– Высокая трава сапёрам мешает.
– И долго нам ещё здесь сидеть? – поинтересовался Фредди.
– Думаю, ещё дней пять. Сапёры работают, как могут. С минами спешить нельзя.
Андрей изобразил вежливое внимание и, скрывая улыбку, уткнулся в свою кружку.
– И зачем их здесь столько поставили? – пожал плечами Гольцев.
– Это не нас надо спрашивать, – усмехнулся Фредди. – Я б им, генералам этим, объяснил, куда мины девать. Да со мной, майор, не советовались.
– Это заметно, – ответно улыбнулся Гольцев. – С кем из старших ковбоев ни заговоришь, все высказываются.
– А что, конечно, обидно, – в голосе Фредди искреннее сожаление. – Самые травяные места. Раньше своим ходом, на подножном корму без потерь до места доходили. А сейчас? Корма подвезли, спасибо, конечно, только время-то теряется.
– Они ж вес-то всё равно набирают, – удивился Гольцев.
– Набирают, – согласился Фредди, – только, когда тронемся, трава уже плохая будет, корма за стадом не повезёшь. Вот и потери в весе. А это… – он выругался, махнул рукой и взял свою кружку.
– А вы с привеса получаете?
– С головы и привеса, – ответил Андрей.
– В который раз гонишь?
Вопрос звучал без подвоха, и Андрей спокойно ответил:
– В первый. А что?
– Не тяжело?
– Легко только лежать и в потолок плевать, – глаза у Андрея озорно блестели. – И то ещё постараться надо, чтоб долетело.
– Хорошо сказано! – искренне рассмеялся Гольцев и посмотрел на Эркина. – И ты в первый раз?
– В третий, сэр, – спокойно ответил Эркин, поправляя огонь, и улыбнулся, – а на свободе в первый.
– А вот раньше, – задумчиво спросил Гольцев, – на перегоне бежали, наверное, многие?
– Кто поглупее, пробовал, – пожал печами Эркин.
– Это почему «кто поглупее»?
– А куда ты убежишь с номером? – ответил вопросом Эркин, показывая номер на руке. – А за побег – медленная смерть, сэр. Под пыткой и напоказ. Чтоб и остальные поняли.
Фредди невольно напрягся. Зря русский затеял об этом. Если Эркин опять заведётся… Но голос Эркина спокоен и даже как-то… по-учительски ровен.
– Нет, сэр. Отработочные ещё пытались. Думали до своих резерваций добежать. Всё равно ловили. А там уж как обычно.
– Так уж всех и ловили? – возразил Гольцев.
– Могли и сразу убить. В побеге. Разве только…
– Что?
– Бывало и так, сэр. Я слышал. Что если нет денег купить раба, то укрывали беглого, и уж он как на клятве работает. Чтоб не выдали.
– Как на клятве? – переспросил Гольцев и посмотрел на Фредди.
Тот недоумевающе пожал плечами, недоумение было и на лице Андрея. Эркин спокойно пил чай, разглядывая чуть сощуренными глазами огонь.
– Что за клятва? – спросил Гольцев. – Я уже слышал пару раз, но не знаю.
– Рабские штучки, сэр, – усмехнулся Эркин и посмотрел на Фредди. – Объяснить?
– Объясни, – кивнул Фредди. – Никогда не слышал даже.
– Расскажи, – сразу попросил Андрей. – Только не заводись.
– На этом не заведусь, – пообещал Эркин и посмотрел на Гольцева. – Только… зачем это вам, сэр? Рабства нет уже.
– Мне интересно, – просто и очень искренне ответил Гольцев.
Эркин пожал плечами.
– Хорошо, сэр. Вы ведь знаете, как раба новому хозяину передают.
Он не спрашивал, просто начинал рассказ, но Гольцев спокойно ответил.
– Не знаю. Откуда мне это знать?
Эркин удивился.
– Как так, сэр? Это все знают.
– Я тоже не знаю, – кивнул Фредди и улыбнулся, – у меня рабов не было.
Эркин вздохнул и на мгновение прикрыл глаза ресницами.
