Командировка в Индию

Открытый мир

Следующая суббота оказалась рабочей, и еще пришлось задержаться, потому что Леня, который налаживал аппаратуру в серверной, почти на самом дне трюма, в назначенный час к автобусу не явился – уснул. Спохватились не сразу, уже у ворот, и вернулись. Лиза пришла в отель поздно и заказала ужин в номер. Видеть никого не хотелось. На работе она слышала, что уже есть список офицеров, которые войдут в приемочную комиссию по очередным испытаниям, и как будто среди них лейтенант-коммандер Пател. Но это известие ее не обрадовало, а скорее озадачило – раз он не звонит и не приходит, значит, его семейство выиграло эту партию, конечно, хитростью и наговорами на нее. Наверняка давили на Вихана ненавязчиво, но изощренно, по-восточному, взывая к его долгу и объясняя обязанности потомственного брамина.

Она взяла газеты и стала выискивать там статьи про парсов. Попалось несколько коротких сообщений и статья о том, что тот, кто не отдает тела умерших родственников на съедение грифонам в башнях молчания, считается вероотступником и не может называться настоящим парсом. «Если разобраться, – думала Лиза, – то действительно получается экологически чистый процесс, ни одна из стихий не засоряется. И кладбища не нужны. Жаль, “зеленые” об этом не знают». От этой ужасной мысли ее передернуло, и она переключилась на браки парсов. У парсов оказалось все гораздо серьезнее, чем у браминов. Они заключают браки строго среди своих, поэтому пару им найти трудно, ведь круг очень ограничен, а наказанием, особенно для женщины, нарушившей это правило, может стать изгнание из общины, ничуть не лучше, чем стать далитом, то есть неприкасаемым. Дело нешуточное. Но и в среде парсов есть женщины, которые борются за свои права.

К воскресенью в Лизиной личной жизни никаких положительных изменений не произошло; да она на них не особо и рассчитывала, а потому еще в пятницу приняла предложение Джозефа Альдеи, посетить его деревню, примерно в ста километрах от Мумбаи. Одной отправляться в далекий путь не хотелось, тем более что она еще ни разу не ездила в женском вагоне, поэтому она решила взять с собой Леню, разбить сладкую парочку «Петя и Волк».

Приключения с Леней начались уже с вокзала, пока она стояла в длинной очереди в билетную кассу, он вышел покурить. А когда, купив билеты, она стала искать его на улице, то обнаружила в компании с полицейским. На ломаном английском Леня пререкался. На какой-то миг Лиза опешила – он, с добросердечно-глупым выражением лица, пытался доказать индийцу в полицейской форме, что окурок, который валялся рядом, бросил не он, потому что его окурки имеют совсем другую форму. На пальцах он показывал, какую именно и как он обычно тушит сигарету о поверхность. А полицейский требовал немедленно уплатить штраф, грозился свести его в участок и даже оформить задержание. Приблизившись к спорящим, на которых уже стали заглядываться прохожие, Лиза резко оттолкнула Леню от полицейского и встала на его место.

– Так, сэр, – сказала она, пытаясь предать своему лицу максимум стервозности, – в чем дело?

Полицейский, возмущенно качая головой, развел руками и, переходя на крик (чтобы слышали прохожие), сообщил про брошенный окурок.

– Где этот окурок? – спросила Лиза, тоже повышая голос и наступая на стража порядка, – как его найти в этой помойке? Тут у вас все завалено окурками. Ищите!

– А ты кто такая? – попытался угрожать ей полицейский.

– Я жена этого человека, – твердо сказала Лиза (и Леня расплылся в улыбке), – и я вижу, что вы просто хотите сорвать с него денег. Свое имя я не обязана вам докладывать, я напишу рапорт о том, что вы вымогаете деньги у иностранцев, тогда и узнаете мое имя.

– Я же тебя предупреждала, – обратилась она к Лене, – что белый человек тут не может гадить на улице, даже там, где все засрано по горло. Вот такая несправедливость.

Она наступала на полицейского, и индиец невольно сделал шаг назад, бубня что-то про себя, потом огляделся в поисках подкрепления, и, к счастью для Лизы, не найдя опоры, ретировался. Она давно уже заметила, что индийские мужчины не любят связываться с разгневанными женщинами.

