– Хорошо, – согласился он, не задумываясь.
– И ещё одна проблема, – продолжал Бредли. – Но её, я думаю, лучше решить на месте.
– Раз вы так считаете, – пожал он плечами. – Ваша проблема вам виднее.
– Отлично. Итак, когда вас ждать?
Он быстро прикинул. Откладывать нельзя, но и подготовиться надо.
– Через два дня. Вас устроит?
– Хорошо, – кивнул Бредли. – Вы на машине?
– Да. Думаю, буду у вас около полудня. До обеда управимся?
– Разумеется. Спасибо заранее.
Бредли распрощался самым сердечным образом и ушёл. Ну, ковбой и ковбой. Решительность, натиск, обаяние…
…Старцев посмотрел на карту. Да, уже скоро. Однако, припекло Бредли, если так опасается возможного конфликта. Ну что ж, посмотрим на его клад. И заодно на всё имение. Что рассказывают бывавшие у него с комиссией, так это весьма интересно. Весьма и весьма. И что же это за вторая проблема, которую можно решить только на месте? Интересно и тоже весьма. Золотарёв бы сразу сказал, что заманивают, что похоже на засаду. Конечно, похоже. И на засаду, и на подставу. Но… но тут встаёт один простенький вопрос. Зачем? Убить? Взять в плен? В заложники? Одно глупей другого. И тоже зачем? Воспользоваться его оружием? Так у них своего навалом. Юра говорил, что Трейси без оружия не ходит. Кольт на виду, когда ковбоем, и в кобуре под мышкой, когда столичным хлыщом. Надо думать, у Бредли так же. Документы и форма? Тоже им ни к чему. Не то время и не та ситуация. Так что эту глупость побоку. А вот вариант не засады, а подставы… Скомпрометировать для дальнейшего шантажа или вербовки? Это вероятнее. Но Юре они понравились. Хорошо они тогда в компании с Гольцевым посидели и поговорили…
…– Видел я твоих протеже, Гена. И даже осмотрел, – Аристов говорит серьёзно, и только глаза за стёклами очков смеются.
– Всех? – подыгрывает он.
– Только Бредли упустил. А вот Фредди, – Аристов не выдерживает и открыто хохочет. – Ковбоя вашего я уложил.
– По-нят-но, – раздельно говорит Гольцев. – И много у него дырок?
– Хватает. Но… – Аристов указующе вздымает палец, – Все пулевые и два или три ножевых. Раз.
– На фронте не был, – понимающе кивает Гольцев.
– Все были обработаны очень квалифицированно, два. Все шрамы минимум трёхлетней давности, три.
– Совсем интересно, – хмыкает Гольцев.
– По-настоящему серьёзно только одно. Пулевое под левую лопатку. Выходного я не нашёл. Сам он утверждает, что пулю достали. Засунуть его под рентген было слишком сложно.
– Юра, как тебе вообще это удалось?
– Я взял его на слабо, – смеётся Аристов. – Он самолюбив и импульсивен. Темперамент там… бешеный. Но не холерик. И выдержка… снайперская. Двое суток неподвижности для одного выстрела.
– И три месяца подготовки, – задумчиво кивает Гольцев. – А Бредли?
– Джонатан?
– Ого, вы уже так запросто?
– А что такого, Саша? Кстати, неформальные отношения с пациентом способствуют процессу лечения. Так вот, Джонатан… не скажу, что умнее, но намного хитрее. Быстрее соображает. Любое слово, любую ситуацию поворачивает в свою пользу. И, знаете… хотя у Фредди проскакивает этакое… мм-м… покровительство, но ведущий в этой паре – Бредли. Во всяком случае, сейчас.
– Юра, – Гольцев спрашивает небрежно, будто думает о другом. – Трейси был с оружием?
– Да, наплечная портупея. У Бредли, кажется, тоже. Причём это не особо скрывается, хотя и не афишируется. Как… как нижнее бельё. Его наличие не демонстрируется, но отсутствие не предполагается. Но интереснейшие мужики. Оба.
– Вот тут я согласен на сто процентов, – Гольцев гасит окурок и тут же закуривает следующую. – Ты молодец, Юра. А про парней, ну, их пастухов, что-либо узнал?