– Ну, так вот. Когда раба привозят на место, хозяин бьёт его по лицу, потом даёт целовать руку, в ладонь. Ну, чем били. И ещё дают там воды глотнуть, хлеба кусок. Ну, значит, покорился, признал хозяина, и за это кормят тебя. И каждый раз, как продадут тебя, или… ещё что, так это делают. Это обычное дело. А клятва… это когда раб сам решил покориться. Тогда он берёт сам белого, кого он хозяином себе выбрал, за руку, вот здесь, – Эркин взял себя за правое запястье, – и вот он сам хозяйской рукой бьёт себя по лицу, целует в ладонь и отпускает. Это и есть рабская клятва. Сам покоряется, сам хозяина признаёт. И давший клятву из хозяйской воли уже не выходит ни в чём. И продать его нельзя. Он другому хозяину уже не покорится. Слушаться будет, только если тот, ну, кому он клятву давал, прикажет. Клятву один раз дают. – Глаза Эркина влажно блеснули, по лицу опять скользнула встревожившая Фредди тень, но он уже опять спокойно смотрел на Гольцева. – Вот и всё, сэр, – и вдруг насмешливо улыбнулся. – Рабы-телохранители все на клятве. Вы ведь это хотели узнать, сэр?
Гольцев быстро вскинул руки к плечам ладонями вперёд.
– Сдаюсь. Шёл не за этим, конечно, но спасибо.
Фредди довольно хохотал, ржал Андрей. Смеялся и Гольцев, а отсмеявшись, сказал:
– А ведь страшные вещи рассказываешь, парень. Человек сам себя рабом делает, – и передёрнул плечами, как от холода.
– Он и так раб, сэр, – возразил Эркин, – от рождения раб. Кто рабом родился, рабом и будет. А клятва…
– А снять клятву можно?
– Нет, сэр. Клятва до смерти.
– Чьей? – быстро спросил Гольцев.
– Раб всегда умирает раньше хозяина, – Эркин насмешливо улыбнулся. – До смерти раба, сэр.
– Страшно, – повторил Гольцев. – Ну, а если случится так, что хозяин раньше умрёт?
– Когда как, сэр, – пожал плечами Эркин. – Рабов таких продавали, как выморочное имущество, я слышал, ну, кто ещё может работать, а там раб сам решал. За клятву держаться, так новый хозяин может и не посчитаться с этим, запорет за непокорность. Рабскую клятву рабу и беречь, сэр.
– А освобождение сняло клятву? – задумчиво спросил Гольцев.
– Рабскую клятву рабу и беречь, – повторил Эркин и потянулся за чайником, показывая, что больше говорить на эту тему не намерен.
Гольцев улыбнулся.
– Спасибо тебе, я и не думал, что здесь такие сложности. Об этом же не прочитаешь нигде.
– А что? – не выдержал Андрей. – Об этом книги пишут?
– О рабстве? И писали, и пишут.
– Надо же, – покрутил головой Андрей. – А зачем?
– А это смотря кто пишет, – рассмеялся Гольцев. – Ты грамотный?
Андрей набычился, покраснел, но ответил:
– Плохо очень.
– Читаешь, пишешь?
– Ну-у… писать не умею, – вздохнул Андрей, – а читать… – и резко бросил: – Обхожусь без этого! Ковбою грамота не нужна, бычки и так ухожены!
– Вот учись и прочитаешь, – не принял вызова Гольцев.
– Читать – глаза портить, – буркнул Андрей.
– Это кто тебе такую глупость сказал? – Гольцев улыбкой смягчил насмешку.
Андрей покраснел, открыл было рот, но его остановил взгляд Эркина.
– Хороший чай у вас, – Гольцев с явным удовольствием допил кружку.
– Наливайте ещё, сэр, – вежливо предложил Эркин.
– Не разорю вас? Дорогое ведь удовольствие.
Эркин переглянулся с Фредди, Андреем и улыбнулся своей «настоящей», меняющей лицо улыбкой.
– Нет, сэр, не разорите. Надо будет, ещё выиграем.
– В карты?
– Карты – белая игра, сэр.
– Расскажи ты, Фредди, – попросил Андрей.
– Вы делали, вы и рассказывайте, – хмыкнул Фредди.
– Мы на спор взялись чужое стадо по балочному мосту перевести, – стал рассказывать Андрей. – Ну, мост без настила, вода внизу ревёт, бычки боятся. А вброд не пойдёшь, мины. Ну, мы и взялись.
– На время, – добавил Эркин, оторвавшись от лепёшки.
– Да. И что мы за сколько? А! В полчаса уложимся. Ну вот, и все спорили. Не с нами, а друг с другом. Мы прогнали, и десятая доля с выигрыша нам.
– Законная доля, – кивнул Фредди.
– Ну вот, мы и оделись с выигрыша, и вкусноты всякой накупили, – Андрей довольно заржал.
– А чего кофе настоящего не купили? – отсмеялся Гольцев.
– А ну его! – отмахнулся Андрей. – Его вон Фредди любит, а по мне чай лучше.
