Алиса сразу прильнула к окну. «Ничего, – про себя ответила Женя Алисе, – мы уедем туда, где и во дворе, и на улице, и везде будет как дома». А вон уже и Гатрингс показался.

Субботнее утро. Можно поспать подольше, но Рассел проснулся в своё привычное время. Что ж, он сам выбрал комнату с окном на юго-восток, вот и должен просыпаться с первыми лучами. И день, как назло, солнечный.

Рассел подвинулся на кровати, чтобы убрать лицо в тень и вытянулся на спине, закинув руки за голову. Как спальник. Только вот под одеялом. К чёрту! Рассел откинул одеяло и встал, подошёл к окну. Как же ему надоел этот затхлый провинциальный городишко. Эти мерзкие рожи, идиотские рассуждения о повороте. Неужели они всерьёз полагают, что после года свободы цветные покорятся и вернутся к хозяевам? Попробуй загнать спальника в Палас. Хотя бы этого чёртова индейца, к примеру. Нет, к чёрту, всё к чёрту. Надо встряхнуться. Закатиться куда-нибудь подальше, где тебя никто не знает. Так ведь в этой дыре и не найдёшь такого места. В Гатрингс, что ли, смотаться? А что? Совсем даже неплохо. И можно даже на пару дней. И прихватить понедельник, если всё будет хорошо. И вообще…

Он быстро привёл себя в порядок, оделся. Решил – делай. Так его учил отец, так он всегда поступал. И не ошибался. Он поедет в Гатрингс на два дня. И проведёт их по-своему, без оглядки на идиотские «прилично» и «положено». Завтрак? К чёрту! Это мерзкое бурое с грязно-жёлтой пеной пойло и чёрствые безвкусные комки булочек. Нет уж. Перехватит лучше чего-нибудь по дороге.

– Вы не будете завтракать, Рассел?

– Благодарю вас, миссис Ренн, но я спешу.

Старая карга. Всюду суёт нос, всё ей надо знать.

Разумеется, Рассел понимал, что несправедлив к одинокой старухе, для которой он не только и не столько жилец. И она так стремится ему угодить не только потому, что его плата за комнату с полупансионом – её единственный заработок. Просто у неё в гостиной над комодом две фотографии в чёрных рамках: муж и сын. И крохотная пенсия за потерю кормильца не покрывает расходов на содержание дома. А жилец так же одинок, потеряв всё и всех на этой войне. Рассел всё понимал, но не мог удержаться. Скорей бы всё кончилось. Чем угодно, но кончилось.

Он шёл по нехотя просыпающемуся утреннему городу. До поезда на Гатрингс ещё полчаса. Отлично. Как раз ему позавтракать. И к полудню он будет в Гатрингсе. Тоже дыра, конечно, но по сравнению с Джексонвиллом – центр цивилизации. Даже кино есть.

Гатрингс

Эркин пришёл на вокзал заранее.

В Джексонвилле на вокзал собирались как на гулянье, особенно под большие поезда, но в Гатрингсе есть развлечения и получше. Здесь даже кино есть – просветили его местные цветные. И каждый день один сеанс для цветных. Здоровская штука, но дорогая. А на вокзал, похоже, только по делу. И он болтался по вокзалу и площади перед ним, стараясь выглядеть занятым каким-то делом. Вот и поезд из Джексонвилла. Эркин встал на углу, чтобы быть на виду. А-то Женя ещё искать его отправится. Сохраняя равнодушное выражение лица, он ждал.

Поезд плавно остановился. Женя встала и взяла Алису за руку.

– Вот и приехали, – сказала она по-английски и улыбнулась, но Алиса что-то заподозрила и смотрела на неё очень серьёзно. – Ты всё помнишь?

Алиса молча кивнула.

– Тогда пошли.

Они вышли из вагона и направились по перрону к выходу. Народу немного, и Женя надеялась, что с Эркином они не разминутся. Она оглядывалась, стараясь делать это незаметно. Но первой заметила его Алиса. Её ладошка дёрнулась и затрепетала в материнской руке. И Женя каким-то образом поймала её взгляд и повернулась в ту же сторону. И увидела. Высокого индейца в джинсах, заправленных в рабские сапоги, и рабской куртке, распахнутой так, что видны красно-зелёная клетчатая рубашка и кожаный пояс с фигурной пряжкой. И лицо. Сразу и скука, и любопытство. Ну, не знает парень, чем заняться в субботнее утро, вот и болтается у вокзала. Артист!

