– Спасибо, мэм.
Она что-то отвечает, и он уходит…
…Эркин тронул карман куртки. Да, конверт там. Письмо. Зачем оно ему? Он же неграмотный. Но… но, если это правда, и Женя жива… Нет, нельзя, если обман – он не выдержит. А ему нужно найти Алису.
– Мороз! Кто тут Мороз?
Эркин вздрогнул и вскочил на ноги.
– Ты Мороз?
Перед ним стоял русский в форме с красной повязкой на рукаве.
– В первый кабинет.
– Иду.
Эркин подхватил ящик и пошёл через двор к уже знакомой двери.
Лейтенант встретил его такой радостной улыбкой, что у Эркина замерло сердце.
– Ну, Мороз, тебе везёт. На встречном запросе оказался. Живы твои и тебя ищут. Сейчас они в региональном фильтрационном. Держи направление и бегом в гараж. Сейчас как раз машина попутная есть. Я позвоню, чтобы тебя поближе подбросили. Счастливо тебе, беги.
– Сп-пасибо, – у него вдруг стал заплетаться язык.
– Давай, Мороз, во двор и налево, там гараж. Беги. Направление не потеряй, без него тебя в лагерь не пустят.
Непослушными руками Эркин запрятал листок в нагрудный карман. А как он ушёл из кабинета и добрался до гаража, он потом не мог вспомнить. Как в отключке был. Двигался, говорил, а ничего не понимал.
Очнулся только в кузове, когда уже и Джексонвилл остался позади. И тогда стал устраиваться. Переложил письмо из кармана куртки во внутренний – Женя пришила ему для бумажника – чтобы не намокло, сел поудобнее, надвинул шапку на лоб и поднял воротник у куртки. Дождь сыпал, не переставая. Эркин сидел у кабины и бездумно следил, как убегает назад тёмно-серая блестящая от воды дорога. Вот и всё. Лейтенант сказал: «Твои». Алиса, девчонки… неужели… Женя… нет, если правда, если выжила… Сам «трамвай» он видел несколько раз, в первый – ещё в питомнике, мальчишкой. А вот выживших после такого… Пупсик ведь девчонка что надо была, всё при ней, смотреть приятно, а когда отвязали после всего… не узнал даже. Как подменили. А ведь на глазах привязывали. И недели не прошло, её в Овраг свалили, а Уголёк на следующую ночь сам себя кончил, повесился вроде. А Пупсик не в себе стала и тоже… Нет, лишь бы Женя, если она жива, он всё сделает, лишь бы жила. Лишь бы…
Машину так тряхнуло, что у него лязгнули зубы. Эркин протёр ладонью лицо и привстал, оглядываясь. Но смотри – не смотри, он не знает, куда его везут, совсем он ничего не знает. Всю жизнь в Алабаме прожил, а может, и в Луизиану его возили, он-то этого совсем не знает, Паласы всюду были, и все одинаковые. И зимой бродил, не глядя, не думая. Джексонвилл и Бифпит, ну, и Гатрингс – вот и всё, что знает.
Грузовик остановился, и Эркин перевесился через борт к кабине.
– Приехали?
– Держи карман шире, – огрызнулся шофёр. – Промоина впереди, гатить надо.
Эркин понял немного, вернее, ничего не понял, особенно про карман, но, когда шофёр вылез из кабины с маленькой лопаткой, всё сообразил.
Вторая лопатка нашлась в кузове, а «гатить» оказалось не очень сложным делом: резать и ломать ветви и закидывать ими промоину. Ехавший в кабине офицер присоединился к ним. Гатили, мостили, толкали… Когда перебрались, шофёр посмотрел на Эркина и хмыкнул:
– А ты, я смотрю, ничего, рукастый. Не пропадёшь. Своих догоняешь?
Эркин кивнул, залезая в кузов. Да, он догоняет своих. Точно сказано. Ну, надо же, как дождь зарядил. Хуже, чем тогда в Мышеловке. Тогда три дня лило, а сейчас… шофёр ругался, что дороги с войны не чинили, поплывут. А чем это для него обернётся? Неизвестно. Лейтенант сказал, что его подбросят поближе. Это на сколько поближе, интересно?
Эркин старался думать о чём угодно, кроме Жени. Об этом думать нельзя. Слишком страшно. Всегда спал в дороге, а сейчас не может. Бурая в желтизну равнина, кривые, корявые деревья. И неумолчный шум то ли дождя, то ли… птицы какие-то, то будто небо кричит.
Эркин распахнул куртку и потёр ладонью грудь. Ничего. Он всё выдержит.