– Идем скорее, поезд уже подходит, – она глядела на Леню с раздражением. – Я удивляюсь, как тебя в Москве не затоптали. Послал его на фиг – и все, не вступай в разговоры, они только и ждут этих «пререканий».

В воскресный день поезда, по местным понятиям, шли пустыми – люди не свешивались из дверей вагона в несколько рядов; никто не падал на рельсы, не бился головой о столбы семафоров, и едущие на крыше не падали, и не разбивались об арки и мосты переходов. Когда поезд подъехал, Лиза кинулась к двери вагона вместе с самыми шустрыми индусами и заняла место у окна, Леня, которого при посадке оттеснили от двери, подошел позже и сел рядом. Лиза и с Романом, и с Гришей уже ездила по железной дороге много раз, но всегда с неослабевающим любопытством глядела в окно.

Сначала в окне мелькали тенистые улицы и аллеи бывшего британского Бомбея, с севера на них наступали башни небоскребы «Империал» – современные жилые кварталы Мумбаи, и везде помойка вдоль откоса. Потом за небоскребами просматривалась самая большая прачечная Дхоби Гат. Направляясь в магазины на Дадар, Лиза не раз проезжала на такси по мосту над этой прачечной. Мужчины-прачки стирали в выдолбленных каменных корытах, на веревках, протянутых над чанами, сушилось и больничное, и гостиничное белье, и Лизина одежда тоже. А ночью в этих чанах прачки спали. Не нужен простому люду технический прогресс. Он может разрушить, создаваемое веками равновесие, лишить работы десятки миллионов бедняков. Еще никто не доказал, что технический прогресс осчастливил человечество.

По ходу поезда дома все плотнее подступали к железной дороге, и, наконец, показалась трущоба, раскинувшаяся во всей своей красе прямо на помойке, – миллионник Дхарави. Безработные подростки тащили сюда со всех районов огромные мешки с мусором, а потом разбирали их, выискивая металл и пластик. В трущобе текли помойные реки с берегами, вымощенными старым и свежим мусором. И большая часть «домов» была сляпана из того, что другие выбрасывали – асбоцементного шифера, картона и тряпок. В сточных реках, которые мало чем отличались от открытой канализации, мылись, стирали и купались подростки. Тем не менее, на некоторых жилищах красовались спутниковые тарелки. Да, в этом маргинальном городе были и относительно благополучные люди, даже миллионеры – те, кто организовывал здесь кучу мелких бизнесов, например, переработку пластика во вторсырье, продажу цветных металлов и многое другое. В этом двадцатимиллионном городе, где импорт не выдерживал конкуренции с дешевыми местными товарами, любая самая некачественная мелочь расходилась огромным тиражом. Однажды Лиза сама видела, как женщина, сидящая на асфальте, наполняла тюбик для зубной пасты, черпая ложкой из кастрюли грязно-зеленую смесь. Кстати, футболки с красивым и ярким принтом тоже изготавливались в трущобах, и если случалось купить такую вещь на Колабе, от запаха непонятно каких красок долго было не избавиться.

Поезд проезжал разъезд с множеством путей, и вдруг Леня удивленно воскликнул:

– Смотри, там ребенок ползает по рельсам. Какой умный, он не выползает дальше второго пути, чтобы его не сбил поезд.

– Ты что? – глянула на него Лиза, – ребенок ничего не думает, он еще ходить не умеет, просто родителей не сильно волнует, доползет он домой или останется на рельсах.

Пережив несколько сильных впечатлений в дороге, они, наконец, доехали до станции Васаи и вышли. Около вокзала их ждал Джозеф Альдея со своим приятелем, которого звали Сейшас, оба они были на мотоциклах. Лиза села на «Хонду» Джозефа, а Леня к Сейшасу. Мотоциклы заметно просели – и понеслись. И тут начались новые впечатления. Они летели с ветерком, обгоняя автомобили, чуть не сталкиваясь с попутным и встречным транспортом и ловко лавируя между автобусами и грузовиками. Лиза от страха закрывала глаза при опасных сближениях и старалась втянуть в себя разведенные в стороны колени, которые выходили за общие габариты, поскольку ростом она была выше Джозефа. Сумасшедшее движение без правил. Просто кошмар. Городок, который Джозеф называл деревней, еще со старых времен был португальским христианским поселением и теперь насчитывал миллион жителей. Подумать только, он каждый день ездит отсюда на мотоцикле до работы два часа, поэтому, наверное, такой худой.

