Ты мне не нравишься

Глава 4

Мы припарковались невдалеке от здания, и я нервно высматриваю Артема или его «друзей». Никого. Никто не входит и не выходит.

Кажется, у меня отсутствует инстинкт самосохранения. Отбит начисто. Я осознаю, что правильнее всего уехать, но нехорошее предчувствие заставляет меня сидеть ещё и ещё. До последнего.

– Счетчик тикает, – недовольно говорит водитель. – Три рубля минута ожидания.

Я вручаю ему пять тысяч – последняя купюра в кошельке – и говорю:

– Думаю, этого хватит. Постойте ещё немного.

– Парня высматриваете? – сразу же добреет таксист. – Изменяет, да?

Не реагирую, лишь до боли напрягаю зрение, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь.

Наверное, так нельзя поступать. Нужно ехать домой, как и просил Артем, но я упрямо открываю дверь.

– Сейчас вернусь. Если увидите меня в компании троих мужчин – вызывайте полицию. Я не шучу.

Направляюсь к клубу. Охранник всё так же караулит у входа, всё так же оглядывает меня с ленцой.

– Отсюда только что кто-нибудь выходил? – спрашиваю его, обхватив себя за плечи. – Троица. Один блондин, второй темн…

– Да знаю я, о ком ты, – перебивает охранник, не дослушав. – Минут пять назад.

– С ними никого не было?

– Не-а.

Возвращаюсь в такси, рушусь на заднее сидение. Дурное предчувствие никуда не девается, лишь усиливается с каждым новым вдохом.

– О, вы живая. Хорошо. А то я немного испугался. Прям триллер какой-то, полицию вызывать и всё такое, – смеется благодушно настроенный водитель, который теперь готов кататься со мной куда угодно (в пределах тарифа, конечно же). – Куда теперь?

– На парковку торгового центра, – отвечаю решительно. – Второй поворот направо.

Что я надеюсь там найти? Черт знает.

Буду оглядывать все автомобили и надеяться, что Артем не уехал? Стучаться в окна? Откуда я узнаю, какая конкретно машина принадлежит Миронову?

Пишу ему, не попадая по кнопкам:

Всё хорошо?

Не отвечает, даже не читает сообщение.

Твою ж мать.

На моё счастье, парковка полупустая. Дешевые авто российского производства я сразу отметаю – не поедет Артем на «копейке», без вариантов. Мимо внедорожника со значком «ребенок в машине» тоже прохожу без сомнений. Отметаю единственную машину для инвалидов.

Темно-синяя иномарка привлекает моё внимание. Точно! На брелоке, который вручил мне Миронов, был такой же значок. Стекла затемнены, не разглядеть, что внутри. Окна закрыты. Зачем-то дергаю ручку пассажирской двери и…

– Мамочки… – я отшатываюсь, когда загорается свет, и передо мной оказывается человек.

Смертельно бледный, он стискивает простреленный живот ладонью, и кровь сочится из раны, будто вишневый сок. Вишневый сок с ароматом металла.

– Уходи, – требует Артем, морщась. – Живо.

– Да пошел ты, – внезапно изрекаю я и стаскиваю с себя балахон.

В институте у нас был курс оказания первой помощи. Я ещё думала, в какой ситуации мне пригодится знать, как перевязывать раны. Ведь хорошие девочки типа меня, если цитировать Артема, в неприятности не ввязываются и крови видеть не должны.

Оказалось, оно не лишнее.

Так, ранение пришлось чуть сбоку, брюшная полость не задета. Была б задета – уже б окочурился, а так вполне живой, вон, даже пререкается.

– Они могут вернуться.

– Могут, – соглашаюсь, обматывая толстовку и сильнее прижимая ладонь Артема к ранению.

Вроде бы при огнестрельном ранении в живот нужно смочить повязку водой и наложить поверх холод. Но где взять этот самый холод?

Получается, он из-за меня подставился под пулю.

Ну и что теперь делать? Гордиться этим?

– Не смей обращаться в больницу, – рычит Миронов-младший, заметив, как я вытаскиваю телефон. – От этого зависит не только моя, но и твоя жизнь.

– Ты истечешь кровью, если я не обращусь!

– Лучше отвези меня в отель, – после секундной паузы решается он и сильнее выдыхает.

– Ты придурок? – уточняю красноречиво. – Как я объясню метрдотелю, почему тащу окровавленное тело в номер? Ты поедешь в больницу, и точка.

