Kostenlos

Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

– Ой, да не разувайтесь вы, – замахала руками Зина на попытку Жени снять черевички. – У нас ещё полы не такие, чтоб разуваться.

– Ну, давай, хозяйка, – кивнула Баба Фима. – Показывай, что у тебя тут и как.

Тим и Эркин одновременно посмотрели на Бабу Фиму, снова друг на друга и сдержанно улыбнулись.

– Давай, Тим, посмотрим, – предложил Эркин.

– Смотри, не жалко, – повёл плечом Тим.

Они не спеша пошли по квартире. Да, конечно, обои на месте, двери не расшатаны, на паркете никто костров не разводил, но поскоблить бы его не мешало. И натереть, как следует. О чём Эркин и сказал. Тим настороженно кивнул.

– Хорошая квартира, – заметил Эркин, переходя в следующую комнату.

Не отдавая себе в этом отчёта, он сейчас подражал Медведеву. Когда в среду после работы к нему домой пришли Медведев с остальными, они так же ходили, смотрели, хвалили и обсуждали, что, как и кто будет делать. Он тогда, наслушавшись, понял, что сам бы колупался месяц, а то и больше.

В дальней комнате они остановились у окна.

– Обои я менять не буду, – сказал Тим и добавил: – Пока.

– И с обстановкой потянешь, – понимающе кивнул Эркин.

– Да. Ты тоже не всё ещё сделал, так?

– Дом закончен – пора умирать, – улыбнулся Эркин. – Слышал я такое. Да и… спешить некуда, у меня вся жизнь впереди.

– Да, – согласился Тим. – Слушай, эти, ну, из бригады твоей, сговаривались с тобой?

– Да, – сразу понял его Эркин. – Ещё в понедельник. А в среду пришли, посмотрели, обговорили всё. Материал мой, а остальное… Хотя вот, для кладовки брус и доски они принесли, – и улыбнулся, – в подарок.

Тим кивнул.

– Понятно. Мне… мне тоже в цеху сказали, что придут.

– Прописался?

– Да, порядок. Двадцать с небольшим ушло. Слушай, это… беженское новоселье тоже… вроде прописки получатся, так?

– Так, – удивлённо согласился Эркин. – Получается… что так. Я не думал об этом.

– А о чём ещё ты не думал? – поинтересовался Тим.

– А я тебе отчитываться должен? – немедленно ответил Эркин. – Пошли, кладовку посмотрим. Стеллаж будешь делать?

– Самое удобное, – кивнул Тим.

Он явно хотел о чём-то спросить, пока они одни, но медлил. А Эркин не стал помогать ему, но и не торопил, продолжал стоять рядом. Они стояли у окна, разглядывая заснеженную площадь перед домом, казавшийся отсюда совсем маленьким магазин, редких прохожих.

– Слушай, – наконец разжал губы Тим. – Ты… вы как спите?

– Чего? – переспросил Эркин, еле заметно сощурив глаза.

– Ну, одеял сколько?

– Одно, – ответил Эркин.

Тим сосредоточенно кивнул. Он сам не знал, о чём и, главное, как спрашивать. Ведь… ведь вроде всё обошлось, но ему-то хочется, чтоб всё было хорошо, по-настоящему, а не по-рабски. А как говорить об этом? Непонятно…

…Среда прошла в суматошной беготне. С утра они пошли к Филиппычу. И приехали оттуда на нагруженных санях. Кухонный шкафчик, постели, посуда, всякая хозяйственная мелочь… Зина сначала всё оглядывалась на него, спрашивала, и он повторял:

– Бери всё, что надо.

