На отшибе

Глава 5 – Приезд в Герберу

Похоже, Локлиру слабо верилось в умышленное отравление. Он задумчиво подбирал слова, чтобы задать вопрос. Эгина чувствовала, что сказанного для него недостаточно. Всё описанное можно было списать на совпадения и тот же холецистит.

– Я, вероятно, много деталей упускаю, потому и выглядит неправдоподобно. Всего не перескажешь. Мне самой все мелочи трудно вспомнить, – попыталась объясниться Эгина.

– Не нужно помнить абсолютно все детали, главное найти одну самую важную. Ту, которая неопровержимо доказывает причастность твоих родственников к случившемуся. Которая указывает на то, что твоя болезнь – не холецистит или нечто подобное, а именно отравление. Я, к сожалению, пока такой не вижу. Я не считаю, что ты выдумываешь. Зачем тебе это? Но не заблуждаешься ли ты? – пытался выделить из всего рассказанного самое главное Лок, но не мог. Его собеседница погрустнела: «Мне многие говорят «Тебе кажется»» …

– Вероятно, ты ещё не дошла до ключевого момента. Я тороплюсь с выводами, – не хотел обидеть её Локлир.

– Да… – Эгина задумчиво кивнула, вспоминая свой приезд в Герберу, – Многое прояснилось для меня именно после отъезда из города, когда мне удалось спокойно обдумать происходящее.

Локлир внимательно слушал её, и она продолжила с того места, на котором остановилась – с приезда в Герберу…

На улице было светло, словно в середине дня, хотя уже наступил вечер. Тётя Эгины со скучающим видом копалась на клумбе. Возле сарайки лежала её рыжая собака, посаженная на цепь. Тётя говорила, что собака очень лютая, но та ни разу не гавкнула и даже завиляла гостьям хвостом.

– Привет! – заговорила с прибывшими хозяйка дома, словно только вчера с ними виделась. Мама завела с ней разговор. Эгина сказала пару фраз, но тётя её проигнорировала, продолжая беседовать только с сестрой. Эгина замолчала и огляделась. Двор был светлый просторный и прибранный, но радостней от этого не становилось. Эгину потянуло на слёзы, но она сдержалась: «Не сейчас, не на людях, успеешь. Это скоро пройдёт. Привыкнешь и пройдёт».

Хозяйка предложила гостьям пройти в дом. Эгину порадовала, что внутри тот мало чем отличался от городской квартиры, и самое главное – в нём имелся водопровод и тёплый удобный туалет. Парой проблем меньше.

– Почти, и привыкать не надо, – обрадовалась Эгина. Десять лет назад таких удобств в доме тёти не было. Приведя себя в порядок с дороги, гостьи и хозяйка расположились на кухне. Хозяйка предложила чай с печеньем, а мама принялась рассказывать о том, что происходило в городе. Главным образом говорили о папаше Эгины.

– Вина ему мало, ещё и какие-то заграничные вонючки приволок, представляешь? – возмущалась мама. Тётя не удивилась: «Так он давно их нюхает. Ароматерапия». Гостьи же думали, что он бросил это занятие, сразу же, как ему велели унести пахучки из дома, о чём и сказали хозяйке.

– Да с чего? С тех пор, как печку сложили, так и нюхает, – поведала та, – Как ни придёт ко мне за бутылкой, так постоянно от него несёт непонятно чем.

У тёти всегда водилась бутылка спиртного в доме. Она объясняла это тем, что у неё напряжённая работа, и ей нужно успокаивать нервы.

– Сама-то пей, если хочешь, но ему-то зачем наливать? – тихо возмутилась мама. Эгина же молчала, потому что тётя отчего-то не воспринимала её слова и постоянно перебивала, словно и не слышит вовсе.

