Когда она попросила мужа пролить свет на это странное заявление, он с
легкостью отпарировал: «Ах, да! Прости, дорогая, я забыл тебе сказать».
Она не верила, что такое могло произойти, и голос её начал дрожать: «Как
можно забыть о том, что является важным не только для нашего существования,
но для всего выживания?! Мы же на пути к банкротству! На какой планете ты
вообще живешь??!!» Постепенно, по мере того, как Татьяна пыталась дать
оценку поведению мужа и раскручивала свои мысли, она всё больше падала
духом, а затем просто махнула рукой, села и заплакала. Слёзы текли по её
щекам, и в голове звенела одна и та же мысль: «Я не хочу больше быть ничьей
женой! Я не хочу больше быть женой!»
Вечером она попросила Алана переселиться в гостиную. «Я больше не могу
спать с человеком, который не участвует в делах нашей совместной жизни. Я
больше не знаю, кем ты для меня являешься. Моим ребенком? Квартирантом?
Или подчинённым? Я больше не знаю, кем я являюсь для тебя. Твоей мамой?
Начальником? Секретаршей? Мне не нравится то, кем я стала. Мне не нравится
злиться и возмущаться. Мама и сын не могут спать в одной постели. Давай
сначала выясним для себя наши роли. Когда ты будешь готов стать настоящим
мужем, когда ты будешь действительно готов, дай мне знать. Я тебя не
заставляю меняться, но если так будет продолжаться, я больше не хочу быть
твоей женой. Мы должны на какое-то время отстраниться друг от друга. Уйти,
чтобы вернуться, но вернуться по-настоящему».
Алан не спорил и не возражал – только удивленно слушал её длинный
монолог, а затем молча взял подушку и одеяло, и ушёл в гостиную.
Татьяна села за маленький столик, уставленный многочисленными кремами
и духами, и посмотрела в зеркало. На неё смотрела осунувшаяся 57-летняя
женщина, которая до сих пор не могла понять, почему она больше не хотела
быть женой этого человека. Она всё еще живо помнила, как любила его –
сильно, страстно и безотчетно, но теперь это стало больше воспоминанием, чем
реальным ощущением. В который раз она мысленно обернулась и вскользь
пробежала по ландшафту своего прошлого, как будто пытаясь найти там ответ.
Как следует любить мужчину? Готова ли она была быть женой, когда выходила
за него замуж? И кто её вообще учил, как ею быть? Кто были её главными
учителями?
Она открыла баночку с кремом и стала медленно наносить его на сухое
лицо. «Ну вот, дожилась! Покойным маме и бабушке предстоит ответить и за
это. Когда уже я их оставлю в покое?» Тем не менее, корни проблемы были
именно там – ведь первые уроки всегда являются самыми глубокими и
запоминающимися. Мама и бабушка не учили её напрямую, им это даже в
голову не приходило – они были слишком заняты собой, но Татьяне пришлось
наблюдать и впитать в себя самые неприглядные образчики чужих жизней.
Правда, она всегда отдавала себе отчёт в том, что ей не нравилось увиденное.
Родители развелись очень рано, после чего оставили Татьяну на воспитание
бабушки. Мама, тут же забыв о существовании дочери, жила свободной, не
отягощенной никакими обязанностями, жизнью. Татьяна следила за матерью с
болью и осуждением, но в её детское подсознание всё же просочился
неприглядный пример того, как надо любить мужчин. Согласно убеждениям
матери, к мужчинам совсем не обязательно привязываться – можно жить
самостоятельно, а в свободное от насущных трудов время принимать их в своём
«будуаре» коммунальной квартиры, и ублажать мужское, а заодно и своё, тело
чувственными удовольствиями. При этом никакой ответственности, никаких
тебе борщей и пирогов. Проводила с оперной арией «Сердце красавицы» до
входной двери и будь здоров! Следующий!