На развилке машина остановилась, и шофёр позвал его:
– Эй, парень!
Эркин понял, что пора вылезать. Он взял ящик и перелез через борт.
– Вон туда тебе, – шофёр показал ему направление. – Прямо и прямо по дороге, пока в ворота не упрёшься.
– Спасибо.
– Счастливо тебе, парень.
Когда машина уехала, Эркин застегнул куртку, взял ящик и пошёл.
Мокрый бетон, следы перепачканных глиной колёс, в трещинах жёлтая трава, и вырастающий впереди серый мокрый забор. Высокий, дощатый. Как… как на Пустыре?! Но Эркин не остановился. Пустырь, Овраг…? Да плевать… Там Алиса и… и если там и Женя… Он сам сказал Жене, что будет всегда с ней. И с Алисой. Закрытые ворота. Рядом с воротами одноэтажный домик. Слева от двери вывеска, перед двухступенчатым крыльцом металлический ребристый скребок для сапог.
Эркин шаркнул подошвами по скребку, поднялся по двум ступенькам и потянул на себя дверь. И перешагнул через порог.
Лампочка в белом круглом колпаке под потолком, несколько столов, за ними мужчина и две женщины, все трое в форме, у ближней стены несколько стульев и там сидит белый парень в кожаной, мокро блестящей куртке. И ещё две двери в разных стенах.
Эркина заметили сразу.
– Ага, ещё один, – сказала по-русски девушка за столом у окна.
Он не успел ни поздороваться, ни ответить, потому что его позвал мужчина в форме с офицерскими – Эркин уже это понимал – погонами.
– Иди сюда. Направление есть?
Спросили по-английски, и Эркин, доставая своё направление, ответил тоже по-английски привычной формулой:
– Да, сэр. Вот оно, сэр.
– Садись, – показывают ему на стул у стола.
Он садится, ставит ящик рядом на пол.
– Маша, опять из Джексонвилла.
– Чего это они повадились по одиночке направлять? – та, которую назвали Машей, перебрала у себя на столе папки и одну из них протянула офицеру.
– Это-то ничего, – отмахнулась другая. – Но ведь и наших-то почти нет. Одни… тёмные.
– Они, Зин, думают, что у нас мёдом намазано, – фыркнула Маша.
– Лезут и лезут, – кивнула Зина. – И хитрющие. В любую щёлку пролезут. Ну, чистые тараканы.
Они говорили по-русски. Эркин привычно держал лицо. Офицер быстро заполнял какие-то бумаги.
– Удостоверение есть?
– Да, сэр, – Эркин достал и положил на стол тёмно-красную книжечку.
Офицер просмотрел его удостоверение, что-то выписал и вернул.
– Держи, спрячь.
Его направление он вложил в папку и протянул Маше.
– Оформи всё, – сказал по-русски и ему по-английски: – Посиди здесь, подожди.
Ждать ему не привыкать. Под испытующе-насмешливыми взглядами Маши и Зины Эркин подошёл к стоящим у стены стульям и сел через два стула от белого. Беляк метнул на него бешеный взгляд, но смолчал.
– И чего он со своими не поехал? – спросила Зина.
– Не иначе с вождём разругался, – засмеялась Маша. – Но ты смотри, какой ушлый, Зин, и фамилия, и даже отчество – всё русское. И красивый, Зин. Тебе бы такого, а?
– Упаси бог, – отмахнулась, не отрываясь от бумаг, Зина. – Они все характерные, чуть не по ним что, за ножи берутся, и молчком всё.
Эркин слушал их разговор с неподвижным лицом, чуть опустив веки. Сколько он уже слышал таких разговоров. И на торгах, и в Паласах. Странно, конечно, не думал, что русские как… как беляки, думал, они другие. Но всё равно. Лишь бы пропустили. Туда. К Алисе, к Маше и Даше, к…
– Готово, Олег Михайлович, – весело сказала Маша.
– Хорошо. Мороз, – и по-английски: – Иди сюда.
Эркин снова подошёл к нему, офицер протянул ему листок.
– Заполни, – и, видя, что Эркин медлит, понимающе улыбнулся. – Неграмотный, так?
– Да, сэр, – вздохнул Эркин.
– Хорошо. Садись.
Вопрос – ответ, вопрос – ответ. Спрашивают по-английски, и Эркин, помня о правиле отвечать на том языке, на котором спрашивают, говорит тоже по-английски. А пишет офицер сразу по-русски, что ли? Здорово. Нет, как утрясётся всё, надо будет научиться тоже. И читать, и писать.
– Семейное положение?
– Женат, сэр.
– И дети есть?