– Мне это было не нужно, – пожимает плечами Аристов. – Индеец действительно спальник. Но это я узнал от Слайдеров. Вот тут есть кое-что. Слайдеры утверждают, что парень перегорел чуть ли не пять лет назад и что сейчас ему полных двадцать пять. От этой информации всё общежитие встало на уши. Для них – это крушение мировоззрения. Причём жизнетворное крушение. Слайдерам устроили перекрёстный допрос в моём присутствии. И от меня потребовали вынести вердикт. Первое. Врут ли они? И второе. Если нет, то как такое могло быть?
– Ну, и что ты им сказал?
– Что заочно диагноза не ставят. Посмотрю, побеседую, сделаю анализы, полностью обследую, подключу психолога и других специалистов и вот тогда… Но кое-какой результат уже заметен. Слайдеры уехали открывать своё дело, а мои подопечные, – улыбается Аристов, – впервые заговорили о зимней одежде, постоянных документах и о том, как жить дальше. Понимаете, они поверили, что будут жить. Хотя бы ещё пять лет. Как этот индеец.
– А про второго, Юра? Про белого мальчишку?
– О нём вообще ни слова, – пожимает плечами Аристов.
– Покрывают?
– Да нет, он им попросту неинтересен. У них своя боль. И что этой боли не касается, то им и не нужно. Они очень заняты собой, предпочитают жить в своём мире. Это не наша интеллигенция, которой на свою боль плевать, лишь бы другим было хорошо. Совсем другие установки. Но это вы с Ваней, психологом нашим, поговорите. А что? Чем он-то вас заинтересовал?
– Есть косвенные данные, Юра, что он бывший лагерник.
– Исключено, – резко бросает Аристов.
– Почему? – столь же быстро спрашивает Гольцев.
– Лагерник и спальник?! Больших врагов трудно представить. Невозможно. Даже не антиподы, а… ну, не знаю, с чем сравнить. Вы бы слышали, как парни говорят о лагерниках. К надзирателям нет такой ненависти. И страха. Да, и сейчас боятся. Больше, чем врачей. И ненавидят. Нет. Или индеец – не спальник, или этот пацан – не лагерник. Но индеец – спальник. Слайдерам не верить в этом нельзя. И ещё… если даже допустить невероятное, невозможное… то один вопрос.
– Как парень спасся?
– Нет, Саша. Это я как раз могу представить. Были… ладно. Но как он сохранил психику? Не здоровье, нет. Допускаю и туберкулёз, и отбитые почки, и печень, и весь желудочно-кишечный букет, и всё прочее, что только можно предположить…
– Нет, – вмешивается он после долго молчания, так что забывшие о нём собеседники удивлённо поворачиваются к нему. – Нет, парень не казался больным. Я, конечно, не врач, но на мой взгляд… ничем от остальных не отличался.
– Вот! – торжествующе кивает Аристов. – В поведении адекватен?
– Да, – твёрдо отвечает он. – Полностью.
– Так что не лагерник он, ребята, нет.
– Мг-м, – Гольцев задумчиво строит из обгоревших спичек башню. – Ну, ладно, ну, допустим… хотя… не договариваешь ты, Юра, есть у тебя… ещё кое-что.
– Исключительно для служебного пользования по категории врачебной тайны, – «канцелярским» тоном отвечает Аристов.
– Ну, да ладно, – неожиданно покладисто соглашается Гольцев. – Найду, где ещё поспрошать. А вот с ними, с Бредли и Трейси, ты об их пастухах говорил?
– Я попросил их при встрече передать индейцу, что того ждут в госпитале. Ждут остальные.
– И что?
Аристов пожимает плечами.
– Обещали передать. Если встретят.
– А о втором спросил?
– С какой стати? – Аристов чуть насмешливо изображает недоумение.
– Спроси, Юра, – очень мягко говорит Гольцев. – Может, тебе они чего и скажут.
И твёрдый, даже жёсткий ответ Аристова:
– Спасти свою психику лагерник мог только амнезией. Вернув память, мы вернём и всю полноту страданий. Как врач я против.
Гольцев задумчиво кивает…
…Вот и поворот на подъездную дорогу. Теперь все воспоминания побоку. Хотя задело Бешеного очень серьёзно, раз на поморский говор стал срываться. А здесь что? Ездят не часто, колея слабо намечена, но дорога хорошая, чувствуется, что её делали, и делали недавно.
Старцев сбросил скорость, аккуратно вписывая машину в повороты. Тишина и безлюдье. Погудеть, что ли? Чтоб не заподозрили, что он подкрадывается, да нет, будет уж слишком нарочито.
