Проблемно-тематические аспекты. Не менее выразительны и качественно-количественные данные исследования. О чем же писали газеты в обозначенном контексте? Говоря о конкретных проблемах, имеющих гендерный подтекст и артикулированных газетами в предвыборный период, уместно сравнить первую тройку проблем, выявленную в исследованиях 2007 и 2011 гг.:

Таблица 8

Данные, полученные в ходе исследования, снова указывают на обозначившуюся тенденцию: тексты гендерной проблематики политизируются; именно политическое участие в разных проявлениях начинает преобладать в пространстве, ограниченном тематикой выборного процесса. Напрашивающееся объяснение – различия в характере политических кампаний нынешнего и прошлого избирательных циклов. Кампания 2007 г. во многом была связана с инициированными тогдашним президентом национальными проектами социального характера; встречи лидера «Единой России» с избирателями, активно освещаемые СМИ, концентрировались вокруг хода реализации этих проектов. Острота социальных проблем составляла основу большинства исследованных текстов. Направление дискуссий и встреч в той кампании инициировалось не гражданами; однако электоральные массы, преимущественно женщины, высказывались на темы, связанные с тяготами повседневной жизни. Все это отразилось в текстах СМИ. Гендерные аспекты проявились в основном на социально-бытовом уровне.

И в 2011 г., как следовало из публикаций на первом этапе предвыборной повестки, социальные проблемы были поставлены в центр дискуссий: одними кандидатами акцентировался их застойный характер и угрожающее развитие – другие, напротив, стремились показать несомненные достижения на пути их решения. Однако на заключительной стадии кампании содержательные акценты изменились: гражданская активность привела к выступлениям политического характера, СМИ также активизировались и наполнились публикациями, где женское присутствие и участие приобрело иной смысл. Теперь газетные тексты освещали не столько жалобы и пожелания социального, часто бытового характера, высказываемые преимущественно женщинами на встречах с кандидатами, сколько протест против того, что политический застой, обеспеченный и гарантированный в будущем «нечестными выборами», не сможет привести к решению этих проблем. Политизация гендерной повестки приобрела выраженные признаки.

Жанровые формы. Оживление гражданской активности вовлекает женщин почти наравне с мужчинами в политический процесс, объемы публикаций в СМИ также возрастают; большая их часть отражает «уличную» политику. Сообщения о митингах «за» и митингах «против» конкурируют друг с другом, но исключительно на уровне выражения эмоций (как в текстах протестных, так и поддерживающих официальную политику). Однако «политизация» гендерной проблематики определенно носит стихийный характер, что подтверждается анализом такой категории, как уровень освещения (жанровый состав текстов). 90 % текстов – это информационные сообщения о ходе кампании. Преобладание текстов информационных и репортажных (интервью – 8 %, репортаж – 10 % от общего объема) отражает событийную насыщенность кампании; есть комментарии – выражение позиций; однако развернутые аналитические формы практически отсутствуют. Наметившаяся тенденция к политизации гендерной повестки еще не обрела формы и смысла, который позволяет ясно формулировать гендерные взгляды как политическую позицию, в частности – взгляд на проблему женского представительства во властных структурах, а также альтернативный нынешнему взгляд на ключевые проблемы развития российского общества – т. е. то, чего традиционно ожидают от такого представительства.

Здесь симптоматично сравнение газетных и журнальных текстов: если в газетах, основная функция которых – оперативное информирование и комментирование, на финише кампании отмечено резкое возрастание объемов, то в журналах, тяготеющих к аналитическим формам, напротив, количество текстов группы «ГВ» заметно сокращается. Это происходит на фоне единодушного внимания журнальных еженедельников к «протестному феномену»: его анализа, комментирования, прогнозирования и т. д. Снижение интенсивности проявлений исследуемых категорий в последний месяц в журналах – признак расхождения между выборной и гендерной повестками, в то время как в газетах они сближаются. Оперативная газетная информация отразила участие женщин в политическом процессе в качестве представительниц электората; в журнальной аналитике гендерное участие как актуальная проблема все еще не становится предметом анализа, дискуссий, элементом политических платформ и т. д. Практически вся наша политическая аналитика – «мужская», даже если ее авторы женщины.