Эркин заметил Женю и Алису издали, но позы не изменил. Женя в своём светло-сером плаще, волосы собраны в узел, на правом плече сумочка на длинном ремешке. Алиса в красном пальто и смешном беретике с пушистым шариком на макушке. И тут он встретился глазами с Алисой и внутренне похолодел: сейчас она завизжит по-домашнему: «Эри-ик!» – и всё, конец.

Но он не успел ничего сделать. Потому что его увидела Женя. И поймав её взгляд, он круто повернулся и не спеша, гуляющей, как в Бифпите, походкой пошёл по улице. Не оглядываясь. Женя должна понять. Они так и договаривались.

– Молодец, – тихо сказала Женя Алисе по-русски и громко уже по-английски: – Ну, пойдём, посмотрим, погуляем.

Она шла за Эркином, стараясь выдерживать условленную дистанцию в десять шагов и страшно боясь потерять его из виду.

Эркин изо всех сил не оглядывался, чувствуя спиной взгляд Жени…

…– Десять шагов нормально. Не упустит, – Андрей встряхивает головой. – На площадь выйдешь, остановишься, пропустишь, посмотришь: нет ли за ней кого. Потом обгонишь и войдёшь первым. И снова пропустишь. А уж там… вместе.

Он кивает, запоминая. Конечно, Андрей наслушался, знает в этом толк. Так он Жене и объяснит. И сделает…

…Так и сделаем. Эркин остановился, похлопал себя по карманам, вытащил из нагрудного сигарету и огляделся, словно отыскивая, у кого бы прикурить. Женя и Алиса поравнялись с ним и прошли мимо. Так, теперь посмотрим, кто следом.

Как и договаривались, Женя прошла мимо Эркина, крепко держа Алису за руку. Лишь бы та к Эркину не потянулась. Обошлось. Умничка. Женя перевела дыхание, и Алиса сразу вздохнула.

– Всё хорошо, маленькая.

Алиса покосилась на маму и снова вздохнула. Происходило что-то непонятное, странное. Страшного, правда, пока не было.

Вот и комендатура. Уже открыта? Ну, что ж…Женя решительно пошла напрямик через площадь к подъезду. В пяти шагах от него её обогнал Эркин и вошёл первым. Женя, не меняя шага, подошла и потянула на себя тяжёлую дубовую дверь, чем-то напомнившую ей ту, за которой она когда-то впервые увидела Эркина.

Эркин стоял в трёх шагах от стола дежурного, напряжённо глядя на дверь, и дежурный – немолодой круглолицый сержант – рассматривал его удивлённо и чуть насмешливо. Увидев Женю, Эркин мгновенно улыбнулся и отступил в сторону, пропуская её к столу.

– Здравствуйте.

Женя поздоровалась по-русски, и дежурный широко улыбнулся ей.

– Здравствуйте. Русская? На выезд?

– Да, – Женя выразительно посмотрела на Алису.

– Здравствуйте, – строго сказала Алиса.

– И ты здравствуй, – совсем развеселился сержант. – Молодчина какая, по-русски знаешь. В седьмой кабинет идите. На второй этаж и направо.

– Спасибо, – поблагодарила Женя.

Она пошла к лестнице, по-прежнему крепко держа Алису за руку, и даже не обернулась, услышав за спиной:

– А ты?

– Документы на выезд, сэр, – ответил Эркин по-английски.

– От своих отстал? Второй этаж. Налево. Кабинет номер три.

Ну, слава богу, обошлось у Эркина. Женя поднялась по лестнице, подошла к двери с цифрой семь и табличкой. От волнения она вдруг забыла русские буквы и прочитать не смогла. Женя быстро поправила Алисе беретик, пригладила волосы и вздрогнула, ощутив рядом человека. Эркин? Да, он. Нагнал.

– Ну, я стучу, – тихо сказала Женя по-русски.

Он молча кивнул. Женя подняла руку и постучала.

– Войдите, – ответили по-русски.

Женя открыла дверь, и они вошли. Все вместе.