Когда-то дорога видимо упиралась в Большой Дом, но теперь она делала плавный поворот, огибая полуобгоревшие развалины, и заканчивалась просторным хозяйственным двором. Явно хозяйственные постройки, сараи, загоны для скота, колодец с насосом… Старцев остановил машину, выключил мотор и сразу услышал стук движка и людские голоса. Его, разумеется, заметили. Но никакой суматохи, беготни… Старцев вышел из машины и огляделся. И где же Бредли с Трейси? А, вон и они.
Высокие, одетые оба по-ковбойски, они подошли к машине почти одновременно с двух сторон.
– Добрый день, капитан.
– Рады вас видеть, капитан.
– Добрый день, – ответно улыбнулся Старцев.
«В клещи, однако, берут классически», – усмехнулся про себя Старцев, забирая из машины портфель.
– Как доехали?
– Благодарю, прекрасно.
– Как раз успели к ленчу, – добродушно улыбнулся Фредди.
Так за разговором и шутками они прошли по хозяйственному двору к маленькому домику под двухскатной крышей на отшибе. Веранда-холл во всю длину дома явно необжитая, но чистая, две двери, правая гостеприимно приоткрыта.
– Прошу, капитан.
Комната одновременно и просторна, и заставлена. Огромный украшенный белым мрамором камин с фигурной старинного литья решёткой, дальше у стены узкий высокий бар, в этих местах такие обычно прикрывают вделанный в стену сейф, перед камином два кресла, когда-то кожаных, а сейчас обитых явно первой попавшейся под руку тканью, перед окном большой двухтумбовый письменный стол, тоже в следах свежей починки, шкаф, неширокий диван, в углу высокие напольные часы, стёкол ни в циферблате, ни в футляре нет, но блестящий маятник с выгравированной на диске розой ветров ходит ровно и бесшумно.
Джонатан отметил быстроту и внимательность ненарочитого взгляда, окинувшего комнату.
– Прошу.
В углу за дверью на табурете таз, кувшин с водой, мыльница, чистое холщовое полотенце. Умывались, сливая друг другу на руки, и очень ловко, пока Джонатан вёл Старцева к столу, Фредди вынес всё это из комнаты.
Ленч привёл Старцева в весёлое изумление сочетанием незамысловатых лепёшек и каши с деликатесными консервами. Его явно ждали и столь же явно ничего специально не готовили. Простые стаканы с мастерски сделанными коктейлями. И вся посуда, как и мебель… случайно уцелевшее.
Ленч прошёл в лёгком разговоре о дороге, погоде и прочих пустяках. Никто не спешил, но и не тянули время. Фредди ловко собрал грязную посуду на поднос.
– Приступим к делу, джентльмены.
– Хорошо, – кивнул Старцев.
Фредди переставил поднос на каминную полку. И Старцев, невольно проследив за ним взглядом, заметил над камином красную и синюю призовые розетки. Джонатан спокойно обмахнул щёточкой стол и, не скрывая от Старцева ни одного движения, сдвинул бар, за которым обнаружился старый исцарапанный и явно чиненый сейф, открыл и его. Подошёл Фредди, и вдвоём они перенесли и выложили на стол несколько не очень больших, но даже на взгляд тяжёлых свёртков.
– Вот, это было в тайнике, – голос Джонатана по-прежнему ровен, и пальцы, разворачивающие тряпки, не дрожат. – И у меня возникли… определённые сомнения.
Старцев, сосредоточенно хмурясь, рассматривал блестящие искрящиеся драгоценности. Большой крест, украшенный рубинами, сразу привлёк его внимание, но он молчал. Джонатан и Фредди переглянулись. Старцев стоял, заложив руки за спину, и молчал. Долго молчал. Потом резко встряхнул головой.
– Вот об этом, – он, не дотрагиваясь, показал на крест, – я сразу могу сказать. Это нагрудный крест православного священника. Надевается во время службы. Как он сюда попал…
– Православная – это… русская церковь? – спокойно спросил Фредди.
– Можно сказать и так, – кивнул Старцев. – Но это ещё ни о чём не говорит. Мало ли, как и когда он попал сюда.
Но Джонатан уже отодвинул крест в сторону от остальных предметов.
– А остальное?
– Остальное… – Старцев пожал плечами. – Это надо проверять. Да, чёрт возьми, я же привёз.
Он быстро отошёл от стола, взял свой оставленный у двери портфель и открыл его.