Там же – у Филиппыча и впрямь было всё! – купили и три кровати. Две маленькие, чуть побольше детских, и большую двуспальную. Да, конечно, крепкие, новые, но явные самоделки, потом надо будет их заменить, купить красивую спальню, но он спешил. Больше они спать на полу, по-рабски, одетыми и вповалку не будут! Он бы и шкаф сразу купил, но шкафа у Филиппыча не было, шкафы только под заказ, так что ограничились вешалкой в прихожую и комодом. Еле довезли, еле втащили, больше семисот рублей ушло, не считая за подвоз и помощь при разгрузке. Расставили, как получилось. Впопыхах чем-то пообедали. Распихали кое-как покупки и снова пошли в город. Уже в центр, в Торговые Ряды. На три кровати у них же даже постельного белья нет. Дим и Катя снова остались одни, и Зина всё волновалась, и он тоже начал психовать, подозревая, что изобретательный Дим найдёт, чем занять себя, и не Кате его остановить, так что неизвестно, будет ли цела квартира к их возвращению. Но обошлось наполненной водой ванной с плавающими там кастрюльками и мисками. И до вечера устраивались, а в четверг ему уже на работу. Хорошо, что во вторую смену, так что с утра он себе хоть тёплой одежды успеет купить. Но до четверга ещё была ночь. Его первая ночь с Зиной в супружеской постели. В комнате, которую они определили, как свою спальню, стояли кровать, комод и табуретка – одежду сложить. Голое окно без штор, голая яркая лампочка под потолком. И у детей в комнатах – кроватка и табуретка – и всё. Да на подоконниках в одной комнате – кукла, в другой – машинка. Катя хныкала, боясь оставаться одна, Дим храбрился, но, когда он наклонился поцеловать сына на ночь, уцепился за его шею и долго не отпускал. Зина придумала включить свет в прихожей и оставить открытыми двери, чтоб хоть темноты такой не было. И сказала ему:

– Ты, Тима, к стене ложись. Если что, я ночью к ним встану.

Сказала так просто, будто… будто всё само собой у них, будто… будто так и надо. Он ещё раз поцеловал Дима и Катю, проверил, надёжно ли заперта входная дверь – замки он потом заменит, хреновые замки, к таким и отмычка не нужна – и вошёл в спальню. Стал снимать рубашку, старую, ещё рабскую – руки дрожали, как после нагрузки – подумал, что хорошо виден с улицы в освещённом окне, пошёл и выключил свет. На пол лёг жёлтый прямоугольник от открытой двери. Он отошёл в тень, разделся, сложив одежду на табуретку в привычном, как выучил ещё Грин, порядке, сел на край кровати, обтёр ладонью ступни – тапочек ещё не было, босиком ходили – откинул одеяло, лёг к стене, накрылся. Одеяло выбирала Зина, толстое, мягкое, как перина. От новенькой простыни – привезённые с собой оказались малы для этой кровати и пошли на детские – и от одеяла пахло странным непривычным запахом. Он лежал и слушал, как Зина зашла к детям, пошепталась с ними. Он уже знал, помнил по лагерю этот тихий неразборчивый шёпот, где слова неразличимы, да и не важны, а от самого голоса делается тепло и спокойно. Вот её приближающиеся шаги. Он почему-то закрыл глаза и отвернулся к стене. И слушал. Зина покопалась в его вещах, вышла, открылась дверь ванной, вроде, зажурчала вода из крана, утихла, закрылась дверь, щёлкнул выключатель. Вошла в спальню. Села на край кровати. Зина на ночь всегда раскалывала свой узел, спуская косу. Да, вот звякнула упавшая на пол шпилька. И вот… легла. Он ощущал, чувствовал рядом её и… и лежал… как скованный… как… как будто ему релаксанта полный шприц вкатили.

– Тима, – позвала его шёпотом Зина. – Ты спишь?

– Нет, – так же шёпотом ответил он.

– Тима, – Зина повернулась набок лицом к нему. – Я рубашку твою взяла, замочила, утром чистую оденешь. На работу ведь.

– Да, – шевельнул он пересохшими непослушными губами.

– Хорошо, что во вторую тебе, да, Тима? Утром-то дел сколько. И Димочкино всё я тоже собрала, и Катино. Вывозились они, смотреть страшно. Я их выкупаю тогда завтра. Надо бы сегодня, да руки не дошли.

– Да… да… – соглашался он, не особо понимая, да и не пытаясь понять её слова.

Зинина рука мягко коснулась его плеча, поправляя одеяло.

– Спи, Тима, ты устал как, спать хочешь…

– Нет, – ответил он неожиданно резко, рывком поворачиваясь к ней. – Нет, я тебя хочу.

– Господи, Тима…

Он обнимал её, прижимая к себе, её руки обвивались вокруг его шеи, её шёпот, тихий и совсем иной, не такой, каким она говорила с детьми, обжигал ему щёки.

– Господи, Тима, Тимочка, родной мой, Тимочка…

Мягкие тёплые губы Зины у его губ. Сбивающееся, мешающее одеяло. Он сталкивал его, отбрасывал, но оно почему-то снова оказывалось на нём, окутывая тёплой, мягкой, шепчущей тишиной…

…Тим тряхнул головой.

– Ты что-то сказал? Я не слышал.

Эркин спокойно выдержал его взгляд.

– Пошли, говорю, кладовку посмотрим.

– Да, пошли.