– А мне что? Не мой, – без капли смущения, открыто показала своё пренебрежительное отношение к сестре тётя. Это поразило гостий. Мама всегда хорошо отзывалась о сестре, называя её самой надёжной из всей родни. В безденежные времена мамка помогала сестре вещами, а та ей – продуктами, и казалось, что они будут поддерживать друг друга всегда. Тётя смотрела на гостий так, словно не сказала ничего особенного, и беседа продолжилась. Мама высказала предположение о том, что их травили, но хозяйка дома с ней не согласилась.

– А как же нет? Мы пару дней воду из чайника не пили, я калачи только ела, а она сосиски – не подсыплешь, не подольёшь. Теперь вот уже хлеб ваш ем и наестся не могу, а ведь от любой еды желудок болел. Эгину тошнить перестало. Печенюшки вон, смотри, как глотает, – обратила её внимание на изменения мама.

– Мам, – осекла её дочка, боясь, что она их сглазит, – Надо ещё понаблюдать, у меня же приступы раз в два-три дня повторялись.

Мамка не стала развивать эту тему. Тётя перевела разговор на цветы. Дома у гостий было много пышных разноцветных фиалок, отростки которых, по её просьбе, присылали в Герберу.

– Это те, что вы послали, – указала на подоконник тётя. Здесь цветы цвели хуже, чем в квартире, а зелень была не столь сочной, но хозяйка дома считала, наоборот, что очень даже неплохо, кроме одного: «А этот ещё так ни разу и не цвёл».

– Так мы его сейчас зарядим, – ответила ей Эгина, встала с табуретки и на пару минут поднесла к цветку руки. Мама отнеслась к её жесту серьёзно, а тётя посмотрела, как на дурочку. Впрочем, она с момента появления гостий у порога смотрела на неё так.

– Ух, аж пальцы заломило, – Эгина встряхнула руки и села обратно за стол. Вскоре все трое вышли на улицу.

– А ребята, где твои? – поинтересовалась Эгинина мамка у сестры.

– Джек – на смене, а Лекс трактор ремонтирует возле своего дома.

– Ну, мы огород посмотрим.

Гостьи и хозяйка разошлись в разные стороны.

– Лекс в гости звал, а теперь и не торопиться нас увидеть, – огорчилась Эгина. Она не понимала, почему её двоюродный брат не пришёл, хотя и знал о их приезде. В школьные годы они были дружны: постоянно что-то строили, затевали совместные игры и увлекались одними и теми же вещами. У Эгины было только одно объяснение: он очень занят. Тут, однако, она вспомнила, как Лекс бросал все дела и мчался, как слуга, к приятелю, ни во что не ставящего его, стоило тому появиться в Гербере. Это что-то да значило.

Походив по тропинкам, Эгина позвала мамку в отведённую им комнату. Комната находилась на втором этаже. Мама, не прося дочку помочь ей, сама занесла сумки. Эгина поднялась, придерживаясь за стенку от слабости. Перил не было. Из мебели в комнате имелась только широкая кровать, стол и полшкафа. Окна выходили в огород. Соседнее помещение пустовало. Там тётя затеяла ремонт. Эгина присела на край кровати и невольно прослезилась. Мама, не обращая на это внимания, принялась выкладывать из сумок вещи.

– Ничего, – утешалась дочка, – Зато пирогов, салатов поем, намоюсь хорошенько, – горячую воду в пригороде Роларна порой отключали на всё лето, – На реку лесную съезжу.

– Надо завтра в магазин сходить, купить резиновые сапоги, – сказала мама и бросила рядом с Эгиной её тапки, – И из еды чего-нибудь, – угощения угощеньями, а готовить себе обеды гостьи должны были сами, – Полежи, отдохни.

– Боюсь. Стоит лечь, сразу спазмы начинаются по всему телу и кажется, что вот-вот что-то случится, – поэтому Эгине подолгу приходилось сидеть на кровати перед сном, чтобы успокоить нервы и тело.

– Ладно, тогда посиди, а я вниз спущусь, спрошу насчёт посуды.

