Kostenlos

Бессердечный

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

7

Парни сидели в тесном кабинете убойного отдела со следователем Кличко Романом Викторовичем. Он не кричал и не угрожал, он просто им объяснял, как поступить лучше и они поддались: рассказали, всё как было до мелких подробностей, они даже плакали. Рассказывал в частности Кирилл, он видел всё напрямую, и не был, по мнению следователя подозреваемым, а свидетелем.

– У нашего друга день рождение. Часа в четыре мы пошли в лес, – начал он.

– В лес!? – Роман Викторович усмехнулся.

– Там наш штаб, что-то типа особого места. Друг занимается стрельбой больше пяти лет и нас немного научил.

8

…Я твой должник Вильям. Ты спас мне жизнь, подумал Александр. – Вильям, зачем ты полез? – Саша, у тебя скоро сын родится. – Ты выкарабкаешься. Ты будешь жить. Нет, не закрывай глаза. Не уходи, дурак.

Александр держал друга на коленях, он истекал кровью и ещё дышал, рука его потянулась к голове и из последних сил притянула её к себе. – Саша, назови сына, как меня,– окровавленная рука плетью бросилась в низ, глаза застыли мертвенным стеклом, но лицо улыбалось, отпустив этот мир, какой-то довольной ухмылкой. – Вили! Нет, нет друг,– Александр тормошил мёртвое тело, он заплакал и обнял друга в последний раз. – Я назову, обязательно назову. Обещаю,– он бережно закрыл глаза и встал.

Родители Вильяма подловили врача, он вышел из операционной с потупленным взглядом, он не готов был, встретится с родителями бедняги сейчас. Для начала уточнил их ли это сын и тихо сказал: «Не хочу вас пугать, но и обнадёживать не стану: ваш сын в критическом состоянии, он без сознания. У него четыре колотые раны в области сердца со стороны спины. Ему повезло, как показал осмотр сердце почти не задето, но состояние близко к коме и возможен риск потери памяти». Ему не нужно было что-то добавлять, отец мальчика опешил и открыл рот, мать, стояла рядом, она завалилась на стул и уставилась в фотографию сына, которую всё время держала в руках – это фото она сделала сегодня, когда поздравляла его с днём рождения на фото он ещё живой, не покалеченный.

После того, как Кирилл вышел из участка он позвонил родителям Вильяма и направился в больницу. Он поздоровался с ними, и зная, что от него потребуют объяснений – сам рассказал и не забыл поинтересоваться, жив ли его друг. Прекрасно зная, что находиться ему здесь будет неприятно: он был виноват в случившемся и родители друга так и считали. Александр Николаевич промолчал и никак не среагировал на сказанное, он был опустошён, как опустошены люди, которые в последние время получали только плохие новости. Его сына чуть не убили: и кто? Его собственные друзья! Что может быть хуже? Только неизвестность. Все за и против говорили о нескором выздоровлении сына. Раньше они были испуганными и потерянными – они говорили, мы не можем больше не знать, а узнав не поверили. И сейчас они притихли как в море, таком же солёном, как слёзы, откатила волна, и наступило затишье, но только затишье, ведь волна вернётся и принесёт всё те же солёные слёзы.

9

После того случая прошла неделя и состояние Вильяма ухудшилось, он так и не очнулся. Лика позвонила Кириллу сразу же, она знала, что он винит себя – Александр злился особенно на то, что всё списали на несчастный случай, а Симон и Дмитрий уехали из города. Он пытался подать в суд и возобновить дело, но Лика отговорила его, еле успокоила и потребовала обещание, что он не покалечит жизнь хотя бы Кириллу.

Все трое встретившись в больнице в ожидание куда более плохих вестей, чем прежде, они сухо поздоровались между собой. Время бежало и скакало, они стояли в белой палате с множеством маленьких проводков, от которых зависела жизнь Вильяма. На кровати с сыном сидели его родители. Рыжеволосый парень стоял у двери, не двигаясь с места, словно между ним и его другом находился невидимый барьер. Лика и Александр вышли, только тогда Кирилл подошёл к другу, поздоровался и попросил прощенья. Он уже выходил из палаты, когда услышал голос не в самой комнате, а как будто у себя в голове: «Дружище, не вини себя». Дверь захлопнулась и побелевший парень, засеменив, испарился из здания. Он отошёл уже далеко, когда понял что узнал голос – это был Вильям, ему стало жутко.