Гольцев кивнул.
– Я из поморов, мы на северном побережье живём. Нас так чаехлёбами и зовут, – сказал вдруг быструю непонятную фразу и тут же сам перевёл. – Чаю не попьёшь, трески не поешь, как работать будешь? Треска – это рыба такая. Не пробовали?
Парни враз замотали головами и посмотрели на Фредди. Тот тоже покачал головой. Гольцев усмехнулся.
– Тут она дорогая, деликатесом считается. А у нас… треска да чай, чай да треска, ну, мясо ещё, грибы с ягодами. Хлеб привозной, дорогой очень.
– Вкусная она? Ну, треска эта, – спросил Андрей.
– Что привычно, что о доме напоминает, то и вкусно, – серьёзно ответил Гольцев.
Фредди невольно кивнул, и Гольцев продолжил:
– Дом, родина – это самое дорогое у человека… За это и живём, и воюем, и…
– А если нет дома? – вдруг резко перебил его Эркин. – Тогда как, сэр? Жить незачем, так? Где моя родина?
– Да, вас, индейцев, согнали с родной земли. Так ведь люди-то есть. Пусть резервация…
– Ты мне руки вчера крутил, рассматривал, номера не заметил? – голос Эркина оставался тихим, но зазвенел от напряжения. – Я из питомника. От рождения раб, рабыней от раба рабом рождён. Мне что вспоминать? Всё рабское. Каша… из рабской крупы. Хлеб… рабский, кофе рабское, мыло рабское. Сапоги на мне, куртка… всё рабское. Мне как быть, сэр?
Фредди прикусил изнутри губу. Всё-таки завёлся Эркин. Жаль. И тут же рассердился на себя. А на хрена он будет успокаивать Эркина, оберегать этого русского?
– Потому и чай любишь? – неожиданно спросил Гольцев.
– Да, – резко ответил Эркин. – И поэтому. И ты сюда не за чаем пришёл. Тебе тот раб, телохранитель, нужен. За хозяина всегда раб ответчик. Что ни случись, всегда на нашей шкуре отзовётся. Раб всегда виноват.
– А может, убили его? – быстро спросил Гольцев.
– Может, и убили, – так же быстро ответил Эркин. – А может, и сбежал, а может, и здесь остался. Его дело. Его хозяина убили, ему и думать.
– А с чего ты так завёлся? – резко изменил тон Гольцев.
Эркин напряжённо свёл брови, глядя в костёр, и заговорил уже медленно, размеренно.
– У раба ничего нет. Ни имени, ни родителей, ни детей, ни одежды своей, ни дома. И когда мы находим что-то своё и прячем, приходят белые и отбирают.
– Ты что, поверил тому?!.. – вмешался Андрей.
– Заткнись, – бросил, не глядя на него, Эркин. – Мне двадцать пять полных, а я и не жил ещё, считай. И все мы так. У каждого своё, каждый нахлебался. Что захотим сказать, то и скажем. Не захотим, не выбьешь. Битые все. Каждый сам по себе живёт и сам за себя отвечает. Это в имении, один кусок господский стырил, так всех перепороли. А теперь… каждый свои счёты сам сводит. Как рабы жили, интересно тебе, что ж, рассказать можно. Да слушать неприятно будет. Не для такого костра рассказы.
Гольцев неожиданно улыбнулся.
– Что каждый своего хлебнул и за себя отвечает, это ты хорошо сказал. Обидеть я тебя не хотел. И не выспрашивал ничего. Чай я, в самом деле, люблю.
Эркин на мгновение опустил ресницы и тут же поднял на Гольцева глаза, спокойно улыбнулся.
– Можно ещё заварить, сэр.
– Не надо, спасибо. Кипятку долейте и всё.
– Это мы знаем, – Андрей заглянул в чайник и налил туда кипятку из котелка. – Сейчас настоится малость и по второму заходу.
– И по сколько чайников за вечер выдуваете? – рассмеялся Гольцев.
– А не считаем. Пока место есть, пьём. А летом, на выпасе, с вечера заварим и в тенёк, помнишь, Эркин?
Эркин, улыбаясь, кивнул.
– Помню. На первой стоянке, там у корней яма была и всегда холодно.
– Ага. В жару с дневки прискачешь, сам весь в мыле, лопух снимешь и через край, – мечтательно вздохнул Андрей.
– Как это ты нутро не застудил? – усмехнулся Фредди.
– Моё нутро любую жратву выдержит, – захохотал Андрей. – Мне всё на пользу.
– Оно и заметно, – хмыкнул Эркин.