– Да, сэр, дочь. Мороз Алиса Эркиновна.
– А жену как зовут?
– Мороз Евгения Дмитриевна.
– Смотри, как наловчился, – фыркает у него за спиной Маша. – И не спотыкается.
– Олег Михайлович, – задумчиво говорит Зина, – а ведь они обе по нашим спискам проходят.
Эркин запнулся на полуслове и вскочил на ноги, бросился к её столу.
– Они живы? Здесь? Женя жива?! – забыв обо всём, он спрашивал по-русски.
– Ой, а ты русский знаешь? – удивилась Зина.
– Да, – нетерпеливо мотнул он головой и повторил: – Женя жива? Она здесь?
Покрасневшая до свекольного цвета, Маша рылась в своих бумагах.
– Здесь, здесь они, – улыбнулся офицер. – Садись, Мороз, закончим.
Эркин снова сел к его столу. Но теперь его спрашивали и отвечал он по-русски.
Ну вот, листок заполнен.
– Оружие есть?
– Нож.
– Покажи.
Эркин достал из кармана и протянул офицеру купленный вчера в Цветном складной нож. Они все там сразу купили себе. Лучше без штанов, чем без ножа. Неужели и этот отнимут? Он за него двадцатку отдал.
– Можешь оставить. Что в ящике?
– Инструменты.
– Покажи.
Эркин послушно поставил ящик на стол и открыл. Вид аккуратно разложенных и закреплённых, а не навалом, инструментов, казалось, даже удивил офицера.
– Хорошо. Если хочешь, сдай в камеру хранения пока, – Эркин машинально кивнул, думая об одном: Женя здесь. Они обе… и Женя, и Алиса. А офицер продолжал: – Сейчас иди в ту дверь на медосмотр, потом вернёшься сюда. Ящик можешь здесь оставить.
А как же… Алиса, Женя? Но не побрыкаешься. Эркин поставил ящик на пол у стола офицера и пошёл к указанной двери.
– Сэр, – заговорил по-английски сидевший у стены парень, – вы не забыли обо мне?
– Нет, Флинт, я помню, – спокойно ответил по-английски офицер. – Ответ на запрос ещё не пришёл. Ждите, – и уже по-русски: – А вам обеим урок на будущее: сначала подумать, а потом уже…
Эркин закрыл за собой дверь и оказался в маленьком, но явно медицинском кабинете, похожем на тот, на сборном, где он зимой получал свою первую справку. И даже врач – женщина, только молодая и… она что, метиска? Санитарка, значит? Ну и отлично.
– Привет, – сказал он по-английски.
– Здравствуй, – улыбнулась она. – На осмотр? Раздевайся.
Эркин снял и положил на стоящий у двери стул куртку.
– А врач где? – спросил он, расстёгивая рубашку.
– Я врач, – ответила она и рассмеялась, видя его изумление. – Что, не ждал?
Она говорила по-английски чисто и не по-рабски.
Эркин медленно, давая ей время обратить сказанное в шутку, снял рубашку, а она, истолковав его заминку по-своему, сказала уже серьёзно:
– Трусы можешь оставить. Вши есть?
– Н-нет, – пробормотал он и, подумав, добавил: – мэм.
Она измерила ему рост, взвесила, осмотрела ему голову, выслушала, помяла живот и вынесла решение.
– Практически здоров. Одевайся.
Эркин одевался, а она заполняла на него карту. Услышав его полное имя, подняла на него глаза.
– По-русски понимаешь?
– Да, – перешёл он на русский. – И понимаю, и говорю, – и не удержался: – А… вы русская? – вовремя вспомнив, что ему говорил Андрей о вежливом обращении.
– Отец русский, – улыбнулась она. – Всё, иди.
– Спасибо.
– На здоровье. До свидания.
Эркин вернулся в первую комнату, подошёл к офицеру. Тот ему указал на стол Маши. Какое-то время его гоняли от стола к столу, выдавая ему бумажки. Талоны в столовую на неделю. Розовые на завтрак, жёлтые на обед, голубые на ужин. Всех по семь. Два белых талона на сигареты, пачка на талон. Два зелёных в баню, дополнительно за свои деньги. Картонная бирка-номерок на койку в мужском бараке. Он что, должен отдельно жить? Ему не разрешат со своими? Забито в семейном, придётся потерпеть. Ничего, днём всё равно вместе будете, твои в женском бараке. Выход свободный, вот, держи пропуск, но только с восьми до восьми, понял? Спиртного не приносить и не распивать. За пьянку, драку, не говоря о прочем, вылетишь из лагеря в две минуты, понял? И визы тогда не увидишь, понял?