– Тогда домой.

– К отцу?

– Именно. С ним легче объясниться, чем с полицией.

– Ты не доедешь…

Он впивается в меня колючим холодным взглядом, в котором больше стали, чем в открытой ране.

– Софья, либо вези, либо проваливай!

Ага, вези. Хорошая идея. Нащупываю связку ключей, сажусь на водительское сидение.

– Точно. Ты же не умеешь водить, – вспоминает Миронов, тяжело дыша.

Как сказать. Умею относительно. Каталась с парнями на площадке перед институтом. Но прав не получала и теорию не знаю вообще. Главное, чтобы не механика, иначе я запутаюсь в передачах.

Если меня тормознут полицейские, нам конец.

Надо все-таки ехать в больницу…

Наверное, все мои возможности аккумулируются от выброса адреналина, но я вспоминаю, как управлять железным зверем. Он ревет на поворотах, скрипят шины, я выворачиваю руль и радуюсь тому, что за несколько дней наизусть выучила дорогу до коттеджного поселка.

Спасибо Степке Соловьеву за то, что обучил меня вождению. Он с первого курса влюблен в меня и занимался этим сугубо из личного интереса – чтоб зажать где-нибудь в уголке и случайно потрогать за коленку. Но, в итоге, благодаря нему я смогла совершить невозможное. Доехать.

Мне везет, и шлагбаум на въезде в поселок поднимается тотчас, стоит фарам моргнуть.

Я торможу прямо возле нашего забора, пропахав газон и любовно взращённые садовником кусты гортензии. Авто замирает в сантиметре от удара.

– Лежи тут! – приказываю Миронову.

– Далеко не уйду, – скептически отзывается тот и улыбается белесыми губами.

А дальше всё происходит как зыбком тумане. Я натыкаюсь на маму, что-то кричу ей, она зовет Дениса Владимировича. Тот бежит к машине, осматривает Артема и осторожно вытаскивает его. Мама крестится и плачет. Денис Владимирович подозрительно спокоен.

Меня накачивают успокоительными каплями и оставляют с мамой наверху. Жду сирен скорой помощи и ярких мигалок, но коттеджный поселок безмолвствует.

– Как они там? – спрашиваю, прислонившись к двери ухом. – Почему не едет скорая?..

Миронов-старший попросту запер нас в спальне со словами: «Меньше причитать будете».

– Судя по всему, скорая и не приедет, – неожиданно без эмоций откликается мама. – Ты говоришь, подстрелили? Значит, лучше обойтись без шумихи. Успокойся, Денис знает, что делать. Расскажешь, что случилось? Где вы пересеклись?

Отрицательно мотаю головой.

– Позже…

Когда придумаю достойную историю.

Мама понимающе кивает и вопросов не задает.

– Надо бы тебе сдать на права, – добавляет она меланхолично, рассматривая в окно следы от шин. – Техника, конечно, хромает, хотя мне никогда не нравились те гортензии.

Я хихикаю, но смех это исключительно нервозный. В итоге мы с мамой ложимся на кровать и, обнявшись, вспоминаем моё детство и то, как спокойно было раньше. Ближе к рассвету меня накрывает рваная дрема, из которой я вырываюсь на несколько минут и погружаюсь вновь, неспособная бороться с усталостью.

Нас выпускают спустя несколько часов бездействия, под самое утро. Денис Владимирович говорит, что Артем отдыхает и что его здоровью ничего не угрожает.

– Его осмотрел мой личный врач, и причин для волнения нет, – успокаивает меня будущий отчим. – Жить будет. Шрамы украшают мужчин, особенно – дурковатых, как Артем.

Даже не буду спрашивать, что за врач способен приехать посреди ночи в загородный поселок и без лишней шумихи подлатать парня.

Впрочем, волноваться не о чем. Миронов-младший спит, Миронов-старший курит на террасе, а мама пытается сладить с завтраком, хотя получается плохо. Она тоже нервничает, хоть и пытается не подавать вида.

А днем мне приходит лаконичный ответ на прошлое сообщение, отправленное Артему:

Всё хорошо.

И я с облегчением выдыхаю.

***

Отвертеться от допроса не удается. Думается, Миронов-старший обучался методам раскалывания преступников, потому что к делу он подходит со всей ответственностью. Приглашает меня в свой кабинет и предусмотрительно запирает дверь изнутри. Не хватает только прожектора, что светил бы мне прямо в лицо.

