Душевная боль и сомнения неслись впереди голоса разума, став проводником для Бербериса из ярко освещённого парка к тёмным закоулкам Верта. Лишь когда окружающий мрак поравнялся с набухающей в его душе пустотой, граф остановился.

Будто в издёвку память подсовывала одну и ту же картину – взгляд на себя со стороны в тот самый момент, когда герцогиня низвергла его до уровня пристыженного выскочки при камзоле и неудачливого любовника. Тяжесть воспоминания приравнивалась к массе многотонной ночи. Граф зачерпнул горсть снега и погрузил в неё пылающие щёки. В ладонях осталась лишь вода.

Послышался скрип снега под каблучками.

– Вот вы где! – Череша – тёплая и румяная от бега, облегчённо выдохнула. – Я опасалась самого худшего, ведь вы так импульсивны!

Застукай Черешу кто-нибудь в темноте рядом с молодым человеком и слухи размножатся саранчой, но ни страх позора, ни иной довод не могли заставить девушку покинуть возлюбленного в тяжёлый час.

– Знаю, что вам сейчас больно, – она потянулась к краю куртки Бербериса, словно за кончиком путеводной нити. – Лучше прозреть пока не стало слишком поздно, граф.

Ткань слегка натянулась и Берберис почувствовал, что выворачивается наизнанку:

– Уже нет. Никакой я не граф…

Череша молча слушала долгую и сбивчивую исповедь. На её глазах Берберис опустошал себя – вычерпывал переживания и надежды, словно перекисшее вино из бочки и безжалостно выливал на снег.

Под конец исповеди девушка облегчённо выдохнула:

– Всего-то!

А Берберис вздрогнул как от удара.

– У вас родился брат. Ну и что? Это никаким образом не отменяет факта, что вашей отваги и целеустремлённости хватит на сотню графов!

Пустоту в душе Бербериса заполнило негодование. Конечно, он не мог винить дочь торговца тканями за легкомыслие. Не имея титула нечего и печалиться о его потере. Череша была богата – достаточное основание для счастливой жизни. Её будущее можно было смело сравнить со сладкой карамелькой в драгоценной обёртке.

Под нажимом эмоций, мысли Бербериса перетекли из русла отчаяния в бурлящие просторы злобы и обиды. Несправедливо, что над его невзгодами потешается упрямая девица с богатеньким папой под боком!

– Вы окажете мне последнюю услугу, Череша?

Глаза девушки вспыхнули тревогой:

– Не говорите так, словно прощаетесь! Я люблю вас и буду помогать пока бьётся сердце!

Берберис принял эту клятву. Его сердце вдруг отяжелело и оледенело. Возможно, что лекарство утрачивало свою силу и граф вновь начал лихорадить, однако холод внутри показался ему чем-то давним – тем, что он много дней кряду лелеял и кормил с руки.

В молчании они миновали несколько корпусов, оставляя шумный парк слева. Небо внимательно следило за их перемещением. Дом профессора встретил гостей плотно зашторенными окнами и тишиной. Звёзды подмигнули в такт ударам Бербериса по деревянной двери. Отсутствие свидетелей показалось графу благим знамением.

– Профессор, откройте!

Ни звука. Берберис надавил на створку и та поддалась – очередной благоприятный знак.

– Зачем мы здесь? – Череша явно нервничала, однако ответили ей лишь скрипучие половицы.

Дом профессора был крошечным как снаружи, так и внутри: гардеробная, туалет и маленькая спальня, в которой разместилась кровать стол и сумрак. Одинокая свеча догорала в углу на тумбочке. Тени колебались, готовясь с издыханием света поглотить комнату целиком.

Профессор сидел на кровати. Нет, даже не сидел, а скрючился в подобии внутриутробной позы младенца, однако от каждого излома суставов веяло неподвижностью смерти.

– Пришли! – при виде незваных гостей старичок испытал радость умирающего, к смертному ложу которого явились-таки родственники. – Последняя ночь и ОН уйдёт, верно?

Пальцы профессора потянули за горловину халата. Лёгкого усилия оказалось достаточно, чтобы ткань раскрыла доверенный ей секрет: тело под халатом было чёрной сожжённой деревяшкой.

Череша попятилась к выходу. С Берберисом же приключился ступор: ему померещился кошмар, в котором профессор подскочил на кровати так, будто его пнул матрас; испепелённая плоть затрещала и посыпалась углём; из обожжённого нутра, работая когтями, путь себе прокладывал Дракон. Изломав почерневшие рёбра мёртвого миньона, древний бог предстал перед графом во всём кошмарном величии. Лишь правая лапа осталась обутой в профессора и, ступая, подволакивала безжизненную плоть, как старый тапочек.