Дочка кивнула, и мамка ушла к тёте. Эгина поставила стул к окну. Отсюда было видно безмятежно дремлющую собаку. Эринианка чувствовала себя тревожно, и ей хотелось быть такой же спокойной, как она. Эгина слышала, как мама и тётя вернулись в дом, и прошли на кухню. Она не пошла к ним. Стало сумрачно, но Эгина не спешила включать свет.

Она услышала, как зазвонил телефон: «Папаша», – сразу пришло ей на ум. Это действительно оказался он. Эгина подошла к двери и приоткрыла её. До эринианки донёсся мамкин голос, но она смогла разобрать только часть слов. Разговор прекратился довольно быстро.

– Мам! – позвала Эгина.

– Спускайся! – послышалось в ответ. Дочка, придерживаясь за стену, спустилась на первый этаж: «Что, распсиховался?»

– Нет, спокойно говорил. Спросил, куда подевались. Ну, я и сказала, что мы уехали, пока билеты есть. Он ответил, что правильно сделали. Садись чай пить, – успокоила дочку мамка.

– Как солнце сядет, на улицу выходить нельзя, волки бегают, – предупредила тётя. Её слова звучали, как сказка, но гостьи знали, что волки действительно порой заходят в Герберу.

– Так они же раньше только зимой появлялись, – заметила вслух Эгина, сев за стол.

– А теперь и летом. У Лекса дом на краю деревни стоит, так к нему чуть на веранду волк не забежал, – рассказывала тётя. Зверьё мало заботило её сестру, она снова перевела разговор на Эгининого папашу.

– Он у вас на заговорах помешался. Об этом вся деревня знает. Постоянно себе под нос бубнит что-то. Его тут Вампиром прозвали по-за глаза. Кто с ним не повстречается, так худо тому становится. Вампир он энергетический, хотите верьте, хотите нет, – описала того тётя.

– А мы и не сомневаемся, – не спорила с ней мамка Эгины, – У него, когда что-нибудь болит, он к Эгине под каким-нибудь предлогом подойдёт, покрутится рядом, и ему легчает. Он здоровым себя чувствовать начинает, а у неё давление падает, слабость появляется и ломота на следующий день.

– Джек вот тоже помогал ему пол набирать, так на следующий день лёжкой лежал, ломало всего, – привела свой пример тётя. Вечер шёл за подобными разговорами, но они не позволили узнать ничего особо нового.

Гостьи показали хозяйке дома фотографии. Фотографии являлись способом показать то, чего нельзя было увидеть ни в журналах, ни по телевизору. Цветных изображений, конечно, в ту пору было много, но разнообразием они не отличались, как и высоким качеством. Некоторые кадры были на вес золота. Какие именно – зависело от того, чем интересовался конкретный человек. В альбоме Эгины, кроме видов города, имелись и фотографии квартиры. Эгина на них выглядела хорошо, чего нельзя было сказать о фоне.

– Смотри, до чего квартиру довели, – сокрушалась мама, показывая кадры сестре, – Полы обшарпанные, обои пожелтели, а окна… Говорят, мы окна сгноили, а сами стекловаты между рам наложили и изолентой все щёлки заклеили, даже форточку не откроешь – утеплили называется. Плесень появилась от этого. Потолки не белены. Никто не хочет денег на ремонт давать, раз не своя квартира, а мы ведь не можем сами её всю отделать. Мы и так двери заменили и ванную покрасили. А мебель: я своему говорила «Давай хоть сервант купим, ведь упадёт и развалится». Сервант на кубики опирается, задеть нельзя, шатается. А он ответил «Упадёт – шурупами стяну и дальше стоять будет».

Комнаты действительно выглядели плачевно, но тётя, вместо того чтобы согласиться со словами гостьи и морально поддержать её, на что та надеялась, сказала: «Вполне нормальное состояние».

– Это потому, что на снимках плесени не видно, – не согласилась с ней Эгина. Она подумала, что тётя просто не может в полной мере оценить запущенье из-за маленьких размеров фото.