Они вышли из пустой комнаты, и Тим повёл Эркина в кладовку. Кладовок было две. И одна заметно холоднее.

– Здесь стена на шахту с вентиляцией выходит, – объяснил Тим щупающему стену Эркину.

– А, так это, значит, для продуктов, – решил Эркин. – У нас в кухне под окном такое.

– Видел, – кивнул Тим и усмехнулся. – Сначала подумал, что тайник.

– Тайник на виду не делают, – ответно улыбнулся Эркин. – Да они здесь и ни к чему.

Тим не стал спорить.

На их голоса подошли Зина с Женей и Бабой Фимой. Ещё поговорили, обсуждая всякие хозяйственные и очень важные мелочи, выловили заигравшуюся в прятки Алису и попрощались.

Дома Женя как заново оглядела их квартиру. Эркин сразу опять переоделся в рабские штаны и ушёл в кладовку доделывать стеллаж. Женя постояла в дверях кладовки, глядя на его сосредоточенную работу, и тихо ушла на кухню. Надо приготовить обед, разобраться наконец с подаренной посудой, вещами… чем-то Эркин недоволен…

Женя не ошиблась. Эркин и впрямь злился. Прежде всего на себя. Его опыта вполне хватило, чтобы по Зине увидеть и всё понять: его советы Тиму ни к чему, она и так… довольна выше меры. Так этот… палач дал своей жене всё, а он… подставил тогда Женю и вот теперь… а он, чёрт, что это с ним, ну… ну, ничего он не может теперь сделать. Хоть языком всю квартиру вылижет, хоть накупят они всего, а… этого-то не будет теперь, как было, не вернёшь. И только на нём вина, упустил тогда в Гатрингсе этого гада, как его, а к чёрту, ещё имя помнить, так чудо, что Женя выжила, будь и за это благодарен и не думай, и не мечтай ни о чём. Не мечтай. Вот спальник ты поганый и есть, хорохорился, что не нужно тебе, что и без этого проживёшь, а вот же, всё равно одно на уме. Изнасилованная женщина всех мужчин ненавидит. А уж после «трамвая»… так скажи спасибо, что Женя за мужчину тебя не считает, рядом с собой терпит. И выкинь всю эту глупость из головы, а то ещё забудешься, полезешь спросонья, а тогда… и подумать страшно, что тогда будет. Зина эта аж светится, когда на своего… смотрит, а спальню когда показывала, то всё одеяло на кровати поправляла… и он, палач чёртов… да ну их! Повезло парню, так и хрен с ним!

 

Эркин яростно стругал, заглаживал, вставлял и закреплял доски. Алиса разрывалась между кухней, где готовился обед, и кладовкой, где так восхитительно пахло весело разлетавшимися стружками. Упрямого молчания Эркина она просто не замечала, болтая без умолку сразу обо всём.

– Эркин.

Он вздрогнул и оглянулся. Женя? Что-то случилось?

– Женя?! Что случилось?

– Ничего, – улыбнулась она. – Просто обед готов. Идём, пообедаем, потом закончишь.

Он посмотрел на неё и медленно кивнул.

– Да. Сейчас иду.

И когда Женя вышла, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Нет, Женя ничего не заметила и не сердится на него. Можно жить дальше. Он очистил рубанок и верстак, подмёл. А ведь всего ничего осталось. После обеда в момент сделает. И они разложат вещи, повесят одежду. Вон для этого всё сделано. Ведёрко мусорное уже почти полное, надо будет, когда закончит со стеллажом, вынести.

Он вышел в ванную, вымыл руки, подумал и тут же над раковиной обтёрся до пояса холодной водой и умылся. Чтоб в голове прояснело.

Женя ему ничего не сказала, когда он сел за стол в рабских штанах, но Эркин понял и виновато улыбнулся ей.

– Я после обеда закончу в кладовке, там совсем мало осталось.

– Хорошо, – кивнула Женя, расставляя наполненные тарелки. – Алиса, с хлебом ешь.

– Ага, – вздохнув, согласилась Алиса.

Эркин с таким удовольствием ел капустный салат, что Женя рассмеялась.

– Может, тебе и впрямь рассолу налить?

– Я уже опохмелился, – охотно подхватил шутку Эркин.

Женя весёлая, смеётся, шутит, так… так ему ж больше ничего и не надо.

– Мам, а я с вами к Димке с Катькой пойду? – Алиса не столько спрашивала, сколько утверждала.

– К Диме и Кате, – поправила её Женя и уточнила: – Если будешь себя хорошо вести.

