Kostenlos

Шут герцога де Лонгвиля

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Глава 18

Анри подвел Антуана к карете, в которой дожидалась баронесса.

– А, это вы? – спросила та, выглядывая наружу. – Как тебя зовут? – поинтересовалась она у незнакомца.

Тот назвался.

– Прекрасно, а теперь поехали к тетушке. Анри, забирайся в карету, – скомандовала госпожа де Жанлис. – А ты становись на подножку, да поживее.

Антуан ничего не понимал, но послушано подчинился.

– Надо предупредить этого твоего знакомого, а иначе он все испортит, – сказала баронесса, когда карета мчалась к окраине города. – Объясни ему, кто ты, кто я, и как себя нужно вести. Хотя… мы его отправим с глаз долой, чтобы не мешал.

– Куда?

– Не твоя забота, мой дорогой. Здесь повелеваю я!

– Извольте, – ответил молодой человек и отвернулся к окну.

– Ну вот, милая тетушка, мы и приехали, – деланно заулыбалась вдове госпожа де Жанлис. – Мы тут кое-что приобрели. Куда отнести наши вещи?

– Наверное, удобнее всего в твою спальню, дорогая, – неуверенно пролепетала хозяйка, уставившись на незнакомца в одеянии бедняка, которого привела с собой ее дорогая племянница.

– Слышал? Пошевеливайся! – приказала Генриетта остолбеневшему Антуану, и тот не сразу сообразил, что обращаются к нему. – Возьми вещи и поднимайся на второй этаж.

После нескольких месяцев тюрьмы бывшему заключенному многое в жизни казалось довольно странным и неожиданным. Им распоряжались люди, о которых он понятия не имел, кто они вообще такие. Но приходилось подчиняться. И Антуан взялся за выполнение приказания баронессы.

– Это кто? – спросила обомлевшая вдова, когда тот поднялся по лестнице.

– Мой лакей, – нашлась Генриетта. – Он плохо слышит, поэтому приходится три раза повторять одно и то же.

– Но… этот наряд…

– Пустяки, дорогая тетушка! – баронесса извивалась, как уж на сковородке. – Он скуповат, поэтому экономит на платье. Боялся, что дорогой пойдет дождь, и его ливрея пострадает. А теперь ходит, как чучело. Мы оставляли его в гостинице с вещами…

– И вообще это мой лакей! – вдруг заявил Анри.

Обе женщины, раскрыв рты, посмотрели на него.

– Да? – переспросила Генриетта и сделала вид, что вспомнила о чем-то. – Ах да! Ну конечно, это лакей господина графа! Мы, видите ли, дорогая тетушка, так давно и близко дружим, что даже считаем своих слуг общими.

– Крепкая будет семья! – заключил Анри.

В это время Антуан спустился к расположившимся в гостиной господам.

– Ну что, дружище, выполнил задание? – просил его юноша.

– Да, – Антуан был в явной растерянности и не знал, как величать своего освободителя.

– Господин граф, – помогла ему баронесса.

– Все сделано, господин граф!

– Прекрасно! Теперь можешь быть свободен, – распорядился Анри.

– Тетушка, не могу ли я просить вас о любезности разместить этого человека, – Генриетта кивнула в сторону Антуана, – С вашей дворней?

– О чем речь, дорогая племянница, конечно, конечно же!

И вошедший по зову хозяйки слуга увел с собой новоявленного «лакея».

– Завтра же вас покинем, милая тетушка, – с маской грусти на лице проговорила госпожа де Жанлис.

– Уже там скоро? – встрепенулась вдова.

– Дела, к сожалению. Подготовка к венчанию…

– Понимаю. Очень жаль расставаться с вами.

– Ну что вы, дорогая тетушка! – засмеялась баронесса. – Как говорил один мой любимый поэт, – она лукаво взглянула на Анри, – «Не бойся расставаний».

– Что за поэт? – осведомилась тетушка.