Эркин кивал, со всем соглашаясь, конечно, он всё понимает, но… но…
– Всё понял?
– Да, – он рассовал талоны по карманам. – А… а женский барак где?
– Второй справа, – ответила Маша.
Эркин поблагодарил её и посмотрел на офицера. Ну, теперь-то всё? Он может уже войти?
– Вон туда.
– Спасибо, – Эркин подхватил ящик и шагнул к заветной двери.
– Так черномазых с краснорожими пускаете, – буркнул по-английски парень у стены.
И осёкся. Эркин, уже взявшись за ручку двери, быстро обернулся, внимательно оглядел его и вышел.
– Да, тебя, похоже, пускать не стоит, – улыбнулся офицер. – Для твоей же безопасности.
Эркин, стоя на крыльце, жадно оглядывал лагерь. Длинные приземистые бараки. Похожи на рабские, но с окошками. Там дальше, вроде как котельная, а рядом… душевая, здесь называют баней, да чего он, как дурак, ему же сказали, второй барак справа, это вон тот…
– Новенький, что ли?
Эркин посмотрел на небритого жилистого мужчину в засаленном пиджаке и кивнул.
– Русский, значит, знаешь, – ухмыльнулся тот.
– Да, знаю. А… что?
– А ничего. Откуда будешь?
– Из Джексонвилла.
Эркин спустился с крыльца и на всякий случай переложил ящик в левую руку. Но мужчина был, похоже, настроен мирно и выспрашивал из простого любопытства.
– Один? Отстал от своих?
– Да, – миролюбиво ответил Эркин. Ему здесь жить и заводиться не стоит. – Они в женском бараке, мне сказали.
– Чего-то я там индеек не видел, – мужчина, сомневаясь, покачал головой.
К ним подошли ещё трое мужчин, все в синих куртках угнанных.
– А ты что, в бабском царстве всех знаешь?
– Вроде тебя там как третьего дня выкинули, так теперь и вовсе не пускают.
– Кто у тебя там, парень?
– Жена и дочь, – твёрдо ответил Эркин.
– А чего ж отстал?
– Или бросил да передумал?
– В тюрьме сидел, – ответил Эркин.
Они переглянулись.
– Это за что?
– Сказали: самооборона.
– На Хэллоуин, что ли?
Эркин кивнул, жадно глядя на второй справа барак. Там открылась дверь, и на крыльцо вышла рыжеволосая девушка в брюках и накинутой на плечи серо-зелёной куртке. Даша, Маша? Видимо, у него изменилось лицо, потому что мужчины расступились перед ним. Ему что-то говорили, даже кричали вслед, он не слышал и не понимал.
– Где?! – выдохнул он в лицо всплеснувшей руками девушке.
– Господи, Эркин! Вернулся! Здесь, здесь мы все, идём скорей! Даша я, Даша, господи…
Его обнимали, вели по узкому коридору с множеством дверей, то распахивающихся, то захлопывающихся перед его носом. Гомон, крики…
…Алиса, с утра не гулявшая из-за дождя, сидела на кровати и хмуро слушала шум в коридоре. Конечно, она виновата, выскочила утром в коридор босиком и в одной рубашке, но это же когда было, а мама всё ещё сердится. И даже ушла в прачечную с тётей Машей без неё, а ей велела сидеть в кровати и не выходить. И теперь там что-то такое шумное и интересное, а она не знает. Ну не обидно? Она чуть-чуть покапризничала, а тётя Даша тоже рассердилась и сказала: «Ну и сиди одна», – и ушла, а теперь… Алиса шмыгнула носом от жалости к себе и приготовилась плакать.
Шум всё приближался, распахнулась дверь…
Восторженный визг Алисы перекрыл гомон не хуже сирены воздушной тревоги.
– Э-э-э-эри-и-и-ик!
Эркин поставил, почти уронил на пол свой ящик, шагнул вперёд, и Алиса прямо с кровати кинулась ему на шею. Он обхватил, прижал её к себе. Чьи-то руки снимали с него шапку, расстёгивали, стаскивали куртку. И голоса…
– Ну, надо же…
– Ну, на счастье им…
– Ты смотри, как вышло…
– А девчонка-то не его вроде…
– Да нет, смотри, как повисла…
– Женька-то где?
– Побежали за ней.
– Стирает…
– Ты смотри, редко когда мужик к дитю так…
– Да уж…
– Ну, дай им, господи…
Эркин прижимал к себе Алису, уткнувшись лицом в её шейку, и… и вдруг… вдруг на его плечи и голову легли руки, и он не увидел, не почувствовал, а… всем существом своим ощутил – Женя.