– Шторы новые повесить, и вообще хорошо будет смотреться, – осталась довольна увиденным та.

– Какой смысл маскировать действительность? – даже немножко рассердилась Эгина.

– Штора – цветовое пятно. Повесил, и уже радует глаз, – слова тёти прозвучали для неё, как язвительная насмешка. Возможно, тем они и являлись. Эгина и раньше замечала, и чувствовала, что герберская тётя не столь доброжелательна, как делает вид. Вечер повернул к ночи, и гостьи поднялись в свою комнату. Эгина долго сидела на кровати, в темноте, в ту ночь. Почувствовав себя спокойней, она легла, но заснула далеко не сразу.

Утром Эгина проснулась от хлопка входной двери, содрогнувшего весь дом. Хлопать со всей дури дверью было привычной манерой её двоюродных братьев.

– Чтобы плотнее закрывалась, – объясняли те. Эгина осталась лежать на кровати, ей ещё хотелось спать. Мамки в комнате не оказалось. Она появилась минут через двадцать: «Уже одиннадцать. Вставать будешь?»

– Я, наверно, только в четыре уснула, – дочка села.

– Вставай, да до магазина прогуляемся, – мама снова спустилась на первый этаж. Эгина, не спеша, оделась и тоже спустилась. Заглянув на кухню, она увидела там мамку с тётей и двоюродных: «Давно не виделись», – обратилась она к Лексу.

– Могли бы ещё столько же не увидеться, – нерадушно отозвался тот.

– Могли, – Эгина ушла чистить зубы. Лекс оказался не рад ей.

– Наверно, обижается, что долго не приезжала, – не винила его эринианка.

Вскоре она снова появилась на кухне. Сев пить чай, Эгина обнаружила, что Лекс говорит словами её папаши, манера речи была очень похожа. Двоюродный начал резким тоном спрашивать её о том, почему она не появлялась столько лет. Помимо того, что гостевое место в этом доме каждый год занимала роларнская тётка Эгины, а свой дом был не достроен, имелась и другая причина, о которой гостья не стала напоминать. Не в её положении было говорить, что она была никому тут не нужна.

Лекс стал приглашать её лишь в последние пару лет. Она помнила, как, приезжая гостить в последние несколько раз перед десятилетним перерывом, сидела неделями одна в комнате. Мама постоянно болтала с сестрой, а Эгине поговорить было не с кем, как и прогуляться. Никто ни разу не свозил её ни на лесную реку, ни на равнины, не сводил прогуляться к озеру, не зашёл поболтать.

При редких встречал Лекс «проверял её на дурость»: засыпал кучей технических вопросов, вертясь возле своего транспорта, имевшегося в ассортименте. Однажды Эгине это надоело, и она прямо спросила: «Проверяешь, не дура ли я?» Лекс хитро ответил: «Ну, почему? Я техникой занимаюсь, вот и спрашиваю тебя о ней».

– А я занимаюсь обработкой древесины, но я же не спрашиваю тебя о режимах сушки, – озадачила его Эгина.

– Как можно доски в камере сушить? Их же переведёт, – задумчиво спросил двоюродный.

– Это ты мне скажи. Или ты не знаешь ни шиша? Дурак, что ли? – поступила так же, как делал он, эринианка. После этого Лекс перестал задавать ей вопросы на засыпку. Впрочем, и случаев особо больше не представилось.

Джека вообще было не увидеть. Изредка появляясь в доме, он, подобно братцу, намекал на то, что Эгина дурочка. Более вежливо разговаривать Джек стал, когда начал часто ездить по делам в город. Тётя тоже Эгине внимания не уделяла. В сарае, скучая, стояла гнедая лошадь, но гостья на ней не каталась. Эгина как-то раз спросила разрешения проехаться. Тётя ответила согласно, но прогулка всё равно не состоялась.

– Катайся, только засёдлывай сама, а-то мне надоело, – сказала тётя.