– Вы отчасти с ним знакомы. Он занимательный человек, – Генриетта потешалась над романтически-наивной вдовой. – Правда, в его стихах много нелепостей. А вот если угодно, и все стихотворение…

И она прочла на память:

– «Не бойся расставаний,

Бойся скуки.

Она положит сущему предел,

Опутает твой разум,

Ноги, руки

И отвлечет от настоящих дел.

Не бойся расставаний,

Бойся злости.

Она разбудит зависть и расчет

И разыграет твою участь в кости,

Послав тебе богатство

И почет.

Не бойся расставаний,

Их немного.

И навсегда мы расстаемся только раз.

Настал момент. Влечет вперед дорога.

Скажи мне напоследок:

«В добрый час!»

– Хорошие стихи, – сказала вдова, внимательно выслушав племянницу.

– Вам понравилось? – искренне изумился Анри.

– Да. А почему это вас так тревожит, дорогой граф?

– Графу, в отличие от вас, они не доставляют удовольствия, – пояснила Генриетта.

– В таком случае, у вас предвзятый вкус! – заявила тетушка, обращаясь к молодому человеку. – Нельзя же слушать только пасторали!

– Я не ожидал, что прочитанное госпожой де Жанлис может затронуть чувства кого-либо.

– Обратитесь к философии, мой друг, – посоветовала пожилая женщина. – Всегда человечество стремилось всего достичь и все объяснить. Именно об этом и были стихи, которые только что прочла моя дорогая племянница!

Генриетта с трудом сдерживалась от смеха: старушка разъясняла Анри смысл его же стихов.

– А вот еще! – решив подлить масла в огонь, воодушевленно произнесла она. –

«За тем, чтоб человека умертвить,

Стремимся к оправданию поступка.

Не проще было сразу бы убить,

Мой милый голубок или голубка?

К чему пытаться сложный смысл найти

И для чего изыскивать причины?

Ведь сам ты до того сумел дойти,

Что, как чудовище, желаешь мертвечины?

Ты имя не забыл? Ты веру помнишь?

Чему ты поклоняешься, борец?

За что ты борешься и что ты гонишь?

Придет ли кровожадности конец?

Чем меньше в жилах крови, тем сильнее

Ты хочешь посмотреть на алый цвет!

А выпустишь чужую, так своею

Затопишь целый мир и белый свет!» – Что вы скажете на это, тетушка?

Вдова молчала, постигая смысл услышанного.

– Да глупость всё! – не выдержал Анри.

– Нет, любезный до Лозен, не глупость! – с невероятной серьезностью возразила женщина. – Это написано человеком думающим. Более того, человеком страдающим.

– И за что же он пострадал? – подавляя смех, спросила Генриетта.

– Не задавай таких вопросов, на которые я не знаю ответов, – с раздражением попросила тетушка. – Наверняка этот человек прожил долгую несчастливую жизнь. Возможно, много читал и думал, был монахом или отшельником. Он глубоко болел за судьбы людские!

Баронесса слушала, не скрывая улыбки.

– И вероятно, если его уже нет на свете, он умер с горя!

– Дорогая тетушка, – поинтересовалась Генриетта. – Вы в молодости увлекались гаданием?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Предсказание, сделанное вами, удивительным образом совпадает с судьбой несчастного поэта. Он умер несколько лет назад в изгнании, забытый всеми, больной. Но стихи, бессмертные мысли остались нам, чтобы мы их хранили и плакали над ними.

– Да, моя милая племянница, ты верно сказала, эти стихи стоят того, чтобы над ними плакать! – и тетушка взглянула на Анри, который уже был недалек от того, чтобы заплакать от сдерживаемого хохота.

Его влажные глаза не укрылись от проницательности вдовы, и та с гордостью заметила:

– Вот и вы, граф, поддерживаете меня! Если уж и вы плачете, значит, стихи гениальны. Мой муж писал небольшие сочинения. Мы любили вместе читать стихи поэтов прошлого. Уверена, среди них был и этот бесподобный автор! Мы зачитывались и подолгу обсуждали литературные шедевры. Вот отсюда и мой вкус к поэзии. Говорят, женщинам свойственно увлечение чтением того, что написали мужчины. Дорогой граф, вы не пробовали сочинять?