С бабушкой всё было по-другому. Татьяне, правда, не пришлось увидеть,
как бабушка любила мужчин, но она стала главным свидетелем
всепоглощающей любви своей воспитательницы к сыну. Отец Татьяны,
подающий надежды молодой русский поэт, получивший высшее юридическое
образование в Москве, был поставлен бабушкой на высокий пьедестал, каждый
кирпичик которого был облит слезами её умиления. Горе было тому, кто даже в
мыслях осмеливался посягнуть на её любимое чадо, выращенное и
выпестованное ею, простой неграмотной женщиной, в нужде, муках и
страданиях. Теперь бабушка убирала с дороги всё мешавшее её сыну писать
гениальные стихи, и в связи с этим он был освобожден от всякой
ответственности на этой планете, включая воспитание его собственной дочери.
Татьяна также стала свидетелем того, что ни одна из стратегий этих двух,
таких различных женщин, не работала. Под конец жизни мама осталась не
только одна, но даже умирала в полном одиночестве. Правда, уже будучи очень
больной, в возрасте 53 лет, она успела завести очередной роман с женатым
мужчиной. После смерти матери Татьяна решила ему позвонить и сообщить об
этом печальном известии. Но участник маминых любовных утех вежливо и
холодно выразил свои соболезнования, и, отклонив приглашение на похороны,
быстро повесил трубку.
Бабушке повезло чуть больше. Её сын приехал на похороны из Москвы, но
наотрез отказался побыть с больной матерью перед смертью, под предлогом
того, что не мог на «это» смотреть. Затем он оставил её лежать на чужой земле,
забыв даже дорогу к её могиле. В дальнейшем при упоминании о ней он только
пожимал плечами: «Мы никогда не были близки». Таковой была бабушкина
награда за возведение его на пьедестал…
Татьяне не нравилась ни одна из этих стратегий, особенно стратегия
«гейши», так как ей всё-таки хотелось иметь семью, мужа и детей, и она ценила
такие понятия, как стабильность, верность, и преданность. Поэтому ей была
ближе стратегия «пьедестала», в которую, правда, каким-то неимоверным
образом вписался и образ гейши, что выражалось в том, что мужчин,
поставленных на пьедестал, она одаривала различными чувственными
удовольствиями. Как мужчины воспринимали роль заботливой матери-гейши,
осталось неизвестным, но, судя по тому, что большую часть жизни Татьяна
провела одна, эта стратегия по-видимому тоже себя не оправдала.
Почти закончив свою обычную процедуру нанесения густого крема на
лицо, она опять задумалась. Теперь её внимание вернулось в сегодняшний день.
Как же она со всей этой полученной информацией вступила в права жены?
Одиннадцать лет назад она встретила Алана в английском пабе, где работала
менеджером.
Сначала он был просто её посетителем. В одной из бесед он как-то
рассказал, что его жена сбежала к другому, и хотя друзья горячо ему
соболезновали, на самом деле он был даже рад, что избавился от женщины,
тиранившей его на протяжении долгих шестнадцати лет. Новая, свободная
жизнь казалась ему вполне приятной и приличной – постоянная работа, ссуда на
дом, дочка в школе, пиво в пабе по вечерам. Помимо этого, у него не было
никаких дополнительных амбиций или жизненного направления – он просто
прохлаждался и наслаждался жизнью. И никого не искал.
У Татьяны всё было намного драматичнее. В отличие от Алана, она искала!
После скоропостижного развода с первым английским мужем у неё иссяк запас
толерантности по отношению ко всему мужскому населению страны, и теперь
она основательно убедила себя в том, что мужчины её больше не интересуют -
она может прекрасно прожить и без них! Но она определённо кривила душой -
через два месяца ей и её сыну грозила нелестная перспектива остаться без
работы и без дома, к тому же в чужой стране с просроченной визой.
