Книга 1. Без названия

Глава 2

Конечно, никто не знает наверняка, есть ли на свете бог или нет. Но так уж устроен человек, что, когда ему плохо, он сразу обращается с мольбой к единственному, по его мнению, помощнику – богу.

Это не единственная аксиома жизни. Вторая заключается в следующем: человеку сильному на этом свете предначертано намного больше жизненных испытаний, чем слабому. Как правило, честные и порядочные уходят (по разным причинам) в мир иной раньше.

В том, что злой рок всё ещё довлеет над ним, Юли понял, когда сидел в палате у Даши: нельзя думать, что всё плохое только в прошлой жизни. Возможно, жизнь у него и другая, да судьба та же. Он согласился с Дашей: не мог он выплеснуть на неё ужас перенесённых утрат и потерь. Друзья молчали, Светлана Юрьевна молилась, Станислав Карлович злился: сколько может быть горя!

Когда родились дети, Юли не поверил: слишком много счастья одновременно – он так не привык. Даша родила тройню: двоих мальчиков и девочку.

– Ты что, не рад? – спросила она.

Юли рассматривал странные комочки, лежащие в кроватке, и о чём-то сосредоточенно думал.

– Да, нет, Дашенька. Я очень рад. – Он подошёл к постели, присел на её край, взял жену за руку. – Может, ты мой ангел-хранитель? Как думаешь?

Жена посмотрела на мужа. Что с ним, она не понимала.

– Ты где? – спросила она.

– Здесь… уже здесь.

Поначалу Юли постоянно ждал какого-нибудь удара из-за угла. Ведь именно так поступает жизнь-подлюка: бьет исподтишка в тот момент, когда ничто, кажется, не предвещает невзгод. Но проходили дни, месяцы, годы. Юли был счастлив и боялся этого счастья. Ему нравилась его жизнь: семья, друзья, работа. По возможности, он пытался скрыть своё счастливое обитание на планете Земля, чтобы люди не завидовали.

Они жили с Дашей в том самом доме, который он построил для них. Даша окончила институт, устроилась на работу в школу. Детишки подрастали, пошли в первый класс.

Жили Бланки для людей скромно. Ирина Владиславовна с Митей тоже не распространялись соседям по поводу их жизни. То, что Юли с Дашей каждый год ездят отдыхать за границу, никто не знал.

Когда Даша год назад пришла в школу, ожидали, что она поведёт себя как жена командующего армии: ошиблись. На вопросы о Юлиусе Станиславовиче (его привычках, вкусах) отвечала уклончиво, в общем. Одевалась скромно, работала упорно…

– Даша, можно поинтересоваться? – спрашивала Ольга Васильевна.

– Да, – Даша заполняла журнал в учительской.

– Юлиус Станиславович такой же строгий дома? – Ольга Васильевна устало потирала нывшую кисть руки.

– Простите? – Даша оторвала голову от журнала.

– Знаешь, Дашенька, выслушивать твоего мужа на совещании – занятие не из приятных. Хоть из директоров уходи. Ей богу.

– А что такое? – спросил Иван Максимович, физрук.

– Вчера с комплекса привезли некачественное мясо военным… Юлиус Станиславович пообещал директору совхоза раздавить того танком: не больше, не меньше. Все сидели, боясь дыхнуть. Вот я и спрашиваю у Даши, что ей бывает за недосоленный суп или за подгоревшую картошку.

– Так, Дашка, ну, колись. – Иван Максимович весело прихлопнул в ладоши. – Бег трусцой пять километров или ещё чего?

Дашу спас звонок на урок.

Вечером того же дня Даша допоздна проверяла тетради. Дети легли спать. Была половина десятого, когда входная дверь хлопнула: приехал Юли.

– Привет, – он стоял мокрый в дверях.

– А раздеться не надо? – Даша закрыла тетрадь, глядя на мокрую куртку и брюки мужа.

– Как, прямо с порога? – Юли, как всегда, переводил шутки в другую плоскость. – Раздеться совсем?

– Очень смешно.

Даша прошла на кухню, стала разогревать ужин.

– Какой я сегодня голодный, Дашка. – Юли на ходу вытерся полотенцем, бросил его на спинку стула, уселся за стол. – Где моя большая ложка? Как вкусно пахнет…

– А если бы пахло невкусно, ты меня танком переехал бы?

Юли уже откусил хлеба, опустил ложку в суп и застыл.

– Откуда знаешь?

– Сказали. – Даша села на стул напротив, сложила руки и спокойно смотрела на мужа.