Генриетта прыснула со смеху.

– Неужели ваши творения заслуживают такую однозначную оценку? – по-своему трактовала ее реакцию вдова. – Прочтите что-нибудь из своего.

– Извините меня, – замялся Анри. – Я…

– Да чего уж, прочти, – разрешила баронесса.

– Как назло, все рифмы разлетелись, – пожаловался молодой человек.

– Это случается. Но смелее! – подбодрила его тетушка.

– Хорошо, – юноша собрался с духом, и на свет появилось нечто хромоного-корявое. –

Я говорю тебе: «Душа моя!»

Не верь. Я обращаюсь не к тебе.

Печальное вместилище идей,

Лишь тело ты, любимая моя.

Разрушатся строения, как дым,

И разнесет их время по земле,

Изменятся картины жизни.

И, может, вера в тот момент

Расправит крылья,

Но, поднимаясь к Богу в небеса,

Случайно эти крылья

На солнце опалит?

– Неплохо, граф, – похвалила старушка. – Но, конечно, признаемся, друг мой, это не мастерство! Вам долго придется работать, чтобы сравниться с настоящими поэтами хотя бы в подражании.

– Я не стану поэтом, – заявил Анри. – Я не люблю трудиться, подолгу корпеть над чем-то. Если сразу не получилось, значит, не дано! Гению все легко дается. А если не быть гением, то зачем мучиться, стараться над каждой строкой?

– Занятное суждение, – покачала головой тетушка.

– Он очень занятен, – поддержала ее Генриетта.

– Я не вправе советовать. Но поверьте мне, если бы никто не хотел трудиться, не рождалось бы новых поэтов и философов, художников и музыкантов.

– Одним словом, жизнь прекратила бы свое существование, – подытожил Анри.

– Да, дорогой граф! И хотя у вас другая судьба, настоящие поэты трудолюбивы. Особенно гениальные поэты.

– Да здравствуют гении! – воскликнул юноша.

– О, любезный граф! – вспомнила вдруг тетушка, поднимаясь с дивана, на котором сидела все это время. – Пройдемте в столовую. Пора кушать.

– Если только госпожа де Жанлис не будет больше читать стихи, – капризно скривил губы молодой человек.

– А я больше ничего наизусть не помню, – успокоила его баронесса.

– Благодарю вас, моя любимая, – и Анри поцеловал ее руку.

– Бестолковый избалованный граф! – возмущенно воскликнула Генриетта. – Вы заботитесь только о себе! Услаждаете лишь свои желания, забывая обо мне! Вы легко завоевали мою любовь. Но кто знает, насколько легко вы можете ее лишиться!

 

– О, не отнимайте у меня этого бесценного дара! – взмолился молодой человек, падая на одно колено перед баронессой. – Я не мыслю жизни без вас! Я погибну, оставленный светом ваших бесподобных глаз! Я кинусь с обрыва в пропасть, чтобы никогда не взирать на этот пустой мир, мир без вашей благосклонности!

Тетушка с трепетом следила за этой сценой.

Откуда ей было знать, что Анри разыгрывает один из своих монологов! Он делал это настолько эмоционально и искренне, что даже госпожа де Жанлис приняла все всерьез и пришла к заключению, что парнишка в порыве страстей открыл ей душу и посвятил в свои тайны и мечты.

Наивная женская натура! Играя с мужчинами, ты доверчиво полагаешь, что обманом завлеченный в твои сети друг отдает тебе сердце, жизнь и судьбу… Почему-то ты не допускаешь, что мужчина тоже может оказаться хорошим актером. Вы, словно дети, разыгрываете любовь, совершенно не догадываясь о ее полном отсутствии. Вам было нечем заняться?.. Не проходите мимо! Новый аттракцион! Игра в любовь! Плата – седые волосы, преждевременная смерть и потерянная вера в честь и совесть! Платите и ставьте на карту все, что имеете, помимо уже проданного. Играйте, если верите в успех! Он обязательно придет! Вы будете играть, пока не кончится терпение. Отличный аттракцион! Игра мужчин с женщинами! Игра женщин с мужчинами! Игра двух враждебных лагерей! Война! Разведка! Театр! Цирк! И все – в единственном аттракционе! Спешите! Платите и заходите! Увлекательнейший аттракцион, который вы никогда не сможете забыть!..