Оценочные контексты. Попытка их выявления по отношению к традиционному распределению гендерных ролей не принесла отчетливых результатов – что естественно, если учесть ярко выраженное преобладание в выборке текстов информационных жанров. Большинство высказываний нейтральны (70 %), на втором месте негативный контекст (19 %), на третьем – позитивный (11 %). Женщины чаще, чем мужчины, высказывают позитивные оценки; в 2 раза больше с их стороны нейтральных высказываний. Высок процент негативного контекста в массовых изданиях: МК (30 %) и КП (37 %). «Русский репортер» и другие журналы, тяготеющие к «изобразительности», к погружению в реалии (в отличие от преимущественно «оценочных» еженедельников – «Профиль», New Times), опираясь на них, предпочитают нейтральные высказывания. Они еще не поднялись до прямых позитивных оценок, но и умозрительного, «немотивированно-индивидуалистическо-высокомерного» неприятия женского участия в них нет. Прямые оценки гендерного подхода высказываются сравнительно нечасто; в массовых газетах они выражены более откровенно, иногда грубо; авторы-мужчины более консервативны в оценках; иронично-негативное отношение к современным гендерным ролям отчетливо демонстрирует «Коммерсантъ». В небольшой по объему группе прямых оценочных высказываний мелькает мужской шовинизм, но в целом журналистика, если суммировать данные, не столько нейтральна, сколько равнодушна к женскому представительству во власти: сейчас для нее есть более актуальные проблемы.

Типы авторства. Еще одно наблюдение: преобладают тексты, авторами которых являются журналисты – их 90 %. В 6 % авторами комментариев выступили представители партий («Российская газета»), по 2 % текстов принадлежат экспертам (политологи, историки) и представителям аудитории. Авторы исследуемых текстов – журналисты, это их взгляд на гендерные проблемы; политическая элита и общество в целом в «ГВ»-текстах СМИ в качестве авторов практически не представлены; экспертные позиции – только в «НГ» как самостоятельные тексты и экспертные мнения – в границах журналистских текстов.

Медиаперсоны. Эта категория оказалась неожиданно яркой и «говорящей». Единицей анализа, напомним, здесь были упоминания женских и мужских имен в политическом контексте. По всей выборке женские имена упоминались в 2 раза реже, чем мужские (заметим: если женщин-депутатов только 13 %, то 35 % женского присутствия в текстах СМИ – совсем неплохой результат). Однако внутри отдельных групп наблюдался поразительный контраст:

Таблица 9

Итак, имена женщин в газетных текстах, освещавших ход предвыборной кампании, упоминались крайне неравномерно: среди представителей законодательной и исполнительной ветвей власти, а также экспертного сообщества женщин примерно четверть, но в группе основной массы избирателей их 67 %! Поистине, у электората в газетной хронике – женское лицо! И это, по-видимому, самый важный результат исследования. Для сравнения: в журнальных публикациях, которых в исследуемом аспекте вообще немного, такой картины не наблюдалось. Оперативная информация свидетельствовала о стихийной феминизации политического процесса, но на уровне аналитики и комментариев тенденция не была замечена и проанализирована. В этом аспекте новое исследование не выявило динамики: была представлена очень незначительная доля аналитических текстов.

Выводы. Рост объемов, и особенно троекратное увеличение количества текстов, связывающих политическую и гендерную повестки, свидетельствуют: в российском обществе происходит становление новой гендерной парадигмы. Это – симптом того, что общество проходит некую промежуточную фазу демократического развития, соответствующую времени вовлечения широких масс в развитие современных гражданских отношений.

На уровне СМИ это находит отражение в таких выявленных позициях, как количественный рост публикаций по всем группам текстов; структурные изменения в содержании текстов и преобладание политических аспектов гендера; акцентирование гендерных реалий на уровне оперативного информирования; преобладающее упоминание женских имен как выражение стихийной, низовой феминизации политической активности общества; сближение позиций качественной и массовой газетной периодики.