– Целую неделю?! – ужаснулась Алиса и жалобно проныла: – Э-эри-ик…

– Раз мама говорит, значит, так, – ответил Эркин, заслужив благодарную улыбку Жени.

Вообще-то подобное уже бывало, и Алиса давно поняла, что все взрослые всегда заодно, и в качестве компенсации – надо же хоть что-то получить – попросила вон тот огурец. Чтобы его в суп нарезали. Женя охотно выполнила её просьбу.

– Эркин, а тебе?

Он молча кивнул. Женя улыбнулась: не было ещё случая, чтобы Эркин от чего-то из еды отказался, ему всегда всё вкусно.

– Мам, ты и себе нарежь. Знаешь, как вкусно.

Да, солёные огурцы – великая вещь. Надо будет регулярно покупать. А летом свои сделать. И вообще… больше заниматься домом. Конечно, здесь ни о дровах, ни о воде, ни о канализации думать не надо. Значит, надо думать о дизайне, интерьере – вспомнила она слышанное на лекциях по домоводству в колледже. Деньги же есть.

– С понедельника займёмся мебелью. И знаешь, что, – Женя собрала тарелки из-под супа и поставила на стол тарелки с жаренной с мясом картошкой. – А сюда капусту. Так вот, Эркин, надо будет прикинуть сегодня, что за чем покупаем, составить план. Чтобы по мелочам деньги не ушли.

– Ага, – согласился Эркин. – И… и ты говорила, чтобы, как это, гарнитуром покупать, так?

– Так, – улыбнулась Женя. – Можно, конечно, и по отдельности, но не думаю, что получится дешевле.

– И красивей, – кивнул Эркин.

– Конечно, – обрадованно подхватила Женя.

На третье был компот. Яблочный. Тоже вчера им подарили банку. Нет, летом она обязательно займётся этим: соленьями, маринадами, компотами, в Старом городе огороды и сады у всех, можно будет купить даже дешевле, чем на рынке. А если договориться, что они сами собирать будут… Эта идея так же встретила полное одобрение Эркина и Алисы. Эркин тут же предложил, что он летом – дни ведь, говорят, будут длинные – может вообще наняться в Старом городе на подработку, даже опять на подёнку.

– А что, Женя, смена до трёх, или с трёх, на полдня свободно можно наняться.

Он так оживился, что Женя ограничилась кратким:

– Посмотрим, как с деньгами будет.

Эркин быстро внимательно посмотрел на неё и опустил глаза. Женя досадливо тряхнула головой и стала убирать со стола.

– Алиса, спать, маленькая.

– Ну ла-адно, – протянула Алиса.

Женя вышла из кухни проследить, как она умоется и переоденется, а Эркин занял место у раковины. И, когда Женя вернулась, он уже расставлял вымытые тарелки на сушке.

– Всё, уложила, – улыбнулась Женя. – Тебе понравился компот?

– Да, – сразу улыбнулся Эркин. – Очень вкусно. Женя, я сейчас закончу кладовку, и вещи разложим. Ты… ты отдохни пока, поспи, ладно?

– Как Алиса? – рассмеялась Женя. – Нет, спасибо, конечно, но у меня стирки полно.

Эркин кивнул. Он смотрел на Женю и не мог отвести глаз. Нет, нет, всё это глупости, конечно, он обойдётся, перетерпит, Женю он не потревожит, она весела, довольна, забыла обо всём, он не напомнит ей, нет…

– Ты что, Эркин? – удивлённо спросила Женя.

Эркин вздрогнул и опустил ресницы.

– Нет, ничего, Женя. Я… я это так. Пойду, в кладовке закончу.

– Смотри, снова не опьяней, – пошутила Женя.

Эркин ответно улыбнулся и, ловко изогнувшись, чтобы не задеть её, вышел.