– Я ждал, дитя.

Дракон подался мимо Бербериса, опалив его брови одним выдохом. Длинная лапа подхватила Черешу, словно девушка была не тяжелее тряпичной куклы; когти вонзились в причёску, срывая гранатовые заколки. Локоны Череши рассыпались драгоценным блеском в затухающем свете свечи.

– Чистый янтарь! – восторг Дракона был радостью изголодавшегося хищника. – Ты выполнил уговор, дитя. Принимай мою кровь в сосуд и властвуй над страстью!

Граф растеряно заморгал:

– Сосуд?

В ответ из пасти Дракона излился смех вперемешку с жаром:

– Можешь подставить ладони, только они будут сожжены до кости.

Берберис в панике осмотрелся, его действия не были спланированы заранее, а значит, и корить себя за непродуманный план не имело смысла. Дракон прокусил своё запястье. Граф стремительно схватил глиняную кружку профессора и подставил край под раскалённую кровь. Если капли было достаточно для воспламенения страсти в одном сердце, то Дракон нацедил с избытком на всю школу.

– Прощай потомок Преклетов. Я возвращаюсь в свой мир, а ты храни тайну в своём.

Тело профессора под лапой Дракона окончательно рассыпалось углями, образовав зловонное пятно на полу, только окоченевшие члены и голова остались лежать по краям. Дракон погрузился в пятно, унося с собой сверкающий ворох шелков и локонов.

Берберис остался в комнате один.

Глава 18

Ночь и мороз тесно сковали свой союз, призвав луну в свидетели. Ступни утопали в снегу, каждый последующий шаг превращался в испытание для мускулов. Пока ноги боролись с тяжестью свинца, голова графа готовилась взмыть к небесам. Разделение тела происходило под присмотром холодных окон в пустых домах.

Кровь Дракона бурлила внутри кружки, очень скоро стенки раскалились. Граф на секунду опустил тару к ногам, чтобы дать пальцам остыть, однако от соприкосновения с ледяным настом глиняное дно треснуло, и вся кровь моментом вытекла. Снег под кружкой зашипел, обращаясь в пар. Со дна снежной проплешины на мир удивлённо посмотрела коричневая земля, разбуженная до срока из зимней спячки. Граф опустился на колени перед деянием своих рук. Холодный ком в его душе неожиданно расплавился и пролился из глаз.

Из-за сугроба на Бербериса наскочил виконт Шипек:

– Где-то неподалёку кричала женщина! Разве вы не слышали?

Слышал ли он что-либо вообще, кроме биения пульса в ушах?

– Теперь всё потеряно! Её больше нет! Дракон забрал Черешу…

После этих слов шиворот графа стал заложником рук виконта. Берберис словно очутился в эпицентре землетрясения, а сердце из живого органа превратилось в деревянную колотушку. Под нажимом пальцев Шипека правда, подобно рвоте толчками выходила из нутра графа. По завершении душевного очищения Берберису ничего больше не оставалось кроме как подняться и брести вслед за виконтом. Снег под подошвами безжалостно объявлял приговор.

Вскоре морозный скрип сменился визгливыми приветствиями знакомых половиц в доме профессора. Свеча давно остыла и, хотя мрак окончил своё воздвижение среди стен, однако пятно на полу искрилось живой тьмой. Лишь воображению было под силу оценить глубины потусторонней пропасти.

Виконт стоял над пятном и, судя по всему, как раз мысленно прикидывал расстояние. Очередная половица, словно прилежный швейцар оповестила о приближении Бербериса. Виконт резко обернулся:

– Я же сказал бежать за Храстом!

– Лучше оставайтесь на местах, – начальник стражи сам появился беззвучно из темноты коридора, чем подставил под сомнение свою причастность к живым. Сейчас он походил на призрачного воина с сумрачным взглядом и обнажённой рапирой, который привёл на битву молчаливых воинов.

Один из стражников приподнял лампу, разрушая иллюзию. Свет ударил по тьме молотом и тени забились по щелям, оголяя ужас происшедшего. При виде останков профессора, виконт стал бледнее мела, кто-то зашептал молитву.

– Это моя вина… – граф с готовностью выступил вперёд, теперь правда слетала с его губ легче плывущего по течению пёрышка.

На середине душевных излияний Храст резко махнул рукой – будто водрузил плотину:

– После поговорим. С этой минуты в школе вводится чрезвычайное положение. Все учащиеся обязаны собраться в административном корпусе.

– Вы с ума сошли! – в отчаянии виконт схватился за голову. – Нужно немедленно идти за девушкой! Времени до рассвета, а затем путь в мир Дракона закроется!