Как же ужасно и холодно здесь. Не могу смотреть, как они приходят сюда поговорить со мной как обычно, но я-то не могу ответить! Я не хочу оставаться здесь. Здесь слишком одиноко, слишком. Здесь всё остановилось. Перед глазами только тот день. Как же забыть, забыть его. Не могу видеть себя, лежащего, как бревно, а жалость людей – мерзкое чувство. Забыть, всё забыть…Не вспоминать ни за что, никогда.

10

Большой дом с разноцветными стёклами сегодня красовался: вокруг пусто, как после апокалипсиса, деревья стали белыми шапочками на тонкой тёмной ножке, всё утопло в снегу. В полдень раздался звонок в ещё спящем доме по улице Заречной восемнадцать. Ярко-белое полотно переливалось и светилось под солнцем – день обещал быть тёплым.

–Лика Чёрных слушает, – женщина лежала в кровати, но спустя несколько секунд, она с визгом вскочила, разбудила мужа и помчалась в ванную. Александр поспешил за женой. – Вили очнулся! Мы срочно едем в больницу, и позвони Кириллу, – она обняла мужа и впервые за долгое время они рассмеялась, а он, не веря ушам, остался стоять на пороге ванной и трусах и халате.

Кошачьи глаза смотрели на врача с изумлённым лицом. Я вернулся, подумал он.

–Поздравляю вас, не многим удавалось выйти из комы спустя такое долгое время.

Молодой парень услышал голос и спросил: «Где я, со мной что-то случилось?». Врач покачал головой и огорчённо ответил:

– С вами произошёл несчастный случай. Вы помните, как вас зовут?

Парень задумался, как будто пытался найти ответ у себя в голове, но не нашёл.

– Я не знаю …

Для Лики и Александра беседа с сыном была незабываема, они единственные кого он помнил, потому что, когда зашёл Кирилл и поздоровался, Вильям опешил и посмотрел на него возмущёнными глазами: «А вы кто?». В тот день Кириллу пришлось оставить друга по просьбе родителей: их сын раздражался, когда они говорили о друзьях и спрашивали, что он вообще помнит, а при виде Кирилла – он разражался ещё больше, его трясло, и глаза становились ненормально злыми. А ведь, они ещё не успели ему рассказать всё про его чудесное исцеление.

Часть II

. Без памяти.

Глава 1.

Воображение важнее знаний.

Альберт Эйнштейн.

1

Я как обычно шёл пешком до дома и думал о музыке. Я считал музыку прекрасным изобретением человечества, она могла быть ужасной и так же прелестной, как люди. А может иметь непонятные определения, как я. Большинство смотрят поверхностно, скользя по грани, питаясь только внешними чертами, а ведь они обманывают самих себя. Попробуйте смотреть внутрь, втирайтесь в суть, разрезайте пустоту внутри друг друга. Вы не поймёте – кто с вами, не побывав в его шкурке, не пытаясь узнать о нём больше, чем он даст вам. Смотрите внутрь если надо, если надо, хотя как знать.… Иногда лучше не лезть, но это вам решать: жить в неведении или же знать, но ужасную правду. Живите в неведение, вам мой совет – если вы трус, а если нет – рискните. Такие вот мысли посещали меня давно, точнее уже полгода, как я восстановился после комы и операции на сердце. С последним смириться до сих пор не могу. Я вновь терял надежду вспомнить себя прошлого и оставил попытки покопаться в голове и сегодня, просто засунул руки в карманы и поплёлся к дому, стараясь не думать – это выматывало.