Женя оглядела кухню, протёрла стол насухо и накрыла его поверх клеёнки скатертью. Вот так. Сюда бы ещё вазочку с цветами. А всё равно хорошо. Очень удачно купили плафон на кухню. Белый матовый шар, разрисованный бабочками и ягодами. И занавески удачно. С ума сойти, сколько за вчерашний день сделали. Во всех комнатах, прихожей и кладовке поклеили обои, всюду покрасили потолки, отциклевали, отмыли и натёрли паркет, а в большой комнате заделали эту страшную чёрную дыру, заменив дощечки, и как подобрали по цвету хорошо, совсем заплатка незаметна, а ещё всюду отладили проводку, выключатели и розетки, повесили люстры и плафоны, карнизы, а на кухне, у Алисы и в спальне – шторы, в ванной повесили шкафчики, полочки и зеркало, в прихожей поставили вешалку, покрасили тоже всюду двери и косяки, а в ванной трубы, в кладовке сделали стеллаж… От одного перечисления устанешь. Чем же недоволен Эркин? Или он просто от вчерашнего не отошёл? Устал, изнервничался. Неделя, конечно, была сумасшедшая. Особенно четверг и пятница. В четверг они вдвоём с санками еле дотащили до дома обои, краску для потолка, плафоны в ванную, кухню, уборную и прихожую. В пятницу Эркин опять пришёл её встречать с санками, купили люстры во все комнаты и занавески в спальню, на кухню и Алисе. И это, не считая всякой мелочи, вроде ручек, защёлок, кистей и прочего. А вчера… Женя вздохнула и улыбнулась. Какой же великолепный сумасшедший дом был вчера. Нет, конечно, Эркин просто устал. Хорошо, что ему на этой неделю во вторую.

Женя ещё раз оглядела кухню. Весёлую, в цветочек. А прихожую и уборную они оклеили тоже дорогими моющимися обоями, но под дерево. Прихожую – светлыми, медово-солнечными, а уборную потемнее, красновато-коричневыми. А кладовку под кирпич. А то в уборной кафель был сильно побит, его напрочь сняли, и в ванной заменили часть плиток. Плитки, правда, белые, цветного кафеля ни в одном магазине не было, но бирюзовые трубы, шкафчик и полочки сделали её очень нарядной. Только… только Эркин, кажется, и не заметил этого. Так устал.

Женя вышла в прихожую, заглянула в открытую дверь к Алисе. Алиса спала, вольготно раскинувшись на перине. Что называется, на вырост купили. А что, и правильно – она растёт, не менять же каждый год. Да, теперь можно и надо заняться мебелью. Хватит спать на полу. Она даже нахмурилась, но, войдя в ванную, не смогла не улыбнуться. Нет, как же хорошо стало! И полотенца разноцветные и… и надо в ванную ещё шкафчик купить, напольный. Вроде краска ещё осталась. Женя вывалила бельё, приготовленное для быстрой стирки, в ванну, пустила воду и побежала в кладовку.

– Эркин!

– Да, – мгновенно обернулся он к ней. – Что?

– Чего ты так? – удивилась Женя. – Я вот зачем. У нас краски много осталось? Ну, бирюзовой?

– Полбанки, – сразу ответил Эркин. – А что?

– Идём, – махнула ему рукой Женя.

Он сразу отложил рубанок и пошёл за ней. В ванной Женя показала ему место для шкафчика и объяснила, что сам шкафчик можно будет купить у Филиппыча, деревянный и выкрасить под цвет труб. Эркин сразу согласился.

– Да, конечно, Женя, я сделаю.

Женя пытливо посмотрела на него.

– Эркин, а почему ты всегда со всем согласен?

Он удивлённо и даже чуть испуганно посмотрел на неё.

– Но… но Женя, ты же права.

– Всегда и во всём? – усмехнулась Женя.

Эркин на мгновение отвёл глаза, промолчал, явно не желая отвечать. Но Женя столь же явно ждала его слов, и он нехотя сказал:

– Я же… я же иногда и по-своему говорю.

Женя медленно кивнула. Да, в пятницу, когда они смотрели шторы, она хотела подобрать под обои. Тоже в красно-розовых тонах. И стала ему объяснять, как здорово, что когда штору задёрнешь, то комната делается такой уютной, закрытой. Он молча слушал, опустив ресницы, а когда ей надоело его молчание, и она потребовала, чтобы он показал ей, какие ему нравятся, он подвёл её к этим, бело-синим. И сказал, разворачивая их перед ней.

– Смотри, как облака на небе.

И молча ждал её решения. Она согласилась, но… но нельзя же сказать, что это он с ней спорил. И… и вообще что-то у них не так стало.

– Ладно, – вздохнула Женя.

И заставила себя улыбнуться. И он сразу улыбнулся ей, той своей улыбкой, перед которой невозможно устоять.

– Я пойду, Женя? Там совсем чуть-чуть осталось.

– Хорошо, – кивнула Женя.