Сначала они подъехали к клубу, около которого толпился народ, – там Лиза по договоренности должна была отвечать на вопросы молодежного движения «Открытый мир». Уже на пороге их встретили девчонки, уверенные в себе, бойкие, одетые в джинсы или юбки, едва закрывающие колени. Молодежи собралось много, но и люди, умудренные опытом, тоже подтянулись. Лиза любила работать с большими аудиториями, чувствовала драйв, входя в роль, и речь ее текла плавно и без запинок. Народ интересовался, чем Россия отличается от Англии и Америки. Открывая мир России, люди задавали самые разные вопросы, и, судя по всему, они представляли эту страну закрытой, как Северная Корея, утопающей в снегах и коррупции (и кто бы говорил про коррупцию!) Они не могли поверить, что медицина и образование доступны всем бесплатно. Но всеобщий шок наступил, когда Лиза описала в красках степень свободы российских женщин, которые сами себе выбирают и профессию, и мужа. Мало того, могут разводиться и выходить замуж, сколько захотят.

Потом поехали обедать к Сейшасу. Его дом находился за городской чертой, проехали мусорные свалки, на которых паслись коровы, лесополосу и выжженные солнцем кустарники вдоль дороги и очутились в поселке с каменными коттеджами, вокруг которых были разбиты сады и огороды, росли деревья. Каменный дом Сейшаса стоял на большом участке земли, тут была и плантация однолетних банановых пальмам, и грядка с ананасами, и множество цветов. Лиза прошлась по саду, остановилась у колодца размером с нефтеналивной резервуар, в котором в сезон муссонов собирали воду для полива.

– Змея, там змея! – заорал подошедший Леня. – Вон, ползет по стенке.

Лизу передернуло, она видела, как змея юркнула в воду. Сад сразу показался опасным как джунгли, и все пошли в дом. На пороге их встретила приветливая пожилая женщина, мать Сейшаса.

В просторной гостиной пахло карри и специями. Хозяйка, накрывая обед, добродушно рассматривала гостей, расспрашивала о жизни в их стране. Оказалось, что ее сын работал в России по контракту, и заработанные деньги оказались существенным вкладом в покупку дома.

– Моя мама ревностная христианка, – сказал Сейшас, заметив, что Лиза обратила внимание на распятие в углу, – она каждый год совершает паломничество в Иерусалим.

– Да-да, – подтвердила женщина, – каждый год, даже если у меня болят ноги, я еду и потом иду туда с паломниками.

Закончив обед, они отправились на мотоциклах в соседнюю деревню, где бродячий цирк давал представление. В деревушке на берегу моря отмечали какой-то праздник. Люди были в ярких одеждах, украшали себя гирляндами цветов. Толпа текла в одном направлении, туда, где с лотков продавались еда и напитки. Рядом на площадке стояли два разрисованных орнаментами слона, и на поводке были привязаны обезьяны в платьях. Выступление началось уже давно, Лиза со своими спутниками прошла вперед, и они уселись на свободные места на длинной скамье. Леня отошел покурить и вернулся с двумя билетами по сто рупи каждый, которые ему втюхал какой-то парень.

– Где ты взял билеты? – удивился Джозеф. – Это все бесплатно, желающие кидают деньги им в шапку.

– Не волнуйся, – успокоила Джозефа Лиза, – хорошо, что он еще в полицию не попал.

Циркачи установили на песке по два скрещенных шеста друг напротив друга и между ними натянули веревку, закрепив ее на растяжках. На канат вышла девочка с шестом и маленькой мартышкой на голове. Снизу на девочку взирала полная женщина в цветастой юбке, похожая на цыганку. Цыганка, насупив брови, давала команды, наверное, заставляла девочку работать, и девочка то мелкими шажками, то почти вприпрыжку раз за разом отмеряла свой путь от одной опоры до другой. Веревка провисала все сильнее, и все замирали, когда маленькая циркачка проваливалась на середине, казалось, что вот-вот она упадет. Женщина в цветастой юбке кричала, девочка выравнивала себя шестом и снова шла, удивляя всех трюками то с шестом, то с мартышкой.