– Упрямый мальчишка! – зарычал начальник стражи. – Не вынуждай силой тащить тебя!

Скулы и виски Шипека стали твёрже гранита, внутренний порыв двинул было его тело вперёд одновременно с рвущимися из сердца доводами, как вдруг виконт успокоился. Решительность коснулась бледного лица, расслабив мускулы.

– Лучше захватите мне рапиру. Честь имею! – с этими словами он прыгнул во тьму.

Это произошло до того неожиданно, что в первую секунду никто не осознал куда подевался Шипек – вот он стоял на виду и вдруг исчез из земной плоскости, да и вовсе из мира. Лишь пятно на полу вспыхнуло чёрными искрами, поглотив очередное тело.

– Не с места! – рявкнул Храст.

Берберис удивлённо посмотрел на начальника стражи: это он ему говорит? Так и было: тело графа словно обрело собственную волю и вершило путь, пока голова задавалась посторонними вопросами.

– Идиот!

Оскорбление настигло Бербериса уже в падении. Отчего-то он думал, что погрузится в мутную жижу, однако стремительно летел вниз сквозь острые угольные пласты, пока оцарапанный не рухнул из обожжённого древесного ствола на серый лёд в мире Дракона.

Здесь царила ночь. Куда ни посмотри – всюду шеренги деревьев – тёмных, с кривыми стволами и протянутыми к неподвижному небу ветвями. Деревья будто застыли в немой мольбе к небесам ниспослать им смерть, чтобы избавиться от убогого существования. Сад Дракона оказался больным, заражённым тишиной и безветрием местом. Редкие плоды тощих деревьев напоминали почерневшие человеческие сердца, они сочились кровянистой жижей, словно изливались слезами отчаяния. Воздух был до крайности сух и понизан вонью дикого зверя.

С первым же вдохом горло графа взмолилось о воде, язык готов был сию секунду припасть ко льду, однако присмотревшись, Берберис обнаружил, что под ногами утрамбованный до каменистой твёрдости холодный пепел.

– Всё-таки пришёл, – Шипек помог графу подняться. – Признаться я рад. Стоит один раз осмотреться, чтобы испытать отчаяние. Здесь слишком тихо, как на кладбище…

Древесный хруст прервал слова виконта – перепачканный и в кровоточащих порезах начальник стражи грузно ввалился в мир Дракона. Разрыв на обожжённом стволе тут же сросся за ним корявым рубцом.

– Кретины, – слово покинуло рот Храста вместе с угольным крошевом. Однако помимо ругательства сквозь ужас падения он пронёс с собой две рапиры.

– Теперь выбора нет – вы примете бой, – начальник стражи передал дворянам оружие, сжатая в ладонях рукоять которого определённо добавляла уверенности. – Держитесь за мной и помните, что в логове зверя мы – добыча.

Вооружённые воины выдвинулись в путь. Вскоре к хрусту подошв добавился хруст лёгких – тело умоляло о глотке воды. Но вокруг не было ни одного источника. Можно было попробовать припасть к сочащимся плодам, однако вся человеческая брезгливость, цивилизованность и здравый смысл противились этой мысли. Окружающий сад был сер, но далеко не уныл – за каждым изгибом ствола мерещилась смерть, тревога льнула холодными пальцами к спинам, и незваные гости двигались осторожно, чтобы случайно не зацепить кору даже краешком рукава и самим не запутаться в тенях, как в паутине.

Впереди на дороге искоркой вспыхнуло яркое пятнышко. Храст попридержал виконта за загривок:

– Да, это лоскут от платья. Нас могут заманивать в ловушку.

Кругом только и видно, что ряды деревьев. Каждая пядь сада, взращённая усилиями Дракона, содержала в себе его след и могла служить ему укрытием.

Лоскут обогнули по дуге, проклиная скрип сапог и гулкий стук собственных сердец, которые в окружающем безмолвии били громче набата.

Растерзанные вещи Череши стали попадаться всё чаще, заводя в глубины сада. Было заметно, что ткань разодрана то ли когтями, то ли зубами. Изломав очередные метры тишины, воины набрели на урочище – гладкую поляну с поваленным посередине огромным стволом.

Поверх древа, словно подношение на алтаре, лежала обнажённая Череша. До этого Берберис никогда не видел девичьей наготы – вид смутил и взволновал его, несмотря на обстоятельства: затвердевшие от мороза соски на пышной груди, лоно в тугих золотистых завитках.