Он ещё раз улыбнулся ей и вышел. Ему, и в самом деле, осталось совсем немного. Досок пять, не больше. Он тщательно достругал их, вставил на место и закрепил. Очистил рубанок, смёл стружки, проверил весь стеллаж, аккуратно, как делал Андрей, собрал и уложил инструменты, заново подмёл всю кладовку, выставил полное ведро к двери, принёс и поставил рядом ведро с мусором из кухни, и стал одеваться. Вернее, опустил закатанные до колен штанины, быстро намотал портянки и натянул сапоги, прямо на голое тело рабскую куртку, на голову ушанку – ему же на минутку ведь только, сойдёт, не замёрзнет.

– Ты куда в таком виде собрался? – выглянула из ванной Женя.

– Мусор вынести.

– Эркин, ну нельзя же так…

Но дверь за ним уже захлопнулась. Женя только покачала головой, но сделать уже ничего не могла. Упрям иногда Эркин… ну, хуже Алиски. Ту хоть шлёпнуть можно, а с ним что делать? Женя вздохнула и натянула над ванной верёвочную многорядную сушку. Ну, надо же как удобно придумано! Одна планка намертво крепится к стене, валик с верёвками оттягиваешь и цепляешь за крючок на другой стене – и готово! Надо будет купить ещё одну такую же и натянуть на кухонной лоджии, чтобы летом сушить и проветривать на солнце. Но это когда потеплеет.

Выскочив во двор, Эркин быстро понял, что переоценил свою морозоустойчивость. Пробирало как надо и везде. Один раз, ещё в питомнике, его за что-то вышибли голым во двор под зимний дождь. Было так же, но сейчас холоднее. Да ещё и ветер. Добежав до баков, Эркин вытряс туда оба ведра и побежал обратно, мельком заметив, что на несуразно низком и длинном турнике висит ковёр, и его выбивают. Вот, значит, это для чего. Надо будет иметь в виду. Но он уже бежал обратно. Одним духом, прыгая через три ступеньки, взлетел на второй этаж, рванул дверь, ведущую в коридор, и остановился только у своей двери, чтобы позвонить.

Женя открыла сразу и буквально вдёрнула его внутрь.

– Ты с ума сошёл! Тебе что, надеть нечего?! – обрушилась она на него и тут обнаружила, что у него под курткой ничего нет.

Женя задохнулась от негодования. Она даже говорить не могла и молча, яростно забарабанила кулачками по открывшейся груди Эркина. И тут же обхватила его под распахнувшейся курткой, прижавшись щекой, и расплакалась.

– Женя, – окончательно растерялся Эркин. – Женя, я… что ты, Женя?

– Дурак, – наконец выговорила Женя. – Дурак, ты же простудишься… воспаление лёгких… – всхлипывала она, – дурак… дурак…

И так же внезапно оттолкнулась от него.

– Переодевайся, немедленно! – и метнулась на кухню. – Сейчас чаю… горячего… с малиной!..

Эркин стащил с себя и повесил на вешалку куртку, разулся. Особо промёрзнуть он не успел, но всё-таки… и штаны эти… в самом деле, неприличны. Он надел шлёпанцы и пошёл в спальню, нашёл там свои старые джинсы и одну из купленных на перегоне ковбоек. Он успел надеть джинсы и набросить на плечи рубашку, как вбежала Женя и потребовала, чтобы он надел тёплое бельё. Эркин попробовал было объяснить, что в доме тепло.

– Женя, зачем?

– Тебе надо согреться!

– Да я не замёрз совсем. Женя, дома же тепло.

И вдруг, он сам не понял, как это получилось, но он обнял её и прижал к себе. Женя снова всхлипнула и… и погладила его по груди.

 

– Я тебя очень больно, да? Прости меня, Эркин, я так испугалась.

– Женя, что ты, нет, совсем не больно, что ты.

Она обнимала его, он чувствовал её щёку на своём плече, её губы у своего горла. Наступила тишина. Он держал Женю в своих объятиях, она тихо плакала на его плече, не отстранялась, а сама, сама прижималась к нему. Неужели… нет, не может этого быть. И как только Женя шевельнулась, Эркин разжал руки.

Женя вытерла глаза, сама застегнула на нём рубашку.

– Вот, сейчас чаю выпьешь, горячего, с малиной. И носки надень.

Эркин кивнул. Женя прислушалась и убежала на кухню. А он заправил ковбойку в джинсы, нашёл и натянул носки. Тонкие, ещё из тех, джексонвиллских.

– Эркин, – позвала его Женя. – Я уже налила тебе, иди скорей.

– Иду, – откликнулся он.

– Эрик, – сонно позвала его Алиса, когда он проходил мимо её двери. – А уже утро, да?