Джонатан и Фредди ожидали всего, но не пачки книжек в мягких серых обложках.
– Это каталоги пропавшего, – спокойно объяснил Старцев. – Попробуем сверить.
Джонатан и Фредди снова переглянулись. Фредди переставил стулья, и они сели за работу. Тем более сложную, что каталоги были на русском. А иллюстраций… Хорошо, хоть цифры могли что-то подсказать.
– Среди музейных ценностей ничего похожего нет, – сказал наконец Старцев.
– Ну да, – хмыкнул Джонатан. – А личное имущество…
– Атрибуция мало реальна, – пожал плечами Фредди.
Старцев вертел в руках золотой бокал, разглядывая герб.
– Нет, не могу понять, – с сожалением сказал он, ставя бокал на стол. – Вообще… я думаю, вы можете спать спокойно. А этот крест… В перечне его нет, если только похищен из какой-нибудь церкви.
– Мне лучше привезти его к вам, или оформим акт здесь? – спросил Джонатан.
– Я думаю, – Старцев улыбнулся, – я думаю, ни то, ни другое. Оставьте пока у себя. Эти каталоги неполные. Здесь самое-самое. Нужен настоящий специалист. Пока…
– Пока, – перебил его Фредди, – это жизнь под дулом. Мало комфортно.
– Согласен, – кивнул Старцев. – Как вы смотрите, если я найду и приглашу специалиста. Он составит заключение, официальный документ.
– Документ всегда хорошо, – улыбнулся Джонатан. – Что ж, это резонно. Но, Генни, – в разговоре они незаметно и очень естественно перешли на обращение по именам, – мне бы не хотелось распространения информации.
– Распространения не будет, – твёрдо ответил Старцев.
– Хорошо, – кивнул Джонатан, заворачивая и убирая в сейф вещи.
Старцев посмотрел на часы в углу, сверил их со своими и присвистнул:
– Ого, сколько времени ушло.
– Да. Пообедаешь у нас, – Фредди встал и привычным движением подтянул пояс с кобурой.
Джонатан захлопнул сейф, поставил на место бар и ловко смешал три коктейля.
– Глотнём с устатку, – сказал он по-ковбойски.
Старцев отпил и удивлённо покачал головой.
– Однако, Джонатан, ты и тут мастер.
– Человек всё должен уметь, – улыбнулся Джонатан.
– Больше умеешь – меньше проблем, – усмехнулся Фредди.
– Согласен, – кивнул Старцев. – Да, а что за вторая проблема?
Джонатан покачал стакан.
– Сейчас пройдёмся по имению, покажу проблему. А за обедом, я думаю, и решим.
– Принято, – согласился Старцев.
Джонатан впервые показывал имение. Те комиссии не в счёт. Тогда проверяли условия жизни и работы бывших рабов, а всё остальное… постольку-поскольку. А этот… С самого начала заявил, что не специалист, а с каким живым интересом рассматривает и вникает. И Джонатан с неожиданным для самого себя удовольствием показывал и рассказывал.
Так дошли до кухни. Там вся пятёрка негритят под присмотром Мамми пила молоко с хлебом. При появлении Старцева только грозный взгляд Мамми удержал их от бегства. Да и бросить недоеденное… как ни были они малы, но это правило – съедай сразу, потом не будет – знали уже твёрдо. И потому, хлюпая и чавкая, продолжали есть, выкатывая белки на лендлорда, старшего ковбоя и русского офицера, явно не решив вопроса, кого бояться в первую очередь.
– Обед готов, Мамми? – негромко спросил Фредди, пока Джонатан показывал Старцеву сушку за плитой.
Мамми кивнула.
– Всё как есть, масса Фредди. Здесь накрыть или…?
– Или, Мамми. Пришли с кем-нибудь.
– Ясненько, масса Фредди.
Мелюзга доела, Мамми деловито обтёрла им мордашки полотенцем, и они воробьиной стайкой, правда, необычно тихо вылетели из кухни. Но не спрятались, а, держась на почтительном расстоянии, сопровождали потом Джонатана, Фредди и Старцева по имению и отстали только возле домика. Старцев, улыбнувшись им на кухне, потом вроде и не замечал, ограничившись вопросом:
– Это что, весь их обед?
– Ну, вы уж скажете, масса офицер! – хихикнула Мамми, сбросила кружки в таз с водой и стала их обмывать. – Обед позже будет, как дневные работы закончатся, а это так, перекус, чтоб под рукой не ныли.