В то же время процесс развивается неравномерно, отмечен множеством противоречий, в числе которых: количественный, но еще не качественный рост содержания гендерной проблематики; несовпадение позиций газет и журналов, а также снижение интенсивности проявлений исследуемых категорий в журналах непосредственно накануне голосования, свидетельствующее о расхождении между выборной и гендерной повестками; депроблематизация гендера как актуального предмета анализа, дискуссий, элемента политических платформ; пассивность и консерватизм журналистов в тех немногочисленных текстах, где присутствуют оценки, – в основном они базируются на традиционных подходах к пониманию гендерных отношений.

Немало и парадоксов: отечественный либерализм, как правило, не связывает стремление к демократии с признанием гендерных (и шире – гуманитарных) ценностей – скорее происходит стихийное освоение женщинами широкого политического пространства. Отсутствие женского голоса в политике реально, оно осознается и самим обществом как актуальная проблема. Вместе с тем – и это основной результат исследования – наметились некоторые сдвиги: женщины все-таки заняли место в публичной сфере, хотя и не как влиятельные персоны.

3.2.3 Проект «Семья»³⁷

Этот проект обусловлен лавинообразным ростом количества публикаций, посвященных проблемам семьи в связи с прошедшим в России Годом семьи. Ни одна из объявлявшихся ранее социальных программ не имела такого масштабного и многостороннего информационного отражения. Семья (и все, что с ней связано) стала одной из ведущих тем российских СМИ. В этом потоке публикаций немало интересных профессиональных решений и находок, как, впрочем, и традиционных, обязательных для подобных кампаний форм. Отражают ли они проблемы современной семьи и соответствуют ли потребностям современного общества? Как и вышеописанные проекты, это исследование зафиксировало особенности освещения в СМИ социальной сферы общественной жизни, рассматривая отражение определенного ее сегмента. Тематика семьи – один из самых актуальных аспектов гуманитарной повестки, дающий обильный материал для осмысления.

Проблема исследования. Многочисленные тексты, программы, акции, проекты и т. д., широко представленные во всех типах СМИ, не только отразили личную, субъективную значимость темы для различных аудиторных групп, но и выявили потребность в общем нравственном ориентире: пространство семьи для большинства россиян остается местом формирования главных национальных ценностей, полем поиска основных жизненных смыслов. Государственная программа поддержки семьи и ее информационное сопровождение – отклик на одну из наиболее острых социальных проблем, переживающих стадию мобилизации общественности на поиск решения. Кризис традиционной семьи – мировая тенденция³⁸, в отечественном варианте отягощенная последствиями глобальной социальной трансформации. Она нашла выражение в росте разводов, сиротства, депопуляции, аномальной смертности, социальных болезней. Вместе с тем общество чувствует, что возрождение семейных ценностей, основательно пострадавших в годы социальных потрясений, а также испытывающих на себе воздействие мировых цивилизационных процессов, не может быть возвратом к патриархальным отношениям. Осознает ли эту коллизию журналистика?