Поначалу они с Аланом просто разговаривали. Он приходил по вечерам
попить пива, и они непринужденно болтали за стойкой бара. Он не ухаживал и
ничего не предлагал. Но тут на помощь пришел его друг, который и подстроил
для них «случайную» встречу. Татьяне импонировал этот загадочный
посетитель, с виду молчаливый и снисходительный, но, как выяснилось, добрый
и мягкий внутри. Её изболевшаяся на чужбине душа потянулась к нему, как к
спасательному кругу. Несмотря на все свои предыдущие разочарования, она всё-
таки решила попробовать. К тому времени ей уже было сорок пять, и это всё, на
что у неё хватило сил – попробовать в последний раз.
Она могла и не спать с ним в тот первый вечер. Ведь он совершенно не
настаивал – он просто поцеловал её в ту тихую лунную ночь на скамейке в
своём саду. Настаивала Татьяна. «Покажи мне ремонт в спальне, о котором ты
говорил сегодня». Ничего не подозревая, с невинным выражением лица, Алан
повёл её на второй этаж. Она с видом знатока оценила скромный интерьер, а
затем возлегла на кровать, направив на него долгий испытывающий взгляд,
полный чувственного вожделения. Он и не сопротивлялся – он никогда ничему
не сопротивлялся. Такая у него была натура.
Зачем она так торопила события? Дала волю укрепившейся с годами
привычке завоёвывать мужчину в постели, или торопила события из-за
отсутствия визы в паспорте? В любом случае, какая-то лихорадочная срочность
заставила её запустить в него тонкие крючки – дабы закрепить успех первой
встречи. Подсознательно она вела себя как утопающий, хватающийся за
соломинку, причем утопающий, который приступает к своему спасению с
хорошим знанием дела.
Крючки сработали. Алан был в полном восторге. Особенно ему нравился
тот факт, что ему ничего не нужно было делать – никаких ухаживаний, цветов
или подарков. Позже он признался, что у него никогда не было богатого опыта
ухаживания за женщинами – первая жена тоже быстро вывела его на финишную
прямую. А теперь и Татьяна избавила его от необходимости этому учиться. Он
просто появлялся в пабе, выпивал пару пинт пива, а затем послушно шел за ней
на второй этаж, где на него в просторной спальне обрушивали пылкую страсть.
К такому он не привык! В пылу этой страсти они оба тут же решили, что
просто созданы друг для друга, и теперь уже вряд ли когда-нибудь расстанутся.
Или это она сама решила? Она уже точно не помнила. Но она помнила, что с
уверенностью сказала себе, что это конец поиска, и отныне все мужчины для
неё умерли, так как она хочет провести остаток жизни именно с этим человеком.
После развода и других многочисленных разочарований ей не хотелось
опять ошибиться, но на неё давили исключительные обстоятельства. За неделю
до того, как Татьяна должна была сдать хозяевам ключи от паба и остаться
бездомной, она поставила Алана перед этим неумолимым фактом. Он оказался
прижатым к стене, и хотя в его голосе не было особого энтузиазма, он всё же
предложил ей и её сыну переселиться к нему, что они вскоре благополучно и
осуществили. Два месяца назад она даже не знала о существовании этого
человека, а теперь она жила с ним под одной крышей. Совсем недавно она
клялась, что больше никогда не сделает такой ошибки, и не будет торопить
события, но жизнь, как всегда, посмеялась над её благими намерениями и
заставила поторопиться.
Несмотря на эту спешку, всё шло как нельзя лучше, и Татьяна была
счастлива и любима, как никогда раньше. Правда, идиллическую картину
счастья портила бывшая жена Алана с группой поддержки в лице своей мамаши
и дочки, которая начала наносить частые визиты, и просто считала своим
долгом оскорбить и унизить нагло вторгнувшуюся на её законную территорию
соперницу. По одной простой причине – несмотря на своё двухлетнее
сожительство с другим мужчиной, жена еще не готова была отдать мужа в
чужие руки, и поэтому тщательно планировала своё возвращение.
Правда, во время внедрения этого плана в жизнь Алан забыл ей подсказать
одну маленькую деталь – он даже не рассматривал подобную возможность, и
тем самым оставил дверь приоткрытой и даже подарил ей ложную надежду. Он
был человеком добрым, мягким, и тихим, и совершенно не умел спорить.
