Глава 9
Игры начинались с закатом и могли растянуться до утра, хотя чаще деньги заканчивались прежде полночи. Представители школы следили за порядком в зале и формально предупреждали про обдуманность ставок, но снимали с себя всякие обязательства стоило одному из учащихся попасть в долговую яму.
Карточный долг священен, и расплачиваться полагалось семье потерпевшего. Был простой способ избежать долговой кабалы – попросту не ходить на игры, но в таком случае страдал престиж рода. Некоторые прибегали к способу, притворяясь больными. Обычно лазарет пополнялся кашляющими и жалующимися на внезапную слабость учениками именно накануне карточных игр, но если за год удавалось сэкономить пару монет, то существовала возможность стать повелителем вечера.
Многим хотелось испытать свою удачу. В актовом зале уже горел свет. Берберис брёл по очищенной дороге меж сугробов, как корабль меж бурных валов; следовал за отпечатками подошв, словно за маяком. Некоторые из осветительных ламп перегорели вчерашней ночью, их место заняли привычные масляные фонарики. Воздух скрипел на зубах, с каждым выдохом освобождая тело от частички тепла.
Неожиданно между Берберисом и главным входом пропастью пролегла густая тень.
– Не соизволит ли Ваша Светлость уделить мне немного времени? – новоиспечённый глава стражников – Храст ступил по своей тени, как по проторённой дорожке. Храст занимал пост не дольше месяца, но уже успел сыскать славу матёрого ищейки. При внушительных габаритах он обладал бесшумным шагом и неприятным сочетанием вкрадчивого голоса с цепким взглядом.
Под надзором зелёных глаз Берберис ощутил себя в неловком положении, будто случайно уткнулся носом в шершавую кору. Руки непроизвольно потянулись к переносице, чтобы потереть несуществующий ушиб. Начальник стражи с улыбкой следил за потугами молодого графа.
– Я тороплюсь! – в раздражении выпалил Берберис и решительно направился мимо досадного препятствия, но гибкая тень стража вытянулась остриём в его сторону.
– Это не займёт много времени.
Впереди, из-за чуть приоткрытой двери доносились разговоры и смех, голоса взрывались восторженным хором или тянули единую разочарованную ноту. За дверями было празднично и тепло – условия, в которых Берберис намеревался ковать свою судьбу, словно кузнец – фамильный меч.
– Извольте, – за снисходительным кивком он скрыл нарастающее раздражение и побрёл за Храстом огибать здание.
Стоило отойти на двадцать метров от центрального входа, как торжественная обстановка вечера сменилась зимней тоской. У чёрного хода горел одинокий фонарь, при ветре он наверняка раскачивался и невыносимо скрипел. Дорожки были не расчищены, а протоптаны усилиями служивых школы. Закулисье Верта обернулось для Бербериса тёмным сырым коридором, в конце которого располагалась крошечная натопленная каморка – кабинет начальника стражи. У кабинета дежурил седоусый вояка, остальные стражи несли усиленный караул по случаю праздников.
В качестве сидения Берберису был предложен грубо обработанный табурет, а в руку сунута глиняная кружка с дешёвым чаем.
– Вашей Светлости удобно? – начальник стражи снял шляпу и куртку, обнажив лысину и не учебный клинок.
– Вполне, – Берберис непринуждённо отхлебнул из кружки, чем в первое мгновение обескуражил оппонента, но смятение в зелёных глазах того быстро сменилось ехидным прищуром: выдержка молодого дворянина показалась возрастному стражу забавной.
– Разве я не говорил, что тороплюсь? – глиняное донышко решительно опустилось на деревянный стол. – Не могли бы вы перейти к делу?
– Конечно же, Вашей Светлости не терпится облегчить пару кошельков, – Храст заговорщицки подмигнул графу. – Прелестная идея: организовать праздник для учащихся, невзирая на присутствие под боком опасных еретиков. В конце концов, без праздников молодые господа предадутся скуке, греховной по сути своей, и начнут выдумывать сами себе занятия.
Тут Берберис оплошал: по неопытности он понятия не имел, как реагировать на оскорбление, обёрнутое в изысканную форму, поэтому решил промолчать. Но даже в этом, скорее всего, ошибся, поскольку ответом на его молчание служила снисходительная улыбка.
Начальник стражи обратился к потолку, словно подсчитывая:
– Осталось две ночи, затем луна начнёт убывать, и почти на месяц злоумышленники затаятся. Чёрт его знает отчего, но их божок предпочитает появляться в полнолуние! О причинах лучше спросить у священников.
– Так речь пойдёт о злоумышленниках?
– А! Вы сами сказали! – Храст откинулся на стуле, избрав стену в качестве опоры.
Что-то тяжёлое легло Берберису на сердце: за непринуждённой позой Храста открывалась удобная точка обзора его – графа, словно мелкой букашки.
Начальник стражи запустил руки в выдвижной ящик и извлёк две папки: тонкую и весомую.
– Сможет ли Ваша Светлость догадаться, какое из досье принадлежит злоумышленнику?
И без того было очевидно, что Храст полностью владеет ситуацией. Горделивый взгляд и осанка не спасут. Поняв это, Берберис вдруг почувствовал, что закипает – это взбунтовалась дворянская кровь Преклетов.