– Даша, давай договоримся: я не буду лезть в твою работу, а ты в мою. Хорошо?

– Юли, работа так может изменить тебя?

– Нет. Знаешь поговорку: с волками жить – по-волчьи выть.

– Я не думаю, что вокруг волки.

– Да ну! Ладно, – Юли отодвинул тарелку. – Давай разберёмся. Несколько лет назад, если мне, конечно, не изменяет память, вы, Дарья Дмитриевна, до смерти боялись, как на вас смотрят, что говорят. Не дай бог, если жених обнимет на людях… Я ничего не упускаю? Чего же это вы испужались-то. Не волков ли?

– Это не одно и то же…

– Разумеется. И я никому не позволю себя съесть, и тебя тоже.

Юли придвинул тарелку и начал есть: для него вопрос решен.

Даша встала из-за стола:

– Помой за собой посуду, пожалуйста.

– Даша, может, хватит проверять? – Юли подсел к жене на диван, обнял. – Я тебя целый день не видел – соскучился. Лучше пойдём в спальню.

Юли целовал шею жены.

– Юлиус Станиславович, мы же с вами договорились не вмешиваться в работу друг друга, а я в данный момент занята работой.

Юли пришлось проглотить пилюлю.

Даша сняла пальто, сапоги, прошла в зал. Юли сидел на диване и играл с кошечкой Сонечки.

– Что-то случилось? – спросила Даша.

– Дарья Дмитриевна, долго на работе засиживаетесь. Моё терпение не железное.

– Я же не знала, что меня ждёт сам командующий армии. К тому же, мучает любимую кошку дочери.

– Не хочу спорить с тобой: нет времени. Давай быстро лопай и одевайся.

– Позвольте поинтересоваться, куда мы отправляемся?

– На спектакль.

– ?

– «Отелло». Кстати, очень познавательное мероприятие.

– Во сколько представление?

– В восемь.

– Юли, я не успею. Надо детей накормить, уроки проверить…

– Можно не так быстро? – перебил муж. – Дети накормлены, уроки проверены, ночевать придут ребята, у тебя завтра выходной. Так что я не принимаю никаких отговорок.

Юли поднялся с дивана:

– Дашка, не будь врединой.

– У меня есть выбор?

– Думаю, нет.

Юли обнял жену и начал целовать.

– Пап, они у меня краски отняли! – Соня с визгом вылетела из комнаты.

– Мы не отнимали, а позаимствовали! – кричали вслед Стас и Юра.

Юли продолжал целовать жену, несмотря на её протесты.

– Пап, – Соня дёрнула отца за штанину. – Сколько можно обниматься. У меня важная проблема.

– У меня важнее. – Юли неохотно отпустил Дашу, присел на корточки перед дочерью, – а ты вредина.

– И ничуть я не вредина, – ответила Соня, – я не виновата, что ты постоянно занят мамой.

– Ну, всё. Я тебя съем.

Юли сделал страшный вид. Соня не испугалась. Она начала щекотать отца. Ей на помощь пришли братья. Наконец, Юли вырвался из окружения, раскидал противников, забросал их подушками и ретировался в спальню, где одевалась Даша.

– Никакой личной жизни в собственном доме, – заявил он, помогая застёгивать молнию на вечернем платье. Застёгивал очень медленно, целуя при этом спину жены.

– Мы опоздаем на спектакль, – сказала Даша.

– Я поеду очень быстро, – Юли добрался до плеч.

– Не хочу попасть в аварию. – Даша занялась причёской.

– Я хорошо езжу. – Юли гладил груди, целовал шею.

– Юлиус! – строго сказала Даша.

В этот момент кто-то из детей чем-то бросил в дверь.

– Чёрт побери, – взорвался Юли. – Буду брать отпуск каждый квартал.

– Зачем? – поинтересовалась Даша.

– Чтобы быть с тобой далеко-далеко отсюда…на Валдае.

Даша покраснела. Юли начал переодеваться. Жена поправила галстук на шее мужа.

– Даша, чем ты меня опоила? – серьёзно спросил он.

– Ничем. Я не при чём…

– Надо же так втюриться. Говорил отец: не влюбляйся – не будешь мучиться в жизни…

– Может, хватит жалеть себя, – улыбнулась Даша.

– Хочу… – словно маленький ребёнок, проговорил Юли.

Даша поправила серёжку в ухе, надела шубку.

– Я готова.