Внутренний покой был так ему дорог, что он даже не защищал Татьяну, когда
его не обременённые какими-либо рамками приличия родственнички врывались
в дом и оскорбляли её последними словами. Он просто молча стоял, опустив
глаза.
Но она и не жаловалась. Она его так сильно любила, что в её любви не было
места ни малейшим претензиям. Мало того, ей даже не приходило это в голову!
Она была так счастлива и благодарна за то, что он принимал её любовь, что ей
достаточно было того, что он просто существовал! Она любила и обожала в нём
всё – до самых крохотных мелочей. У него просто не было никаких изъянов! И
этим она опять поставила мужчину на высокий пьедестал. Именно поэтому
задачу по защите себя от нападений жены она тоже взвалила на себя. Она даже
не попыталась напомнить Алану, что это было совсем не её работой, и что он
сам должен был разобраться со своей бывшей женой.
Мало того, она совершенно добровольно взвалила на себя роль адвоката в
его бракоразводном процессе, как будто ей было мало своего! Целый год она с
завидным энтузиазмом участвовала в чужом разводе, писала письма адвокату
жены и в суд, усердно собирала документы, банковские счета и другие бумаги.
Кто её об этом просил? Никто… Её вознаграждение было простым – она
единолично расчищала себе дорогу к счастливому замужеству, в то время как
сам кандидат в мужья спокойно ждал в стороне и чуть ли не посвистывал.
Правда, над ней также висела топором угроза депортации, но даже это, во
всепожирающем пламени любви, стало вторичным.
Но вот наступил долгожданный день – они получили окончательную бумагу
о разводе. Теперь Алан был абсолютно свободен, и они могли пожениться и
послать документы на визу, о чем они и говорили весь этот год, как о
совершенно естественном продолжении их отношений. Или это она сама себе
говорила? В тот вечер она ждала, что он по традиции встанет на одно колено,
возьмет её руку в свою, и произнесёт такое волшебное и долгожданное:
«Дорогая, не согласишься ли ты стать моей женой?»
Но кандидат в мужья почему-то молчал… Молчание тянулось целых два
дня, что для Татьяны стало совершенно невыносимым. И тогда она всё-таки не
выдержала и перед сном неуверенно спросила: «Я не совсем понимаю, что
происходит. Мы, кажется, собирались пожениться, как только ты получишь
развод?» Сначала он не уловил в её голосе нарастающей обиды, и поэтому
повернулся и со вздохом ответил: «Но прошло всего лишь два дня! Дай мне
насладиться свободой».
Впервые за полтора года их знакомства она о чём-то его попросила, и он
ответил ей отказом… Она отвернулась к окну и притихла. Алан сразу понял, что
сказал непростительную глупость, и, будучи человеком миролюбивым, не
любившим конфликтов и сцен, попытался предотвратить надвигающуюся грозу.
Но было уже поздно! «Целый год я воевала с твоей женой, тёщей и дочкой,
терпела их унижения, помогала тебе с разводом, довела себя до нервного срыва,
при этом считая, что это наша проблема! Ты прекрасно знаешь, что у меня
закончилась виза, и мне грозит депортация, но тебе некуда спешить! Значит,
твои проблемы – это наши проблемы, а мои – это только мои! Неплохо ты
устроился!»
Татьяна отбивалась и упорно отталкивала его, в то время как он пытался её
схватить, заверить и успокоить: «Извини, пожалуйста! Я сказал ерунду.
Конечно, мы завтра же пойдем в загс и подадим заявление!» «Мне уже ничего
не надо. Это мои проблемы, и я их как-нибудь решу сама!»,– продолжала она
стоять в позе, всё сильнее вызывая в нём глубокое чувство вины. «Я не хочу
выходить замуж за человека, который не уверен, что ему нужно. А одолжения
мне не нужны. Спасибо, что ты сделал мне такое оригинальное предложение.
Это именно то, о чем я мечтала всю жизнь!»,– язвительно заключила она.