Просторная из-за нехватки мебели комната в два окна. На стене чей-то портрет и русский флаг. Под ними большой письменный стол, перед столом два стула. Ещё стулья и простой стол у стены. В углу большой несгораемый шкаф. Румяный голубоглазый офицер – Женя сразу узнала его: он приезжал тогда на Весенний Бал – со спокойным ожиданием смотрел на них.

– Здравствуйте, – начала Женя. – Я русская, это моя дочь и мой муж. Мы хотим оформить все документы и подать заявление на выезд в Россию.

Казалось, ни речь Жени, ни их вид нисколько не удивили офицера. «Похоже, его вообще невозможно удивить», – подумала Женя.

– Здравствуйте. Проходите, садитесь, – он показал на стулья перед столом. – Пожалуйста, поподробнее.

Женя села и достала из сумочки пакет с документами. Эркин вытащил свои справки и сел на другой стул. Алиса стояла рядом с Женей, строго разглядывая офицера.

– Я вас слушаю.

Рассел мерно покачивался в такт вагонным толчкам. Маленькое двухместное купе, мягкий кожаный диван, за отмытым до прозрачности окном мирный осенний пейзаж. Всё как когда-то…

…– Я рад, что ты становишься самостоятельным, – отец, сидя напротив, смотрит на него насмешливо блестящими глазами. – Не скажу, что одобряю твой выбор. Но всё равно, рад.

– За меня или за себя? Что наконец избавился от такой обузы.

– Обузы? Да, ты прав. Мне теперь будет легче.

– И ты наконец женишься, – усмехается он.

– Это не твоя проблема, Рассел. Я оплачиваю твоё обучение…

– Начну работать, верну, – перебивает он отца. – Мы об этом уже говорили. Не беспокойся, я проживу.

– С чего ты взял, что я беспокоюсь? – отец подчёркнуто удивлённо пожимает плечами. – У меня свои проблемы, у тебя свои. И не надо смешивать. Разумеется, ты можешь приезжать на каникулы и праздники.

– Я предупрежу о возникновении такого желания. Не думаю, что оно скоро появится.

– Меня это устраивает, – кивает отец.

И молчание. Стук колёс, плавное покачивание и летящая за окном земля.

– Ты сейчас в столицу?

– Нет. В Русскую зону. Там выявлено много помесей, хочу посмотреть контингент.

– Не мелко для тебя, отец? Это работа надзирателя.

– Не дерзи. Сортировку надзирателю не поручают. Невыгодно. Тем более для отбора племенного материала, – отец задумчиво глядит в окно, усмехается. – В университетском городке студенток мало и Паласа нет, тебе придётся ездить…

– Я слишком хорошо знаю, – опять перебивает он, – как они делаются, чтобы меня это привлекало.

Взгляд отца становится жёстким.

– Ты не должен выделяться. Будь как все.

– Да, я знаю, – он повторяет привычные отцовские слова. – Бравада неуместна.

– И невыгодна, – отрезает отец…

…Рассел развернул газету. «Вестник Джексонвилла». Глупая провинциальная болтовня. Ладно – остановил он себя – не заводись. Всё равно её никто не читает, только объявления. А вкладыш комиксов для цветных, как и предсказывал Хьюго, пользуется успехом только у белых дураков. В купе он один, прикрываться газетой не от кого. Сиди, смотри в окно и вспоминай…

…– Я не понимаю твоего беспокойства.

– Отец, война проиграна.

Отец пожимает плечами. Они сидят в холле у камина в глубоких уютных креслах. Коричневые с вытканным узором шторы прикрывают светомаскировку на окнах, от камина мягкий приятно-красный свет.

– Я не вижу причин для беспокойства.

– Отец, из-за чего мы воевали с русскими? Все эти территориальные споры и претензии – чепуха. Они против рабства. И победив, они освободят рабов. Питомники, распределители, Паласы… ничего этого не будет.

– И тебя это волнует?

– А тебя нет?

И снова пожатие плечами.

– Конечно, мне жаль, что моя работа… так закончится. Но…я начну другую. Я решал и решил одну проблему. Теперь буду решать другую.

– Реабилитации?! – догадывается он.