– У меня может наступить клиническая смерть. Дай хоть поцелую по-человечески.

Они провели чудную ночь в отеле гарнизона. Казалось, ничто не могло разрушить их счастье. Увы, счастье – всего лишь короткий, очень короткий, миг. Стоит ли из-за него приносить в жертву целую жизнь? Кто знает…

Ольга Васильевна была ошеломлена. Она спросила у Стаса, на работе ли папа. Мальчик ответил, что родители вчера уехали в гарнизон, приедут только завтра вечером, в воскресенье. Неужели к тёте Тане идти самой? Да у неё язык не повернётся сказать такое. Набрала номер командного пункта полигона, попросила кого-нибудь, кто мог бы заменить Юлиуса Станиславовича по личному вопросу. Через пятнадцать минут у неё в кабинете сидел Стив.

– Я не знала, кому сообщить. Может, вы найдёте Юлиуса Станиславовича. Честное слово, мне страшно идти к тете Тане.

– Хорошо… Я найду. – Стив опустил голову, тупо посмотрел в пол. Словно очнувшись, спохватился. – Я пойду.

– До свидания. – Ольга Васильевна вытерла краешком платка слёзы. – Извините за такие вести.

– Что поделать. Надо кому-то и плохие вести приносить.

Стив звонил Ритусу. Тот отправился в отель, зная, что Юли всегда отключает мобильник, если он с Дашей. Поначалу Юли решил не открывать дверь, но стук требовал выйти. Юли с неохотой вылез из постели, на ходу надевая брюки, чертыхался.

– Что? – осёкся он.

Ритус был одет в чёрный пиджак. Юли вышел из номера, прикрыл дверь.

– Дмитрий Николаевич? – спросил он.

– И Ирина Владиславовна тоже, – ответил Ритус.

– Как это случилось?

– Сбила машина. Они в морге. Отец поехал забирать.

– И как мне сказать ей? – передёрнулся Юли.

– Честно, не знаю. Я поеду в деревню, скажу. Вы не торопитесь. Подъезжайте часам к семи вечера, пока всё утрясётся. Даша очень впечатлительная.

Братья хорошо знали цену человеческой жизни, чтобы охать или ахать. Другое дело…

– Что случилось? – Даша приподнялась на постели.

Юли подошёл к ней, сел рядом:

– Несчастье, Дашенька.

– Па-па? – прошептала Даша.

Ком застрял в горле у Юли.

– Ну, говори же – не молчи, – крикнула Даша.

– Их сбила машина.

– Их? Насмерть?.. Не может быть… Юли, скажи, что это неправда! Я не верю, ты врёшь…

Даша колотила мужа руками. Он прижал её к себе:

– Дашенька, как бы я хотел, чтобы это было неправдой…

Он гладил её по голове, словно маленькую девочку. Она рыдала, сначала громко, потом всё тише-тише. Наконец, сил плакать больше не осталось.

– Где они?

– Вечером их привезут домой.

– Домой?.. Да, домой. Надо домой, – спохватилась Даша. – Сказать дома… бабушке, ребятам, Алёнке…

– Ни о чём не беспокойся. Отец с Ритусом всё сделают. Ты сейчас полежишь, я позвоню, чтобы принесли чего-нибудь поесть.

– Юли, ты с ума сошёл… Я не хочу есть! – кричала Даша.

– У тебя нет сил даже с постели подняться.

Когда Ритус вошёл в дом, баба Таня поняла – случилось горе. Но она не думала, что такое. Митя был болен. Это все знали, даже он сам осознавал, что последние годы живёт только потому, что лечился в гарнизонной клинике. Почему в этот раз Митя решил лечь на обследование в свою районную больницу? Почему Ирина поехала за ним сама, а не сказала Юли? Почему из-за поворота выскочила машина? Слишком много «почему» и ни одного «потому».

Баба Таня долго причитала, по-старчески вспоминая всю неудавшуюся «жизню Митеньки с Иринушкой». Ритус дал время выплакаться старушке. Вошедшие Мишка с Колькой сначала не поняли, что именно случилось. Когда волна известия добралась до человека и захлестнула его собой, а обычные мысли вошли в ступор, Колька спросил:

– А Дашка где?

– В гарнизоне.

– Она знает?

Ритус кивнул головой.

– Ленке-то чего скажем?

Ритус сказал и Алёнке. Что именно, какими словами – никто не знал. К трём часам дня приехали Станислав Карлович, Стив, Иоганн – привезли гробы с телами. К этому времени Ритус с ребятами уже разобрали место в зале.