Глава 19.

В полдень следующего дня готовое платье замечательного черного бархата было доставлено в дом тетушки баронессы де Жанлис.

Генриетта немедленно заставила Анри облачиться в новый костюм, и когда молодой человек вышел к обеду в обнове, пожилая вдова окончательно обомлела, завороженная внезапным великолепием «будущего родственника». Ему действительно потрясающе шел черный цвет, так что порой снам надо верить…

– О, граф! – сказала тетушка, когда речевая способность вернулась к ней. – Вы бесподобно, ослепительно красивы! Если это было заметно и в дорожном костюме, надо было догадаться, насколько вы неотразимы в великолепии дорогого наряда!

– Слышали, граф? – обратилась к юноше баронесса. – Пусть мне все завидуют!

– Совершенная пара! – шептала вдова. – Сказочные существа! Мифологические боги! Как я завидую вашей молодости!

Потом был прощальный обед, трепетное расставание, во время которого чувственная тетушка вылила столько слез, сколько не могли бы наплакать Анри и Генриетта, вместе взятые. Вдова в глубине сердца даже, возможно, не сознавая этого, лелеяла надежду, что молодожены пригласят ее на свадьбу, хотя бы в качестве рядовой гостьи. Но надежда так и была похоронена в старческом сердечке, и на свет ей появиться оказалось не суждено.

Блестящая пара уехала, и печальный разрушающийся дом бывшего дуэлянта господина де Шани вновь погрузился в уныние вместе со своей хозяйкой. Антуан под видом лакея ехал на запятках.

Когда карета выехала за пределы города, Генриетта вдруг приказала кучеру остановиться и обратилась к Анри:

– Вылезай!

– Что? – не понял юноша.

– Я сказала, вылезай и переодевайся! Не хочешь ли ты пожаловать в замок в богатом платье?!

– Я понимаю вас, но не раздеваться же мне посреди дороги!

– Это уже не мое дело, выполняй, что тебе велят! – разозлилась баронесса, швырнув ему узел с дорожным платьем.

Анри вышел из кареты и на глазах изумленного Антуана принялся стаскивать с себя богатую одежду.

– Послушайте, господин граф, – начал было мельник. – Что вы делаете?

– Зачем задавать такие глупые вопросы? – с раздражением ответил юноша.

– Вы можете простудиться, – Антуан подошел к нему, желая оказать какую-нибудь помощь, но не знал, что предпринять.

– Мне не привыкать. Я всю жизнь дрожу от холода. Как-нибудь и в этот раз выдюжу.

– Но, господин граф…

– Какой я тебе граф! – усмехнулся молодой человек. – Меня зовут Анри, и никак иначе.

– Но в доме этой пожилой дамы вас величали графом, – попробовал возразить Антуан.

– Это очередная прихоть моей госпожи, той, что сидит в карете, – прыгая на одной ноге с намерением другой попасть в штанину дорожного костюма, ответил юноша. – Госпожа де Жанлис умеет замечательно развлекаться.

– Вы ее фаворит?

– Кто?

– Господин Анри…

– Я друг вашего сына, господин Антуан, обращайтесь со мной проще. Я же шут.

И снова это заколдованное слово подействовало – Антуан с онемевшим лицом, не мигая, смотрел на молодого человека.

– Я не разыгрываю вас, – ответил Анри на немой вопрос бывшего заключенного. – Я действительно состою в шутах при герцоге де Лонгвиле, отце баронессы.

– Кто тебя заставил так унизиться?