Я тут ещё не была. Выдержанно классический стиль, много древесины, стеллажи полны старинных – это видно по корешкам – книг.

– А теперь рассказывай, куда опять влип мой отпрыск?

Он садится за монументальный рабочий стол и закуривает, а я тону в мягком кресле, стоящем возле кофейного столика. Поправляю пустую пепельницу. Оглаживаю граненое стекло подушечкой пальца.

– Он хотел меня защитить. Клянусь.

А сама нервно сглатываю.

Миронов-старший сказал «Опять». Опять вляпался. Да ещё таким будничным тоном сказал, будто про чистку зубов.

И часто ему привозят умирающего сына?..

– Разумеется, хотел защитить, не спорю, – соглашается Денис Владимирович. – Подробнее. Что такого должна была ты натворить, чтобы Артем получил пулю в живот?

Под его взглядом трудно собраться. Так и хочется спрятаться в норку.

Я рассказываю всё. Про нелепую поездку в клуб и про то, как подсела за столик к компании Артема. Про приставания и пистолет. И про то, что я не уехала, а решила отыскать машину.

Похоже на дурацкий детективный сериал, мне не верится, что такое могло произойти посреди недели в крупном городе.

– Поступок, конечно, храбрый, только если б эти уроды остались с Артемом, они бы тебя пустили по кругу и убили как лишнего свидетеля, – заключает Миронов-старший, достав новую сигарету. – Думала о таком?

Не думала. Мамочки. Меня пробирает волна дикого ужаса. А ведь всё могло так и закончиться. Если бы они не уехали или я попалась им в клубе…

Но ведь обошлось.

Надо мыслить позитивно.

А если они вернутся, чтобы закончить начатое?

Мыслить позитивно не получается, потому что мысли мои скачут как блохи, и паническая атака разрастается, накрывая с головой.

– Свободна, – Денис Владимирович кивает в сторону двери. – В следующий раз подумай о матери прежде, чем лезть в неприятности.

– Но я же… помогла Артему…

– Ты ему никто и не должна разбираться с проблемами, в которые он впутывается с поразительной частотой. Это были дружки Артема и вся ситуация произошла исключительно из-за Артема. Можно сказать, он получил по заслугам. В следующий раз будет думать. Разговор окончен. Иди.

Обычно улыбчивый и добродушный Денис Владимирович резко меняется, говоря о сыне. Его тон наполняется льдом, желваки твердеют. Он так сильно вжимает сигарету в пепельницу, будто хочет растолочь ту в песок.

Я пробегаю мимо спальни Миронова-младшего, но внутрь не захожу.

Прячусь в своей комнате как в спасительной капсуле, но недобрые мысли накрывают и там. Что-то мне подсказывает, что семья Мироновых не так проста, как кажется. Отец знает о криминале многое и окровавленный сын не пугает его ничуть.

Может быть, ещё не поздно вытащить отсюда маму и сбежать? Вернуться в уютный мирок, принадлежащий только нам?

Правда, я уверена, что мама меня не услышит.

А потому нужно быть начеку.

Ты в порядке?

Новое сообщение. Короткое, но почему-то я даже рада получить его. Умирающие обычно не пишут смс, им не до того. Значит, Артем относительно жив и так же относительно здоров.

Вполне. А ты?

Норма.

Они хотели тебя убить?

Наказать. Рана не смертельная, поверь. Это был урок, а не попытка убийства. Не переживай, я бы выкарабкался в любом случае.

НЕ ПЕРЕЖИВАЙ?!

Да он рехнулся! Я чуть не поседела, когда увидела его в машине. Вся неприязнь тут же забылась, стерлась под жуткой реальностью, окрашенной алыми тонами.

Не нужно было подходить к столику. Я же просил тебя уйти.

Добавляет он через пару минут.

А, ну спасибо. Ещё и обвинил во всех грехах. Мог бы сделать вид, будто не заметил меня, тогда бы я потихоньку слиняла и не подсаживалась за их столик.

О чем я и пишу, намекая, что мне неплохо сиделось под столом.

А если бы я запретил тебе садиться к нам, сделал бы хуже. Это не те люди, с которыми можно играться. Я сам виноват, что обратил на тебя внимание. Они заинтересовались, и мне пришлось подойти к тебе. Думал, ты уйдешь. 

Что будет дальше?

Для тебя – ничего.