– Да. Я всё рассчитал, Рассел. Я делал спальников и… не будем вдаваться в детали, и тогда мне давали всё. Давала Империя, потому что ей были нужны спальники и многое другое, что мог дать только я. Русским не нужны спальники. И уже они мне дадут всё. Для моей новой работы. Я решу проблему реабилитации, Рассел. И русским будут нужны и другие мои работы. Но поговорим о спальниках, – отец отхлёбывает коньяк и улыбается. – Нет, Рассел. Я нужен. Я один знаю весь процесс, рецептуру, методику… Мне нечего бояться русских. И не четыре спальника, а все Паласы будут в моём распоряжении. Это будет большая интересная работа. А попутно продолжатся те, другие, которые нужны всем и всегда. Разумеется, – отец подмигивает ему, – тебе найдётся место.

– Облучение необратимо.

– Необратима только смерть, Рассел. И то… пока я не брался за эту проблему. Но потом… посмотрим…

…Рассел скомкал газету, открыл окно и выбросил комок. Ворвавшийся ветер ударил его по лицу. Он закрыл окно и сел на своё место. Что толку в этих воспоминаниях? Как и в любых других. Смерть необратима. А вон и Гатрингс на горизонте.

Бумаг было много. Анкеты, заявления, ещё что-то. Сидя за столом у стены, Женя писала, писала и писала. То сверяясь со своей метрикой, то шёпотом спрашивая Эркина. А он словно впал в какое-то оцепенение, изо всех сил стараясь не дать прорваться наружу внутренней дрожи. Он отвечал на вопросы русского офицера и Жени, двигался, улыбался, но это был не он, а кто-то другой. Слишком это странно, непривычно, невероятно.

– Эркин, а отчество?

– Андрей сказал: Фёдорович.

– Хорошо, – кивает Женя, старательно выписывая русские буквы.

Алиса стоит у стола и смотрит, как она пишет, потом вздыхает. Так выразительно, что Женя поднимает голову и улыбается ей. И увидев эту улыбку, Алиса прислоняется к Эркину, а потом забирается к нему на колени. Он же не пишет, ему она не мешает. И у Эркина обрывается сердце, но офицер молчит. Не видит? Эркин осторожно косится на русского. Улыбается?! Значит… значит…

– Эркин, дата рождения?

Он вытягивает правую руку, засучивая рукав.

– Девяносто шестой.

– А дата? Ну, день, месяц…

– Женя, нам считали сразу после Нового Года.

– Первое января, – улыбается Женя. – А место рождения?

– Питомник.

– Нет, это не годится. Я напишу просто Алабама.

Женя встаёт, собирает бумаги и несёт их офицеру. Алиса спрыгивает с его колен и бежит за ней, оглядываясь на него. Эркин встаёт, тоже подходит к столу. Офицер быстро просматривает заполненные Женей бланки.

– Отлично. Всё правильно. Идите сейчас в тринадцатый, там сфотографируетесь и уже с фотокарточками приходите сюда.

– Спасибо. Всем фотографироваться?

– Для метрики не надо. Только на удостоверения. Но, – офицер улыбается, – если захотите, сделаете общую фотографию. Семейный снимок.

– Спасибо, – улыбается Женя и берёт два металлических жетона, поправляет висящую на плече сумочку. – Эркин, пойдём.

Алиса, не выпуская её руки, хватает его за руку, тянет за собой. Так втроём они и выходят в коридор.

В коридоре никого нет, но он уже продышался и осторожно высвобождает палец из цепкой ладошки Алисы. И она, посмотрев на него снизу вверх, хмурится и отпускает его.

Седьмой, восьмой… Нечётные по другой стороне? Да, вот и тринадцатый. Заперто? Женя пробует дверь и стучит.

– Минуточку, – доносится из-за двери.

Эркина снова начало трясти. Но, поймав отчаянный взгляд Жени, он заставил себя улыбнуться.

И тут открылась дверь. Седой мужчина в форме, в очках.

– Заходите. На удостоверения? Пожалуйста.

Женя сбрасывает на стул у стены плащ, поправляет перед зеркалом волосы.

– Эркин, сними куртку. И причешись. Держи расчёску. Алиса, ты посиди пока. Вот так. Умница. Куда идти? Сюда?

Женя уходит за ширму, перегораживающую комнату, а он встаёт на её место перед зеркалом и водит расчёской по волосам, укладывая падающую на лоб прядь, узнавая и не узнавая себя.