«Поверь мне! Я очень хочу жениться на тебе…»
На следующий день они всё-таки пошли в загс и подали заявление, но
настроение у Татьяны было изрядно испорчено. Романтический момент,
которого она ждала так долго и с таким нетерпением, был упущен навсегда! В
дальнейшем она припоминала ему это каждый раз, когда злилась или была чем-
то недовольна. Всем известно, что у женщин очень долгая память на такие
вещи. Но, так или иначе, через месяц они поженились, и постепенно новая
жизнь сгладила и это разочарование.
В день свадьбы она, правда, почему-то сильно нервничала – её просто
трусило мелкой лихорадкой, и долгие годы она не могла понять причины этого
страха. И хотя Татьяна уверяла себя, что это самый счастливый день в её жизни,
и она выходит замуж за мужчину своей мечты, какой-то необузданный,
панический страх, которому не было даже объяснения, сжигал её в тот день на
медленном коварном огне.
Возможно, на каком-то интуитивном уровне она осознавала, что, выходя
замуж за этого человека, ей придётся и в дальнейшем взваливать все житейские
проблемы на себя, и пожизненно тянуть эту лямку забот. И что романтикой как
не пахло, так уже никогда пахнуть не будет. Её интуиция прочитала в этой
ситуации нечто такое, чего мозг не смог проанализировать и осмыслить до
конца. Это была интуиция, которую мы часто забиваем своими фантазиями,
проекциями и раскалёнными желаниями, в то время как действительность,
подобно бедной родственнице, тоскует на задворках.
Если бы наша жизнь разворачивалась идеально, мы бы учились науке
любви в следующем порядке. В самом юном возрасте, когда о нас заботятся
родители и родные, и нам нужна их защита и поддержка, мы бы учились
принимать любовь. Когда мы выходим во взрослую жизнь, и нам нужно
получить знания, освоить стратегии, установить стандарты и определить
желания и направление в жизни, мы бы учились любить и поддерживать самих
себя. И только тогда, когда всё это более или менее достигнуто, мы были бы
готовы безвозмездно дарить свою любовь другим людям, ничего не требуя при
этом взамен, как не требовали, в свою очередь, от нас в детстве. Именно в такой
последовательности – получать любовь, дарить её самому себе, и только затем
дарить другим.
Но жизнь не всегда разворачивается идеально. Иногда нас не удобряли и не
поливали, и некоторые из нас выросли одинокими, растерянными и дикими
растениями. Когда мы росли, нам трудно было полюбить себя – мы смотрели в
зеркало и видели себя глазами родителей, которые убедили нас, что мы не
совсем полноценные, и больше похожи на карликовое корявое дерево, чем на
стройную березку. Хотя при этом они забыли, что именно они и дали нам эти
«плохие» семена!
Но мы всё равно тянулись к солнцу и когда становились взрослыми,
пытались всё же произвести на свет хоть какие-нибудь плоды. И пусть эти
недозревшие горькие плоды, лишенные света и свежего воздуха, выросли на
сухой неприветливой почве, мы всё же предлагаем их другим людям – в тщетной
надежде, что они им понравятся, и они будут даже восхищаться. Но люди
откусывают от этих дичков, и с отвращением выплёвывают – иногда молча, а
иногда кривясь и чертыхаясь…
Мы часто недооцениваем влияние семейной обстановки, в которой нас
вырастили и воспитали. Если почва, на которой мы росли, была пропитана
психологическим ядом, то какими бы большими и великолепными ни выросли
наши плоды, они всё равно будут давать горчинку, и отравлять все наши
отношения с окружающим миром. Тогда у нас даже может сложиться
убеждение, что мы обречены на эту неполноценность до конца своих дней. Это
в лучшем случае! В худшем случае мы даже этого не заметим, и начнём
обвинять других людей: «Как они посмели кривиться от моих плодов!» Но
правда состоит в том, что мы никогда ни на что не обречены. У нас всегда есть
возможность вырастить новые плоды, а для этого, как для любого садовода-
любителя, нужно время и терпение.