– Собственная глупость пополам с гордостью. Признаюсь вам, я вполне заслуживаю этого наказания за все мои мелкие подлости и неприятности, доставленные друзьям.

– А кем служит в таком случае Франсуа?

– О, он несравненно в более серьезном положении: занимает должность посыльного.

– Он мне не рассказывал.

– Да, он вообще если говорит, так только о ненужных вещах, а дела от него не добьешься, хоть пытай!

– Это он с детства такой, – улыбнулся воспоминаниям Антуан.

– Похоже на то. Давно и безнадежно испорчен. Я, возможно, немного огорчу вас, но скажу, что ему очень плохо в замке Лонгвиль. – Анри воровато оглянулся на карету и понизил голос почти до шепота. – Честно говоря, там никому не бывает хорошо, разве что негодяям. А ваш сын слишком беззащитен и раним. Вы его заберите оттуда. Ведь он только и работает, чтобы накопить нужную сумму для вашего освобождения.

– Но я же на свободе…

– Теперь-то да. Хотя Франсуа еще не знает об этом. Он не догадывается, что госпожа баронесса подарила мне деньги с тем, чтобы я вас выкупил из долговой тюрьмы.

– Она? – удивился бывший заключённый.

– Да, она. И это еще одна ее прихоть. Хорошо забавляться, когда есть деньги? – хмыкнул молодой человек, застегивая пуговицы на камзоле. – Поэтому ваше появление в замке станет полной неожиданностью для Франсуа. Но, надеюсь, неожиданностью приятной. И еще, – он склонился к уху Антуана. – Я прошу вас молчать о том, что вы видели в доме де Шани. В замке любят пикантные подробности, и я бы не хотел давать повод без повода…

– Я понял вас…

– Тебя, – поправил юноша.

– Хорошо, тебя, – сказал мужчина. – Об этом не узнает даже мой сын.

– Благодарю, – сказал Анри, забираясь в карету и подавая знак кучеру трогаться.

– О чем болтали? – спросила Генриетта.

– О жизни.

– О чем конкретно?

– Вас это очень интересует? – дерзко осведомился юноша.

– Да! – с вызовом ответила баронесса.

– Ладно, сами напрашиваетесь на откровение. Слушайте же. Он спросил, в какой из парижских мастерских шились мои замечательные шоссы, эти чудесные узкие штаны. Ну и, конечно, нижнее белье под ними, брэ.

– И что ты кричишь? – спокойной произнесла госпожа де Жанлис. – Можешь не орать. К тому же никогда не поверю, что на эту тему тебя прямо-таки засыпали вопросами.

– О, дорогая баронесса! – Анри нащупал живой нерв госпожи и теперь наигрывал на нем, как на музыкальном инструменте. – Вы мало понимаете в мужском белье, признайтесь же!

Генриетта молчала, покраснев до самых ушей.

– А это множество разных тонкостей: шовчики, шнурочки…

– Замолчи, бессовестный! – наконец воскликнула она, прикрыв ему рот ладонью.

– Ну вот, вы сами не хотите дослушать, – с расстроенным видом сказала молодой человек.

– Иногда думай, что говоришь!

– Но вы же сами просили. Конкретно…

– Дурак.

– Я рад вам угодить.

– Ну, а если серьезно, о чем говорили? – совсем другим тоном спросила баронесса.

– А как вы сами думаете?

– Думаю, что о Франсуа, – глядя в окно, с деланным равнодушием ответила Генриетта.

– У вас провидческий дар не хуже, чем у вашей тетушки! – воскликнул Анри. – Но, в отличие от нее, вы угадали правильно.

– Очень счастлива твоей похвалой! – сообщила баронесса. – Ведь насколько мне известно, дождаться ее от тебя совершенно немыслимое событие! Оно случается куда реже, чем землетрясение или наводнение!

– Как вы плохо обо мне думаете, – покачал головой молодой человек. – Не забывайте, что не мое это дело – хвалить господ. А только стараться не заслужить наказания, вернее, стремиться к этому.