– Я не знаю, как правильно, – гостья надеялась, что её научат, но ей ответили «Ну, не знаешь, так не езди». Эгина – не из назойливых. Поняв намёк, она не стала упрашивать. Идти было некуда и не с кем, и она просидела свои университетские каникулы одна в комнате. Теперь же Лекс сердито спрашивал её почему, да почему она не приезжала.

– Остановиться негде было, – только и ответила Эгина. Лекс всё равно продолжил делать из неё виноватую, подобно её папаше: «Могла бы в своём доме. Папаша же твой в нём ночевал».

– И чем бы я заниматься стала в недостроенном доме? К нему электричество-то только недавно подвели.

– Строить помогала бы.

– Из чего строить, если материалы купить не на что?

– Ну, просто так бы отдыхала. В гости бы к нам ходила.

Эгина задала встречный вопрос: «А ты почему к нам, в город, не приезжал? Мы тебя приглашали. Джек ведь ездил».

– Так он по делам, а у меня-то дел в городе нет.

– Просто так, в гости, – сказала словами двоюродного Эгина.

– Так некогда мне, я картошку на продажу рощу, – нашёл причину Лекс.

– А мне с мамкой надо где-то от папашиных закидонов отдыхать, а ты предлагаешь ещё и каникулы вместе с ним проводить.

– А-а-а… Ну да, от этого тоже отдохнуть надо, – наконец-то, остался доволен ответом двоюродный.

Разговор пошёл на другую тему. Двоюродные переключились на картошку и стройки. Эгинина мама, не стесняясь, открыто хвалило их в лицо. Эгина потерпела до отправления в магазин и уже на улице сказала ей: «Не хвали, нельзя так. Ты, кого хвалишь, потом все против тебя оборачиваются», – дочка зачастую могла с первого взгляда или по голосу в телефонной трубке определить, что из себя представляет человек.

Это было что-то вроде природного чутья, как у животных. Кошки и собаки чувствуют, злой человек или добрый. Эгина тоже. Вот только установки, заложенные учителями и родителями, нередко сбивали её с толку, и она не верила сама себе.

– Да ладно, ничего особенного и не сказала, – маме не понравилось её замечание. Эгина замолчала ненадолго, чтобы обстановка разрядилась. Её пульс распрыгался.

– Ничего. Это от слабости. Сам успокоится, без таблетки, – мысленно сказала сама себя Эгина, чтобы не волноваться.

Вскоре она и мамка зашли в кирпичное здание и заглянули в отдел одежды и обуви – небольшое помещение, завешанное вещами. Продавщицей оказалась знакомая мамки. В Гербере все хоть сколько-то знали друг друга, за исключением Эгины. Продавщица немало знала о её папаше и родственниках от своего сынка – дружка Лекса, но не спешила распространяться заглянувшим к ней. Мамка стала рассказывать ей, почему она с дочкой приехала в Герберу, а та смотрела на них, как на привидений.

– А он никому денег не должен? – спрашивала продавщица о папаше.

– Да нет, – бесхитростно отвечала мамка, даже и не думая, что поставленный вопрос может означать обратное. Эгина же насторожилась, меряя резиновые сапоги возле прилавка.

– А он ничего не принимает? – смотрела на её мамку, как удав на кролика, знакомая.

– Пьёт он.

– А он адекватный?

– Ну, спьяну всякого наговорить может, – покупательница переключилась на обувь. Выбора практически не было, и они с дочкой купили то, что налезало на ногу, несмотря на неподходящий внешний вид.

– Хорошо, что сами живы, – вместо «Спасибо за покупку», сказала им вслед продавщица. Эгина понимала, что по деревне могут ходить слухи о их болезнях, но фраза, на её взгляд, всё равно прозвучала странно. Купив куру и печенье, и выйдя на улицу, дочка обратила внимание мамы на выражение продавщицы: «Обычно ведь больному говорят о здоровье. «Хорошо, что поправились», например. Похоже, она знает больше нас о наших «болезнях». Лекс с нашим папашей часто созванивается и наверняка дружку своему всё пересказывает, а тот мамке своей». Эгинина мама согласилась с дочкой.