А что садоводы делают с отравленной землёй? Прежде всего, они дают ей
отдых, отказываясь собирать и продавать отравленный товар. Затем они
привносят новый грунт (знания), удобрения (любовь к себе), и только затем
сеют новые семена (новые привычки). Когда семена дают всходы, они их
накрывают, подвязывают, поливают и избавляют от сорняков. Они оберегают их
от заморозков, жучков и личинок, и следят за их правильным ростом. Они
делают всё, чтобы плоды были сладкими и сочными, и чтобы никто от них
больше не отворачивался…
Татьяна училась любви в обратном порядке. Сначала она научилась
отдавать любовь. Не потому что она была такой уж любвеобильной, а потому
что её отец, сам кстати находящийся на пьедестале своей матери, потребовал,
чтобы сначала она заслужила эту любовь, потому что он не может любить её
просто так, ни за что. И она стала заслуживать! Сначала она честно заслуживала
любовь в кругу семьи, а затем – у своих сверстников и друзей.
Когда же пришло время любить себя, она опять растерялась, и стала искать
того единственного, который покажет ей, наконец, как же выглядит эта
пресловутая любовь! Но мужчины почему-то отказывались ей это показывать, и
даже отворачивались от плодов её любви. В то время как она продолжала
отдавать – неистово и безвозмездно. Потом она родила сына, и ей опять
пришлось дарить и отдавать. Этот процесс тянулся до такой степени бесконечно,
что в один прекрасный день Татьяна поняла, что ей больше нечего давать…
И вот, наконец, в её жизнь пришел человек, который был готов показать, как
выглядит безусловная любовь. Но теперь её мучил вопрос: «За что Бог подарил
мне такое счастье?» Время от времени она даже с опаской оглядывалась – не
вырвет ли кто это счастье из её рук, или не передумает ли сам Алан? Она не
привыкла к тому, чтобы к ней так хорошо относились, никогда не критиковали,
не говоря уже о том, чтобы не выгоняли из дома. А где же борьба? А где
привычные боль и страдания? Нет, она не могла этого принять, поэтому
старалась давать еще больше, окутывая своего нового возлюбленного
неустанной заботой, в результате чего ему больше ничего не оставалось делать,
как только лежать на спине и получать. Он и не возражал!
А того она не знала, что это была не любовь, а только преддверие к науке
любви. Когда Бог увидел, что она опять только отдаёт, и отказывается получать,
вот тогда-то Он и выпустил на сцену соперницу – сбежавшую жену Алана. Бог
не просто её выпустил, он спустил её с цепи! И та сорвалась, как озлобленная и
долго не кормленная овчарка, готовая растерзать на куски любого, кто посягнёт
на ее «собственность». И тут Татьяна серьезно задумалась…
Обычно в таких случаях, когда к ней подкрадывался невроз или депрессия,
она заползала под одеяло на старом диване и зализывала раны, но на этот раз
уползать ей не хотелось, к тому же она чувствовала, что она не могла себе этого
позволить – кто тогда будет заботиться об их новой семье? И в этот момент она
впервые в жизни пристально посмотрела на себя в зеркало – чтобы оценить
урон, нанесенный соперницей. И тут Татьяна в ужасе отпрянула! Но её ужаснул
не вид незаживающих ран, она уже к ним привыкла. На этот раз она увидела
себя тем, кем всегда была – карликовым уродливым деревом, родящим колючки
вместо плодов. Деревом, которое она в душе ненавидела, и за которым никогда
не ухаживала…
Тогда и наступила следующая фаза её обучения – любви к себе самой.
Только теперь ей предстояло любить двух людей одновременно – себя и своего
мужа, и она самозабвенно взялась за эту работу. В перерывах между заботами о
муже, бизнесе, и других житейских делах, она упорно работала над собой.