Весть о смерти Мити и Ирины облетела село. Стал сходиться народ. Когда снимали с машины два гроба, истово перекрестилась тётка Настя:

– Горе-то какое: два гроба в дом. Не приведи, господи.

– Ребята-то осиротели враз, – ответила баба Нюра.

– Татьяна не поднимается. Сидит на стульчике около крылечка, словно спёкшаяся изнутри.

– А Дашка-то где? – спросил кто-то.

– Нету ни её, ни командующего…

– А это тогда кто? Вон похожий на командующего, только седой?

– Это брат его.

– В гробах сразу привезли.

– Да ну забрали из морга, видать, там всё и сделали…

– Ой, страсть-то какая. Сроду не забуду. Со стороны и то смотреть страшно.

– Дмитриевна, поди сюда-тка.

– Здравствуйте, бабоньки, – к сидящим на лавочке около сельсовета подошла сухонькая старушка с палочкой в руках.

– Здравствуй, Дмитриевна. Ну, ты расскажи про Митю с Ириной.

– Ой, господи, да чего же рассказывать. Чай, не свадьба, не праздник какой.

– Говорят, дюже хорошо было.

– Святой боже, – Дмитриевна перекрестилась, – всё смешалось: что свадьба, что поминки.

– Да ты присядь, расскажи.

Дмитриевна, не суетясь, села, поставила рядом бадик, расправила складки на юбке.

– Горе, бабы, большое. На всех нас хватит, – начала она свой рассказ. – Татьяна до сих пор сама не своя. Говорит, всё как в тумане. А Даша, как смерть, прости, господи. Зашла – я и молитву забыла, какую читала…

– Да ты кряду сказывай, – перебила нетерпеливая Авдотья.

– Пришли за мной Ритус с Мишкой. Мол, так и так. Вечером прийти надо почитать псалтирь. Ну, я Антонине-то сама уж говорила. Пришли мы, значит, к шести часам. Татьяна сидит промеж двух гробов, плачет. Мы читать начали. Все собралися. Ребята, значит, Алёнка, внучата, сват зашёл, Станислав Карлович, Стив. Потом Дашка с командующим приехали. Они когда подъехали, зашёл Ритус и попросил всех выйти, чтоб Дашка попрощалась. Её командующий под руки заводил-то. Мы в трехстеннике посидели, чаю попили. Потом гляжу, Наташа, жена Ритуса, со шприцем прошла. Видать, укол делать. А потом нас позвали опять читать. Мы зашли, а Даши нет. Видно, увели в спальню. Послужили. Пришли соседи, кому надо. До девяти служили…

– А чего ж, Дашка совсем не стояла?

– Да стояла потом. И сам стоял.

– А кто ж женщины это такие?

– Да, вот чёрненькая, такая красивая?

– Это Наташа, жена Ритуса, а светленькая – Лена – жена Стива. Да Георг – то ли друг, то ли родственник ихний. Я толком не поняла. Девки-то всё и приготовили. Видно, путные. Всё как-то тихо, чинно. Я, прям, диву далась. И мужики все, лбы какие, стояли – не шелохнулись.

– С вами поминать-то садились?

– Садились только Ритус да сам командующий. Ритус-то он так посидел. Пить не стал совсем. Нам разливал. Сказал, что ему нельзя. А командующий-то выпивал, и выпивал хорошо.… Наутро послужили, вынесли гробики. В церковь занесли, отслужили панихиду. На кладбище отвезли, да и закопали соколиков. Понравился мне Ритус. Мужик стоумовой, хотя самый младший из братьев.

– Не то военный?

– Да, ну, брось. Волосатый какой. У военных враз обреют.

– Не знаю, бабоньки, не интересовалась, но понравился он мне сильно. Всё знает, всё умеет, но как-то ненавязчиво.

– В церкви-то я видала их. Молодцы, конечно, мужики. Командующий, видно, Дашку всё уговаривал. Отвёл к окну и чего-то ей говорил-говорил. А когда панихида кончилась, кивнул ребятишкам своим, они Дашу за руки взяли с обеих сторон, так и шли, пока он гроб помогал выносить.

– Путных их сразу видать. Вон Копыловы бабку хоронили. Прям, все на иномарках подъехали к церкви. Гроб дорогущий с откидной крышкой до половины. В церковь табором, да чего-то всё говорят, кричат. Мож, кто и своё, а слышимость-то сильная. Шум-гам – балаган да и только.