Звучит не очень-то обнадеживающе. Я бы даже сказала: мрачно. Закусываю губу и набираю, сама не осознавая, что начинаю нешуточно волноваться.

А для тебя?

Разберусь. Не паникуй, сестренка. Лучше научись вождению. Я думал, ты меня прикончишь, когда впишешься в какой-нибудь столб. Представь, какая нелепая вышла бы смерть?

Вот он…

Я откидываю телефон на покрывало и утыкаюсь лицом в подушку, глуша в себе бессильную ярость.

Сообщение прилетает вновь, чуть позже, когда я почти успокоилась. От него веет злостью и отчаянием.

Ты сдала меня отцу?

А был выбор? Что бы я сказала, что ты случайно напоролся на пистолет?

Шел-шел и не заметил?

Могла бы ничего не говорить.

Мог бы не общаться с такими людьми.

Мне остро хочется убраться из этого дома и навсегда выветрить из памяти Артема Миронова. Согласна даже на потерю памяти. Полную амнезию.

Что угодно, только бы не напарываться на этот взгляд.

Глава 5

– Так что насчет пожить на твоей даче недельку-другую? – спрашиваю я по телефону Нику. – Накупим мяса, мартини и овощей. Будет у нас алкогольно-шашлычная диета.

– Ты готова уехать от личного бассейна в моё захолустье и неделю кормить комаров? – с подозрением спрашивает подруга.

Про «ситуацию» со сводным братом никто не знает. Я не сказала. Не могу пока. Мы неделю умудрялись не пересекаться, в основном, потому что я целые дни провожу в городе, а прихожу под самый вечер и без ужина рушусь спать.

– Почему бы и нет? – прислушиваюсь к коридору. – У вас там пруд в конце садоводства. Чем не личный бассейн?

– В этом пруду цыгане моются, – безрадостно отвечает подруга.

Она к даче особой любви не питает: помнит ещё те времена, когда бабушка заставляла её перепалывать грядки от забора и до заката. Ника бы всё отдала, чтобы провести недельку в особняке Мироновых с клубничным Мохито в обнимку, и моего кислого настроя она не понимает.

– Ладно, поедем, – сдается подружка, вздохнув. – Ирку возьмем?

– А ты против?

Раньше подобных вопросов не возникало. Если что-то делать – только втроем. Неразлучное трио, и всё такое.

– Да не знаю. Она опять начнет приставать к парням из соседнего дома, купаться топлес, попытается своровать клубнику с участка дяди Жени, – начинает перечислять Ника будничным тоном. – Моим родителям потом нажалуются. Мне краснеть за неё придется.

– Ну, запретим.

Ника фыркает в трубку.

– Ага, запретишь ты ей. Короче, ладно. Берем. Собирай шмотки и не забудь лосьон от комаров. Выезжаем в восемь. Ирэн я сама оповещу.

Раздав команды, подруга отключает связь.

В коридоре доносятся шаги. Твердые, они стучат по ушам, отдаются эхом в сердце. Эти шаги могут принадлежать только одному человеку. Он возвращается к себе.

В первые дни он не поднимался с постели, но теперь немного окреп и изредка выбирается наружу. Меня не оставляют ассоциации со злым огнедышащим драконом, который обосновался в пещере, наводя ужас на местных жителей. В данном случае – на меня.

Так и не могу определиться в своих чувствах к нему.

Знаю только одно. Ночами мне снится совсем другой Артём Миронов. Он ласков и нежен, голос его мурлычет, и глаза чуть сощурены, а на дне их плещутся звезды. С его губ срывается моё имя, и мне хочется подпустить его ближе, открыться, поддаться. Стать доступной.

Но утром я просыпаюсь, красная от смущения, понимая, что всё это – лишь нелепый сон. Реальный Артём сложнее и темнее, у него есть сомнительные дружки, он бывает груб, а взгляд его льдист.

Он что-то скрывает.

И я не хотела бы знать, что именно.

Я выглядываю из комнаты, когда шаги смолкают. Быстренько нарезаю на кухне бутерброды, завариваю чай. Дом затих. Мама уехала по делам (разумеется, связанным с помолвкой), Миронов-старший смотался в командировку и вернется только к понедельнику.

Балансируя с тарелкой и кружкой, я поднимаюсь на второй этаж. И замираю на месте. Дверь в комнату Миронова-младшего приоткрыта. Хм. Точно помню, он запирает её, если куда-то уходит. Всегда слышу щелчок замка и мысленно успокаиваюсь: Артём дома.