Фонари мигали сегодня, будто в воздухе витала нечистая сила. Где-то в районе Стараникитской улицы я услышал девичий вопль и поспешил к источнику. Я успел добежать и первое что увидел – это как какой-то моральный урод, насел на чьё-то тело и знать не знаю, что собирался делать, но верно что-то мерзкое. В переулке стояла возня, и мне стало противно, что такие люди вовсе существуют, я накинулся на него, оттащил и бил пока он не перестал сопротивляться. Отвращение и ненависть вылезли из меня и красили его в алый цвет, а потом он валялся около каменной стены старого дома и нетрезво пытался подняться, но за такое получил ключевой удар по сопатке. Я помог девушке подняться, она не совсем поняла, что произошло, скорее всего – отключалась, потому что испуганно спросила: «Что случилось?». Она немного хромая, – тот урод её всё-таки зашиб, – дошла до стены, где он валялся не в самом лицеприятном виде, и, конечно же, взвизгнула, ужаснулась. А потом попыталась нащупать его пульс, на что я сказал: « Не трогай его – он жив». Нечего трогать всяких гадов, лучше вовсе никого не трогать, промелькнула мысль в голове.

– У тебя сердца нет, посмотри на него, – сказала она с опаской, и мне даже захотелось смеяться, и в тему для шутки я схватил её руку и прислонил к месту, где и было сердце. Оно конечно билось, но чтобы это услышать требовался супер слух и супер чувствительные руки. Как я и догадывался ни того ни другого она не имела и глаза её начали бешено бегать, уверен её сердце в тот момент забилось очень сильно.

– Как так, это невозможно! Вы бессердечный, – оторопев, она отдёрнула руку и отступила. Лицо её выражало если не ужас, то поистине сильный испуг. Позабыв про все вещи, она бросилась бежать подальше от этого тёмного и мутного места. Мне стало обидно, что виноватым оказался я, но осмотревшись, я заметил её сумку на земле в листьях и грязи. Я забрал её и ещё раз посмотрел на мужчину возле стены, он шевелился и возмутительно бормотал – уверен минут через пять он встанет и побредёт, куда и собрался.

2

Свет пробивался сквозь небрежно зашторенные шторы, он силился пробиться из каждой дырочки и осветить тёмную комнату. Звук будильника прорезал слух, когда я уже открывал глаза, но ещё лежал в сонном оцепенении. Будильник заставил меня тут же вскочить и сесть на кровати. Я потёр руками лицо, снимая сон, и спустя время полностью открыл сонные глаза: было светло, время перевалило за обед; я посмотрел на шторку – тёмная, грязная и дырявая, она сияла, когда через неё пробивался свет – картина наипрекраснейшая. В первые минуты после сна внимание привлекла сумка возле изрешечённой шторки, она лежала на полу уже как два дня. Появилась она тем вечером, когда раздумья о своём прошлом завели в тёмный переулок, не просто так, а чтобы спасти незнакомую девушку. Тогда она убежала, а сумка осталась брошенной на грязном асфальте. Теперь она лежала здесь, в пустой, холодной комнате, и не то чтобы я не пытался вернуть её хозяйке, наверное, просто забыл. Я обмотался простыней и подошёл к окну, сел на голый пол и с неподдельным интересом вытряс содержимое женского чемодана для раскрытия самой интересной тайны – личности хозяйки.

 

– Ай! Что это за бандура? – подняв ударивший меня предмет, гневная гримаса сменилась на улыбку, – Фотоаппарат! Да ещё и профессиональный. Таким убить можно. «Canon» довольно известная фирма. Стоит… ну и напугалась бедняга, раз такую вещь оставила, – нараспев проговорил я.

– Визитки, помада, наверное, это косметичка, – ничего, что дало бы понять, кто хозяйка сумки не нашлось, я начал разочаровываться и решил проверить сумку ещё раз, и правда, на дне лежала книжка, не выпала она с остальными предметами потому, что еле вмещалась в сумку.

Я побросал всё и оставил книгу в руках, сумка теперь лежала на прежнем месте и всё что в ней было тоже; книжка оказалась ежедневником, и я счёл его довольно интересным. Вскочив с насиженного места, начал ходить по квартире, дошёл до телефона старого, но вполне рабочего и положил ежедневник на тумбу.

– Попробуем набрать: 8-915-424-33-67, – я положил телефонную трубку возле руки и стал ждать, опираясь на стенку и нервно постукивая рукой по тумбе в такт гудкам, но она пока что молчала, – Ответит? – мельком посмотрев в книжку, я прочёл, – Смири, Смиридова Кира.

Короткие гудки: один, два, три…

– Не ответит.

– Ало! Ало!

– Здравствуйте, вы Кира?

– Да. А кто вы?

– Меня зовут Вильям. Дня два назад мы встретились в переулке, вы убежали.