– Да, командующий – попутёвей. Иномарки у его дома стояли. А на кладбище подъехали две машины попроще. Когда вышли мы из церкви, Ритус помин обносил, а к нему Семён подошёл. Я слышу, Ритус говорит, мол, подгоните к кладбищу две машины потихоньку. И всё. И за столом как-то посерьёзней. К иным придёшь служить, а там почитай, чуть ли не свадьба: «Ой, кума, как давно не видались». – «Ой, Игнатьевна, а как твоя корова?»

– Ну, и помин хороший был?

– Да он сейчас уж редко у кого плохой бывает. В магазинах всё есть.

– Ребята теперь с Татьяной жить будут?

– Не знаю.

– Да им чего? Осталось два месяца доучиться. В ПТУ пойдут. Одна Алёнка. Небось, и Даша присмотрит за сестрой.

– Конечно.

Ещё долго сидели кумушки, перетирали косточки, как это водится на деревне. Уж очень нравится наблюдать со стороны, как другому человеку может быть плохо и как он с этой болью справляется.

Вот Даша справлялась плохо. То ли много успокаивающего ей ввели, то ли, действительно, простудилась, но вечером после поминок её бил озноб. Юли попробовал лоб:

– Так дело не пойдёт – звоню Стиву.

– Пройдёт. Я сейчас согреюсь и усну.

Согреться она не смогла. Пришлось среди ночи ехать в гарнизон.

А ещё через три дня бабу Таню вызвали в школу. Старушка не знала, зачем. Решила, что ребята чего-то набедили: Даши нет, в больнице лежит, и самого тоже нет. Пришла.

– Проходите, Татьяна Леонидовна, – пригласила её Ольга Васильевна, директор школы, к себе в кабинет. – Присаживайтесь. Познакомьтесь. Это Ситникова Тамара Сергеевна из отдела по социальной защите сирот. Она вам сейчас всё объяснит.

– Здравствуйте, бабушка, – Тамара Сергеевна поправила зачем-то очки, открыла папку. – Так… Дмитрий Николаевич Телешов приходился вам сыном?

– Да, – растерянно ответила баба Таня.

– Он состоял в браке с Толстой Ириной Владиславовной?

– Состоял…

– У них от совместного брака родилась дочь Дарья?

– Дашенька…

– В 198. году ваш сын Дмитрий Николаевич и ваша сноха Ирина Владиславовна усыновили ещё двух мальчиков и одну девочку…

– Правильно.… Это дети младшего моего, Серёженьки. Он-то сам погиб, а жена родила, да, видать, чего-то не так, врачи не доглядели. Она померла, и ребёночек вслед за ней…

– Я знаю, – перебила Тамара Сергеевна, повысив голос. – Девочка Елена после того, как прибыла в новую семью, перестала разговаривать. Так?

– Так, милая, так. Вить ей…

– Ей пришлось пойти в школу на год позже других детей из-за этого недостатка.

– Да какой же это недостаток? Она ведь не глупая. Всё понимала, рисовала хорошо, читала, только про себя.

– Хорошо. Это уже не важно. Комитет по опеке решил направить Телешовых Михаила Сергеевича, Николая Сергеевича в Н-кий интернат, Елену Сергеевну Телешову в распредприёмник в связи с гибелью опекунов.

– Оля, старая я стала. Чего это она тут говорит-то? – спросила баба Таня.

– Тёть Тань, детей хотят в интернат отдать, – ответила Ольга Васильевна, вздохнув.

– Ой, батюшки святы. Ты, милая, либо тронулась? Куда ж это я их отдам, пока жива…

– Вот именно, пока живы. Бабушка, вам сколько лет уже? Семьдесят – восемьдесят? Именно. Вы не сегодня-завтра на кладбище, а дети?..

– Да чего ж ты меня хоронишь раньше времени? Я, может, до ста лет доживу.

– Вот и замечательно, вот и живите. А детей будет государство воспитывать. Их один раз взяли в семью – несчастье случилось. Другой раз.… А там депрессия… А там суицид. Вы знаете, сколько детей и подростков совершают самоубийств в год?

– Господи помилуй, да с чего они над собой что-то делать будут? Слава богу, учатся все хорошо, умные, работящие, на эти, как их, олимпиады, ездят, места занимают. Миша хочет в радиотехнический институт поступать.

– Ну, институт не институт. Во всяком случае, кусок хлеба себе заработает, если не дурак.

– Да ты подожди. Может, какую бумагу надо написать?.. Чтоб на опеку-то? Так я напишу.

