Ответы на свои вопросы она никогда не слушала, а если слушала, то тут же забывала. Ох, юность, она слепа и глуха ко всему, что происходит вокруг, она слишком занята собственными страстями, чтобы обращать внимание на что-то ещё! Но Лев Ильич не обижался. Напротив. Ему нравилось, как светилась эта влюблённая юная девочка.
«А он не женат?»
«Я никогда не спрашивала, – снова пожимала она плечами. – Мне это даже в голову не приходило. Конечно, он не женат, Лев Ильич, он же пишет мне каждый день, иногда даже ночами. Сами подумайте, как бы он смог это делать, если бы у него была жена?»
«Ну не знаю, – Лев Ильич смотрел с нежностью на это прямолинейное и категоричное создание. – Муж и жена иногда живут в разных комнатах».
«Шутите? – она презрительно фыркала. – Что это за муж и жена такие? Когда я выйду замуж, мы до старости будем спать в одной постели!» И она по-дружески крепко обнимала Льва Ильича за плечи, игриво спрашивая: «Вы вообще знаете, что мужчина и женщина спят в одной постели?»
Лев Ильич, конечно, знал. У него была жена, которую он искренне любил. Страсть давно угасла, но сохранилась надёжная, нежная привязанность. У него было две дочери, они давно выросли, вышли замуж, уехали к своим мужьям. К тому же за долгую жизнь у него было много любовниц, ярких, легкокрылых и однодневных как мотыльки. Он был творческой натурой, часто влюблялся, писал стихи, страдал. Его влюблённости становились его музами, но все они покидали его жизнь также мгновенно, как в ней появлялись.
«А ты бы пошла замуж за своего Владимира?»
«Пошла бы, – она мечтательно смотрела в окно. – Ну, думаю, что пошла бы. Но нам для начала надо встретиться».
Лев Ильич кивал. Наверное, другого человека на его месте давно утомила бы эта влюблённая, бесконечно болтающая девочка. Но только не Льва Ильича. Эти ежедневные встречи и разговоры были для него глотком свежего воздуха, мгновениями счастливой жизни, полной взаимной любви и радостного ожидания будущего. Будущего, в котором эта девочка ни на миг не сомневалась.
Обещание встречи.
«На улице настоящая весна», – написала она и посмотрела в окно. Она не знала, что писать ему дальше. Она тосковала. Ни один день не проходил без его писем: закончилась осень, выпал снег, растаял, уже появились на ветках первые листочки, и её юное тело отчаянно жаждало встречи. Ей хотелось смотреть в его глаза, держать его за руку. Она представляла, как они будут гулять по городу, как он в первый раз её поцелует.
«Давай встретимся. Я могла бы к тебе приехать,» – юность всегда такая прямолинейная и смелая.
«Тогда бы исполнилось моё самое заветное желание, – написал он. – Если бы ты знала, как я этого хочу. Сильнее всего на свете».
Она открыла его фотографию на весь экран. На лоб падали непослушные кудри. Нос был с лёгкой горбинкой. Густые брови в разлёт. Большие глаза, в которые можно было утонуть. Фотография была чёрно-белая, и это придавало ей ещё больше глубины и красоты. Она провела пальцем по его приоткрытому рту, по гордому подбородку, по расстёгнутому вороту рубашки.
«Давай встретимся летом в Питере? Моя сессия закончится в начале июня. Я могу хоть сегодня взять билеты».
«Подожди. Подожди с билетами. Мне нужно взять отпуск на работе, это всё не делается так быстро».
«Но ты напишешь заявление? Возьмёшь отпуск?»
«Да, я напишу. Я очень хочу с тобой встретиться».
«И я очень хочу».
В библиотеке становилось всё больше студентов. Приближалась летняя сессия, все готовились, читали, зубрили, снимали ксерокопии с учебников, переписывали друг у друга лекции. Уединиться за компьютером было практически невозможно. Администратор в зале строго следила за тем, чтобы студенты не занимали места у компьютеров по своим личным делам.
«Я сейчас пойду к Льву Ильичу, и напишу тебе оттуда, хорошо? Ты никуда не уйдёшь?»
«Уйду, но ненадолго. Ты пиши, и я отвечу себе сразу, как только вернусь».
Она чувствовала миллионы ниточек, которые связывали их. Он любил её также, как она любила его, она ни на минуту в этом не сомневалась.
«У Льва Ильича сейчас как раз начнётся пара, и компьютер будет свободен. Я останусь в его кабинете и смогу писать тебе».
«А он не против, что ты пользуешься его компьютером?»
«Нет, что ты. Он всегда разрешает. Знаешь, мне кажется, он тоже в меня влюблён, такой смешной старик» – юность жестока, и совершенно, совершенно слепая.
«Почему ты так думаешь? Он что-то говорил тебе?»
«Нет, ничего не говорил. Он никогда и не скажет ничего, как он может? Он знает, что мы – просто друзья. У нас огромная разница в возрасте, он мне в деды годится. К тому же он знает, что у меня есть ты».
«Ты рассказываешь ему про меня?»
«Конечно! Разве я могу о тебе не рассказывать! Я думаю о тебе всё время».
«Я тоже думаю о тебе всё время. Знаешь, мне кажется, что в моей жизни ничего не было ценного до тебя. Самой жизни не было. Были люди, что-то происходило, случалось. Но потом появилась ты, и всё расцвело. Ты – моя единственная, моя самая сильная любовь. Моя последняя любовь».
Встреча.
В библиотеке переписываться стало совершенно невозможно, и она стала всё чаще забегать к Льву Ильичу. Он не возражал, он понимал, как для неё это важно. Она забегала утром, ещё до начала занятий, всего на пару минут, чтобы пожелать доброго утра своему Владимиру. И обязательно оставляла Льву Ильичу маленькую, нарисованную мелом на доске ромашку. Он её не стирал. Иногда на доске появлялись формулы, даты, термины. Но её ромашка оставалась.
Она забегала в обеденный перерыв, и иногда он даже раздражался, потому что ему приходилось в спешке закрывать все свои открытые окна, чтобы пустить её за компьютер. «Простите, я всего на несколько минут», – каждый раз рассеянно извинялась она. И каждый раз задерживалась на целый час, до конца перерыва.