Старцев кивнул и не стал расспрашивать.
Когда они втроём вернулись в домик, на столе уже был накрыт обед. Снова коктейли с чуть большей дозой алкоголя, чем за ленчем. Из-за кустов донёсся визгливый крик Дилли:
– Чтоб вас всех трижды и четырежды, дармоедов…!
И сразу весёлый визг улепётывающих негритят.
Старцев улыбнулся, и Джонатан кивнул.
– Это и есть вторая проблема, Генни. Эта пятёрка.
– И в чём проблема? – не понял Старцев.
– Они ничьи, – Фредди покачивал стакан, перемешивая цветные слои. – Прибились ещё весной. Документов никаких, ни за кем не числятся. Лето пробегали, а дальше что?
Старцев стал серьёзным.
– Понятно. Что ж, есть два варианта…
– За столом продолжим, – Джонатан жестом пригласил садиться.
– Два варианта вдвое больше, чем один, – усмехнулся Фредди.
– И какие же это варианты? – спросил Джонатан, придвигая к себе тарелку с похлёбкой.
– Вариант первый. Приют для безнадзорных детей. Вариант второй. Кто-то записывает их на себя. Как это делалось зимой на фильтрационных пунктах.
– И как это делалось? На фильтрационных пунктах? – спокойно спросил Джонатан.
– Просто, – так же спокойно ответил Старцев. – Документы оформляли со слов. Только год рождения у всех зашифрован в номере. Первые две цифры. А имя, фамилия, степень родства – всё со слов. Назывались супругами, родственниками… – и улыбнулся. – Как это сделали ваши пастухи, Мэроузы.
Фредди с каменным лицом жевал, не чувствуя вкуса.
– И как же… это оформить? – по-прежнему спокойно спросил Джонатан.
– Какой вариант? Первый, – Старцев понимающе улыбнулся, – вряд ли он устроит… и вас, и тем более их. Ведь ни одна комиссия их не видела. Значит, они не хотят уходить отсюда. А второй… элементарно. У вас ведь есть списки живущих в имении, – Джонатан кивнул. – Вот и внесите детей. Такой-то и его дети. Имена и возраст. Вот и всё.
Фредди кивнул.
– Что ж, значит, должны решать они.
– Резонно, – согласился Джонатан. – Фредди…
– Объясню, – кивнул Фредди. – Не проблема.
– Но решать им, – твёрдо сказал Старцев.
– Разумеется, – кивнул Джонатан. – Это очень срочно?
– Затягивать не стоит, – улыбнулся Старцев. – А в бумагах… можно проставить и задним числом. Во избежание лишних вопросов.
– Разумно, – кивнул Фредди. – Для усыновителей какие последствия?
– Родительские права и обязанности.
– Ясно, – улыбнулся Джонатан. – Я-то голову ломал…
– А как они попали к вам? – спросил Старцев. – Остались с того времени?
Вопрос звучал очень естественно, но Фредди чуть не поперхнулся. Если здесь был, как сказал Джонни, частный питомник, то… чёрт, в самом деле. В кладовке с рабской одеждой полно детских вещей.
– Не думаю, – так же естественно ответил Джонатан. – Мы приехали сюда в конце января, дом был пуст. Да и не продержались бы они месяц одни. Нет, Фредди, когда мы их заметили?
– Уже… уже Мамми была, – с облегчением ответил Фредди. – Смотрю, крутятся у кухни.
– Вся пятёрка сразу?
– Нет, – ответил Фредди, чувствуя, что краснеет…
…Джонни остался в городе налаживать отношения с шерифом, а он поскакал в имение. Оставлять хозяйство надолго они ещё не рисковали. Не потому, что опасались подлянки от Сэмми и Мамми, да, больше никого ещё не было, а вообще… шалили в округе, иногда слышалась далёкая стрельба, да и резервация под боком, мало ли что… Майор шёл ходко, легко. Не ошибся он, выбирая коня, кличка дурацкая, да уже привык конь, так что пускай. Отъехав от города, он вытащил из-под куртки армейский «рыгун», привычно откинул приклад, вставил магазин и свернул с дороги напрямик, а то встречи с патрулями ни к чему. И уже в темноте миновал границу имения, когда Майор вдруг всхрапнул, шарахнувшись от бесформенной массы терновника. Человек?! Он вскинул автомат и дал короткую очередь по верхушке куста, одновременно скатываясь с седла на землю и в сторону. И замер, прижавшись к земле. Ответного выстрела не было. И никто, удирая, не выскочил. Но он слышал чьё-то дыхание и как будто всхлипывания. Он осторожно, бесшумной перебежкой бросил себя в сторону, прислушался. Как назло, из-за туч выглянула луна, и на сразу засеребрившуюся от инея землю – март был холодным – легла его чёрная длинная тень. Ну, значит, берём на испуг.