– Бабушка. Какая вы непонятливая. Вы – старая. Если что случится – кто виноват? Отдел по социальной защите детей? К тому же, чего вы так переживаете? Ведь, не в Америку мы отправляем ваших внуков. Мальчики будут…

– А Даша может опекунство оформить? – снова перебила баба Таня.

– Вы имеете в виду вашу старшую внучку?

– Ну, да, её. Она замужем, работает. Детишки есть.

– Сколько?

– Чего сколько? – не поняла старушка.

– Детей у вашей внучки сколько? – Тамара Сергеевна с нетерпением начала стучать пальцами по столу.

– Трое: два мальчика и дочка.

– Многодетная семья, значит, – Тамара Сергеевна покачала головой. – Она бы ещё троих родила.

– Так она сразу тройнят.

– Молодец, ничего не скажешь…Что ж она с вами не пришла?

– Да в больнице она. Захворала после похорон. В ту же ночь муж и отвёз.

– Часто болеет? – поинтересовалась Тамара Сергеевна скорее просто так.

– Да, как сказать. Слабенькая она, а делов-то много… – спохватившись, баба Таня заспешила. – Да вы не сумневайтесь. Даша соберёт документы, какие надо.

– На это уйдёт много времени: от полугода до года.… Если она захочет – пусть собирает справки, потом дело рассмотрят. Дети пока будут в интернатах.

– Ой, совсем ты меня запутала, милая. Вить ребятам-то осталось немного. Пусть доучатся до каникул, а потом они устроятся на работу. На одну Алёнку документы Даша быстро оформит.

– Не могу, бабуль. Мы сейчас обязаны быстро реагировать на подобные происшествия, чтобы не было плохо детям.

– Так неужели им лучше будет в казённом интернате, чем дома? – заплакала баба Таня.

– Это вы сейчас так говорите. А потом неизвестно, чем всё обернётся. Люди из-за детских пособий на преступления идут.

– Ой, велики деньги – пособие. Да на них пары носок не купишь.

– Вот-вот, пары носок не купишь, детей в семью принимают, а затем издеваются.

– Господи, да они ж мне не чужие – свои, внучата родные, только несчастные, – баба Таня вытирала слёзы платочком.

Ольга Васильевна встала, отошла к окну. Ей было очень жалко сидящую старушку, перенёсшую в своей жизни так много горя. Жалко было детей. Действительно, умные, воспитанные, а вот, поди ты. А что посоветовать – не знала. У Даши своя семья. Навязывать такую обузу – кто имеет право.

– Командующий приехал, – словно очнувшись, сказала она.

– Кто? – не поняла Тамара Сергеевна, уже собиравшая папку. Ей тоже был неприятен этот разговор. Видно, бабушка любит внучат, да что поделаешь. Помрёт – они пойдут бомжевать. Лучше сейчас забрать. Если умные – поймут. Глядишь, ещё помогут век дожить бабульке.

– Дашин муж, – Ольга Васильевна села за стол.

После стука в дверь вошёл статный мужчина. Поздоровался. Баба Таня вытерла слёзы, чтоб ирод (она его считала таковым до сих пор) не видел. Юлиус молча положил перед Тамарой Сергеевной папку, всунул руки в карманы, отошёл к окну. Тамара Сергеевна тщательно листала документы на опекунство. Наконец, перевернула последний лист.

– Ещё вопросы имеются? – спросил Юли, не поворачиваясь.

– Нет, – удивлённо ответила Тамара Сергеевна.

– Баба Таня, поехали домой, – сказал Юли, подходя к старушке.

– Поехали, милок, – она поняла, что детям ничего не грозит.

– Юлиус Станиславович, – обратилась к нему Ольга Васильевна.

– Да, – остановился Юли.

– Даша выйдет на работу?

– Дней через десять. До свидания.

Юли свёл по ступенькам бабушку, открыл дверцу машины.

– Как Даша-то? – спросила баба Таня.

– Пусть полежит в больнице. Там ей покойней будет, хоть на время.

– Ну, и пусть, – согласилась баба Таня. – Ироды, хотели детишек забрать.

Старушка шмыгнула носом.

– У них работа такая.

– Сказала, что документы долго собирать, ждать какого-то решения.

– Ничего ждать не надо. Всё подписано, – успокоил Юли.