Молчание.

– Помню. Что вам нужно?

– Я просто хочу вернуть вашу вещь, которую вы оставили. Где мы можем встретиться? У меня в запасе есть часа два.

3

Час назначенного свидания подошёл к концу. Я нелепо смотрелся с женской сумкой и продолжал ждать на остановке неподалёку от места своей работы. Сегодня выходной, а работу нельзя назвать той, на которую в будни идти захочешь, скучная и нужная: поговорить не с кем, покупатели качают права и вечно спорят. Что делать на другую пока не взяли – жить, есть нужно; два месяца в этом городе дали понять, что жить самому – это карабкаться на вершину горы без снаряжения, вершина которой совсем не конец жизни, а цель, что ты хочешь добиться; новая цель – новая гора и вершина.

Вереницы машин проезжали мимо, нагнетали, ухудшали внутреннее состояние, раздражали звуками. Неприятное предчувствие томилось внутри, отчего чудилось, что беда подкрадывается медленными шагами, громко крича? Со скудными знаниям о себе я не предал этому значения. Может оно и к лучшему? Мелькавшие машины отвлекли внимание, когда в очередной раз я пытался вспомнить, толи представить ту девушку. Кое-что припомнил: пухлое лицо, показавшиеся в ночном сумраке белёсым и пушистые длинные локоны, она доставала мне до груди – маленькая девочка. Я искал её в толпе достаточно долго и, наконец, меня окликнули:

– У вас моя сумка! – кто-то громко возмутился.

Я повернулся, и образ в голове приобрёл реальную оболочку. Девушка стояла робко, и в её карих глазах отражался маленький огонёк страха. Пухлое лицо, усыпанное веснушками, то улыбалось, то настораживалось. Видно было – она не знала, как себя вести.

– Вы Кира? – спросил я с улыбкой.

– Да, – она шагнула вперёд, потянула руку к своему, но я не отдал сумку, а лишь пожал вытянутую навстречу руку. Кира отдёрнула руку и стала ожидать, когда я отдам ей сумку.

– Давайте пройдём в спокойное место, здесь слишком шумно, – предложила она, – Вильям, так?

– Да.

– Можем перейти дорогу, там сквер, вон там, – она показала рукой в то место, на которое недавно я смотрел. Там был магазин антикварных товаров, в котором я работал.

В сквере и правда, было тихо, даже уютно, к сожалению, я не замечал этого места раньше и даже не знал о сквере.

– Вы не здешний, – это всё на что она решилась: на глупый вопрос вместо того чтобы расспросить о тот дне.

– Почему вы так решили? – я усмехнулся.

Что могло меня выдать? Оделся, как и тогда: тёмно – кожаная куртка, майка, джинсы выцветшего чёрного цвета, даже волосы – почти чёрные. Единственное что выделилось – глаза, кошачьи, жёлтые.

– Ваше имя, Вильям.

–Тут всё проще, чем, кажется, – сказал без особого энтузиазма, – мой отец назвал меня так в честь погибшего друга. Друг родом из Англии и переехал в Россию очень давно. Не знаю подробностей – отец говорил, что они были лучшими друзьями, Вильям спас ему жизнь…– я закрыл на секунду глаза, вздохнул и продолжил, только уже не с такой меланхоличной ноткой, – вот и вся история, а так я местный, ну почти.

– Простите. И спасибо, тогда вы спасли меня, я … – она держалась на расстоянии и как-то настороженно.

– Неужели людям без сердца тоже говорят спасибо?!

Она покраснела, а потом и вовсе побледнев, ответила:

– Наверное, я ошиблась, вы бы не стояли здесь, без сердца.

– Возможно. Проверить не хотите?

– Нет, спасибо, – она отступила и покачала головой так энергично, что будь она болванчиком, та отвалилась бы.

– Оно есть, просто очень тихо бьётся, – на последних словах я, как будто задумался и поник.

Просто тихое? Нет! Кого я обманываю? Ах да – себя. Оно мертво. А что взамен ему? Имплантат. Вспомнил, как мне сказали, что я прожил последние полтора года в коме, а когда подал признаки жизни – забарахлило сердце, оказалось задето и в общем, чтобы не пугать врач мягко намекнул на имплантат, сказал что я такой не один и что люди выживают… Прожевать эту информацию так и не смог, даже сейчас, мирился с ней каждый день, но пока безуспешно. Почему-то это не давало спокойно спать, есть и жить.