– Руки вверх и вылезай, – скомандовал он угрожающе спокойным тоном, специально громко выдернув и тут же вставив магазин.
Куст зашелестел, зашевелился, и оттуда с поднятыми руками вылезло трое… оборванных негритят. Сверкая белками и зубами в робких улыбках, они выстроились перед ним и наперебой заголосили, что они ягод не рвали, масса, только опавшие подбирали, масса, тут стрелять стали, масса, вот спрятались, масса…
– Цыц! – гаркнул он, чувствуя, как у него загорелись щёки. Нашёл кого пугать автоматом. – Большие где?
И услышал, что они одни, что сами по себе, что никого-никогошеньки тут и не было, масса.
– И откуда вас занесло?
На этот вопрос, как и на вопрос о давности их пребывания на этой территории внятных ответов он не получил. И что с ними делать, не представлял. Они стояли перед ним в ряд, по росту, с поднятыми над головами худыми ручонками. Отпустить? Так они ж тут замёрзнут на хрен к утру. Его сквозь куртку пробирает, а они… Он нашарил в кармане ломоть хлеба – взял с собой для Майора – и сунул его самому старшему.
– Делите.
Ты смотри-ка, поровну поделил, соображает. Он свистнул, подзывая Майора. Что ж, делать нечего, ничего получше он не придумает, а так… ладно, не объедят. Он поправил заседельные сумки, делая из них подобие подушки, отвязал лассо. Увидев длинный, свёрнутый кольцами узкий ремень, негритята дружно взвыли в три голоса, что, ой, масса, не надо, что ягоды уже на земле были, масса, что они ни одной веточки не поломали, масса…
– Цыц, – повторил он, садясь в седло. – Ты иди сюда. Теперь ты. Не трепыхаться, уши оборву. Ты теперь. За пояс держись. Свалишься, подбирать не буду.
Он усадил их, двоих, что поменьше, перед собой, а того, что постарше, сзади, хотя такие тощие и все бы трое впереди поместились. Он охватывал ладонями их тельца, чувствуя, как под его пальцами дышат, шевелятся рёбрышки и часто бьются сердечки. Усадив их, он по-аризонски охватил их всех ременной петлёй и закрепил конец. Теперь если и свалятся, то только с ним. Плакать они боялись, только дрожали и всхлипывали. Майор с места взял в галоп и сам поскакал к дому. Автомат пришлось убрать, чтобы не упирался дулом в затылок меньшому, так теперь если что… только кольтом. Но добрались благополучно. Остановив Майора посреди двора, он отвязал лассо, снял промёрзших перепуганных малышей и спешился.
– Стоять, – бросил он Майору, пинком распахивая дверь кухни и вталкивая туда мелюзгу. – Мамми, ты где?
– Вот она я, масса Фредди, – Мамми быстро зажгла лампу над столом. – Доброго вам здоровьичка.
– Всё тихо? – спросил он.
– Да стреляли тут где-то, масса Фредди, – выжидающе ответила Мамми.
Малыши жались друг к другу, испуганно шаря по сторонам глазами и размазывая по личикам слёзы и грязь. Ни Мамми, ни показавшийся из-за плиты Сэмми ни о чём не спрашивали, ожидая его разъяснений. А он не знал, что говорить, и потому ограничился кратким:
– Займись ими, Мамми. А то шляются, ещё под пулю попадут.
– Ага, масса Фредди, – заулыбалась Мамми. – Щас всё и сделаю. Кофе с устатку, масса Фредди?
– Поставь, – кивнул он и, выходя из кухни, услышал за спиной:
– Сэмми, дров подкинь и лохань вытащи. Ща я вами займусь, уж так займусь…
Он отвёл Майора в загон, расседлал, забросил покупки в кладовку и уже шёл к кухне, когда ночную тишину разорвал отчаянный трёхголосый визг. Что там Мамми с ними делает? У кухонной двери на земле какие-то тряпки. Вроде не было, когда он приехал. А так это их шмотьё. Он вошёл в кухню, и визг моментально прекратился. На углу стола на салфетке его ужин: миска каши с мясом, лепёшки и кофе. А посреди кухни большая лохань для стирки, наполненная горячей водой. Из воды торчали три головки. Две уже в шапках желтоватой пены, а третью Мамми намыливала. Сэмми, раскрыв топку, ожесточённо разводил огонь. Он сел к столу и принялся за еду. Кухня уже так нагрелась, что у него заломило руки.