Пилотное исследование показало: смысловые доминанты информационных потоков, отображающих комплекс семейных отношений, противоречивы и разнонаправлены. Объявленный Год семьи породил обилие материала для исследования, выдвинув в поле общественного внимания целый блок острых вопросов. Семья, частная жизнь оказались в центре внимания прессы – произошел информационный прорыв, сломавший существовавшие ранее искусственные идеологические ограничения. Вместе с тем отчетливо обнаружилось противоречие: информационное сопровождение года семьи ориентировалось прежде всего на укрепление традиционной модели семьи, а вызовы времени ставят эту модель под сомнение. Столкновение между традиционной семейной моралью и свободой выбора личности приводит к многочисленным конфликтам как внутри, так и вокруг семьи. Порождённые неодинаковым уровнем гендерного сознания членов одной семьи или представителей разных ее поколений, эти конфликты получают самое разное разрешение. Пресса, и прежде всего массовая пресса, публикующая множество текстов в жанре семейных историй, отражает новые процессы, не характерные для течения жизни традиционной семьи. При этом в одних и тех же газетах легко встретить материалы, направленные на укрепление семьи в духе традиционной морали, и материалы, демонстрирующие, что это возможно далеко не всегда, поскольку современная жизнь создает такие коллизии, которые нельзя разрешить при помощи привычных схем. Тексты, освещающие семейные конфликты, – тот кластер в безбрежном море семейной тематики, который убедительно показывает, что семейные драмы становятся индикатором социальных изменений. Во многом это связано с тем, что истоки значительной части проблем семьи обусловлены процессами глобальной политической, экономической и социальной трансформации российского общества, преобразовавшими привычный семейный ландшафт. Как он выглядит в настоящее время? Сегодня в России 40 млн семей и 50 млн домохозяйств. Это супружеские пары с детьми (52 %), супружеские пары без детей (13 %), неполные семьи с детьми (13 %), семьи с детьми и родителями (1,2 %), домохозяйства одиночек (20 %)³⁹. Основные тенденции в жизни семьи – уменьшение ее размера, снижение среднего числа детей в семье, рост незарегистрированных семей и рождений детей вне брака, увеличение числа разводов. В послевоенное время примерно четверть детей рождалась вне брака – это было объяснимо в разоренной войной стране, потерявшей огромное количество молодых мужчин. Затем количество внебрачных детей снижается до 10–11 %, но в период реформ резко увеличивается. Треть детей сейчас рождается вне брака (в отдельных районах – и того больше), причем половина признаются своими отцами⁴⁰.

Сегодняшние проблемы обычной российской семьи тесно связаны с проводимыми реформами, кризисным состоянием общества – с одной стороны; с другой – в ней происходят те же процессы модернизации-трансформации, что и с миллионами семей во всем мире. Семья – социальный институт, который связан тысячами видимых и невидимых нитей с экономикой, общественным устройством, государственными и культурными структурами. Происходящие в обществе перемены находят непременный отклик в семье, сказываются на ее составе, стабильности, функциях, развитии. Особая сложность ситуации состоит в том, что общемировые трансформационные процессы накладываются на специфические кризисные проявления сугубо российского свойства. Как следствие, мы имеем проблемы, которые стабильной Европе неведомы и которые абсолютно нельзя «не драматизировать», как предлагают некоторые исследователи.

Драматизм ситуации, ее укрупнение как предмета исследования усиливается при обращении к фамилистике – научным работам, посвященным семейно-брачно-родственным отношениям. «Тихая гавань» семьи являет собой в современных научных исследованиях⁴¹ поистине поле битвы – градус полемики здесь столь высок, что рассматривать их в качестве теоретико-методологического основания можно лишь в ограниченных пределах. Всем очевидно, что семья переживает трудные времена и нуждается в укреплении и поддержке. Однако объясняются и оцениваются эти процессы по-разному, и, соответственно, концепции поддержки, включая информационную, заметно различаются. Различны и оценки конкретных государственных программ и решений; жизненных ситуаций, оказавшихся в центре внимания; прогнозы. Так, часть ученых видят в происходящих процессах кризис семьи, оценивают основные современные процессы как преимущественно негативные, выражают тревогу по поводу будущего европейской цивилизации (в том числе российской), вызываемую ослаблением семьи – прежде всего, за счет снижения рождаемости – и вытеснением ее из общественной жизни.

Нужно сказать, аргументы «кризисников» («алармистов», как их называют) серьезны и заслуживают того, чтобы быть услышанными.

Переломить ситуацию, считают они, можно экономическими мерами поддержки семьи с детьми, но главным образом – массированной пропагандой семейных ценностей. Нужно изменить мораль, внедрить в массовое сознание нормы, предписывающие позитивную модель семьи с несколькими детьми, основанной на прочном браке, – с помощью СМИ, церкви и учебных программ для школ и вузов⁴².