– Нет, – вошёл он к ней. – Ещё день, – присел на корточки у её постели. – Выспалась?

Румяная растрёпанная Алиса смотрела на него и улыбалась.

– Ага-а. Эрик, а сегодня мы поиграем?

– Алиса, раз проснулась – вставай, не валяйся, – вошла Женя. – Эркин, я уже налила тебе, иди, пей, пока не остыло.

– А чего налила? – живо заинтересовалась Алиса.

– Чай с малиной.

– Эрик заболел? – ужаснулась Алиса.

– Не дай бог, типун тебе на язык, – рассердилась Женя. – Эркин, иди скорей.

– Иду, – Эркин встал, улыбнулся и по-английски совсем тихо, так, чтобы услышала только Женя: – Слушаюсь, мэм.

И Женя не смогла не рассмеяться.

На кухне Эркин сел к столу, подвинул к себе чашку с тёмной, чуть отливающей красным дымящейся жидкостью, вдохнул запах. Тот же, знакомый с весны, с той поры, когда он лежал пластом с разламывающейся от боли головой, а ещё болели плечо и глаз, и было холодно, он всё время мёрз, хотя лежал под ватным одеялом… Эркин тряхнул головой, потёр шрам на щеке. Нет, всё-таки… всё-таки всё хорошо.

В кухню вошла уже умытая и переодетая Алиса.

– А мне тоже чаю с вареньем, – заявила она, залезая на стул.

– А тебе компот с печеньем, – предложила, входя следом, Женя.

Алиса после секундного раздумья согласилась на замену.

– Женя, а ты? – спросил Эркин.

– И я чаю. Алиса! Ложка же есть! Эркин, ещё?

– Мне уже жарко, – мотнул головой Эркин.

Его лицо блестело от выступившего пота, и Женя решила не настаивать. Если его, разгорячённого, прихватит ветром из форточки, только хуже будет.

– Мам, – Алиса выгребала из чашки яблочную мякоть, – а в коридор можно?

– Не говори с полным ртом. Сейчас опять умываться пойдёшь.

Алиса доела и посмотрела в синеющее окно.

– Так я пойду, да?

– Хорошо, – встала Женя. – Пойдём одеваться. Эркин, ты налей мне ещё чашку, хорошо?

– Да, – сразу вскочил он на ноги.

Вторая «разговорная» чашка, их вечерний ритуал. Правда, по часам если, то ещё день, но за окном уже темно. Он пощупал чайник. Горячий вроде, можно и не подогревать. Здесь всё и нагревается, и остывает быстро, никак не приспособишься.

Женя проследила, как Алиса надевает ботики, пальто и шапочку. Помогла завязать под подбородком ленты. И выпустила её в коридор к уже гомонящей детворе. Да, с этим коридором им повезло. На улице не погуляешь, холодно, а им и побегать, и пообщаться нужно. Как она переживала в Джексонвилле, что Алиса растёт в изоляции, не общаясь со сверстниками, и радовалась, когда в лагере это кончилось. И психолог говорила, что это необходимо, да она и сама видит, как Алиса счастлива.

Эркин ждал её за столом, в чашках чай, на столе конфеты. Женя улыбнулась ему.

– Ну вот, ещё по чашечке, и возьмёмся за вещи.

– Да, – кивнул он и чуть смущённо улыбнулся. – Знаешь, я никак не могу поверить, что… Ну, что вчера всё было на самом деле. Так красиво стало.

Женя счастливо улыбнулась.

– Конечно. А когда ещё всю мебель купим и расставим. Я думаю, нам надо обставить кухню, Алискину комнату и спальню. А остальное позже.

– Хорошо, – кивнул Эркин. – Сюда ещё шкаф, да?

– И не один, – рассмеялась Женя. – Купим сразу несколько, гарнитуром, и закажем у Филиппыча стол под стулья. Помнишь, он говорил?

– Помню. Тогда надо завтра заказать, его ж месяц делать будут. Я тогда завтра до работы зайду и договорюсь.

– Хорошо. А этот…

– Продадим? – подхватил Эркин.

– Возможно. Или поставим в дальнюю комнату и покрасим.

– Тогда… тогда его, может, Алисе под игрушки, – неуверенно предложил Эркин. – Ну, под кукольную комнату.

– Ой, ну конечно! – обрадовалась Женя. – У меня это даже из головы вылетело, правильно. Значит, в кухню шкафы, буфет для посуды и стол. Решили.

– А остальное потом решим, – встал Эркин. – Нехорошо, что у нас все вещи на полу навалом, правда?