– Ладно, вижу вы спешите. Думаю, я должен отдать вам сумку, – я протянул её Кире.

– Спасибо. Там студенческий, не хотелось бы его восстанавливать, – она улыбнулась, надела сумку на плечо и ушла, сначала медленно, потом ускорилась до бега. И фотоаппарат я положил в сумку, но почему-то про него она не вспомнила – сильно-сильно напугалась.

Тут мне вспомнилось, что забыл обсудить кое-что важное: её бы срочно догнать.

4

Немного пропетляв вокруг её дома: старого пятиэтажного строения, которому однозначно требовался ремонт – решил проникнуть внутрь. Свет в окне третьего этажа зажегся не сразу, после того как девушка скрылась за дверью. Дверь запиликала вновь, мне удалось прошмыгнуть в неё, чуть не сбив с ног выходящего мужчину. Так, третий этаж, если я не ошибаюсь, кажется, с левой стороны. Вот, 11 квартира. Звонок, ещё звонок.

– Кто там? – девушка уже открывала дверь, судя по звукам.

– Вильям, мы сегодня виделись.

Дверь приоткрылась, из неё вышла девушка в голубом халате, она захлопнула дверь и отошла от неё, держа ключи в руках.

– Вы что-то забыли положить мне в сумку? – она всмотрелась в меня. – Вы что за мной следили?

– Нет, то есть да. Вы так быстро ушли, я не договорил.

– О чём же вы хотели со мной поговорить, – в голосе проскользнула опаска.

– Можно на «ты»? Мне не по себе. Я вроде бы не намного старше.

– О чём же? Мне стоит бояться?

Девушка смутилась. Во всей ситуации казалось, что тут страшного, да ничего просто события недавних дней решили добить её, когда она только-только позабыла обо всём.

– Не могу сказать, – я подошёл ближе и наклонился, пытаясь поймать её взгляд, – послушай, то, что произошло недавно, поверь такие, как он этого заслуживают. Я не думаю, – я сделал паузу, как будто обдумывал следующие слова, – уверен, он жив.

– Ты считаешь, он выжил? На нём живого места не было, – голос её повысился.

И так с омрачённым видом я застыл и задумался, но был твёрдо уверен в себе. Жив! А то, как же! Почему такая уверенность? Такое ощущение, что я почувствовал. Такое было уже со мной, мне приходилось уже поучать таких людей! Наверное, моё лицо преисполнилось непонятной для Киры радости: почему он улыбался, зачем, почему? – спрашивали её глаза. Зачем спрашивать, о том, о чём я сам себя не спрошу и не отвечу. Просто когда в памяти всплывает что-то: картинки, слова, чувства – как сейчас, хоть какое-нибудь напоминание о себе и приоткрывает тяжёлую дверь разума, мне радостно. Вот ещё одна часть меня приоткрылась, я вспомнил ещё немного. И каждый раз воспоминания: хорошие или плохие, вызывают спонтанную улыбку. Потеряв себя, радуешься даже старым следам: может, приведут домой, где ждёт тот, кого ты позабыл?

– Почему ты улыбаешься?

– Я уверен он – жив, так же как уверен, что сейчас ты стоишь передо мной.

– Это всё о чём ты хотел поговорить?

– Мне бы очень не хотелось, что бы ты кому-то рассказала про это. Просто забудь.

– Я и не собиралась никому говорить.

Я посмотрел на неё кошачьими глазами, будто пригрозил.

– Уверена?

– Да, я уверена, я никому не расскажу, клянусь.

– Буду считать это благодарностью за спасение. Что это я шутить начал, хотя вряд ли это шутка, промелькнуло в голове.

– Я прослежу, будь уверена, – добавил под конец.

Всё с той же с улыбкой я мимолётно спустился по старой обветшавшей сталинских годов лестнице. Кира смотрела вслед без страха, что-то задело её, будто так и должно было случиться. Дорога к дому шла через тёмную сентябрьскую улицу, я шёл и напевал какую-то невесёлую мелодию.