Пульс Эгины прыгал всю прогулку и успокоился только дома, когда она спокойно посидела, и попила чая. Злоупотреблять лекарствами Эгине не хотелось. Желая разобраться в том, что с ней произошло на самом деле, она, передохнув, отправилась в библиотеку, полистать медицинские книги. Мамка пошла с ней, за компанию.

Прежде всего Эгина посмотрела расшифровку анализа крови, про который врачиха сказала только «Зелени больше есть надо», и обнаружила, что у неё понижен уровень фермента отвечающего за расщепление фосфора, словно она ела слишком много фосфорсодержащих продуктов и израсходовала его.

Эгина почитала о недостатке и переизбытке фосфора в организме. Симптомы хронического отравления им совпадали с симптомами её «холецистита»: приступы тошноты и рвоты продолжительностью около суток, пара суток на стабилизацию состояния, два-три дня ложно-благополучного состояния и снова приступ.

– Допустим, в отраву входил фосфор. Где его можно взять и почему именно его? Проще всего достать? – тихо проговорила Эгина, сидя с мамкой в читальном зале. Она взяла энциклопедический справочник по химии и посмотрела раздел «Применение в быту». Там её взгляд упад на две надписи: «Спичечные коробки» и «Крысиная отрава».

– Отрава для крыс, – прошептала Эгина маме, – Её в любом хозяйственном магазине купить можно. Конечно, меня будет постоянно тошнить и рвать, если подмешать такое. А у тебя рези в желудке были, – она пересмотрела ещё несколько книг и нашла симптомы отравления таким ядом, – Тут и остальное, как у меня: и одышка, и головокружение, и координация нарушенная… У тебя ведь тоже координация нарушилась, – дочка давно заметила, что мамка не может пройти ровно по прямой линии, а сама она едва не теряла равновесие на лестнице, – Ясное дело, что не весь пакет на раз высыпал… высыпали, а по щепотке, вот и создалась видимость болезни… Так и что теперь делать будем? Обратно приедем, снова подсыпать начнут, чтобы как крыс вытравить.

Мамка задумчиво промолчала. Тут Локлир перебил рассказчицу: «Постой. Крысиная?! Извини, но мне кажется, она слишком сильная. Если тебе и подсыпали какую-то отраву, то другую».

– Я тоже так думала, но она самая доступная. Зачем химичить, если можно сходить в хозяйственный магазин? Лок, подумай сам, какая доза достаётся крысе при её массе тела, и какая доставалась мне. Она полный рот набьёт, а мне – незаметная щепотка. Симптомы получались гораздо слабее. Да и у крысы нет лекарств, чтобы их ослабить, – обосновала свою точку зрения собеседница.

– Ну, если по массе прикинуть, то… есть вероятность, что и отрава и крысиная могла быть, – не отмёл её версию Локлир, – И, что потом?

Эгина продолжила. Она сдала книги библиотекарю и вместе с мамкой вышла на улицу: «Так что делать-то будем?» – снова спросила дочка.

– Ну, можно воду на экспертизу сдать. Наличие фосфора должно подтвердиться.

– Ну, допустим, подтвердится. А кто поверит, что мы не сами его в воду насыпали?

Мама снова задумалась.

– Ладно, дома решим, – не торопила её с ответом Эгина. Им обеим нужно было собраться с мыслями.

– Глотнём чая и погуляем по соседней улице? – предложила дочка. Так и сделали. Неспешная прогулка успокаивала и помогала привести мысли в порядок. Тем ни менее, после неё, никакое решение пока так и не было принято. Вернувшись в дом, мамка рассказала сестре о том, что ей с дочкой удалось узнать.

– Ну, что ты! – не поверила та или сделала вид, что не верит, – Холецистит и гастрит у вас обеих.