Сторонники же «модернизационной» позиции не склонны драматизировать нынешнюю семейную ситуацию в России, считая, что ее следует рассматривать скорее как очередной «демографический переход», т. е. переход к новому типу семьи, как модернизацию ее традиционной формы, осуществляемую в рамках более широкого процесса модернизации всего социального пространства и распространения прогрессивного взгляда на права личности. В поведении людей не наблюдается чрезвычайных изменений; частота браков, разводов, уровень рождений остаются в границах колебаний, наблюдающихся уже не одно десятилетие, считают представители этой школы, – и «ничего страшного». Возврат к полной многодетной семье, стимулирование рождаемости и укрепление семейного образа жизни, предлагаемые «алармистами», в постиндустриальных странах просто невозможен. Поэтому необходимо выстраивать семейную политику, обеспечивая «новое равновесие» между личностью, семьей и обществом на принципах свободы личности, равноправия и партнерства⁴³. Иными, следовательно, должны быть и информационные стратегии, в том числе – в СМИ.

Программа исследования. Цель исследования состояла в том, чтобы получить данные, которые позволят прояснить ряд вопросов, а именно: как можно укреплять семейные ценности с помощью информационных стратегий? к какому образу семьи апеллировать? к созданию какого медиаобраза стремиться? Рассмотрение семейных конфликтов, вынесенное в публичное пространство, способно сыграть большую роль в активизации мобилизационных процессов, необходимых для успешной медиакарьеры «семейного блока» социальных проблем. Объектом исследования стали журналистские тексты в жанре «житейские истории», опубликованные в массовых изданиях в 2008 г. («Московский комсомолец», «Комсомольская правда», «Аргументы и факты»), а также публикации официального издания – «Российской газеты», также проявляющей интерес к жизнеописаниям. Материалы отражали различные семейные конфликты: между супругами, детьми и родителями, в сфере родственных отношений, а также варианты добрачных отношений, разводы, альтернативные формы брака.

Развернутые жизненные истории, в которых могла бы содержаться информация о причинах и последствиях конфликтов, личностных характеристиках их участников, мотивах и моделях мужского и женского поведения и иных аналогичных деталях, представлены далеко не во всех жанровых моделях. Поэтому приоритет отдавался текстам в жанре очерка, репортажа, судебного очерка, расследования и т. п.⁴⁴. В результате было отобрано 160 текстов.

Основные категории анализа определились по итогам предварительного наблюдения, анализа статистики, изучения теоретических исследований современной семьи и пилот-исследования. Ими стали смысловые единицы текстов, в которых отражались:

• типы семьи, представленные в семейных конфликтах;

• участники конфликтов (противоборствующие стороны);

• причины и сферы конфликтов;

• модели мужского и женского поведения, а также различия в динамике гендерного поведения.

Обработка данных, полученных в исследовании, открыла весьма противоречивую ситуацию как в области семейных отношений, так и в опорных идеологических конструкциях, представляющих позиции авторов медийных текстов.

Основные результаты исследования. Общее количество найденных за указанный период текстов распределилось между изданиями примерно в равных пропорциях:

Таблица 10

Это свидетельствует об устойчивом интересе газетных изданий к проблематике семейных конфликтов.

Типы семей, представленные в медиатекстах. В российском обществе получили распространение различные типы семейных отношений, и ни один из них не свободен от проблем и конфликтов. Однако в исследуемых текстах интенсивность конфликтов и их характер распределились между семьями неодинаково:

Таблица 11

Согласно медиатекстам, наибольшее количество семейных конфликтов представлено полной семьей с детьми, за ней следует многопо-коленная/патриархальная семья, затем неполная семья. В наименьшей степени в СМИ представлены конфликты в пожилой семье. Однополая семья в семейных медиаисториях пока не нашла отражения. Меньше конфликтов в добрачных парах: незарегистрированных и молодых семьях. Возможно, это отчасти реабилитирует гражданский брак и популярное ныне совместное проживание молодежных пар («пробный брак»), которое вызывает в общественном мнении критическое отношение, несмотря на его распространенный характер. Но нельзя исключить и противоположное заключение – что на основе данных исследования обвинение может быть усилено: такой брак настолько недолговечен и ненадежен, что не «тянет» на драматические истории, имеющие шанс попасть в прессу. Возможна и третья интерпретация: пробный/граж-данский брак на то и пробный, чтобы не становиться полем серьезных конфликтов, до них он просто не доживает. Кроме того, в таких браках обычно не возникает имущественных споров «законного» уровня, которые становятся ядром судебных исков (и соответственно, инфоповодом для газетных выступлений).