– Откиньтесь назад. Вот так. Отлично, – доносится из-за ширмы. – Ну, вот и всё.

– Спасибо. Эркин, иди сюда.

Он рывком кидается к ней, едва не опрокинув ширму.

– Садись, – Женя забирает у него расчёску.

Эркин садится на стул.

– Сейчас-сейчас, я только поправлю.

Руки Жени расправляют воротничок его рубашки, застёгивают пуговицу.

– Вот так. А верхнюю так оставим.

Фотограф, улыбаясь, ждёт, пока она закончит.

– Всё? Благодарю вас, – Женя уходит за ширму. – По-русски понимаешь?

Он молча кивает.

– Отлично. Смотри сюда. Сядь прямо, не сутулься. И улыбнись, а то так тебя только на плакат о розыске за убийство снимать.

За ширмой фыркнула Женя, и у Эркина невольно дрогнули губы в ответной улыбке. Щелчок.

– Отлично. Всё. Девочку будете фотографировать?

– Да, конечно, – сразу отозвалась Женя, входя к ним.

Эркин встал, повёл плечами, словно стряхивая тяжесть. Женя договорилась о снимках. Алиса одна, с ней, с Эркином, и они все вместе, втроём. Четыре фотографии, альбомный формат. Цена… Эркин едва не присвистнул, услышав сумму. Но Женя строго посмотрела на него, и он промолчал.

Женя сняла с Алисы пальто. Алиса была в платье со складчатой юбочкой, большим закрывающим полспины воротником с полосатой каёмкой и полосатой вставкой на груди. Берет ей Женя сделала чуть набок, и Алиса приобрела такой лихой вид, что фотограф рассмеялся.

– Ну, адмирал!

Алиса посмотрела на него и засмеялась.

– Так и сиди, – метнулся тот к аппарату. – Мамаша, шаг назад, пожалуйста.

Фотограф сыпал шутками, смешил их и смеялся сам. Сколько длилась эта весёлая суматоха, Эркин не понял. Потом их попросили подождать.

– В коридоре? – спросила Женя.

– Нет, можете здесь, за ширмой.

И фотограф ушёл в маленькую дверь в дальнем углу, а они сели на стулья под зеркалом. Алиса совсем успокоилась и залезла к Эркину на колени, потребовав немедленной игры в щелбаны. Но Женя не разрешила.

– Не место для игр, так посиди. А тебе надо расчёску себе купить. Смотри, как так хорошо, – Женя поправила ему прядь на лбу.

– Ага. Обязательно. Женя, эти фотки, нет, снимки, так? Ну, где мы вместе…

– Я их спрячу. Пока.

– Да, Андрей же отдельно…

– Я написала о нём в твоей анкете. Брат Андрей Фёдорович Мороз. Сто первого года рождения. Ты же сам мне говорил.

Да, он помнит. Заучил с голоса Андрея. Двадцать седьмое марта сто первого года, Русская Территория. Странно, что не придрались к этому. Или одно место рождения для братьев не обязательно? Хотя… пока документ не на руках, загадывать нельзя.

– Пожалуйста. Эти на удостоверения. А эти в альбом.

– Ой, как хорошо! – ахнула Женя. – Большое спасибо. Вот.

Она протянула фотографу деньги. Тот взял, спрятал, не пересчитывая, в нагрудный карман форменной рубашки и… протянул Жене пакет из чёрной плотной бумаги.

– Возьмите. Уберёте снимки, – и улыбнулся. – От лишних глаз.

Эркин удивлённо вскинул на него глаза: этот беляк так всё понимает? Это потому, что он военный или потому, что русский? Но думать над этим было уже некогда. Женя отдала ему подержать снимки для удостоверений, а остальные убрала в пакет и в сумочку, ещё раз поблагодарила.

– Всё, пошли. Алиса… Большое спасибо, до свиданья.

Эркин отдал Жене снимки, сгрёб в одну кучу её плащ, пальтишко Алисы и свою куртку. Так они и шли по коридору. Женя с Алисой впереди, а он за ними с вещами. Хорошо, идти недалеко. И опять уже знакомый кабинет.

Эркин складывает вещи на стулья у стены и следом за Женей подходит к столу.