Напряженные моменты Лиза старалась не смотреть, она разглядывала публику. Напротив них особенно выделялась красивая девчушка с каштановыми кудрями до плеч, ей было лет двенадцать, на ней была надета яркая кофта, в волосах большой бант, а рядом стояла стайка мальчишек. Глядя на циркачку, девочка тоже в опасные моменты закрывала глаза и прятала голову в плечи.

– Это наша Маниша, – сказал стоящий рядом индиец, – правда, хорошенькая? У нас вся деревня ее любит.

А когда, уже на земле, циркачка сделала вид, что не может поймать обезьянку, которая прыгала то ей на голову, то на руку или висла на спине, Маниша так хохотала и крутила головой, что ее волосы совсем растрепались и упали на лицо. Лиза не могла оторваться от девчушки, она явно выделялась из толпы и миловидностью, и наверняка сообразительностью. Мальчишка, который раньше стоял рядом с Манишей, принес пани-пури и запихнул угощение ей прямо в рот. В этот момент на арену выскочила женщина с индийским барабаном табла, а вслед за ней две девчушки с маленькими барабанчиками, они создавали ужасный шум, но Манише нравилось, она громко хохотала и подпрыгивала на своем месте. Потом на арену вышел заклинатель змей, и все затихли.

– Каста заклинателей змей принадлежит к последователям Шивы, – сказал многозначительно христианин Джозеф.

– Кругом змеи, – поежилась Лиза, – а вдруг кобры последователя Шивы выползут из соломенных коробок и открытых мешков.

Лиза отвела глаза от арены и тут же встретилась взглядом с девочкой, которая тоже рассматривала Лизу, похоже, что европейцы сюда редко заглядывают. Она улыбнулась и помахала девчушке рукой.

– Маленькая воображалка, – сказала Лиза своим спутникам, – знает, что она всем нравится.

После того, как кобра с раздутым капюшоном поцеловалась с укротителем, представление закончилось, и народ стал потихоньку расходиться. Вокруг Маниши собрался целый кружок, подростки что-то обсуждали, размахивали руками, смеялись. Потом Маниша крикнула: «Авсар!», и к ней подбежал мальчишка чуть выше ее ростом, он обнял ее двумя руками и посадил в самодельную тележку. Лизе показалось, что в этой малышке есть что-то необычное и даже странное, и она старалась ее рассмотреть сквозь толпу. Подружка Маниши с криками: «Авсар, Авсар!», догнала тележку и протянула ожерелье из цветков вьющегося жасмина. Маниша улыбнулась и наклонила голову, чтобы ей надели ожерелье.

И тут явился Леня, которого Лиза уже давно потеряла из виду.

– Вот это финт, – сказал он, – у девчонки ноги какие-то короткие, а рук вообще нет.

И только теперь Лиза поняла, почему Маниша сама не могла надеть ожерелье, – и остолбенела. И что самое удивительное – девочка от души веселилась, как будто была счастлива.

Улица зеленых попугаев

В понедельник Лиза шла с работы пешком, еще не было шести, и солнце, хотя уже и глядело в сторону горизонта, но все еще пекло нещадно. Она дошла до старого университета с башней, напоминающей Биг Бен, и двигалась вдоль стадиона, протянувшегося на километр, намереваясь пересечь поле для крикета посередине по сквозному проходу. От прохода по обе стороны до конца поля расположились десятки групп, размахивающих битами, но туда лучше не глядеть, иначе начнешь опасаться, что какой-нибудь шальной мяч угодит тебе в голову. Но мяч все-таки угодил – под колено, и Лиза, еле удерживаясь от падения, присела на землю. Она мигом встала и выбежала со стадиона на дорогу, шириной в две полосы. Машин почти не было, она подождала, пока в одну сторону проедет грузовик, доверху набитый клетками с живыми курами, а в другую – двухэтажный красный автобус, и пошла. И вдруг откуда ни возьмись мелькнули перед глазами два бешеных мотоцикла или мотороллера, между которыми она вдруг оказалась на середине дороги. Через секунду след байков исчез, и узкая улица снова замерла. Лиза стояла на пешеходном переходе в клубах дыма рядом с лежащим на асфальте велосипедистом, за которого она, судя по всему, ухватилась от страха. «Просто наваждение, – встряхнула она головой, – миражи над разогретым асфальтом в пропитанном пылью стоячем, как болото, воздухе». Как она могла не услышать звук мотоциклов – они же не с неба упали. Но она и велосипедиста не видела. Парнишка поднялся, с досадой разглядывая деформированный вéлик, и что-то гневно пробурчал ей в лицо на своем языке. Нетрудно догадаться что именно. Лиза ему кротко ответила:

– Извини, пожалуйста.