Субъекты конфликтных отношений. Противоречия, приводящие к конфликтам, могут возникать между разными членами семьи – между супругами, родителями и детьми, поколениями одной семьи, а также между семьей и ее внешним окружением и т. д. Количественно конфликты, отраженные в текстах газет, распределились между их участниками следующим образом:

Таблица 12

Наибольшее и примерно равное число конфликтов, описанных в СМИ, происходит между мужьями/женами и родителями/детьми. Это ожидаемо и объяснимо. Доля брачных союзов, представленных нуклеарной семьей, самая высокая в выборке; отношения в такой семье в основном длительные и тесные. Вместе с тем мужчины и женщины не только по-разному воспринимают внешний по отношению к семье мир, но и все чаще избирают различные стратегии выхода из проблемных ситуаций, что и приводит к конфликтам, иногда затяжным. Семейная пара может конфликтовать длительное время и оставаться брачным союзом. Неодинаково видят жизненные стратегии разные поколения одной семьи, поэтому конфликты «мать – дочь», «отец – сын» и перекрестные едва ли не превышают по частоте разногласия между супругами. Гендерные конфликты вполне могут носить однополый характер – не только свекровь, например, но и мать не приемлет поведения дочери, поскольку у них не совпадают взгляды на семейные обязанности мужа и жены, на их роль в воспитании детей.

Жизненные сферы и причины конфликтов. Строго говоря, причины и сферы конфликтов не одно и то же, однако в данном случае, учитывая «тесность» семейного пространства, они максимально сближаются. Анализируя публикации о семейных коллизиях, мы выделили причины конфликтов, представив их рейтинг в виде следующего ряда:

Таблица 13

Полученные результаты оказались довольно неожиданными. Первое место среди причин семейных конфликтов заняли далеко не финансовые проблемы и не вредные привычки, как можно было ожидать, зная российские реалии. Главные причины конфликтов – ценностно-психологические, опора на разные ценности. Женщины рады видеть своих мужей успешными и трезвыми, но гораздо больше они хотят любви, понимания, взаимности – словом, партнерства во всех его проявлениях. По статистике, женщины в 3 раза чаще выступают инициаторами разводов – газетные истории о семейных конфликтах не только подтверждают факт, но и раскрывают стоящие за этим закономерности: реалии показывают, что сегодня женщине не нужен муж «на бумаге», как это было раньше; ей не нужно быть замужней (состоявшейся в социальном статусе) в глазах общества – женщина хочет иметь настоящего партнера и гораздо реже соглашается на суррогатное супружество. Впрочем, не редкость и длительное конфликтное сосуществование. Однако тенденции противоположно свойства также проявили себя в семейных коллизиях.

Не менее остры проблемы, связанные с пониманием родительства. Часто женщины представляют своих сыновей не такими, каковы их мужья, и пытаются воспитывать их по-другому. Но это не нравится не только мужьям, но и родительской семье, опирающейся на другие каноны воспитания. Часто причиной конфликтов является отношение к традициям: в России связь между поколениями одной семьи более тесная, чем в европейских странах. Нередко родители и взрослые дети живут в одном доме, рядом. Это усугубляет конфликтные ситуации. Сталкиваются не только консервативное мужское начало и более либеральное женское (именно так часто бывает). Завязываются многослойные конфликты – и это также характерная черта российских семей. Такие столкновения часто сопровождаются имущественными спорами. Семья – и многопоколенная, и нуклеарная – по внутренним психологическим причинам, по различному восприятию гендерных статусов не может жить в одной квартире, но переехать в другую у нее зачастую нет возможности. Несколько семейных пар, разведенные супруги, новые семьи живут на общей территории, и конфликт из одной плоскости переходит в другую. Гендерные и социальные коллизии в нашем обществе тесно сплетены.