Годами она что-то вычищала, отсекала, выравнивала, удобряла, прививала,
поливала. И однажды, посмотрев в зеркало, она действительно увидела
результаты своего нелегкого многолетнего труда. На неё теперь смотрела
уверенная в себе женщина, всегда знающая, чего она хочет, у которой были
стандарты, направление в жизни, и гордость за себя. Хотя эта фаза заняла у неё
около десяти лет, она не роптала – теперь она была так счастлива и довольна
собой, что роптание казалось совершенно неблагодарным занятием.
Правда, в начале этого пути у Татьяны появлялись мысли: «Если я буду
расти и развиваться, как это отразится на моих отношениях с Аланом? Пойдут
ли наши дороги в одном направлении, или я оставлю его далеко позади?» Но
она решила, что даже если все её страхи оправдаются, она не позволит себе
остановиться, и поэтому выбрала движение вперед. Теперь её внутренний мотор
быстро набирал обороты, и вот она уже двигалась по жизни со скоростью
Феррари, которая на автогонках должна завоевать ослепительную победу.
Её муж по-прежнему лежал на спине и наслаждался жизнью, т.е. двигался
со скоростью черепахи. Надо заметить, что Феррари трудно идти в ногу с
черепахой, так как она начнёт буксовать и пускать много дыма. Сначала Татьяна
то возмущалась и раздражалась, то смирялась и оставляла мужа в покое.
Игнорирование сменилось чем-то еще. Потом она начала умолять и даже
плакать – ей так хотелось, чтобы Алан проснулся и тоже пересел в мощное
Феррари! Временами, под напором её просьб, слёз и возмущений, он
действительно просыпался, вскакивал и провозглашал: «Да, дорогая, конечно!»
Но это длилось недолго, и вскоре он опять засыпал.
И вот теперь дело дошло до ультиматума. Десять лет назад она даже не
могла себе такое представить! У неё даже не повернулся бы язык попросить
мужа переселиться в другую комнату и заявить: «Или ты проснёшься, или я иду
дальше без тебя!» Но язык всё-таки повернулся, и теперь она пыталась понять -
что же происходит с их любовью? И что теперь делать с такой ранее желанной
ролью жены?
Татьяна в очередной раз закрыла двери, опустила шторы на окнах,
погрузилась в медитацию, и начала копать. Но каждый раз она откапывала один
и тот же ответ: «Пришло время научиться принимать любовь!» Да, у неё уже не
было сомнений, что проблема была именно в получении, но теперь она
недоумевала: «Как это «получать»? Господи, с чем это едят?» Это была
совершенно новая, неизведанная территория – её нога еще никогда сюда не
ступала. И на неё опять нахлынули воспоминания.
Как она обычно принимала любовь? Отвергала, если люди предлагали эту
любовь с критикой, осуждением, обвинениями, и прикрепляли вдобавок
негативные ярлыки? Ждала только сладких, сочных и отборных плодов,
отвергая при этом любое несовершенство, любую незрелость? Хватило ли у неё
душевной щедрости на то, чтобы принимать дары любви в любой предложенной
форме? Да, именно в любой форме! Хватило ли у неё душевной мудрости
увидеть эти дары сквозь эмоциональную завесу недоверия, обид, непонимания и
страха?
Перед Татьяной прошел целый ряд персонажей из её семейной драмы, и
теперь она понимала: да, они её любили, но до чего же любовь их была
неудобной, суровой и временами даже жестокой! И хотя они предлагали ей
любовь в заскорузлой уродливой форме и преподносили ей тяжелые уроки, они
всё же толкали её во взрослую жизнь и протрезвляли к действительности. Да,
такая любовь обрекала её на горькое одиночество и разочарования, кромсала её
на мелкие кусочки и ввергала в пропасть страданий, но каждый раз Татьяне
удавалось подниматься, взмахивать крыльями всё шире и увереннее, и
становиться всё сильнее и мудрее. Эта любовь, с привкусом горечи и кислоты,
помогла ей добраться до места, где она находилась сейчас, и стать тем, кем она
была сегодня. И она не могла пожаловаться, что это место было голым и
неуютным – большей частью она была совершенно счастлива, и по-настоящему
гордилась собой.