И об этом судачили на деревне. На то она и деревня, что каждый на виду да на слуху. Заметили люди, как изменилась Даша после похорон. Прядь седых волос появилась около виска. Она и раньше неразговорчивой была, теперь вовсе замкнулась. Помощь Юли не принимала. Он понимал – нужно время. Оно лучшее лекарство, поэтому не торопил.

Дети по-прежнему жили у бабы Тани. Юли подумал, что до экзаменов ничего менять не надо, а там видно будет.

Задумок у мальчишек в этой жизни было много – только не всем им суждено сбыться. Мишка твёрдо решил, что пойдёт работать, но в институт всё равно поступит. Он договорился с фермером о летней подработке. Колька поддержал брата. Узнав об их затее, Юли сказал:

– В десятый класс пойдёте. Чтобы поступить в Баумана, знания нужны, придурки.

Ребята не обиделись, но от подработки не отказались.

Ольга Васильевна удивилась, когда на экзамене на вопрос, в какое училище они пойдут, Коля сказал, что будут учиться в десятом классе. Директриса покачала головой.

– Трудно командующему такой воз везти, – обсуждали эту новость в учительской, разумеется, в отсутствии Даши.

– Он зарабатывает в у. е., а не в деревянных, – съязвила математичка.

– Хоть в у. е., хоть в деревянных – до ума довести – труд тяжкий, – заметила Ольга Васильевна.

– Ну, ведь Даша…

– Да хватит, Даша, Даша, – засмеялась математичка. – Сидит у Христа за пазухой. Вся такая бледненькая, болезненная, вся недотрога, недомога. А тут – вся в теле – не хватает только мужика, чтоб кости хрустнули.

– Лен, хватит злобствовать, – заметила Вершинина.

– Я не злобствую, я жалею.

– Кого, позволь спросить?

– Да её, кого ж ещё. Юлиус Станиславович ещё, конечно, попрыгает возле неё, на цыпочках походит – да и плюнет. Вокруг столько баб, и покрасивее, и поумнее, и поздоровее. А он мужчина видный, без женской ласки долго не сможет. Да и какая от Дашки ласка. Для ласки любовь нужна. А она всё одолжение делает, – Елена не спеша разворачивала шоколадную конфету.

– Лена, не мути воду, – заметила Ольга Васильевна. – В своём уме. У человека горе, а ты…

– Что я? Сказала неправду? Поправьте. Все молчат. Значит, неправды я не сказала. А что до горя… Может, Дашкино горе – мышкины слёзы в сравнении с чьим-то. Ладно. Пошла я, а вы тут жалейте сидите. Глядишь, от вашей жалости Дашка прозреет.

Когда она ушла, Вершинина заметила:

– Что ж у людей от злости чирей на языке не вскочит.

– Однако не вскочит, – в раздумье проговорила Ольга Васильевна.

Ей показалось, что в злых словах Елены была толика правды. К тому же… Но для этого не пришло время.

Ольга Васильевна для себя решила, что надо поговорить с Дашей. Ирины теперь нет, а баба Таня относится к зятю с прохладцей (об этом знала доподлинно). Даша молода и неопытна, может наломать дров, да не тех и не для того. Ольга Васильевна даже отправилась в гости к Телешовым якобы для того, чтобы посмотреть на ребят с Алёнкой. Она знала, что Даша большей частью бывает у бабушки, чем у себя. У дома увидела Станислава Карловича. Он размечал с Мишей будущую ограду. Ольга Васильевна поздоровалась:

– Поправить решили? – поинтересовалась она у Станислава Карловича.

– Да вот надо кое-что подделать. Бабулька напрочь отказывается переходить к Даше. Если гора не идёт к Магомету, то …

– Магомет идёт к горе, – закончила Ольга Васильевна.

– Совершенно верно, – засмеялся Станислав Карлович, – хотим газ подвести да дом покрасить, кое-что подновим.

– Миша, вы с бабушкой жить будете? – спросила Ольга Васильевна.

– Ага, – кивнул юноша.

– Это хорошо. Бабушка старенькая – то одно, то другое, а вы всегда под рукой, – говорила Ольга Васильевна. – Справитесь, Станислав Карлович? Может, помощь нужна? Так я организую ребят – помогут.

– Ольга Васильевна! – засмеялся Бланки. – Издеваетесь, да? Тут помощников, хоть отбавляй. Ритус вон с Георгом завтра приедут.

– Ритус – это ваш сын. А Георг? – как бы невзначай поинтересовалась Ольга Васильевна.