Гендерные роли. Как и предполагалось, в семейных конфликтах наблюдается динамика гендерных ролей. Исследование опиралось на представление о традиционных гендерных характеристиках (муж, мужчина – глава семьи, занимает приоритетное положение во всех сферах жизни, является добытчиком, решает проблемы семьи, воспитанием детей занимается мало; может использовать силу для утверждения своего приоритета, активен, силен, умен; ему позволено принимать самостоятельные решения; жена, женщина – признает приоритетное положение мужа, работает, занимается воспитанием детей. Может быть образованнее и умнее мужа, однако право принимать основное решение ей не принадлежит) и характеристиках изменяющихся (они могут быть как современными, прогрессивными, основанными на равенстве прав и обязанностей, гендерном согласии, так и регрессивными, связанными с отказом от семейных обязанностей, безответственностью, а также с их узурпацией, произволом и насилием – как со стороны мужчин, так и со стороны женщин). Нам удалось выявить, что количественно приверженность традиционным и изменяющимся моделям поведения распределилась таким образом:

Таблица 14

При этом традиционность чаще встречалась в психологическом, хозяйственном и культурно-ценностном сегменте семейных отношений; изменчивость – в финансово-экономическом и адаптационном. Семейные конфликтные истории демонстрируют новые гендерные феномены. Одно из наблюдений таково: в разных типах семей – разные типы и причины конфликтов. Например, несмотря на то, что патриархальные семьи, как правило, небогаты, финансово-экономические причины, успехи в бизнесе не являются здесь главной причиной конфликтов: в таких семьях они становятся основой конфликта в 2,6 раза реже, чем в семьях современных, которые больше ориентированы на материальный успех. Это – новая гендерная реальность: женщины чаще, чем мужчины, стремятся к более высокому уровню жизни, они много работают, они активны. Если они не видят такого стремления в партнере, то нередко идут на конфликт и даже разрыв отношений, но не хотят, как раньше, терпеть пассивного партнера. Жизненный успех для современных молодых женщин более важен, чем отношения со слабым партнером.

Другой пример: известно, что проблема алкоголизма стоит в России очень остро, однако в патриархальных семьях вредные привычки становятся причиной конфликта в 4 (!) раза реже, чем в современных семьях. Но именно в таких семьях бытовое пьянство получило наибольшее распространение. Традиционная, патриархальная семья в России терпимо относится к вредным привычкам – и это является одной из причин того, что решение проблемы алкоголизма тормозится. В новых, современных семейных союзах алкоголизм довольно быстро приводит к разрыву: женщины не боятся разводов и предпочитают найти другого партнера. Однако в семьях этого типа возникает смежная проблема – наркомания и игромания. Эта болезнь особенно часто поражает молодые союзы, причем в молодых гражданских браках наркоманами могут быть оба партнера, и тогда беда молодой семьи становится одновременно бедой старшей семьи.

Наконец, еще одна подтверждаемая результатами нашего исследования проблема – в некоторых научных исследованиях она получила наименование «патриархального ренессанса». Анализ семейных историй выявил не только позитивные гендерные тенденции (больше в женских ролях, меньше – в мужских), но и некоторые регрессивные тенденции с ярко выраженным гендерным «привкусом»: так, молодые женщины нередко готовы продать себя состоятельному мужчине, причем во вполне «респектабельной» форме – сознательно родить ребенка от женатого мужчины, жить независимо, но на его содержании и быть довольной своим положением. Конфликт, как правило, возникает в случае, когда в поведении женщин сходятся разнонаправленные стремления. Она согласна на патриархальную роль зависимой от мужчины партнерши и одновременно не желает расставаться с ролью современной и амбициозной женщины, принимающей самостоятельные решения. В таких историях еще более противоречивой выглядит роль состоятельных мужчин: становясь хозяевами «заводов, газет, пароходов» (т. е. как будто бы демонстрируя современное либеральное мышление, результатом которого и стало финансовое благополучие), такие мужчины в личной жизни открываются с противоположной, далеко не либеральной стороны, становясь заодно хозяевами женщин, рожденных ими детей и т. д. Ситуация в целом порождает закономерный вопрос об истинности либеральных воззрений субъектов жизненных драм. Как правило, это громкие резонансные истории с участием известных людей; публикации в прессе накаляют страсти; общество активно полемизирует, обнажая глубокие противоречия и обусловленные ими нравственные разрывы.