Почему же все эти годы она отвергала эти дары с таким возмущением и
злостью? Почему закатывала глаза, топала ногами, устраивала истерики, и
отбрасывала предложенное ей как нечто неприемлемое и непристойное?
Сколько людей ушло из ее жизни неоценёнными и непрощёнными? Сколько
ценнейших уроков, завуалированных жестов и предложений о помощи и
поддержке она пропустила? Перед Татьяной открылся и развернулся во всей
своей широте новый слой восприятия жизни, где она, наконец, смогла увидеть
события и людей совершенно в другом свете.
Она вдруг увидела мать, отца и бабушку, которые протягивали к ней руки,
пытались ей что-то вручить, но лица их были такими беспомощными и
виноватыми: «Мол, чем богаты, тем и рады!». Затем она вспомнила своих
друзей и бывших партнёров, которые, как она тогда думала, оскорбляли её
человеческое и женское достоинство, оставляли и предавали, а на самом деле с
любовью напоминали ей о недостатках, которые надо было срочно исправлять.
Она вспомнила своего первого мужа, который с нетерпением, страхом и
ненавистью – по крайней мере, именно так она воспринимала его действия -
стал выгонять её с сыном из дома, на третий день после их приезда в Англию.
Теперь она понимала, с какой неиссякаемой и неудержимой страстью он
пробуждал её от летаргического сна, пассивности и депрессии. Просто он
использовал единственно знакомые ей чувства – гнев и возмущение…
Все эти неудобные друзья, трудные люди, или так называемые «враги»,
которые нас будят, тревожат и будоражат! Почему мы отвергаем всю эту
скрытую незримую помощь и поддержку? Не потому ли, что видим в них
препятствие или угрозу своему ленивому, застывшему душевному покою,
привычной внутренней стабильности? И почему мы так ценим этот душевный
покой, приводящий только к прозябанию, обыденности и скуке, и никогда не
способствует нашему росту и развитию? Почему нас надо толкать в спину,
бросать нам в лицо унижения и оскорбления, чтобы насильно вытолкать из
насиженной зоны комфорта? Почему нам страшно выйти из этого тёплого
убежища добровольно, чтобы мужественно подставить лицо навстречу буре,
ветрам и непогоде?
Неужели всё дело в душевной слепоте и глухоте? Мы не видим, куда и
зачем идем – двигаясь на ощупь, натыкаясь на острые предметы и рисуя в уме
мрачные и ужасающие картины будущего. Мы не умеем различать голоса, и не в
состоянии отличить тихий шёпот внутренней мудрости от многоголосого шума
всемирного балагана. Мы шарахаемся, пугаемся, мечемся из стороны в сторону,
упуская реальные уроки и возможности, и истинный смысл жизни. Мы также не
замечаем, как нам передают эту слепоту и глухоту предыдущие поколения, и
даже начинаем верить в то, что мы действительно слепые и глухие, без всякой
надежды на исцеление! Никто, ни одна живая душа в продолжение всей нашей
жизни не убедила нас в обратном…
Теперь этот тихий голос внутренней мудрости приходил Татьяне на
помощь: «Ты тоже была слепа! Тебе были предложены великолепные сочные
плоды, а ты увидела небольшие пятнышки на их боках и запаниковала! Ты что
забыла, как всего несколько лет назад была готова поднимать с земли гнилую
падаль? И даже ни разу не покривилась. С чего это ты стала вдруг таким
изысканным гурманом?» На что она быстро отпарировала с возмущением:
«Тогда я не любила себя, и поэтому позволяла себе принимать всё самое
уродливое и недозревшее. А сейчас я себя люблю, и хочу для себя только всё
самое лучшее и качественное, и тут гнилые дички ну уж никак не подходят!»
«Не тебе судить об этом – спелые или гнилые. Это всё Божественные
плоды, посланные утолить твоё голодное подсознание. Прими же их с
благодарностью и любовью. Ничего нет лишнего в природе – всё служит какую-
нибудь службу. Только твоя человеческая слепота мешает это увидеть. Многие