– И неведомо куда, мою лодку несёт река, так плыву я безучастно через время и пространство…

Идти предстояло долго, как и всегда в осенние вечера нет ничего дурного побродить по тёмным улицам, как раз есть что повспоминать.

Глава 2.

– О нет, опять! – молодая девушка нервно посматривала на часы и пыталась поймать маршрутку. Заразы даже не пытались ходить по расписанию, а все настырно подъезжали как попало и все не того маршрута. Наконец её усилия стоять и ждать, посматривая на часы, увенчались успехом, и жёлтый весьма запозднившийся автолайн под номером «11к» мчал её к институту. Она написала сообщение подруге, чтобы та прикрыла, подруга ответила, что учитель биологии устроила разнос, и шансов на выживание у неё нет.

– На проспекте! – запоздало крикнула она.

Девушка вылетела из автолайна и не замечая пути оказалась около института, помня только что по пути наткнулась на парочку прохожих, а они возмущались в след, что люди не кегли и сбивать их нельзя. Предельно реалистично описав причину опоздания, якобы автолайн сломался, и она шла пешком, а поймать другую попутку не сообразила, она села рядом с подругой.

– Привет, Роза, – сказала Кира шёпотом.

– Привет, – ответила подруга. Она смахивала на цыганку – чёрные пушистые волосы, раскосые чёрные глаза и пухлые губы с ярко алой помадой.

Оставшуюся пару ненавистной биологии они провели в молчании, усердно пытаясь понять и что намного сложнее записывать лекцию, попутно осознавая, что биология фотографам не нужна. Прозвенел звонок и все живо рассыпались по своим местам, а Кира подвинулась к Розе:

– Помнишь, ты спрашивала, куда подевалась твоя любимая сумка?

– Конечно, помню! Кто её тебе подарил? – Роза укоризненно посмотрела на Киру.

Кира легонько толкнула Розу и рассмеялась.

– Дня два назад я забрела в незнакомую часть города.

– Надеюсь, ты была там днём.

– Нет, поздно вечером.

– Кира! – воскликнула подруга и вскинула к ней руки, – Сколько раз тебе повторять девушкам днём по улице небезопасно ходить, а ты!

– Знаю, просто… немного. Там было так красиво, я просто увлеклась, и день был не дождливый.

– Понятно всё с вами, – Роза нахмурилась, – опять фотографировала всё, что под объектив попадало, а после ушла в разнос.

– Да, я не заметила, что сбилась с дороги и заблудилась.

Роза придвинулась и будто от этого станет интересней.

– Было темно, я почти нашла направление.

– В каком районе хоть была? – перебила Роза.

– Не знаю я!

– А улицы как назывались, помнишь?

– Староникитская, кажется.

– Да, ну и задница же ты! Это же западный район, там одни бомжи, наркоманы и маньяки, – голос повысился, – Кира, а ну рассказывай, что произошло, – подруга забеспокоилась.

– Да-да, именно маньяки. На меня напал один, шёл сзади, я почти отключилась и тут на него налетает кто-то.

 

– И что?

– Меня спас молодой человек. Честно, я его испугалась больше, чем маньяка. Думаю, он прибежал на мои крики и отделал того маньяка, будь здоров.

– Он с тобой ничего не сделал?

– Нет. Я, в общем, что-то там ляпнула, – Кира покраснела, она не хотела говорить всё в подробностях. Но и молчать тоже не могла. – Он прислонил, мою руку к своей груди и мне показалось, что его сердце совершенно не бьётся.

– Кошмар! Он был холодный, как лёд? А клыки видела, он улыбался? Покажи-ка мне свою шею, милочка.

Роза убрала волосы Киры, пушистые и кудрявые и осмотрев шею досадно ахнула: « Эх, нет ничего».

– Да нет же, – откликнулась Кира, он не вампир. – Я просто убежала с криками и оставила там сумку, причём вместе с фотоаппаратом!

– Повезло тебе, вот будешь знать, как в подворотнях шастать. – Роза обняла подругу, но тут на глаза ей попалась сумка: как же так она ведь осталась в западном районе. Нахлынуло любопытство.

– Так–так–так, а сумка-то с тобой.

Кира поняла, что просчиталась, но было уже поздно – подруга выудит из неё информацию.

– Я, ну, в общем, там такая ситуация…