Внутри тихо.

Перед глазами мелькают непрошенные картинки: вот он падает без сознания или открывается рана, или в дом прокрадываются его приятели и довершают начатое одним выстрелом.

– Ты в порядке? – спрашиваю почему-то тихо-тихо и повторяю громче: – Эй! Всё нормально?

Ответом служит тишина. Ставлю кружку с тарелкой на пол.

– Я вхожу! – почти кричу. – Чтобы убедиться, что ты жив!

В спальне – никого. Лишь заправленная по-солдатски кровать, без единой складочки. А на столе – мобильный телефон мигает белым огоньком, оповещая о непрочитанном сообщении.

Надо бы уйти, но что-то заставляет меня осмотреться. Всё так аскетично, ни единой детали, которая бы намекала: эта комната кому-то принадлежит. Ни личных вещей, ни фотографий, ни разбросанной одежды.

Гостиничные номера и то живее.

Телефон начинает вибрировать, и мой взгляд падает на зажегшийся экран.

Мирон, ты где? Сегодня в десять. На нашем месте. Будет много крови.

Какой ужас…

Я склоняюсь ниже, пытаясь рассмотреть имя отправителя.

– Что ты тут забыла, сестричка? – раздается над ухом, заставляя меня подпрыгнуть.

– Я…

Слова теряются, ломаются, разбиваются на осколки. Мне нечем оправдаться. Я зашла на его территорию, нарушила негласный закон, подсмотрела смс, о котором не должна знать. Теперь он смотрит на меня с едва скрываемой ненавистью.

Делаю шажок назад, и Артём идет следом.

– Знаешь что? Ты мне не нравишься, – произносит тихо, но отчетливо.

Припер меня к стене. Изучает. Не позволяет вырваться.

Я гордо вздергиваю подбородок.

– Это взаимно.

Конечно, не нравлюсь. Я – заноза, которая мешает ему существовать. Из-за меня он получил пулю. Мне б тоже не понравилось такое соседство.

– Хватит шнырять по моему дому, – губы его поджаты.

– По дому твоего отца, ты хотел сказать, – отвечаю с дрожащей ухмылкой. – Ты не можешь запретить мне здесь находиться.

Такова защитная реакция.

– В моей комнате лишь один хозяин. И ты неправа. Я могу заставить тебя исчезнуть, – выплевывает с неприязнью.

Глаза его сине-голубые, как беспокойное море, темнеют. Черты лица становятся резче. Демоны просыпаются, выглядывают наружу, готовые закусить любым, кто посмеет им помешать.

Он пугающий и опасный.

Мой сводный брат.

И, кажется, я перешла ему дорогу.

Артем медленно, словно нехотя, отступает, позволяя мне вырваться. Я трусливо сбегаю от него, а тот не останавливает, только усмехается:

– Бутерброды не забудь.

Как поступить? Уехать на дачу или… или что? Сообщить Миронову-старшему, что его едва оклемавшийся сын собрался ввязаться в очередные неприятности?

«Будет много крови», – повторяю про себя. Нет ни единого нормального объяснения этой фразе.

Знаете, как иногда бывает в сериалах. Герой подслушивает какую-нибудь фразу, неправильно её понимает, и в итоге это приводит к глобальной попе.

Но как можно неверно истолковать эти три слова?

Вряд ли неизвестный отправитель собрался на пару с Артёмом становиться донором или лишать девственности какую-нибудь девушку. Угу, это что ж за девственница такая, кровавая…

Матушки, что за чушь приходит мне в голову. Пресекаю свою бурную фантазию, которая рисует алые фонтаны. Меня начинает мутить.

Он угрожал мне… так запросто, без каких-либо сомнений.

Щелкает замок – Артём вновь закрылся в своей темной, пугающей пещере.

Надо уезжать. Собрать вещи, прыгнуть на электричку и забыть о существовании этого человека. Хотя бы на неделю. Пусть он занимается всем, чем хочет, а на мне не будет висеть тяжким грузом ответственность. Мне не нужно будет думать: рассказать его отцу или промолчать. Не нужно будет содрогаться от звука шагов по кафелю.

Но, как назло, мои радужные планы рушатся об смс от Ники:

Сегодня не поедем, родители друзей позвали. Переносим на завтра.

Вот черт!