Андрей, самодовольно ухмыляясь, разлил чай.
– А поморы – это русские? – спросил Фредди, почти без напряга выговорив новое слово.
– Русские, – кивнул Гольцев. – Нас так называют, потому что на побережье живём. По-русски «po moryu». Рыбаки, моряки… Русские, но… чуть другие.
– Вроде ковбоев в Аризоне, – задумчиво улыбнулся Фредди.
– Вроде, – быстро глянул на него Гольцев и с видимым искренним наслаждением стал пить чай.
– А бывает чай с травами разными, душистый, – мечтательно сказал Андрей.
– Мне и такой нравится, – улыбнулся Эркин.
– Хороший чай, – выдохнул Гольцев. – А что за сорт?
Парни переглянулись. Эркин встал, вытащил из вьюка жестянку и подал её Гольцеву.
– Вот, сэр.
– Ого! – удивился тот, рассматривая банку. – Я и не видел такого. И сколько же стоит?
– Пятьдесят кредиток, сэр, – ответил Эркин, садясь к костру.
– У Роулинга брали?
– Да, сэр, – Эркин улыбнулся. – У него всё есть.
– Я уже заметил, – рассмеялся Гольцев. – Шёл мимо, заглянул. И сигареты русские, и спиртное.
Фредди усмехнулся.
– Раз есть русские покупатели, есть и русский товар. Роулинг умеет крутиться.
– Такая у него работа, – ответно улыбнулся Гольцев, допил свою кружку и поставил её вверх дном. – Спасибо за чай, за разговор. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, на здоровье, спокойной ночи, сэр, – ответили они вразнобой.
Гольцев на прощание ещё козырнул им и ушёл. Так же бесшумно, как и приходил.
Эркин решительно завинтил крышку на банке с джемом и спрятал во вьюк обе банки. Андрей зевнул.
– Ну и глазастый, всё видит, всё слышит… А ты чего заводился, Эркин?
– А ну его, – Эркин выругался, затягивая ремень на вьюке. – Ловко выспрашивает. Ну, я и решил показать ему… Чтоб не думал…
– Этого… телохранителя ты ему аккуратно подставлял, – усмехнулся Андрей. – И сказал, и ничего не сказано. Ловко.
– А пусть тот пасть не разевает, а раззявив, думает, чего несёт, – Эркин вернулся к костру и залпом допил свою кружку. – Отбились, – и с интересом посмотрел на Фредди. – Я не понял, ты ему нарочно зацепку дал?
– Какую зацепку? – поднял глаза на него глаза прикуривавший от веточки Фредди.
– А насчёт Аризоны, – спокойно ответил Эркин.
– Точно, – кивнул Андрей, – он на тебя сразу глазом вильнул.
Фредди с секунду сидел, оцепенев, и тут же разразился такой отчаянной руганью, что Андрей развёл руками.
– Вот это да! Ну, даже не знал, что так можно.
– Ты к стаду идёшь или посуду моешь? – остановил его восторги Эркин.
– Я к стаду, – Фредди встал и, уже выходя, бросил. – А вы ложитесь.
– Поздно гуляешь, Саша.
– В машине доберу, – Гольцев, не зажигая света, сел на койку и стал раздеваться.
– Нашёл чего?
– Что мог, собрал, – Гольцев лёг на заскрипевшую под его тяжестью койку. – Практически всё. Мне бы ещё потолкаться тут, поболтать за выпивкой и куревом… Да времени нет…
– И много ты из индейца выжал? – засмеялись в темноте. – Ты в седьмом долго сидел.
– Больше, чем надеялся, но меньше, чем хотелось. – Гольцев зевнул. – С ним только дружеской беседой, на цыпочках и поглаживая. И то…
– Упирается?
– Уходит. Чуть-чуть нажмёшь, он уже в стороне.
– А остальные?
– Малец – он малец и есть. Если б индеец его не держал, он бы много наболтал. Трейси отмалчивался. За него парни работали.
– Команда?
– Похоже, да. Очень слаженно работают. – Гольцев помолчал. – И всё равно нестыковки остаются.
– Те же?
– В принципе, да. Трейси задумал и уехал, обеспечивая себе алиби. Парни сделали.
– Как?
– И зачем?
– Вопрос «зачем» снимается с повестки. Они работают на Трейси. Его и надо спрашивать. Но его версию карточного долга не опровергнуть. Как – тоже в принципе ясно. Меня интересуют некоторые детали. Но сделали они. По крайней мере, участвовали.