– Ты правильно понимаешь свое назначение, – Генриетта поджала губы. – Эти три дня распустили тебя, мой голубчик, и ты уже возомнил, что тебе многое позволительно. Но ты ошибаешься. Такой вольности, какая была в доме моей тетушки, тебе больше не дождаться!

– А вдруг?

– Не смей мне так говорить! Иначе я обо всем расскажу герцогу!

– О чем? – не понял юноша.

– О том, что ты разговаривал со мной по ночам.

– Когда это я разговаривал?! – возмутился Анри.

– Не надо, не надо считать меня глупее, чем я есть! Вспомни, что говорила тетушка наутро после первой ночи, проведенной в ее доме.

– Она несла какой-то бред!

– Она несла правду, истинную правду о разговоре, который слышала под дверью моей спальни в глухую ночь.

– Ей приснилось от переизбытка чувств! Она ведь лет тридцать не принимала гостей!

– Очень даже возможно. Но ведь, если ее спросить, она расскажет любому о ночных похождениях, выдав их за чистую монету.

– А кто ее станет спрашивать?

– Кому будет интересно. Тот и спросит. А тебе понятно, каков ответ он получит? – Генриетта надменно смотрела на Анри, и в этот момент промелькнуло ее удивительное сходство с господином де Лонгвилем. – Ты соображаешь, чем это тебе грозит?

– Чем?

– О, ты даже не догадываешься?

Легкий смешок раздался в темноте кареты.

– Мягко говоря, неприятностями. – закончила свою мысль баронесса.

– Я понял. На что вы намекаете и, будьте уверены, приму все меры предосторожности для того, чтобы избежать вашей расправы, – Анри отвернулся к своему окну и замолчал.

Мерно постукивали копыта лошадей, шелестели колесные спицы.

В глухоте черной кареты красноречиво молчали двое. Каждый демонстрировал свое упрямство. Анри – к госпоже де Жанлис и вообще ко всему, что окружало его в тот момент. Генриетта ждала, когда жалкий слуга начнет просить у нее прощения. За что, спросите вы? Ну, может быть, за тот неудавшийся ночной разговор у тетушки. А, может, за ее внезапно нахлынувшую гордость. Скорее всего, за обманутые ожидания. Она так для НЕГО старалась, а ОН – вот неблагодарность! – даже будто не заметил ее подарков! Один из этих «даров» сейчас катится сзади на запятках кареты. Тоже ведь не отблагодарит, простолюдин невоспитанный! А ведь в этой истории она сделала больше, чем кто бы то ни был! Ужасные, отвратительные мужчины! Им всегда хочется только повелевать! Им надо доказывать свое превосходство над женщинами! Они, словно заядлые охотники, собирающие коллекцию убитых животных, считают количество загубленных женских жизней, вспоминая о покоренных девичьих сердцах… А дома безвинная жена, ни о чем не догадываясь, соблюдает верностью супругу, боясь даже взглянуть на какого-нибудь красавчика, посетившего их дом. Конечно, если ей не жаль этого красавчика, она сможет на него искоса взглянуть. Этот косой взгляд послужит причиной для ревнивой дуэли, и будет лежать молодой неудачник, уткнувшись в окровавленную мостовую своим красивым, почти ангельским лицом…

«Ненавижу мужчин!» – решила Генриетта.

«Глупая взбалмошная девица!» – подумал про нее Анри.