– И носит вас, непутёвых, – ворчала Мамми.
– Мы ягоды собирали, – хныкали малыши. – А тут стрелять стали… мы попрятались… а потом масса нам выйти велели…
Мамми смыла пену, окуная их в воду с головой, вытащила и усадила у плиты втроём на одной табуретке.
– Сэмми, лохань выплесни. Я их по второму разу сейчас. Масса Фредди, я рванину ихнюю потом постираю, пусть проморозится пока от вшей.
– Сожги, – качнул он головой и, вспомнив, что видел в грудах рабской одежды маленькие вещи, сказал: – В вещевой посмотри. Вроде там есть на недомерков. Подберёшь.
– Спасибочки вам, масса Фредди, – разулыбалась Мамми…
…– Так прибились, – кивнул Джонатан. – Я уже и не помню толком, как это получилось.
– Приблудились, – ухмыльнулся Фредди.
Старцев кивнул.
– Беспризорные дети, к сожалению, обычное явление во время войны. Да и после.
– И что, – осторожно спросил Фредди, – много собрали в приюты?
– Насколько я знаю… – Старцев на мгновение свёл брови и тут же кивнул своим мыслям. – Нет, не очень. И в основном… Питомники практически все были уничтожены СБ, от года до пяти, я вообще не слышал, чтобы остались, а кто постарше… большинство усыновлены. Ещё на фильтрационных пунктах. Да, кто туда попал, всех разобрали по семьям.
Джонатан кивнул, но уточнил:
– Но всё-таки приюты понадобились.
Лицо Старцева на мгновение стало угрюмым.
– Да, – он явно хотел этим ограничиться, но, столь же явно злясь на самого себя, продолжил: – Оказалось много брошенных детей. Белых. Бывшие рабы усыновляли только цветных. А этих… пришлось собирать в приюты. А ещё… угнанные. С Русской территории. Здесь вообще полная неразбериха до сих пор, – он резким движением поправил свою тарелку и заставил себя улыбнуться. – Нет, в приютах условия вполне нормальные. Все дети сыты, одеты. Мы разрешили с двенадцати лет работать по собственному контракту, чтобы хоть так разгрузить… проблему.
– Ну, – пожал плечами Фредди, – в двенадцать лет начинать уже можно.
Джонатан задумчиво кивнул.
После обеда Старцев уехал. Когда его машина скрылась за поворотом, Джонатан посмотрел на Фредди.
– Самый лучший приют не стоит самых плохих родителей, – пожал плечами Фредди.
– Резонно. Но Мамми одна не потянет пятерых.
– Посмотрим, как повернётся.
– Посмотри, – кивнул Джонатан. – В крайнем случае…
– Думаю, до крайнего не дойдёт. Когда везём Ларри?
– Дня через три. С ним тоже надо поговорить.
– Поговорю, – усмехнулся Фредди. – Он хоть и не пастух, но…
– Но старший ковбой разберётся, – закончил Джонатан. – Ты сейчас где?
– Надо движок отрегулировать.
– Стеф не справится?
– Есть идея, Джонни. Хотим кое-что автоматизировать.
– Ну-ну, – хмыкнул Джонатан. – Будешь говорить сегодня?
– А чего тянуть? – ухмыльнулся Фредди.
И оба захохотали, сразу вспомнив старинную ковбойскую байку про то, кого и за что тянуть нужно.
С движком провозились допоздна. Потом Стеф ушёл, а Фредди ещё прогнал движок на основных режимах, поставил на автоматику и не спеша пошёл на кухню.
Рассчитал он точно. Ужин уже заканчивался. Мамми умывала у рукомойника мелюзгу перед сном, а остальные уже так, для удовольствия только, пили кофе. Явно наступал «костровой час» – святое время. Фредди приветствовали улыбками. Он ограничился общим кивком и закурил, бросив на стол пачку сигарет. Стеф и Роланд – красивый мулат-конюх – сразу взяли себе по сигарете, за ними Сэмми, Ларри молча с улыбкой покачал головой. Все понимали, что Фредди надо что-то им сказать, и даже догадывались о чём, но вопросов, как всегда, не задавали. Вернулась Мамми.
