когда он меня завалил и залез сверху, я уже, конечно, воспротивилась. Таня, ты не поверишь! Сидит на мне верхом и слезы глотает! «Я тебя люблю! Я не могу без тебя! Ты не бойся! Я никогда тебя не оставлю! Я и матери уже написал, что полюбил девушку и хочу жениться!» Я молчу. И что ты думаешь? Он умудрился залезть мне в штанину рейтуз… Не снизу, – я ноги скрестила и напряглась так, что у него не было возможности, – а через верх, от пояса. Ну и… Как бы понятней выразиться… Сбросил переизбыток чувств! А для меня это ново! Такое знакомство с мужиком было впервые, и я не осознавала, что произошло с ним! Да, Веник себе такого не позволял… И я чувствую, как-то холодно и мокро стало. Я отталкиваю его к стенке, а он опять плакать: «Женечка, прости! Я не хотел! Я же тебя люблю! Хочешь, я сейчас пойду к твоей матери просить твоей руки?». А я злюсь – неприятно, когда тебя мочат! «Ничего я не хочу!» – гаркнула на него. И уже не стесняясь, задрала юбку, сняла эти рейтузы и швырнула ему в лицо, приговаривая: «Вот гад! Как маленький мальчик, еще и уписался!».

Я скромно захихикала, женщина же засмеялась.

– Вот кому не расскажу – все гогочут! А мне тогда реветь хотелось! – продолжала она, едва совладав с приступом смеха. – Он схватил эти рейтузы и целует! Представляешь, каково мне наблюдать за этой картиной? Целует и повторяет: «Женечка, милая, я тебя прошу! Я тебя умоляю!». И я ему строго так: «Пошли домой! Быстро!». Вышли мы из избушки и направились в сторону моего дома. А вокруг столько снега… Я так устала к тому времени, что сил уже не было пробиваться через сугробы, и я Витьке таким приказным тоном: «Бери меня на руки и неси!». Он тут же поднял меня, прижал к себе и бережно-бережно понес. Молча идем. Доходим до укатанной дороги, финишная прямая уже, я ему командую: «Опусти меня!». Он тут же меня поставил. Да, я с мужчинам никогда не церемонилась! Я по жизни волчица! «Ну, ты меня простила? – жалобно так спрашивает он. – Мы еще встретимся?» Я ему: «Иди отсюда! И чтобы больше я тебя не видела!». После этого свидания у меня вообще к нему какое-то отвращение появилось. А он пытался, он добивался встреч со мной! Наверное, в этом плане я жестокая…. Я таких ошибок не прощаю! Последняя наша встреча состоялась на поляне за палаткой моих соседей. Было, по-моему, начало лета. Витя постелил на землю пиджак – сидим. «Ты веришь, что я тебя люблю?» Я отвечаю: «Нет, не верю! И не поверю, как бы ты ни умолял!». Он опять в слезы. «Тогда я покончу с собой!» – заявляет мне. «Каким образом? Стреляться, вешаться, топиться?» – спрашиваю. Он на полном серьезе: «Повешусь!». Ну не проблема! «Подожди, я веревку тебе принесу!» – говорю ему. Он становится передо мной на колени. «Зачем ты надо мной издеваешься? Ты разбиваешь мне сердце!» Вот как объяснить человеку, что я его не люблю? Я, честно, пыталась до него это донести. «Тогда я сначала убью тебя, а затем себя!» – «Нет, – говорю, – так дело не пойдет! Я должна убедиться, что ты меня не обманешь! Поэтому сначала ты убьешь себя, а потом уже меня!». В общем, не повесился. Но запил.

– А Вениамин? Не ревновал?

– А с Венкой мы расстались к тому времени… еще до того свидания с Витей… Мы с матерью часто из-за него ссорились, но я по этому поводу мало переживала. А когда она опозорила меня на весь поселок, я прекратила с ним любые отношения. Дело было так. В клубе показывали очередной фильм. Венка, как обычно, сел рядом со мной. И мать со своей детворой пришла. Я ее не сразу увидела, она за мной сидела. Веник купил арахис, – с Китая привозили, – у себя его чистил и мне в ладошку складывал. А той или померещилось что-то, или просто не понравилось, что ко мне хорошо относятся… Фильм закончился, все начинают расходиться, и она мне, недовольная такая: «Бегом домой за нами!». Уходя, Веня в полголоса говорит: «Приходи сегодня на танцы!». Да, я иногда ходила на танцы… музыку послушать, с людьми пообщаться, в викторинах поучаствовать. Мне даже книгу один раз подарили как победителю! И уже дома мать закатывает скандал: «Ты никуда не пойдешь! Не смей!». Я жестко отвечаю: «Пойду!». Переоделась и выхожу. Она вылетает следом на улицу и как заорет на всю округу: «Ты! Потаскуха! Если ты сейчас уйдешь, домой можешь не возвращаться! Мне проститутки в доме не нужны!». Слышали все… Я все равно ушла, но не в клуб. Я дошла до нашего медпункта, – тоже деревянный сарайчик, – села за ним и три часа проревела. Разумеется, Венка об этом узнал. Утром мать посылает меня в магазин за хлебом. По пути к нему Веник ко мне подходит и говорит: «Женя, ты не обращай внимание! Не расстраивайся! На самом деле она тебя любит! А мы с тобой так и будем встречаться, как встречались». Но я ночью приняла решение. «Нет, Веня, больше мы с тобой встречаться не будем! Я не хочу!»

– А причина? Мать не объясняла причину своей враждебности по отношению к Вениамину? Чем он ей не угодил?

– А ей никто не угождал! Дура потому что! Ты думаешь, я одна пострадала по ее милости? Так я тебе сейчас поведаю! У матери от второго мужа было двое детей. Олег, которого я упоминала, и Сашка – дочка. Когда я приехала на Колыму, ей было пять лет. Очень нелюдимая девочка, вечно забитая и запуганная… дикая какая-то. И вот она выросла. С личной жизнью у нее не ладилось в силу, так сказать, характера, но забеременеть от кого-то ей все же удалось. Ну у нее истерика, паника… И мать отправляет ее на аборт, после чего Сашка иметь детей больше не может. Когда я об этом узнала, у меня волосы встали! И что теперь? Теперь Саша, больная и никому не нужная, лежит у себя в квартире в полном одиночестве и ждет смерти! А причина сему только лишь в том, что мать боялась осуждения соседей. И каких? У которых дочери сами выходили замуж с пузом выше носа!

– Все ясно. Это не личная неприязнь, это просто такой человек…

– И я о том же! Еще и отчим масла в огонь подливал. Сталкивались с ним по любому поводу. То мы с ним радиоприемник не поделили, то он не дал дочитать мне книжку, выключив без предупреждения свет… И постоянно матери в уши лил, что я прикрываюсь своей инвалидностью, чтобы ничего не делать. Мол, на свидания ходить я здоровая, а как работать – я на костылях. А я, между прочим, каждые два дня убиралась в доме. Был такой случай… Я только полы вымыла, – они даже высохнуть не успели, – а он в грязных болотных сапогах по всей комнате прошелся, и вдоль и поперек. Мало того, он плюхнулся на кровать и начал стругать палку… Олегу игрушечное ружье понадобилось. Я ему, стараюсь спокойно, говорю: «Здесь домработницы нет. Ты мусоришь – ты и убирай!». А он: «Отрабатывай свой хлеб, дармоедка!». И хоть бы раз мать за меня заступилась… Как прислугу, выселили в предбанник, там я и спала.