– Доказательства, Саша…
– Доказательство в барбарисовых кустах. Я там сегодня полазил.
– Там и так будто слоны танцевали.
– Да, их сапоги, отпечатки шляп, ободранные листья и… что ещё, ну? – по его тону было слышно, как он улыбается.
– Обломанные ветки?
– Не обломанные, а обрезанные. Срезаны острым ножом, и срезы затёрты землёй, чтобы не выделялись, – кто-то негромко присвистнул. – Во-во. И я попробовал встать на их место. Следы-то остались. И увидел всю тропинку. От кривого дерева, где стоял телохранитель, до последнего поворота, за которым уже лежал труп. Они там были, рвали ягоды, собирали в шляпы, хотя на их решётке три котелка, не считая кофейника.
– Кофе тебе хоть налили?
– Меня угощали чаем. Не мешай. О шляпах ещё думать буду. Но главное, они видели убийц, это точно.
– Это первое. Ещё.
– За весь день они единственные, кто в разговоре не вспомнил об убийстве. Я уже сегодня наслушался. Какая Ротбус сволочь, и какие молодцы те, кто его укокошил. А команда Трейси будто не знает об этом и не желает знать.
– А радость Трейси? Ты ж сам говорил…
– Актёры все, – Гольцев снова зевнул и уже совсем сонно закончил: – Но я домотаю. Кое-что они мне сказали.
Могучий мужской храп наполнил комнату.
Фредди обошёл стадо и встал, прислонившись к изгороди, закурил. Чёрт, как же он, в самом деле, лопухнулся. Ведь Трейси родом не из Аризоны. А раз этот… майор на эти слова «глазом вильнул», то, значит, и по этим документам уже прошёлся. Правда… не так уж и страшно. Работал в Аризоне. Оттуда и знает. Отбиться можно, но зацепка останется. Неприятно, очень неприятно. А парни молодцы. Никогда бы не подумал, что Эркин играет. Хотя… нет, это он просто говорит так, чтобы на его закидоны не обижались. А может… кручёные парни всё-таки. Вот они здесь, а вот и нет их. Тяжёлый перегон. Но работать с парнями легко. Да нет, сложностей хватает, и от психов их устаёшь, и в пастьбе не такие уж они умельцы. Но… напарники хорошие. Не подставят, если только сами не залетят по-глупому. Джонни, конечно, ловкач. Углядел их тогда на рынке. Человека Джонни чует, этого у него не отнять. И удачливости его. Всегда был удачлив. И самое главное в нём, что никто его всерьёз не принимает. Игрок, балагур, насмешник, ходок по бабам, живёт минутой… Фредди усмехнулся. Всё так, но… Ладно. Стадо в порядке, пастухи тоже, лошади в табуне. Корма на неделю, а русский сказал, что им ещё дней пять здесь сидеть. Излишек тогда либо продать, либо сговориться с кем потолковее из старших и на грузовике следом за стадами. Грузовик Джонни в аренду даст. Сам за рулём или наймёт кого.
Фредди сплюнул окурок. Всё-таки неплохие сигареты у русских. И не спеша пошёл к посёлку, изредка подсвечивая себе фонариком. Ну, это всё уже прошлое, и думать об этом незачем. Теперь можно заняться и этой сволочью Седриком. Странно, что его русские не тронули. Все, кого они забрали, бывшие охранники. А Седрик уцелел. Странно. Может, Эндрю и ошибся. Тоже ведь человек. А человек всегда в чём-нибудь да ошибётся. Ладно. Кем бы Седрик ни был до, а сейчас он ковбой. И чтоб не марал это звание… Завтра поговорим, и суд чести по всем правилам. Денька так через два, когда русские успокоятся. Да и мы все тоже. Крыса многим стоял поперёк глотки. Но боялись его ещё больше. Если б не этот страх… Да и старик Говард за его спиной. Но с Крысой покончено, есть бог на свете! Роулинг на радостях, говорят, в тот вечер бесплатно поил. Ну, это, положим, загнули, чтоб Роулинг и бесплатно! Но как же чисто сделано. Даже завидно. Он сам так чисто редко когда срабатывал. Только если вся подстраховка была на уровне. Русские ничего не нашли. Если кто и может что рассказать, так это тот негр. То-то он так подставлял парней. Похоже, с себя на них перекидывал. Ну, Джонни его найдёт. Тогда всё и узнаем.