А действительно, сидит сейчас, думает о чем-то таком, что заставляет ее кипеть от злости. И, небось, во всем обвиняет его, Анри. Думает, подцепила на крючок, как дурную рыбу, теперь он никуда от нее не денется! Святая наивность! Вот теперь-то она ничего не добьется от него, пусть хоть море слез выплачет, никаких чувств с его стороны не будет! Насмотрелся на женщин! Достаточно! Каждая хочет, чтобы ее любили без памяти, и для этого старается как можно больнее стукнуть по голове, чтобы эту память окончательно отбить. А как иначе, чем ударом по голове, можно назвать те сумасшедшие выходки, которые они себе позволяют чуть ли не ежедневно? Какой мужчина это вытерпит? Да и стоит ли она, ваша Дама Сердца, того, чтобы из-за нее драться на дуэли, топиться, травиться и уходить в монастырь? Хотя… редко встретишь мужчину, порвавшего с миром рад женщины. Обычно до такого не доходит. Это только мнительные женщины, стараясь не уронить себя в глазах друг друга, чешут языками, рассказывая душещипательные истории об ушедших от них в монастырь кавалерах и мужьях. С этим пора кончать! Нет ничего глупее взаимоотношений влюбленных! Каждый из них хочет, чтобы его любил тот, другой. И считают совершенно необязательным любить самому. И что же получается в итоге? Да ничего и не получается!

 

«Наверное, у нас такая любовь!» – подумал молодой человек.

И был недалек от истины.

Любовь – это состязание. Это не пари «кто кого обманет». Это что-то совсем другое. Но что? Почему люди тянутся навстречу друг другу? Когда обыкновенную тягу можно назвать любовью? Может быть, любовь сродни крепкой дружбе, когда готов отдать все для своего товарища? Наверное, не только это. Когда существуешь только потому, что есть на свете тот, кого любишь. Погружаешься в него, становишься им, а он в это время становится тобой. Неделимость души! Для того, чтобы любить, нужно уметь забывать о себе, но нельзя себя ненавидеть! Сложная непонятная любовь! Для одних ты есть, другие всю жизнь проживают вместе, обманывая себя мыслью о твоем присутствии, а кто-то ухитряется счастливо обойтись и без тебя. Каждому свое. Скажи, человек, зачем мучить себя какими-то мнимыми, неустойчивыми эмоциями? Неужели ты не в силах наглухо затворить свое сердце от посягательств пресловутой любви? Живи, Человек! Наслаждайся этим миром, ублажай тело, закаляй сердце равнодушием и спокойствием. Но останешься ли ты при этом человеком? Неужели Бог создавал мужчину и женщину для бойни, для того, чтобы они, доказывая что-то друг другу, разгорались ненавистью? И неужели этот союз создан для порока? Что мы думаем об этом? Всё сложно, но и удивительно просто. Человек! Не превращайся в животное, грубо пробивающееся по жизни, размахивая внушительными кулаками! Останься ребенком – светлым, чистым, внимательным, робким и добрым. Может быть тогда и появится Она – о которой мечтали десятки поколений? – трепетная Мука, ради которой стоит приходить в этот мир! Терзание, душевная боль, почти физическая, осязаемая, но в отличие от той почти неизлечимая! Любовь держит в руках хрупкое счастье – маленький стеклянный бокал, наполненный Уважением и Добротой к ближнему. Оно не имеет запаха, ибо у Счастья запаха не бывает, в отличие от Ненависти и Горя. Любящие! Возьмите эту хрупкость и нежно держите в сердцах всю жизнь. Осторожно относитесь друг к другу, ибо каждый из вас – подобный сосуд, который нетрудно разбить неосторожной грубостью и эгоизмом. Берегите друг друга, влюбленные! В ваших руках дар, который чего-нибудь да стоит, раз ему с самого дня Сотворения Мира посвящали свои песни гении человечества!

– Долго еще ты будешь молчать? – наконец спросила Генриетта.

– Жду вашего приказа, моя госпожа, – оскалился Анри.

– Чего ты из себя корчишь?

– Шута, дорогая баронесса.

– Ты глупеешь с каждым мигом!

– Рад доставить вам удовольствие позлословить.

– Противный человек! – в сердцах воскликнула Генриетта.

– Я делаю успехи, – ответил юноша. – Моя подруга… ну, вы помните, я рассказывал… Карменсита – называла меня просто «противным». А вы…

– Заставляешь меня ревновать?

– Ну что вы, как я смею! Вы – богатая знатная дама, к тому же помолвлены еще в прошлом веке с каким-то блестящим кавалером, который был, наверное, бодр и расторопен в ту пору. А сейчас от блеска у него осталась, пожалуй, только лысина…

– Опять ты несешь чепуху, за которую я могу на тебя и рассердиться!