Привыкнуть к переходу дороги в этом городе невозможно, и не потому, что движение левостороннее, а просто пешеход здесь считается чем-то вроде помехи на дороге, его не пропускают ни на зебре, ни при повороте. У нее сосало под ложечкой и тошнило от запаха пота, которым был пропитан весь стадион, а заодно и этот несчастный парнишка. «Надо зайти в книжный магазин», – подумала Лиза и направилась к угловому зданию. Это был оазис прохлады на пути с работы – обычно полупустой, с книгами, расставленными на широких полках, с мелкими сувенирами и, кроме всего прочего, там был бар с кофе и холодными соками. Сделав заказ, Лиза рухнула на стул и облокотилась на круглый столик. Потом нашла в сумке номер телефона, который дал ей Моти, и позвонила врачу. Записалась на прием и облегченно вздохнула. И тут же вздрогнула, ощутив на себе тяжелый взгляд. Но вокруг никого не было, разве что три-четыре посетителя, которые мелькали за стеллажами с книгами, каждый из них мог просто так, из любопытства, рассматривать белую мэм. Мурашки пробежали по коже, и Лиза, не допив прохладный апельсиновый сок, выскочила в жаркое марево улиц. Скорее-скорее в закондиционированную прохладу отеля. Она поднялась на свой этаж, открыла дверь в свою комнату и увидела под ногами листок бумаги. На листке было написано по-английски: «Уезжай немедленно», подпись доброжелатель не удосужился поставить. Лиза аккуратно расправила листок и положила в письменный стол. «Значит, жена Вихана не уехала в Лондон, и он привязан к дому», – решила она, потом переоделась и спустилась в бассейн, чтобы немного расслабиться.

На следующий день с работы пришлось отпроситься пораньше, потому что врач работал до шести. А для индуса не переработать – это святое. Все они спешат на пригородные поезда или еще куда-нибудь. Кабинет врача находился недалеко от Форта, на улице Борабазар, минут двадцать ходьбы. Лиза шла быстрым шагом, немного заплутала, но потом нашла эту улицу, неширокую, с интенсивным движением. Машин было мало, в основном, как здесь говорят, бивилеры, то есть двухколесные средства передвижения. Все они гудели в спины людям, идущим посередине дороги, или стоящим толпой под платанами около торговцев пирожками самоса с разными начинками. Здесь было много женщин – в общем, улица была довольно приветливая. На проводах, которые были протянуты поперек от дома к дому, впритык друг к другу сидели, неторопливо беседуя, зеленые попугаи, а птицы, которым не хватило места, шумно ругались и улетали на следующую линию проводов. Пернатых тут была не одна сотня. Самое странное, что больше нигде в городе она не видела таких крупных колоний. Единственным объяснением могли быть пирожки, от которых на землю падали крошки, гороховая или мясная начинка.

Достопримечательностью улицы был джайнистский храм, он светился беломраморной чистотой на фоне поросших плесенью четырехэтажных домов, не обремененных никакими архитектурными элементами, кроме железных решеток на пустых оконных проемах и на балконах, где располагались большие покрытые ржавчиной кондиционеры.

В одном из таких блоков Лиза вошла в подъезд с бетонными некрашеными стенами. Она услышала шаги наверху и прошла два марша по неуклюжей лестнице. Навстречу ей вышел высокий худой мужчина.

– Доктор? – спросила Лиза.

– Да, мэм, – ответил мужчина, изрядно удивившись.