В итоге всё, чем я могу заниматься остаток вечера, – это прислушиваться к шорохам за воротами. Мазохизм какой-то, честное слово. Давно бы отвлеклась, фильм включила или спать легла, а я ошиваюсь возле окна и делаю вид, будто меня очень интересует подоконник.

И когда часовая стрелка переступает за полночь, я вижу то, чего так долго ждала. Через калитку пробирается подозрительно знакомая тень. Я выдыхаю: жив.

Но, на моё удивление, тень не спешит оказаться дома.

Эй! Куда он делся?

Я тут волнуюсь, значит, хороню его заживо, а он…

Выглядываю в окно. Вижу, как загорается пламя в контейнере для сжигания на краю участка. Не думала, что в богатых коттеджах сжигают мусор, но Денис Владимирович на мой вопрос рассмеялся, что «где-то нужно избавляться от тел врагов».

Кажется, он был не так уж и неправ.

Огненные всполохи бросают тени, возле них стоит человек, в темноте его практически не видно, разве что силуэт, острые черты, широкие плечи и…

Хм, он что, голый?!

Мне кажется, я влепляюсь в стекло лбом, пытаясь рассмотреть Миронова-младшего. Пламя пляшет, смешивая очертания. Вижу, как он ворошит палкой что-то в контейнере. По всей видимости, одежду.

Он избавляется от улик? От окровавленных вещей? От чего?

По лопаткам пробегает холодок.

Артем бросает взгляд на дом и натыкается на мою фигуру. Черт! Я сползаю вниз по стене и с уголочка выглядываю вновь. Он смотрит, не отрываясь, в мои окна, а одежда всё полыхает, кидая рыжие всполохи на мужской силуэт.

Мой телефон начинает пиликать, отвлекая от подглядывания за будущим сводным братом. Смотрю на экран.

«Миронов-младший».

Сглатываю комок, врезающийся в горло. Я не хочу с ним разговаривать…

Не после того, что произошло утром…

Но, между тем, нажимаю на зеленую кнопку и шепчу в микрофон:

– Слушаю.

– Я тебя не разбудил?

– Р-разбудил, – соглашаюсь и показательно зеваю. – Я давно спала.

– Да? – с почти искренним сожалением. – Жаль. А я думал, составишь мне компанию, вместе посмотрим на звезды, – он глухо смеется, и смех его совсем не весел. – Софья, перестань изображать из себя прилежную девочку. И ты, и я знаем, что ты подсматривала за мной.

– Я не…

– Повторяю: перестань, – звучит жестко, со злостью. – Если тебе хочется о чем-то спросить, спрашивай.

Моё сердце глухо колотится под ребрами, мне не хватает сил, чтобы собрать себя в кучу и проявить жесткость характера. Чтобы послать его лесом или бросить трубку.

– Ты… – заминаюсь. – Ты кого-то убил?

– Нет, – без промедления. – Ещё вопросы?

– Твоему отцу нужно волноваться о чем-то?..

Артем начинает смеяться. Обреченно, словно через боль, продирая сквозь себя каждый звук. Мне не по себе от этого смеха, в котором нет ничего живого и настоящего.

– С каких пор ты беспокоишься обо мне, сестренка? – спрашивает он тем самым голосом, что преследует меня во снах, мурчащим, сладким. В этих интонациях хочется увязнуть по самую макушку.

Захлебнуться в нем. Стереться. Перестать принадлежать себе.

Но тон его обманчив, как и он сам. Хищный паук, в чью паутину вот-вот угодит глупая бабочка.

– С тех самых, как наши родители собрались жениться. Если твои дружки придут мстить тебе, под раздачу можем попасть мы с мамой. Мне плевать на тебя, но я беспокоюсь за себя. Вот и всё.

Я вновь выглядываю в окно, вижу Артема, облокачивающегося о край контейнера. Он склонил голову набок, смотрит на меня, словно отсутствие света не мешает ему распознать каждую мою черту, въесться в детали, сложить картинку из мельчайших нюансов.

В свете выглянувшей из-за туч луны он выглядит мраморным изваянием. Белье на нем все-таки имеется. Хвала небесам. Не уверена, что хотела бы видеть достоинство своего почти сводного братца.

– И тебя не пугают мои угрозы?

– Ты не посмеешь причинить мне вред.

– С чего ты взяла? – хмыкает, а затем отрывает телефон от уха и нажимает на завершение вызова.

Я слушаю гудки, а сердце моё колотится так сильно, так заполошно.