Посёлок уже спал. Тлели оставленные на ночь костры под решётками, уставленными котелками и кофейниками, храпели и что-то бормотали во сне умотавшиеся за день люди. Это ведь только в книжках да на картинках ковбой – весёлый бездельник, драчун, забияка, покоритель женщин… Нет, всё это так, но это когда под расчёт всё получено, и можно дать себе волю, а на перегоне…
Фредди вошёл под навес, ощупью пробрался к своей лежанке. Парни уже спали и, когда он лёг, даже не шелохнулись.
Тетрадь двадцать третья
Алабама
«Мышеловка»
Эркин проснулся от шума дождя.
Вылезать из-под одеяла не хотелось, как никогда, но мысль о мокнущих рубашках и портянках заставила его встать. Было ещё совсем темно. Пошатываясь со сна – вчера они с Андреем за полночь проваландались у загонов, он влез в сапоги и побрёл снимать с натянутого между навесами лассо вещи. И даже текущая по спине холодная вода не разбудила его. Собрав вещи, он отцепил лассо, вернулся под навес и стал налаживать сушку уже под крышей. Его возня разбудила Фредди. Вдвоём они всё устроили так, чтобы с мокрых вещей не капало на мешки, и сели к костру.
Эркин разворошил костёр, покосился на спящего Андрея, встал и накрыл его своим одеялом. И постоял немного над ним.
– Ты бы тоже ещё лёг, – Фредди прикурил от веточки и сунул её в костёр.
– Разосплюсь, не встану, – ответил Эркин и, оглядевшись, стал осторожно разминаться, напрягая и распуская мышцы.
Фредди хотелось спросить, о чём вчера допоздна гомонили у загонов цветные пастухи. Вернее, о чём – понятно, но вот до чего договорились? Орали так, что до посёлка долетали обрывки ругани. Но он уже знал, что секреты остальных Эркин оберегает ревнивее своих. О чём своём он Фредди скажет, о чужом – никогда. И понятно: о чужом секрете сказать – это всё равно как настучать, в Аризоне так же было: своим – так всё, а чужому – на-ка выкуси. Это для Эркина он свой, и Эндрю там свой, и всё. Остальным белым туда ходу нет.
Размявшись, Эркин встал у края навеса и, выставляя под дождь ладони, набрал воду в пригоршни, умылся дождевой водой.
– Ловко, – усмехнулся Фредди.
– Это я ещё в имении приспособился, – ответно улыбнулся Эркин, присаживаясь к костру. – На скотной умыться негде, на обед придёшь, так, пока умываешься, твою миску живо очистят. Вот я и то из поилки воды зачерпну, то вот так под дождь выставлюсь, пока надзиратель не видит.
– Запрещали разве? – удивился Фредди.
– По-всякому, – Эркин отбросил со лба мокрую прядь. – Им интересно было нелюдями нас выставить. Что мы там грязнули, неряхи, – он еле заметно усмехнулся, – маньяки сексуальные. Да и вообще. Если заметят, что ты чего-то сам хочешь, это тебе и запретят. Знаешь, чего один раз сделали?
– Заведёшься, – остановил его Фредди и неожиданно для себя легко спросил: – Чего гомонили вчера?
– Да спорили. Ну, об этом, которого вы за дискредитацию, – Эркин старательно, но безошибочно выговорил непривычное слово, – вне закона поставили.
– А о чём тут спорить?
– Ну, – Эркин усмехнулся, – чего его раньше сами эти четверо не порешили, кто его упустил, что он к русским успел сбежать. Не отпустят они его?
– Мало ему не будет, – усмехнулся Фредди. – Да и решение наше всё равно в силе. Отпустят его, так всё равно от нас не уйдёт. Здесь не смерть главное, а ожидание…
– Смерть не наказание, – неожиданно совсем не сонным голосом сказал Андрей, – а избавление от наказания.
Фредди вздрогнул.
– Ты откуда это взял?
– Слышал как-то, – Андрей сел на лежанке и зевнул. – Чего вы вскочили? Рано ж ещё.
– Дождь разбудил, – рассмеялся Эркин.
Андрей зевнул ещё раз и встал.
– А раз встали, есть давайте.
– Иди умойся сначала, глаза не разлепил, а лопать лезешь.
– А пошёл ты, – беззлобно отругнулся Андрей, выставляя под дождь ладони.
– Мешок не размочим, когда потащим?
– Нет, – Фредди сплюнул окурок в огонь и заглянул в котелок. – Бумага плотная. Вроде готово уже.
– А то нет, – Андрей решительно взялся раскладывать варево. – Горячее сырым не бывает. Эркин, чаю заварим?
– Чай на вечер. Кофе есть.