Его глаза, близко посаженные к горбатому носу, округлились при виде белой пациентки, а узкая челюсть еще больше вытянулась вперед, что делало его похожим на суриката. Они прошли в кабинет с облезлыми стенами и оконным проемом, закрытым только решеткой. Письменный стол находился в центре, а по стенам стояли полки с книгами и историями болезни. Врач занял свое место за столом и с недоумением уставился на Лизу, мышцы на его лице двигались, как будто он вел какой-то внутренний диалог, потом предложил Лизе присесть.

Аюрведист вздохнул, оглядев пациентку еще раз (послал же бог такое сокровище), сложил руки на столе и приступил к делу. Лиза быстро раскрепостилась и рассказала ему о проблемах с желудком, тошноте и нелепых головокружениях. Преодолев смущение, он попросил разрешения осмотреть ее. Он изучал руки, лицо, уши, язык, и наконец, положил четыре пальца на пульс и задумался. Поведение доктора, который все время вздыхал, глазам своим не веря, развеселило Лизу, она совсем освоилась, поглядывая в окно на попугаев, затеявших драку из-за места на проводах.

Доктор пристально глядел на нее своими черными, слегка выпученными глазами, как будто она ему не все сказала или что-то нарочно скрыла. И Лиза добродушно ему улыбнулась. Наконец он набрал воздуха и выдавил из себя:

– Это.., ну… это…

Он пытался что-то вымолвить, но слова застряли в его вытянутой вперед челюсти, и Лиза ничего не могла понять. Немного поколебавшись, он выписал рецепт, пояснил, что это витамины, потом выписал средство от тошноты, которое было в его аптеке – травяные таблетки без всякой оболочки.

– Эти лекарства, – он поднял глаза на Лизу, – не повредят вашей беременности.

– Что? – теперь Лиза вытаращила на него глаза.

– Да, – сказал он, – больше двух месяцев.

– Не может быть, – в недоумении промолвила Лиза, – ну как бы вам объяснить…

Доктор внезапно засуетился, как испуганный сурикат, посмотрел на часы, явно намереваясь ретироваться.

– Нет, нет, не надо объяснять, я спешу, у меня поезд.

Теперь Лизе захотелось его задержать и рассказать детали, которые доказывали отсутствие беременности, но он, выплеснув залпом тысячу извинений, выскочил из комнаты. Через пару минут он вернулся в другой рубашке.

– Заплатить можете там, – целитель показал жестом на окошко в коридоре и, бесконечно извиняясь, пустился в бегство по лестнице, что-то бурча себе под нос.

Она расплатилась, медленно сошла вниз и остановилась на улице попугаев в полной растерянности.

«Чуднόй доктор наверняка ошибся, он же не гинеколог», – думала Лиза, неспешно шагая. Она пыталась припомнить, как все начиналось. А началось все с хлебного дерева, на рынке она купила джекфрут, конечно, не целый, а меньше килограмма. Принесла на ужин, и все попробовали. Наутро мужики чувствовали себя нормально, а Лизе поплохело во время швартовых испытаний, и она подумала, что джекфрут не дозрел. Вот если бы их обслуживал старший официант Рассел, он бы ее предостерег, но Рассел тогда уехал в Гоа, где его мать болела малярией. С тех пор Лизу постоянно тошнило. Но с другой стороны, а кого здесь не тошнит.

Размышляя над своим двусмысленным положением, она подошла к джайнистскому храму. Остановилась, разглядывая двухэтажное здание. Просвечивающие решетки балконов были выполнены из резного камня в технике джали, равно как и обрамление входа и окон с фигурными арками – он выделялся среди обшарпанных жилых домов. И Лиза стала нерешительно подниматься по мраморным ступеням. Поравнявшаяся с ней женщина ободряюще кивнула, и Лиза пошла увереннее. На втором этаже она вошла в зал с толстыми колоннами, которые были опоясаны резными орнаментами, со сводов и карнизов тоже свисали каменные кружева.

– Вы пришли совершить пуджу? – спросила индианка.

– Я не умею, – пожала плечами Лиза.

Она слышала, что пуджу совершают для поклонения богам, чтобы получить милость и благословение, и раз уж ей попался на пути храм, то это знак, только теперь надо определиться, чего просить. Лучше, конечно, не осложнять свою судьбу незаконнорожденным ребенком; наверняка этот скороспелый диагноз сам рассосется. А вдруг в ней и вправду поселилась новая жизнь, которая решила заявить о себе теперь, когда с Виханом покончено навсегда. Это, конечно, мальчик, который ей останется на память о ее красивом романе. И она вместе с этим малышом войдет в свое тридцатилетие – возраст зрелости и свершений. И так постепенно образ сына, похожего на Вихана, завладел ее мыслями.