– Помилуйте, я ничего не говорил! У вас, наверное, как у вашей тетушки, слуховой обман.

– Сколько можно говорить: я не желаю, чтобы меня сравнивали с моей чудаковатой теткой! Я за всю жизнь видела ее в третий раз! За время, прошедшее с нашей предыдущей встречи, она поглупела вдвое.

– Напрасно вы так думаете. По-моему, очень милая старушка, – возразил Анри. – Как она мне доказывала, что я не умею понимать мои же стихи.

– Да, со стороны это смотрелось увлекательно!

– Я думаю.

– Вот-вот, ты лучше думай! – Генриетта опять на что-то обиделась.

Молодой человек пожал плечами и снова замолчал.

Тишина опять повисла в воздухе.

– Чего затих? – нарушила молчание баронесса.

– Исполняю вашу волю, – отозвался Анри.

– Какую «мою волю»?

– Думаю.

– Хочешь меня доконать? Не выйдет! Давай-ка думай вслух.

– Пожалуйста! – с наигранным спокойствием сообщил юноша и начал. – Говорят, госпожа де Жанлис очень красивая девушка. Я бы так не сказал.

– Что?!

– Мне прерваться? – осведомился Анри.

– Нет-нет, продолжай, болтун.

– Продолжаю! Я бы не сказал, что она красивая. Да и не пойму, как это могло показаться другим! Нет, ну, он, конечно, яркая. Рыжая. Румяная, глазастая не в меру…

– Ну наглец!

– Фигура тоже, прямо скажем, не очень. Ног почему-то только две. Да и рук маловато. Ну и всего остального тоже хотелось бы побольше.

– Потрясающая вульгарность!

– Вы что-то сказали? – повернулся к госпоже молодой человек, обращая на нее свои глаза, полные невинности.

– Я давно уже это сказала и еще повторяю вновь и вновь – наглец!

– Я продолжаю думать?

– Вслух? Думай. Но только про себя!

– Как это можно совместить: чтобы и про себя, и в то же время вслух?

– Не про меня! Вслух не обо мне, о себе!

– Хорошо. Если взять, к примеру, меня, так я скажу просто: я не считаю госпожу де Жанлис красавицей…

– Ты что, не понял?

– Так я же про себя размышляю!

– Это ты называешь «мыслями про себя»? А почему там я?

– У меня вкус на женщин хороший, поэтому я считаю, что госпожа де Жанлис не столько…

– Думай не вслух!

– Ну вот, на самом интересном моменте! Оборвать такую мысль! Позвольте мне закончить1

– Не надо, это опять будет невесть что.

– Благодарю за разрешение! Я считаю, что госпожа де Жанлис не столько красива, сколь прекрасна и очаровательна, – скромно завершил Анри.

– Ну, тебя явно следует наказать, – улыбнулась баронесса.

– За что?

– За твое беспредельное, ни с чем не сравнимое нахальство1

– Я робкий, всего стесняющийся слуга вашей милости! – пролепетал юноша, заливаясь слезами.

– Полно, теперь ты меня не обманешь, притворщик, – сказала Генриетта. – Я изучила все твои выходки.

– Когда это ты успела? – неожиданно спросил Анри, бесцеремонно уставившись на баронессу.

Та замерла, не зная, что ответить. Этого выпада она никак не могла предусмотреть.

– Ну ладно, не расстраивайся, – успокоил ее молодой человек. – Если хочешь, я могу попросить у тебя прощения.

– Я?

– Прости меня, дорогая Генриетта. Я очень дурно себя вел. Но скоро исправлюсь. Если сумею, конечно. – сказал Анри, не моргнув и глазом.

На это баронессе ничего не оставалось, как захлопать в ладоши.

– Виват наглецам!

– Виват Генриетте! – поддержал ее молодой человек.

– Виват! – разнеслось по дороге. – Виват!!!