Гостьи остались при своём мнении. Переубедить хозяйку дома им не удалось. На вопрос «Что теперь делать?» они получили ответ: «Двенадцать лет у меня в гостях не бывали – двенадцать месяцев теперь гостите. За это время денег накопите, да и уйдёте на съёмную квартиру, если вам в своей мешают». Тётя пообещала то, чего не собиралась выполнять – предоставлять жильё на год.

– На год у тебя остаться? – переспросила мамка Эгины.

– А что? Вы мне не мешаете, – подтвердила, что она правильно её поняла, тётя, – С ремонтом мне поможете. Мои ж делать ничего в доме не хотят.

Это был очень хороший вариант. Побеседовав с тётей, Эгина и её мамка поднялись в свою комнату.

– Давай, так и сделаем, – попросила дочка.

– Посмотрим, – ещё не решила мама, – Если мы за полгода ни разу в квартире не появимся, они нас выпишут. Они же этого и добиваются.

– А мы оплату вносить будем. Я квитанции за последние месяцы прихватила, номера счетов на них есть, – Эгина позаботилась об этом заранее, потому что в квартире постоянно ходили разговоры, кого и как выписать.

– Хорошо, – согласилась мама, – Но никому пока об этом говорить не будем, в первую очередь горожанам. Пусть думают, что мы отдыхаем. Надо деньги начинать копить, никаких лишних трат.

Эгина не спешила радоваться, боясь, что она ещё может передумать.

– Надо бы до своего дома сходить, посмотреть, что наш там вообще настроил, – подумала вслух мамка, – Но это уже не сегодня, – ей не сиделось без дела в комнате и она ушла к сестре, в огород. Эгина могла видеть в окно их обеих. Сидеть одной в доме ей было нескучно. На площадке между комнат стояли коробки с книгами. Тёте приходил каталог книжного магазина, и она покупала всё без разбора, на что только хватало денег. Эгина взяла энциклопедию трав.

Несмотря на то, что книга была довольно толстой, она уже вскоре вышла на улицу. Её мама заметила, что настроение у неё испортилось.

– Папаша звонил, – объяснила дочка причину своего появления, – Сказал, что мы от него сбежали и опозорили перед всей деревней и знакомыми. По-сволочному поступили и грязью облили, говорит. Ну, это вкратце.

Мамка возмущённо ахнула: «Не бери трубку больше, не расстраивайся. Если ещё раз позвонит, я сама с ним говорить буду». Разговор невольно и дальше пошёл о папаше. Тётя принялась рассказывать, что он и раньше жаловался на их плохое отношение к нему: «Одна мол работать не хочет и в доме ничего не делает, только харю давит целыми днями, как кабачок на грядке», – это относилось к Эгине. «Давить харю» означало «Крепко долго спать».

– А ты варишь, как поросёнку и не стираешь ему, – сказала тётя про мамку Эгины, но нисколько не удивила обеих, – Он тебя даже по имени не называл в последнее время, всё «Эта», да «Эта»».

Мама начала доказывать, что его слова – неправда, хотя это совершенно не требовалось. Эгина хотела бы прервать её, но считала перебивать некрасивым. Послушав немного её с тётей, она удалилась в дом. Через некоторое время к ней, на второй этаж, поднялась её мамка. Дочка сидела с книгой: «Так что, не станем домой возвращаться?» – надеялась она.

– Не станем, – твёрдо решила-таки мама, чем очень порадовала Эгину. Для них обеих вырисовывалась хорошая перспектива: накопить денег, обшить на них дом и переехать в него. Работы в селе было немного, зато тётя знала всех и каждого, и могла помочь с трудоустройством.

Имелся даже более удобный вариант: двоюродный занимался своим, хоть и неофициальным, но бизнесом и Эгина вполне могла стать его работницей, а со временем и сама начать изготовлять что-нибудь на продажу. Пока же можно было отдохнуть пару месяцев, реабилитироваться и отложить часть мамкиной пенсии. На этой оптимистичной ноте Эгина снова сделала паузу в своём повествовании.