– А ну, пошли все отсюдова, – скомандовал кто-то.
И снова загудели, стихая, голоса.
– Верно…
– Не цирк, смотреть нечего…
– Пошли, бабы…
Эркин не заметил, как они остались втроём, даже Даша с Машей вышли. Лицо Жени… её глаза… её руки… она плачет.
– Женя, – наконец смог он выговорить. – Женя, прости меня…
– За что? – всхлипнула Женя. – Эркин, родной ты мой, за что?
– Ну и чего плакать? – рассудительно заметила Алиса, вытирая ладошками мокрое лицо Эркина. – Он же вернулся. Мама, Эрик, вы чего?
– Ничего, – Женя ещё раз всхлипнула и улыбнулась.
Потом они сидели на кровати, Алиса у него на коленях, а Женя рядом, положив голову ему на плечо, и молчали, даже Алиса угомонилась. Наконец Женя вздохнула, как просыпаясь, вытерла лицо и встала.
– Алиса, отпусти Эркина.
– Не-а, – ответила Алиса, цепляясь за него, но уже не всерьёз, а балуясь.
И Женя попросту сняла её с его колен.
– Давай, одевайся. Тапочки твои где? Эркин, ты…
– Мне сказали… – он прокашлялся, – мне в мужской барак номерок дали.
– Да? – огорчилась Женя, но тут же стала его утешать. – Ну, ничего, в семейном битком, по две семьи в комнате, и это ж на ночь только, а так мы всё равно вместе.
Он кивал, неотрывно глядя на неё. Женя… Женя прежняя. Неужели чудо, и она выжила и… и не заболела, и…
– Жень, – в комнату влетела Маша, – ты достирывать-то будешь? А то там очередь.
– Ой, бегу, – спохватилась Женя. – Эркин, ты пока сходи в свой барак, устройся и приходи. Алиска, оделась?
– Я с Эриком, – заявила Алиса, натягивая пальто.
– Ну, как знаешь. Эркин, ты её на молоко потом отведи, или нет, я сама…
Последние слова донеслись уже из коридора: Женя убежала. Эркин вытер рукавом лицо и встал.
– Ты мне ботики застегнёшь? – спросила Алиса.
Эркин наклонился и застегнул ей ботики.
– Ну вот, – Алиса взяла его за руку. – Идём, я тебе всё-всё покажу.
Эркин мягко высвободил руку и надел куртку, застегнул её, надел шапку. Откашлялся, прочищая горло, и взял свой ящик. Алиса снова уцепилась за его руку.
– Ну, идём.
Они вышли в коридор, и Алиса гордо сказала стоявшей там женщине.
– Тётя Таня, это Эрик. Он вернулся.
Эркин понял, что ему предстоит, и невольно поёжился. Женщина улыбнулась бледными губами.
– На здоровье, деточки.
Из барака они пошли в камеру хранения, где Эркин сдал свой ящик, получив жестяной кружок на шнурке. И отправились на поиски коменданта.
– Тебе надо на место определиться, – важно говорила Алиса. – Дядя Паша, тётя Айрин, это Эрик, он вернулся. А то как же без койки? Своя койка – первое дело. А это столовая, здесь на талоны кормят. Мишка, это Эрик.
Комендант – пожилой мужчина в форме – стоял у мужского барака и курил. Увидев Эркина и Алису, хмыкнул:
– Ну как, всем похвасталась? Никого не пропустила?
– Ага, – расплылась в улыбке Алиса. – Это Эрик. Он вернулся.
– Понятно. Беги к мамке, егоза, она в прачечной.
Его тон исключал вопросы и тем более сопротивление. Алиса отпустила руку Эркина, отступила на шаг и упрямо сказала:
– Эрик, я тебя здесь подожду.
– Жди, коли мокнуть охота, – комендант щелчком отправил окурок в стоящую у крыльца железную коробку. – Пошли, Мороз. Бирку не потерял?
– Нет, – Эркин вытащил из кармана номерок.
Он как-то не сознавал, что все вокруг говорят по-русски, а он всё понимает, и сам говорит, и его понимают.
Мужской барак внутри походил на женский как, впрочем, и снаружи. Только пахло дымом гораздо сильнее.
– Говорил чертям, чтоб не курили, – ворчал комендант. – Загорится, так полыхнёт сразу, никто выскочить не успеет. Так, ну-ка давай сюда.
Комендант постучал и сразу открыл дверь с крупно выведенными на ней белыми единичкой и семёркой, и они вошли в комнату, плотно заставленную кроватями и тумбочками. Шесть кроватей. На одной тюфяк свёрнут рулоном.