– Угомонились наконец. Масса Фредди, кофе с устатку?
– Нет, Мамми, спасибо.
– Так, масса Фредди, что с мелюзгой-то? – спросила за всех Мамми.
– А что? – пожал плечами Фредди. – Лето они проболтались, зимой так не получится. Малы они ещё сами по себе жить.
– Так куда же их? – спросил Стеф.
– Они ничьи, – пыхнул дымом Фредди. – Называется это – без попечения, или безнадзорность. Вот и всё.
– Это что ж, приют… после общего молчания не так спросил, как сказал Стеф.
Роланд зябко передёрнул плечами. Молли, сидевшая рядом, уцепилась за него.
– Это… приют этот, масса Фредди, это навроде питомника…? – голос у неё прервался.
Фредди неопределённо повёл головой.
– Я питомников не знаю. А там… говорят, там хорошо, сыты, одеты…
Сэмми, по-бычьи нагнув голову, уставился в стол. Дилли, как и Молли, ухватилась за него обеими руками. Мамми, как-то обмякнув и сразу постарев, неподвижно сидела рядом со Стефом.
– И что ж, – у Стефа напряжённо сощурились глаза, – совсем ничего сделать нельзя?
– Они должны быть чьи-то. Иметь родителей, – спокойно ответил Фредди.
– Зимой вот, – осторожно начал Роланд, – на сборных, ну, когда справки давали, многие писались так, родителями. А сейчас как? Поздно уж, наверное. Закрыты сборные.
Теперь все с надеждой смотрели на Фредди. Он выдержал эти взгляды.
– Почему ж поздно? Записать не проблема.
– А в чём проблема? – спросил Стеф.
– Им не бумага, а родители нужны, – усмехнулся Фредди.
– Бумага – последнее дело, – кивнул Стеф. – Но и без неё… а так-то? Мамми, скольких потянем?
Мамми встрепенулась, но ответить не успела.
– Пятерых-то много, – загудел Сэмми, – а вот ежели подумать…
– Одного и мы сможем, – кивнул Роланд, и Молли потёрлась щекой о его плечо.
– А, масса Фредди, – тихо спросил Ларри, – это только… кто не один можно? А мне если…
– Куда тебе, – сразу обрела голос Дилли. – Ты себя-то не прокормишь…
– Не тебя спрашивают, – огрызнулся Ларри. – За своим бугаем смотри.
– Решайте, – Фредди кинул в топку окурок и пошёл к двери. – Это уже ваши проблемы.
– А у кого записывать-то? – спросил его в спину Стеф.
– У лендлорда, – бросил, не оборачиваясь, Фредди. – Спокойной ночи всем.
– Спокойной ночи, масса… спокойненькой вам ночи… – проводил его нестройный гул голосов.
Фредди прикрыл за собой дверь и неспешно пошёл к их домику. А на кухне уже кричали и спорили.
Из-под двери Джонатана виднелся свет, и Фредди толкнул дверь. Джонатан сидел за столом и разбирал свои бумаги.
– Мне тоже сделай, – бросил он, не поднимая головы.
Фредди молча прошёл к бару и смешал два коктейля.
– Убрал уже?
– Да. Я сейчас, Фредди, только вот разберусь…
– Не дёргайся, я подожду.
Фредди оставил стаканы на полке и занялся камином. Вечера уже прохладные. Надо подумать об отоплении. Все выгородки плита не прогреет. А трубы далеко тянуть. Печки поставить, что ли?
– Ну, всё! – Джонатан быстро убрал в стол бумаги и подошёл к камину. – Чего они шумят?
– Детей делят, – усмехнулся Фредди. – Завтра к тебе записываться придут.
– Грозил?
– Зачем? – Фредди удобно расположился в кресле. – Я сказал про приют, и они перепугались. Слушай, Джонни, ты в питомнике бывал? Для них приют и питомник без разницы.
– Нет, – резко бросил Джонатан. – Не бывал. И ничего о питомниках не знаю. И знать не хочу. А ты…
– А меня Эркин просветил, – Фредди оглядел свой стакан. – Немного. Что к слову пришлось. И знаешь, что его больше всего удивляло? Он мне долго не верил. Что я ничего не знаю о рабстве, что не касался этого.