– Да, – вскочила Женя. – Потом договорим.

Она быстро убрала со стола, протёрла его и накрыла скатертью, поправила стулья.

– Вот так, правда, красиво?

Эркин кивнул.

– И давай занавески задёрнем, темнеет уже.

Эркин дёрнулся, но Женя успела раньше. В кухне сразу стало сумрачно, но уютно. Эркин щёлкнул выключателем и, сощурившись, посмотрел на плафон под потолком.

– Женя, а там… эти, ну…

– Бабочки, – пришла она на помощь.

– Да, – обрадовался он и повторил по слогам: – Ба-боч-ки. Очень красиво, Женя. И занавески…

– Ты их только сейчас рассмотрел? – рассмеялась Женя, любуясь россыпью колосьев и полевых цветов на занавесках.

– Здесь они ещё лучше, – убеждённо ответил Эркин.

Женя порывисто поцеловала его в щёку. У него дрогнули губы в ответном поцелуе, но он тут же покраснел и отвёл глаза. Женя удивлённо посмотрела на него.

– Ну что, пойдём в кладовку?

– Да, – тряхнул он головой, отбрасывая со лба прядь. – Пошли, конечно.

Женя погасила свет в кухне и зажгла в прихожей и кладовке, а потом и в спальне. И началась суета: бегали взад-вперёд, раскладывая и развешивая… Пока в спальне не остались только постель на полу, будильник на окне и табуретка для вещей, а у Алисы – постель, игрушки и тоже табуретка. На вешалке в прихожей Женя оставила его полушубок, своё пальто и шубку Алисы, а всё остальное отнесла в кладовку.

– И чтоб больше ты этот ужас не надевал! – потребовала она от Эркина.

– Так я с мусором же… – попробовал он возразить.

– А ты что, с головой в бак залезаешь? – ядовито поинтересовалась Женя.

– Ладно, – вздохнул Эркин, сворачивая и засовывая рабскую куртку в дальний угол. – Я в ней на подёнку ходить буду.

Женя не стала спорить, но её молчание было неодобрительным. К куртке Эркин заложил и свои сапоги. А рабские штаны рядом с верстаком, чтобы долго не искать.

– А они тебе зачем? – поинтересовалась Женя. – Выкинуть надо.

– Полы мыть и натирать, красить ещё…

– Ну, ладно, – вынужденно согласилась Женя и, помедлив, решительно сказала: – Ладно, оставим их для грязной работы, а там что-нибудь придумаем.

Эркин посмотрел на Женю и решил не спрашивать.

Они закончили раскладывать вещи, и Женя пошла звать Алису. Эркин оглядел ярко освещённую кладовку. Да, здоровско получилось. Сам бы он и половины не смог бы не то, что сделать, а придумать. И полки, и ящики, и как шкаф только без дверец, и верстак, и ещё стол, общий свет, а над верстаком и столом отдельные лампы. Да, для них тоже нужны абажуры, чисто белые матовые колпаки, видел такие в магазине и, как их приспособить, теперь знает. Он выключил свет и вышел из кладовки. А на гвоздь её теперь закрывать не надо, на двери удобная и красивая защёлка. И даже если Алиса войдёт, то ничего страшного не случится. Да, сам бы он ничего этого не смог.

Женя в ванной умывала Алису.

– Эркин, разогрей чай. И картошку. Хорошо?

– No problem! – весело откликнулся он по-английски.

Эркин зажёг газ под картошкой и чайником. Посуды им надарили… в шкафчик не влезает.

Алиса влетела в кухню с радостным воплем:

– Эрик! Я всех-всех осалила! И Димку тоже!

Эркин, улыбаясь, слушал её рассказ. Он уже знал, что Зина почти каждый вечер приводила Дима с Катей на их этаж поиграть: в башне ведь особо не разгуляешься. И, вспомнив Зину, её счастливое лицо, лучащееся особой женской радостью, на мгновение нахмурился. Но тут же пересилил себя, улыбнулся. В конце концов, никто не виноват. Кроме него.

Вошла Женя, быстро накрыла на стол, и они сели ужинать. Как всегда. И говорили о завтрашнем дне. Тоже, как всегда. Что Эркину во вторую смену, и он с утра заново натрёт полы по всей квартире, а перед работой зайдёт к Филиппычу и закажет стол на кухню. А Женя после работы заглянет в мебельный, посмотрит, что там и почём. Обед… Ну, он приготовит, и они с Алисой пообедают.