– Садитесь, – улыбается офицер, берёт у них фотографии, быстро вклеивает их в удостоверения, ставит печати и расписывается. – Пожалуйста. Мороз Эркин Фёдорович, – Эркин берёт такую же, как у Андрея тёмно-красную книжечку и пожимает протянутую ему руку. – Мороз Евгения Дмитриевна, – с Женей повторяется та же процедура. – Мороз Алиса Эркиновна и свидетельство о браке, – оба документа забирает Женя. – Поздравляю вас.

– Спасибо, – улыбается Женя.

– Вы не указали адрес, по которому вам можно будет сообщить о результате по рассмотрению вашего заявления.

– Я подъеду сама, – быстро отвечает Женя. – Или… муж.

Эркин кивает и отдаёт своё удостоверение Жене. Справки ему оставили, так что он и бифпитовской обойдётся, незачем полиции о его русском удостоверении знать. Женя быстро прячет документы в сумочку.

– Пожалуйста, – кивает офицер. – Через месяц. Двадцать первого ноября.

Они прощаются. Женя быстро одевает Алису, надевает плащ, Эркин накидывает куртку, они ещё раз прощаются и выходят.

В коридоре Женя остановилась и посмотрела на него. Сейчас они выйдут на улицу, и им нельзя будет даже посмотреть друг на друга.

– Здесь есть кино, – нерешительно сказал Эркин. – Ну, и так погулять.

– А ты?

– Пойду попутку ловить. И домой.

Женя покачала головой.

– Есть место, где мы можем побыть вместе? Хоть недолго.

– Ну-у, – Эркин замялся. – Мне сказали про одно место. Туда ни цветные, ни белые не ходят. Я только не очень понял почему.

– Вот и отлично, – кивнула Женя. – Где это?

Эркин огляделся и быстро объяснил:

– Вы идите туда, будто гуляете. А я отдельно. Если всё спокойно, сам подойду.

Эркин отпрянул вовремя. С лестницы в коридор заворачивали трое. Две женщины и мальчишка-подросток. Женя, поправляя на Алисе беретик, дала им пройти мимо них к седьмому кабинету и пошла к лестнице. Эркина уже и не видно.

– А теперь пойдём гулять, – сказала Женя Алисе.

Они не спеша спустились по лестнице. Эркина нигде нет. Ушёл. Женя, прижимая локтем сумочку, прошла мимо дежурного, попрощалась с ним улыбкой и вышла из комендатуры.

Народу на площади заметно прибавилось, но уже через два шага они смешались с толпой, и теперь – как с радостью подумала Женя – никто не сможет доказать, что они были в комендатуре. Да и кто будет за ней следить? Глупости. Это же Гатрингс, а не Джексонвилл, где все всех знают. Конечно, это безумие, что они решили побыть вместе. Кто-то увидит, кому-то скажет, и пойдёт, но… но ведь это их свадьба. Она вышла замуж! Надо же это хоть как-то отпраздновать?

Они пошли по Мейн-стрит, рассматривая витрины. Алиса, сначала вертевшая головой, высматривая Эркина, постепенно отвлеклась и словно забыла о нём. Шум, автомобили, масса людей… нет, всего этого было слишком много для Алисы. И, видя, что она устала и вот-вот начнёт капризничать, Женя свернула с Главной улицы на боковую, тихую и малолюдную. Теперь они шли медленно, Алиса рассеянно глазела по сторонам и постепенно успокаивалась. Одинаковые коттеджи, газоны перед ними, низкие живые изгороди, гипсовые раскрашенные гномики, уточки и зайчики в траве… Этот квартал ничем не отличался от подобного в Джексонвилле. А вон и ограда, о которой говорил Эркин. На невысоком, не выше колен, каменном основании кованая ажурная решётка из высоких копий, соединённых затейливыми завитушками. За оградой густой красно-жёлтый от осенней листвы лес. Теперь направо или налево? Эркин сказал только, что вдоль ограды до пролома.

– Мам, – Алиса потянула её за руку, – это лес, да? Мы пойдём в лес, правда?

– Да, – кивнула Женя, – тебе хочется в лес?

– Ага! – обрадовалась Алиса.

Мама ей столько раз рассказывала про лес. И в сказках всякие чудеса случались именно в лесу. Нет, лес – это здорово!

Они шли вдоль ограды долго, Женя уже начала беспокоиться, пока не увидели действительно пролом, будто изнутри по ограде ударили чем-то в рост и ширину человека, выломав каменную кладку, выпятив и раздвинув прутья.