– Располагайся, Мороз, – комендант отметил что-то на его бирке и прикрепил её к спинке кровати.
И ушёл. Эркин огляделся. В комнате ещё трое. Один возился в своей тумбочке, двое спали, но проснулись, и теперь все трое с таким же интересом рассматривали его. Все белые. У Эркина неприятно похолодело внутри. Вот влип, так влип. Тесно, конечно, но отбиться он отобьётся. Да за драку его предупредили что будет.
Копавшийся в тумбочке парень встал. Он был одного роста с Эркином, но худее и нескладнее.
– Привет, – весело сказал он. – Ты откуда?
– Из Джексонвилла, – настороженно ответил Эркин.
Небритый полуседой мужчина, лежавший на кровати в углу, шумно зевнул и сел.
– От племени отстал?
Ни в тоне, ни в вопросе Эркин не услышал подвоха и ответил спокойно:
– Я не знаю своего племени.
– Одному хреново, – сочувственно сказал третий. – Будешь теперь к какому-то другому прибиваться?
– Нет, – Эркин развернул тюфяк, внутри которого оказались одеяло, подушка и две простыни, застелил кровать. – У меня жена и дочь здесь.
– Русские? – улыбнулся парень. Эркин кивнул, и парень продолжил: – Ну и правильно. Я – Костя. Константин Рютин, – и протянул руку.
– Эркин Мороз, – ответил на рукопожатие Эркин.
Мужчин звали Анатолием и Романом. Эркин так же поздоровался с ними за руку. Костя поглядел в окно.
– Твоя пацанка, что ли?
– Моя, – Эркин оглядел застеленную кровать. – Ждёт меня.
– Ладно, потом поговорим, – кивнул Анатолий, укладываясь обратно. – Ох, отосплюсь. За всё прошлое и за будущее.
Костя и Роман засмеялись. Улыбнулся и Эркин. Ну, кажется, обошлось. Правда, он ещё двоих не видел, но одному против всех уже не придётся. Уже легче.
Алиса, увидев его, сразу опять вцепилась в его руку.
– А теперь на молоко пойдём, да?
Эркин вспомнил, что Женя говорила об этом, и кивнул.
– Пошли.
Алиса повела его к столовой, по-прежнему представляя всем встречным. Если она кого по имени не знала, то заявляла просто:
– Вот, это Эрик!
И тащила его дальше.
Дождь не то что перестал, но заметно уменьшился. У столовой стояли дети. От малышей до подростков. Взрослых мало, только несколько женщин, держащих на руках совсем уж маленьких. Вышла на крыльцо молодая женщина в белой куртке поверх военной формы и стала вызывать по списку. Вызванные протискивались мимо неё в дверь.
– Мороз Алиса!
– Я! – звонко выкрикнула Алиса и полезла к двери, отпустив руку Эркина. – Эрик, ты подожди меня, я быстро.
Наконец все дети вошли. Вошли и женщины, державшие своих на руках. Ну что, Алиса просила подождать. Он подождёт. Эркин огляделся. Ветер рябил лужи, но грязи особой нет, так, обычная. Серые длинные бараки. Это он уже понял. Женский, мужской, а вон тот, видно, семейный, вон домик комендатуры, там дальше ещё барак, чуть поменьше, но тоже видно, что жилой, котельная, душевая, а вон то, должно быть, прачечная. Народу больше стало… а от женского барака идёт, к нему идёт… Женя. И он не спит, это на самом деле. И по Жене даже не видно, не заметно совсем, что с ней было. Неужели чудо всё-таки есть?!
Когда Алиса выбежала из столовой, на ходу дожёвывая булочку, Женя и Эркин стояли рядом и разговаривали. Вернее, говорила Женя, а Эркин кивал и со всем соглашался, ничего не понимая.
– А вот и я, – ткнулась им в ноги Алиса.
Женя достала носовой платок и вытерла ей губы и подбородок.
– Ты «спасибо» сказать не забыла?
– Ну, мам, – вывернулась из её рук Алиса, – что я, маленькая? А теперь куда пойдём?
Женя улыбнулась.
– Домой. Посидим у нас до ужина.
Алиса испытующе посмотрела на неё, нахмурилась, что-то соображая, и кивнула.
– Ладно, – и встала между ними, взяв их за руки. – Вот так.
Так втроём они и прошли в барак. Эркин уже уверенно вошёл в комнату Жени. Даша и Маша шили, сидя на кроватях у окна. Женя раздела Алису. Эркин, поглядев на пол, скинул у порога сапоги, оставшись в портянках, снял куртку.