Они завтракали, перебрасываясь обычными шуточками по поводу обжорства Андрея. Пока ели, рассвело. Парни потащили мешок к загону, а Фредди занялся посудой. И невольно улыбался, вспоминая, как это было…
… Они ушли от посёлка и от загонов, разожгли костёр. Джордж привёл шерифа. Джерри оторопел, увидев костёр и их вокруг.
– Вы что это затеяли?
– Спокойно, шериф.
– Всё по закону.
– По нашему закону, – сказал он. – Это суд чести. И тебя мы позвали, чтобы ты потом русским правильно объяснил.
Джерри был сильно после вчерашнего, но тут сразу пришёл в себя.
– Конечно-конечно, но…
– Без «но», шериф, – оборвал он. – Так, ещё что…
– Протокол, – сказал кто-то. – И тоже русским дадим. Они наших законов не знают. Чтоб потом ни у кого неприятностей не было.
– Дело, – одобрил он. – А кто вести будет?
Они стали смущённо переглядываться. Хоть и грамотные все, ведь не рабы, не цветные, а белые, в школе-то все учились, но дел с писаниной не имели, не ковбойские это дела. А тут надо писать быстро, да ещё подправлять на ходу, ругани-то на бумаге не место.
– Давайте я, – предложил один из молодых ковбоев.
Приглядевшись, он узнал Берта Рестона, который тогда отдал Эркину книгу.
– Кто его знает? Доверяете?
Круг зашумел:
– Доверяем…
– Доверяем…
– Толковый парень…
– Молод только…
– Так не в судьи…
– Пусть он…
– Доверяем…
Кто-то достал и дал Рестону свой блокнот.
– Держи. А мы все подпишемся.
Все закивали.
– Ну, тогда всё, – кивнул он. – Дан, Роб, Дик, приведите этого… – Он проглотил ругательство, и все одобрили его молчаливыми кивками. Успеем ещё наругаться.
Ждали молча, спокойно покуривая. Старшие ковбои у огня, кто помоложе – за ними. И, когда послышались шаги и возмущённый голос Седрика, никто не шевельнулся, головы не повернул…
…Фредди составил у решётки отмытые миски и пошёл за водой к «белому» колодцу…
…А как хорохорился поначалу. Не лезьте, мол, в чужие дела. Да кто они такие, чтоб указывать. Джерри сидел, как и положено шерифу на суде чести, молча. Говорили старшие ковбои. Он слушал молча, но на этом: «Кто вы такие?!» – не выдержал.
– Мы ковбои, а ты сука надзирательская.
Остальные одобрительно загудели:
– Правильно, Фред.
– Ковбой чужого не зажилит.
– Не подставит никого.
– Надзиратель ты, а не ковбой.
Седрик вскинул голову.
– С цветными иначе нельзя! Вы распустили их, расу, – и с вызовом посмотрел на всех, – потерять согласны, лишь бы шкуру свою спасти. Ротбус был, вы все пикнуть не смели, а теперь расхрабрились.
– А какие у тебя дела с Крысой? – спросил Дан. – О чём это вы так беседовали мило?
– Прямо голубками ворковали, – усмехнулся Роб…
…Как же Седрик сразу завилял. И Фредди не рискнул выстрелить в него «охранюгой», но и слова Эркина оказались к месту. И решение было одно. Седрик – не ковбой, марает звание ковбоя, и слово «дискредитация», предложенное Рестоном, всем понравилось, и без Фредди всё покатилось куда надо.