И Женя с Алисой вошли в этот пролом.

– Лес! – радостно выдохнула Алиса, выдёргивая руку.

Женя рассмеялась, отпуская её.

– Алиса, далеко не отходи.

– Ага, – рассеянно ответила Алиса, перебегая от дерева к дереву.

«От пролома прямо и прямо», – говорил Эркин. Ну, что ж, будем надеяться, что проломов немного, и они найдут друг друга в этом парке.

Женя шла между деревьями, без дороги, наугад. Оглядываясь, она уже не видела ограды. Значит, и её оттуда не видно. Как бы не заблудиться. Хотя она нигде не сворачивала, но… Но как же хорошо в лесу, тихо, спокойно… Идти и ни о чём не думать, дышать запахами вянущей листвы и слушать счастливый смех Алисы. Господи… И птицы поют.

Тихий переливчатый свист повторился ближе. Женя остановилась и стала разглядывать листву над головой. Интересно, что это за птица? И где она? Жалко, совсем птичьих голосов не знает. Свист повторился у неё над ухом. Женя обернулась и натолкнулась на смеющегося Эркина.

– Господи, – вздохнула Женя, – Ты?

– Ага, – согласился Эркин, обнимая её.

– И меня, – потребовала Алиса, утыкаясь им в ноги.

Эркин взял её на руки, и она обхватила его и Женю за шеи так, что они столкнулись лбами.

– Алиса, не хулигань. Опусти её, Эркин.

– Ну-у, – запротестовала Алиса, но Эркин уже поставил её на землю.

– Ты легко нас нашёл?

– Побегал вдоль забора, ничего.

– Мам, это что?

– Не знаю. Эркин?

– И я не знаю. Ты есть хочешь? Я купил…

– А чего?

– Ой, Алиса, подожди. Сейчас. Надо присесть где-нибудь.

– Я знаю где. Вон за деревьями.

Поваленное дерево стало и столом, и стульями. Эркин выложил из карманов купленные им два яблока, плитку шоколада и пакет с сэндвичами, а курткой накрыл ствол.

– Вот, Женя. И не сыро, и не запачкаешься.

– А ты?

– А я с другой стороны.

– Нет, садись рядом.

Наконец устроились, и Женя разорвала пакет, превратив его в салфетку.

– Какой ты молодец, Эркин, я вот не сообразила купить. Алиса, не хватай. Вот, держи.

Сэндвичи из тёмного хлеба с дешёвым мясом оказались необыкновенно вкусными. Алиса, держа его двумя руками, вгрызалась с таким энтузиазмом, что Женя рассмеялась.

– Смотри, не подавись.

Эркин купил четыре сэндвича. Им с Женей по одному и Алисе два. Но она и этот доела только под строгим взглядом Жени. Эркин разломал яблоки и плитку, Женя дала Алисе четвертушку яблока и кусочек шоколада.

– Сыта?

– Ага. Я погуляю рядом, да?

– Только чтобы я тебя видела, – строго ответила Женя.

Алиса засунула за щеку шоколад и с яблоком в руке слезла со ствола. Эркин достал нож и разрезал оставшийся сэндвич, протянул Жене на ладони половинки:

– Бери любую.

Женя хотела сказать, чтобы ел сам, но, увидев его лицо, взяла свою долю.

– Женя, шоколад возьми. И яблока.

– Ага. Спасибо. Ты сам ешь.

Эркин мотнул головой.

– Ешь, Женя, я больше не хочу.

Они сидели рядом, но между ними оставался просвет – место Алисы. Было очень тихо и спокойно. Рассеянно жуя шоколад, Женя следила за красным пальто и белым беретиком Алисы.

– А что здесь раньше было? – спросила вдруг Женя.

– Не знаю, – Эркин пожал плечами. – Мне просто сказали, что никто не ходит сюда. Цветные – он перешёл на английский, – мертвяков боятся, а белые… не знаю, почему.

– Мертвяков? – удивлённо переспросила Женя. – Что это?

– Ну-у, – Эркин смущённо улыбнулся. – Это мёртвые, но они выходят, к живым пристают.

– Ой, ужасы какие! – преувеличенно испугалась Женя.