– Георг-то? – переспросил Станислав Карлович. – Миша, натяни верёвку прямо и гвоздём прижми к столбу. Он нам тоже родственник, к тому же мой крестник. А вот кому помогать приедет – тут большой вопрос. – Станислав Карлович отряхнул брюки от пыли. – Может, по зазнобе какой сохнет, а, Ольга Васильевна?

– Зазнобе, – Ольга Васильевна поняла, к чему клонит Бланки. – Я этой зазнобе ноги повыдёргиваю.

Станислав Карлович засмеялся:

– Да, ладно вам, Ольга Васильевна. Георг, конечно, баламут, ну, а так парень не плохой.

– Ох, Станислав Карлович, дочь-то у меня одна. Хочется уже что-то определённое иметь, а не журавля в небе. Вон у Дарьи дети в школу пошли, а моя всё по углам обжимается с вашим крестником. Знала бы, в жизни не пустила подружкой быть на свадьбе.

Ольга Васильевна вздохнула, морщинка пролегла через лоб. Не хотела она все это говорить, да наболело – не сдержалась, стало неудобно. С другой стороны, одно дело где-то там, в городе, где никто не знает, другое – здесь. Приедет Оля в отпуск, и он прикатит. Стыдоба, да и только. Вон о Елене чего наплели: поди, разбери, что правда, что ложь.

С такими мыслями стояла Ольга Васильевна возле дома бабы Тани. Если бы не разговор о Георге, она обязательно зашла и поговорила бы с Дашей (та была на заднем дворе – полоскала бельё). Но мысли об этом поганце совсем сбили с толку Ольгу Васильевну.

– Ну, что ж, – сказала она, – бог вам в помощь, да помощь побольше, чтоб закончить побыстрее…

– Чтобы смыться поскорее, – продолжил Станислав Карлович.

– Я этого не говорила, – ответила Ольга Васильева.

– Да это я сам. Ольга Васильевна, вы не принимайте всё близко к сердцу.

– Ценное замечание. Увы, не получится. Всего доброго вам.

– И вам тоже.

Станислав Карлович стоял и курил: надо поговорить с Ритусом насчёт Георга, пусть, в конце концов, определится, а то и впрямь тянет кота за хвост.

Подкралось лето. У Юли наступил отпуск. Обычно они уезжали куда-нибудь в путешествие, но в этот раз всё иначе – никуда не поехали: Даше не хотелось. Она была поглощена домом, заботами о детях, братьях, сестре, бабушке, даже решила закрывать варенье (раньше это делала Ирина Владиславовна).

Она совершенно не поняла Олю, свою лучшую подругу, когда та заявилась к ней в гости и предложила съездить на пикник с ребятами (Георгом и Юли). На Дашин вопрос: «А дома чем плохо?» Оля округлила глаза: «Под крышей собственного дома нет романтики в сексе». Дашу покоробило.

– Да, ладно тебе. Я понимаю, что у тебя забот полон рот, но жизнь-то не остановилась. Ты что теперь – замуруешь себя? Да и муж, небось, мучается. Не знаю, как ты, а я больше недели не могу выдержать: у меня везде зудит, чешется.

– Избавь от подробностей, – Даша посмотрела куда-то в сторону.

– Ну, ты, подруга, даёшь, – удивилась Оля, – можно подумать, что тебе лет восемьдесят и тебя воспитывали монашки.

– А о тебе можно подумать, что ты из публичного дома, – вспылила Даша.

– Спасибо, – обиделась Оля. – Ну, что ж, скорби гордо, как подобает королеве. Только знаешь, Дашка, корона может оказаться подделкой, а твой обет никому не понятным ритуалом…

– А мне и не нужно понимание, – перебила её Даша. – Главное – это нужно мне.

– Мне?.. А как быть с теми, кто рядом? – спросила Оля.

– Я забочусь обо всех.

– Не боишься надорваться? – усмехнулась Оля. – Гляди, пупок развяжется, а потом окажется, что твоя жертва не понята, а иных уже попросту нет рядом.

Оля встала и, пожав плечами, вышла из дома. Даша ещё долго сидела, думая над словами подруги. Услышав стук входной двери, очнулась, быстро вытерла слёзы, поправила волосы, распрямила спину: я ещё поборюсь…

По дороге домой девушка поняла, что неправильно повела себя с подругой, у той горе. Но она же искренне хотела помочь – вытащить Дашку, развеселить, показать, что вокруг красиво, вокруг все дышит и цветет – живет. Нельзя опускать руки и горевать – надо радоваться жизни, каждому ее деньку. Вот она, Оля, радуется.