Виконт покрыл святящуюся наготу Череши собственной курткой, чем вернул Берберису ясность зрения, затем попробовал приподнять девушку, но та неожиданно расплакалась от боли. Оказалось, что концы её волос непостижимым образом превратились в янтарную смолу и крепко слились с корой.

– Оно поглощает меня! – кулачок Череши ударил по дереву. – Я чувствую это кожей. Ствол почти опустел и больше не приносит плодов. Повсюду боль! Под древесной корой бьётся в агонии живая плоть! Несчастные, скормленные саду люди! Их внутренности текут по веткам и виснут плодами для Дракона!

По саду эхом прокатилась дрожь. Кривые стволы на секунду обернулись искалеченными человеческими телами, а чёрные дупла – разверзнутыми в немом крике ртами.

Рапира Шипека взмыла в воздух и, обрушившись на ствол, отсекла локоны Череши. Оставшиеся волосы забавно распушились вокруг лица подобно рыжему одуванчику. Девушку по сантиметру оторвали от дерева. Часть коры успела въесться в кожу и торчала из спины уродливыми наростами.

Храст по-отечески приобнял дрожащую Черешу:

– Останется несколько шрамов и только. Доктора залечат тело, а преданные друзья – душу. Только отныне вы должны вести себя тихо и слушаться меня.

Череша слабо кивнула.

– Вы знаете, где сейчас Дракон?

– Где-то рядом. Его мерзкое дыхание иссушивает воздух.

Берберис вдруг почувствовал дурноту – он тоже услышал то самое дыхание – тихое, с присвистом сквозь десятки сжатых клыков. Дракон дышал степенно, ему незачем было переживать или спешить – всего-то три подкормки прибыли в его сад.

– Демон дышит, ему нужна еда – это признаки характерные смертному существу, – неожиданно заявил Храст.

Он не видел Дракона воочию, поэтому не понимает весь ужас нынешнего положения. Одним взмахом хвоста дракон перерубает ствол, а его дыхание может спалить тело до кости. Почувствовав немощь, граф привалился к ближайшему дереву. Оно излучало тепло. Если присмотреться, то чёрный ствол похож на тонкое змееподобное тело, а ветви – на растопыренные длинные пальцы.

Верхушка ствола накренилась от небес к земле, обратив на графа два крохотных жёлтых глаза.

Берберис стремительно выхватил рапиру, свист стали послужил сигналом тревоги, но прежде Дракон ударил хвостом. Полёт графа длился добрую пару метров, его оружие отлетело и того дальше с лёгкостью безобидной щепки. Онемение сковало тело и мысли. На некоем глубинном пласте подсознания граф решил, что это конец, и звон в ушах является траурным маршем по недолгой жизни, однако секунды слились в минуту и сквозь первоначальный шок проступила живая боль. Душа слишком крепко держалась за суставы, чтобы единственный удар выбил её из молодого тела.

Граф распрямил натренированную годами упрямства спину, его пальцы потянулись к оброненной рапире. Совсем рядом шёл бой. Дракон метался змеёй, отбивая атаки с разных сторон. Его противники были уже порядком потрёпаны: рубашка виконта представляла собой окровавленную тряпку, лицо Храста залила кровь, что даже глаз не рассмотреть. Дракон изловчился, прыгнул, и начальник стражи превратился в точилку для когтей.

С боевым кличем виконт сделал отчаянный выпад, но чёрный хвост полоснул его по руке, выбив оружие и сломав кость. Череша тут же подхватила рапиру. Девушкой двигал отнюдь не здравый смысл, а отчаяние и ярость. В неумелых руках клинок лишь рассёк Дракону кожу. Он мельком обернулся на досадную помеху. Остриё хвоста взметнулось ближе к небесам, чтобы в стремительном ударе преодолеть слабое сопротивление девичьей плоти.

Граф наскочил со слепой зоны и с оставшихся сил рубанул по хвосту. Отсечённый шип упал к ногам Череши, из раны брызнула раскалённая кровь – девушка еле успела закрыться рукавами; Дракон взревел так, что покачнулись небеса. Его сад заволновался, плоды посыпались вместе с ветками. Хвост метался в собственной неуправляемой агонии, разбрызгивая кровь – достигнув ближайших стволов, она воспламенила сухую кору. Языки пламени жадно присосались к древесной пище. Ветви с готовностью тянулись к огню, принимая долгожданную смерть, и вскоре урочище оказалось окружено кольцом пожара.

Череша скинула подожжённую куртку. Последний удар издыхающего хвоста разбил центральный ствол в щепки. На землю просыпалась оставшаяся от предыдущей плоти труха, образовав угольную дыру. Люди кинулись к ней, рискуя угодить под когти Дракона и успели скрыться до того как челюсти клацнули у них над головами.