Фредди удовлетворённо хмыкнул, пристраивая на решётку котелок с водой…
…Они сказали Седрику всё, что хотели. О нём, о рабстве. Что цветные о скотине думают, а он о своём кармане, что он дважды вор, обокрал и лендлорда, и пастухов, что парней под вычет загоняет. Правда, вопрос о Крысе как-то отпал, но Крыса мёртв, а каким бы подручным Седрик у него ни был, теперь это не опасно, так что можно и не брать в голову. И приняли решение. Вне закона. Любой ковбой, любой пастух, вообще любой может сделать с Седриком что захочет и когда захочет, и защищать его никто не будет. Джерри, выслушав приговор, изменился в лице, но промолчал. Когда ковбои собирают суд чести, им поперёк пути вставать нельзя. И защитивший того, кто вне закона, сам станет отверженным. А этот дурак не понял. Даже когда с него сорвали пояс с кобурой, вынули и разломали кольт. Хороший новенький кольт, но так уж положено. Пояс с пустой кобурой швырнули ему под ноги и перестали замечать. Пусть походит живым трупом, подождёт. Все по старшинству подписались под протоколом и вручили его шерифу. И составили другой. Уже не протокол, а акт. Что старшим ковбоем они на это стадо ставят Берта Рестона. Ну и что, что молод, что вообще первый раз гонит, и на коне сидит как… ну, ладно, чего обижать парня. Старается, как может. Но другого ковбоя, которого можно снять со стада и который после всего сможет наладить отношения с цветными, нет. А документы и кормовые должны быть у белого. Не нами это заведено, не нам и ломать. А что до чисто ковбойской работы, то тут и помогут, и подскажут. Всё равно дальше кучно пойдём. Акт тоже подписали и вручили шерифу, уже для лендлорда. Пусть оплачивает работу Рестона. А если ещё раз им надзирателя или ещё какую сволочь подсунут… русские, вон, с десяток охранюг вывезли, промеж нас ползали. Они сволочи, а нас трясли. Когда и куда исчез Седрик, никто не заметил. Прямо от костра старшие ковбои с Рестоном и шерифом пошли в двадцать первый номер, там, перерыв вьюки, нашли блокнот старшего ковбоя и конверт с документами и кормовыми. Денег было много. Дан, заглянув в конверт, сразу сказал, что должно хватить. Ничего больше не тронули и опять все вместе пошли в восемнадцатый. Пастухи, все четверо, сидели у костра. Здесь же мешки с кормом, их сёдла, всё хозяйство. По тому, что пастухи не удивились и как оперативно сбежались цветные от всех навесов, было понятно, что за судом чести много глаз следило. Уже Дан зачитал им приговор, акт и представил им Берта, вручив при них ему пакет и блокнот. И разошлись. Дальше пусть сами разбираются…
…Фредди удовлетворённо осмотрел навес: корма хватает, даже если придётся здесь задержаться.
– Фредди, – Дон зашёл под навес, снял шляпу, стряхнул с неё воду и снова надел. – Привет.
– Привет, Дон. Ну, как дела?
Дон рассмеялся.
– У кого? У русских? Они потрошат Седрика, а тот выворачивается наизнанку, лишь бы они подольше копались в его потрохах.
Фредди кивнул.
– Он живёт, пока говорит. Когда русским надоест его слушать, они вышибут его пинком под зад. И он знает, что его встретят.
– Нож или пуля, Фредди?
– Цветные всю ночь выясняли, кто его упустил.
– Да, я знаю. Они так орали, что я не мог заснуть. Там один здорово загибает, – Дон усмехнулся. – Где он только подцепил такие обороты?
Фредди заинтересованно посмотрел на Дона.
– Думаешь, Седрик слышал?
– Русские слушали. Во всяком случае, двое из них сидели на крыльце и комментировали. Я так полагаю.
– Они говорили по-русски?
– А может, по-индейски. Я эти языки не различаю, Фредди.
– Понятно. А что несёт Седрик?
Дон пожал плечами.
– Это многие хотели бы узнать. Но тут глухо, Фредди. А вот протокол доставил русским живейшее удовольствие. Мы являемся с протоколом, а Седрик уже сидит там и размазывает сопли и слёзы. И просит его спасти.
Фредди невольно рассмеялся.
– От нас?
– От всех. Его четвёрка посменно дежурит у русского дома.
– И сейчас? – удивился Фредди.
Дон расхохотался.
– Мокнут, но сидят. И остальные пастухи им помогают. Твои там тоже болтаются.
– Их дело, – пожал плечами Фредди.
– Старшие ковбои там тоже… прогуливаются. Говорят, прогулки в дождь полезны для здоровья.
– Радикулит лечат? – хмыкнул Фредди.
– Ты же знаешь, Фредди. У ковбоя три болезни. Радикулит, загул и пуля. А лечат каждый своё.
– Запой, – поправил Фредди, застёгивая куртку. – А загул – это не болезнь, а место пребывания.
– Точно, – заржал Дон. – Ковбой либо при стаде, либо в загуле. Пойдёшь пройтись, Фредди? Что будешь лечить?
– Я для профилактики.
– Ну, счастливо.
Они вышли из-под навеса и разошлись каждый в свою сторону.
У «русского дома» было действительно людно. Для такой погоды. Под большим деревом собрались старшие ковбои. Курили, степенно обсуждая достоинства и недостатки кормов. Под соседним деревом пятеро пастухов в рабских куртках играли в щелбаны, явно пренебрегая счётом. А у стены домика, прямо под окнами, чудом умещаясь на полоске сухой земли, сидели на корточках Андрей и Эркин, куря одну на двоих сигарету. Фредди они не заметили, и он присоединился к старшим ковбоям.