– Вот, – тянула его за руку Алиса, – сюда садись.
И когда он сел, устроилась рядом с ним. Женя села на другую кровать, напротив, и улыбнулась.
– А вот теперь рассказывай.
Даша и Маша собрали шитьё и пересели к Жене.
– Ага, рассказывай.
– Ты документ сразу нашёл?
– Сразу, – улыбнулся Эркин. – Спасибо, без него я бы долго колупался, а так… показал, и меня сразу сюда направили.
– Тебя когда выпустили?
Эркин не успел ответить. В дверь постучали, и в комнату заглянула женщина. Вроде Алиса называла её Тётей Аней.
– Ой, вы уж извините, я спросить только, Жень, ты выйди на минутку.
Обращалась она к Жене, но смотрела на Эркина. Женя легко встала и вышла в коридор. Быстрый неразборчивый шёпот и громкий голос Жени:
– Ну, так сами и спросите.
Эркин невольно напрягся. Женя вернулась, и за ней вошли женщины. Пять или шесть, Эркин не разобрал, да ещё в дверях столпились не поместившиеся.
– Ты уж извини, – начала одна, – тебя в Хэллоуин загребли, так ведь? – Эркин кивнул. – А отвезли куда?
– В Диртаун, – ответил Эркин.
– Ты там наших кого не встречал? Из Вудстока.
– Из Вудстока были… в синих куртках. Нас во дворе выпускали когда и по машинам рассаживали, я слышал.
– Это когда? – подалась к нему другая женщина с короткими по-мужски остриженными светлыми волосами.
– Вчера утром. Из Вудстока, Мэриленда, Квинстауна и Соммервилля, – перечислял, вспоминая, Эркин.
– И всех выпустили?
– Наших, из Джексонвилла, всех, – ответил Эркин. – А там не знаю. Мы только и увидели друг друга, когда на машины загружались.
– А сюда ты как попал?
– Пошёл в Джексонвилле в комендатуру, показал удостоверение, подождал, пока запрос делали, и всё, – улыбнулся Эркин.
– Долго ждал? – требовательно спросила начавшая разговор.
– Часа два. Лейтенант сказал, что я во встречный запрос попал.
– Ой, ну да, – поняла Женя. – Я же о тебе запрос сдавала.
– Ну и ладно, бабы, – решительно сказала беловолосая. – Наши, значит, тоже завтра-послезавтра приедут. Запросы-то все сдали.
– И то.
– Спасибо, парень.
– Ой, боюсь, мой-то закрутиться может.
– Да с кем ему, все ж наши здесь.
– Спасибо тебе.
Они уже выходили, когда одна из них, молчавшая до этого, вдруг спросила:
– В тюрьме-то… не очень били?
И сразу все повернули обратно, набиваясь в комнату. И в наступившей тишине Эркин ответил:
– Совсем не били. И кормили хорошо. Сытно.
– А… спали как?
– На койках, одеяла дали, – Эркин улыбнулся. – У нас один выходить не хотел, говорил, что ему в тюрьме лучше.
Все рассмеялись. Снова поблагодарили и вышли. Когда за ними закрылась дверь, Женя спросила:
– Эркин, тебя и вправду…?
– Нет, – замотал он головой. – Да никого на допросах и пальцем не тронули. И кормили хорошо, трижды в день.
– И чем? – спросила Алиса.
– Каша, хлеб, чай, – добросовестно перечислял Эркин. – И суп ещё в обед.
– И всё? – встревожилась Женя.
– А чего ж ещё? – удивился Эркин и улыбнулся. – Трижды в день кормили. И паёк большой. Всё было хорошо, Женя.
– Нет, плохо, – заявила вдруг Алиса. – Сладкого не было.
Эркин невольно рассмеялся, рассмеялась и Женя. Алиса обиженно надула губы, но решила не заводиться.
– В Джексонвилле как? – спросила Маша.
– Ну, что сожгли, то сожгли. Церковь только заделали немного, – начал рассказывать Эркин. – Из раненых, кого, говорили, в русский госпиталь увезли, ещё никто не вернулся.
– Ну да, – кивнула Даша, – там тяжёлых было много, это надолго.
– Наших всех похоронили, – продолжил Эркин и по лицам Даши и Маши понял: это главное. – Не в Овраг свалили, а могилы вырыли, гробы сделали, поп и пел, и читал. Сказали, что всё сделали, как положено.
– Сказали? – переспросила Женя.
– Да, – кивнул Эркин. – Когда нас привезли, уже кончилось всё. Всех из морга забрали. И доктора вашего, и жену Мартина.
– Всех? – у Даши задрожали губы.