Лиза прошла вглубь храма к алтарю, где в глубине в позе Будды восседал бесформенный каменный идол.

– Я вам помогу, – сказала незнакомка в кружевной накидке.

– Кто он? – спросила Лиза.

– Это душа, – ответил ей подошедший мужчина в белой одежде, – сиддха.

– Подумай о чем-нибудь хорошем, – сказала женщина в накидке, – и не причиняй вреда ни одному живому существу.

Люди в храме показались Лизе довольно приятными, может даже образованными, и уж совсем не бедными. Она взяла поднос, на котором стояли металлические розетки с водой, рисом и другими подношениями, ароматные свечи и долго все это разглядывала. Потом ей помогли поставить еду и питье в алтарь. Лиза поклонилась каменному духу, простила Вихана и просила об отпущении грехов.

«Интересно, – думала она, – почему этого не случилось раньше, а именно теперь, когда они разошлись. “Никто не остров”, но выходит, что она, Лиза, – остров, плавучий остров, которому в принципе не страшна волна; максимум, что может произойти – отнесет течением, потому что ее удел гордое одиночество. В таком случае этот ребенок будет принадлежать только ей одной».

Когда она вышла, уже спускались сумерки, и она пошла быстрым шагом вперед к перекрестку, где можно было поймать такси. Она не чувствовала ни усталости, ни тошноты, только очень хотелось есть.

На следующий день вечером в дверь постучали, Лиза медлила открывать, она была занята своими мыслями, и никакие коридорные с фруктами, тапочками или белым ковриком ей были не нужны. Но стук настойчиво возобновился. Она нехотя встала и отперла дверь. В комнату, неся душный аромат индийских масел, влетела невысокая стройная женщина в салатном сари с коричневым бордюром, ее голову прикрывал широкий прозрачный шарф.

– Мы незнакомы, – сказала проворная как ящерица индианка, заняв позицию в центре комнаты, между уголком, где обычно отдыхали Лиза с Виханом, и письменным столом. – Я жена Вихана.

Она была недурна собой, но кожа ее казалась слишком смуглой. Индианка рассматривала Лизу с нескрываемой ненавистью, казалось, что она вот-вот вынет из-за пояса нож. В газетах писали, что ультраправые раздают женщинам ножи для обороны от насильников. И Лиза напряглась.

– Индийские женщины выходят замуж раз и навсегда, – выразительно, как на митинге, сказала посетительница, – и я буду бороться. Тебя посадят в тюрьму за разврат.

– Извини, – твердо ответила Лиза, пытаясь оттеснить Рашми к двери, – у меня нет с твоим мужем развратных отношений.

– Ты должна уехать как можно скорее, – переходила на крик гостья.

– Я не уеду, и ты не будешь мной командовать, – Лиза говорила без эмоций, стараясь успокоить в первую очередь себя.

– Ты мерзкая задница, белая проститутка… – нападала Рашми.

Но Лиза уже открыла дверь в коридор и жестом приглашала ее выйти. Рашми огляделась, видимо боялась публичной сцены. Бросив взгляд, полный ненависти и злобы, она покинула жилище соперницы.

– Ты губишь семью, из-за тебя страдают все, – кричала она из коридора.

Может по индийским понятиям Рашми и была красива, но она мало чем отличалась от тех, с кем Лизе приходилось иметь дело на расчетной стойке отеля или в офисе авиалиний «Этихад». Они всегда были убеждены в своей правоте, даже если деньги с карты клиента снимались дважды (что нередко случалось), отбивались и горланили на повышенных тонах, пока Лиза не вызывала старшего менеджера.

Но устраивать разборки теперь, когда Вихан окончательно потерян… или, судя по реакции Рашми, не потерян? «Выходит, у них там разногласия продолжаются, – думала Лиза, – что-то случилось. Самое смешное, если у Вихана появилась еще какая-нибудь женщина». Но пока ей было не до этого, своих проблем хватает. И она снова стала дозваниваться до Аванти, чтобы найти врача-гинеколога.