И Эркин рассмеялся этому показному страху.

– А они злые? – вдруг спросила, подходя к ним, Алиса. – Мам, а ещё шоколаду можно?

– Держи. Ты это про кого?

– Ну эти, мертвяки. Я слышала: они пристают.

– Когда как, – улыбнулся Эркин и сокрушённо добавил: – Громко говорим. Мало ли что.

Женя вздохнула. Эркин завернул остатки плитки в фольгу и протянул ей. Она кивнула, пряча шоколад в сумочку. Да, не стоит здесь задерживаться. Эркин прав: мало ли что.

– И как теперь?

– Как и утром. Вы на поезде, я на попутке.

– Хорошо.

Женя встала. Эркин взял свою куртку, встряхнул и набросил на плечи.

– Идём, я другой пролом покажу. Там ярмарка недалеко, через неё и уйдёте.

Женя кивнула. Помедлив, Эркин полез в карман и вынул что-то непонятное.

– Вот. Это я там купил.

– Что это?

– Jumping, – сказал он по-английски, а Женя, смеясь, перевела на русский: – Дрыгалка.

Мохнатый шар на резинке с пришитыми блестящими пуговицами глаз и носа, высунутым языком из красных ниток, руками и ногами из пружинок с мохнатыми шариками на конце привёл Алису в полный восторг. Эркин показал, как заставить его улетать и возвращаться в руку, и Алиса забыла обо всём.

Но на третьем броске Дрыгалка зацепилась за куст, едва не оборвав резинку. Женя отобрала игрушку и спрятала в карман плаща.

– В лесу ею не играют.

– Ну, мам!

– Выйдем в город, отдам.

Эркин кивнул и совсем тихо сказал:

– После ярмарки.

Женя, сообразив, кивнула.

– Ну, куда идти, Эркин?

– Сюда.

Эркин повёл их через лес, сразу став настороженно внимательным. Но вокруг было по-прежнему тихо и спокойно.

Гатрингс

От всего комплекса уцелел только этот домик.

Рассел сам не понимал, зачем его занесло сюда. Хотя… вряд ли здесь оставили засаду. Да и вряд ли русские, даже обследовав немногие развалины, догадались, что здесь было на самом деле. Лабораторные корпуса и основные блоки взорваны и засыпаны обрушившимися сводами, а наземные сооружения так же взорваны и сожжены. Так что русские вполне обоснованно бросили парк без присмотра. Ограда ещё стоит, и старая слава отпугивает любопытных, но… Нет, ночью бродить здесь, разумеется, рискованно, но ясным днём… Посидеть, глядя на осенние деревья, подумать, да нет, думать уже не о чём, просто посидеть. Как на кладбище.

Одна стена наполовину обгорела и рухнула, но три других и часть крыши держались. Скорее всего, это был склад садового инвентаря, да, точно, поэтому и так понебрежничали при ликвидации. Рассел осторожно вошёл в пролом. Под ногами хрустнуло стекло. Присесть-то здесь есть где? Да, вот обломок поваленного шкафа. Он покрыл его купленной уже здесь на вокзале газетой и сел. Снаружи его незаметно, а вид отсюда… Всё ещё зелёный газон, полого сбегающий к маленькому пруду, тихие красно-жёлтые деревья на том берегу. Тишина и покой. Но здесь всегда было очень тихо и очень спокойно. Среди деревьев прятались одноэтажные домики-коттеджи. Все службы, коммуникации, рабочие помещения убраны под землю. И ни одна авиаразведка не обнаружит ничего предосудительного. Да и кому придёт в голову исследовать с воздуха тихий провинциальный город с полным отсутствием серьёзных военных предприятий? Тихий парк, частная собственность. И один из лучших научно-исследовательских центров Империи. Какие блестящие умы, смелые разработки, головокружительные гипотезы… И вот результат. Запах гари и мёртвая тишина.

Лёгкий шорох слева привлёк его внимание. Не вставая, Рассел повернул голову и увидел сквозь щели в дощатой стене двух людей, пробирающихся между деревьями. Странное место для прогулок. Он вгляделся и замер. Потому что узнал их.

Пред.1 ...15 ...27 282930 31 ...45 ...60 ...75 ...95 След.

Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

Гатрингс

Гатрингс

С этой книгой читают

Другие книги автора