– Сказали, всех. Таких, – Эркин с трудом выговорил, – сожжённых, шесть человек было.
– Опознали? – глухо спросила Маша.
– Головешки, – коротко ответил Эркин и, покосившись на прижавшуюся к его боку очень серьёзную Алису, повторил: – Всё как должно сделано.
– Да, – понимающе кивнула Женя. – Что уж теперь…
Эркин прислушался к шуму в коридоре.
– Что это?
– На ужин собираются, – Женя решительно тряхнула головой. – Давайте и мы. Эркин, тебе талоны дали?
– Да, – Эркин улыбнулся. – Целая пачка, чуть не запутался.
Женя встала и знакомо захлопотала, одевая Алису. Встал и Эркин, обулся, надел куртку. Оделись Даша с Машей. Алиса немедленно уцепилась за руку Эркина.
– А ты больше не уйдёшь?
– Не уйду, – так же серьёзно ответил Эркин.
Они все вместе вышли из барака и направились к столовой. Безостановочно сыпал дождь, но ветра не было, и сумерки казались тёплыми. Окна столовой светились жёлтым и тоже тёплым светом. Внутри сразу у двери длинные вешалки с крючками. Раздеваясь, Эркин вынул из куртки бумажник и, подумав, засунул его в задний карман джинсов: нагрудные карманы рубашки были набиты ещё не разобранными талонами. Напротив вешалки располагался прилавок. Сигареты, конфеты, печенье, какие-то баночки.
– Здесь за деньги всё, – потянула его Алиса. – А на талоны только курево.
Эркин кивнул, решив, что и после ужина успеет посмотреть. Они вошли в большой зал и встали в очередь. С порога Эркин быстро оглядывал сразу и просторное, и тесно заставленное столами и стульями помещение. Ага, понятно: даёшь талон и получаешь поднос с едой. И уже идёшь на место. Столы на четверых и шестерых. Удачно. Женя отправила Алису занять им во-он тот стол, на пятерых, поняла? И достала два голубых талона. Достал свой талон и Эркин. Очередь двигалась быстро. Он приготовился помочь Жене управиться с двумя подносами, но Женя, подавая талоны, сказала толстой румяной женщине в белом халате.
– Один поднос.
Та понимающе кивнула и быстро переставила тарелки, оттолкнув опустевший поднос назад к двум девушкам, тоже в белом, быстро накладывавшим еду и расставлявшим тарелки и стаканы на подносы. Принимая талон от Эркина, женщина окинула его зорким, всё замечающим взглядом.
– Новенький, что ли? – и, не дожидаясь его ответа, спросила Женю, осторожно поднимающую уставленный поднос. – Твой никак?
Женя счастливо кивнула.
– Ну, бог в помощь, – улыбнулась толстуха, подавая Эркину поднос.
Он поблагодарил кивком, и хотел поменяться подносами с Женей – ей же тяжело – но Женя уже шла к столу, за которым вертелась, гордо оглядываясь по сторонам, Алиса. Маша и Даша уже расставили свои тарелки. И Даша помогла Жене, взяв её поднос. Эркин быстро составил на стол своё и отобрал подносы у Даши.
– Вон туда, – показала ему Даша, – на тот стол.
Эркин отнёс и положил их подносы на маленький столик в углу, где уже громоздилась неровная небрежная стопка, секунду подумал и, быстро подровняв её, пошёл обратно. Сел на своё место. Он оказался на торце, между Женей и Дашей. Большая тарелка с макаронами и мелко нарезанным мясом, два больших толстых куска хлеба и стакан горячего чая, накрытого круглой булочкой. Живём! Он вдруг ощутил, что голоден. Ну да, считай, как утром кофе у Мартина попил, так и не ел больше.
Они уже ели, когда у их стола остановился с подносом в руках парень. Он сначала пошёл было к свободному стулу, но, увидев Эркина, замер на месте. Эркин сразу узнал его. Значит, всё-таки пустили. Как его называл офицер? Флинт? Да, так. Ну-ну, посмотрим. Маша и Даша насмешливо фыркнули над растерянностью парня. Тот густо покраснел и… решительно поставил поднос. Эркин продолжал есть, сохраняя невозмутимое выражение. От соседних столов тоже поглядывали на парня с насмешкой. Эркин, ещё стоя в очереди, заметил: если здесь кто и не любил цветных, то держал это при себе. Расслабляться, конечно, ещё рано, но… а вон ещё цветные, два негра, мулатка, ещё кое-где мелькают. Ничего, с этого… Флинта быстро спесь собьём. Пусть только трепыхнётся.
Эта и ещё 2 книги за € 399