– Играйте в свои игры с кем-нибудь другим! Если у вас нет…
– Ваша Светлость намеревался играть весь вечер, – Храст открыл папки, обнажив имя Бербериса на тонкой, и Шипека на объёмной. – В основном досье учащихся содержат лишь документы, переданные при поступлении в школу, но бывает, что ученик не желает следовать правилам и выдумывает занятия, не совместимые со школьным распорядком, – ноготь Храста отбивал такт по папке виконта. – Тогда его досье набирает массу. Тут всё фиксируется, под внимание стражи берётся малейшее нарушение вольнодумца, худшим деянием которого для существующего порядка является распространение своих идей.
– Правильно ли я понял, что вы имеете наглость сравнить виконта со злоумышленником?
– Вчера из тренажёрного зала были похищены рапиры и рожки, – начальник стражи до того резко повернул тон диалога, что вырвал из пальцев Бербериса ухваченную им на мгновение инициативу. – Поутру под стеной обнаружены следы. Предположительно, десять вооружённых учеников перебрались ночью через стену и разбрелись вокруг школы. Дуэль можно исключить – молодые люди явно искали приключений в виде встречи с опасным врагом. Они запамятовали, что кража и побег – тяжкие нарушения, не говоря про низость самих поступков.
– При чём здесь я или виконт?
– О! Виконт обладает кипучей энергией и подвешенным языком – качества, которые сделали его лидером многих начинаний. Также, он является завсегдатаем этой комнаты и чаще кается, чем упирается. Вчера его с десятью товарищами не видели на балу. А несколькими часами ранее вас заметили в обществе виконта. Досье свидетельствует, что вы чтите правила, герб Преклетов является подтверждением благородства рода. Кто-нибудь другой, но только не вы, измарается во лжи. Что стояло на повестке вчерашнего собрания молодых дворян с виконтом во главе?
Берберис почувствовал, как приступ хохота заскрёб его изнутри по горлу. Сдерживаться он не стал:
– Темой была мода на женские платья! Всё это время вы усердно вели допрос, будто упрямый кабан раскапывает землю в поисках жёлудя, а в итоге нарыли червяка! И разве можно этому удивляться после ваших же слов о бессилии стражи в поимке еретиков и некомпетентной охране территории?
Углы губ Храста неожиданно дёрнулись – всего лишь еле заметный тик, но Берберису вдруг стало не до смеха: начальник стражи попросту выматывал его, вытягивая вместе с эмоциями душевные силы.
В свою очередь, по лицу графа Храст догадался, что выдал себя и тут уже улыбнулся по-настоящему:
– Я, конечно, не хвастаю, но исследовать человеческие души – моё любимое хобби. Не сочтите за грубость: бандитов и высокородных дворян объединяют одни и те же страсти – все жаждут большего, хотя в вашем случае всё и так подано на серебряной ложке. В глазах Вашей Светлости это ясно читается – надлом. Уж не знаю, как озвучить благородным языком, но по-простому – это изъедающая человека одержимость, ради удовлетворения которой он пойдёт на всё. Будьте осторожны Ваша Светлость.
– Вы угрожаете мне?
– О чём вы?! Всего лишь предупреждаю внимательно смотреть под ноги, когда будете возвращаться к игре. Местами дорога очень скользкая.
Храст поднялся и места в комнате вдруг совсем не осталось. Он одолжил графу свою куртку, чтобы тот «не простудился» и провёл до порога.
Глава 10
В актовом зале первым делом граф сбросил куртку на руки не самого расторопного из слуг и внимательно осмотрелся. Второй день праздника ослеплял. Он бил сразу по всем чувствам, вплоть до осязания вибраций воздуха от горестных или радостных вздохов. О вчерашних танцах ничего не напоминало: повсюду были расставлены игральные столы, укрытые зелёным сукном; по-над стенами, прикрытые белыми скатертями, стояли столики с едой и питьём; каждую свободную щель занимали вазы с пахучими травами; народу было столько, что лишь тонкий слуга мог свободно маневрировать, не опасаясь случайно зацепить благородный бок.
Может быть, причина крылась в лихорадочном состоянии Бербериса, либо прошедший разговор с Храстом сместил его кругозор на некий градус, открывая новую область наблюдения, только сквозь слой лоска юный граф заметил, что больше лакомств на столах выставлены всевозможные украшения из папье-маше – несъедобные по своей сути, вино в бутылках не просто разбавлено, а является обычной водой, процеженной через виноградный жмых; те же ленты, которые вчера связывали пучки мелиссы, сегодня украшали подолы скатертей, кое-где засохшие листья так и остались висеть, а сама мелисса ныне торчала из каждой вазы. Выходило, что слуги целый день занимались переливанием остатков бала в обстановку игрального вечера, что подтверждалось их измученным видом.
Что до господ… Берберис сделал открытие, что многие дворяне, подобно ему, явились в той же одежде. Проходя мимо столов, он подмечал застиранные пятна на перчатках, заштопанные рукава и наспех пришитые кружева, скрывающие потёртости ткани.
Блистательное общество, в большинстве своём, оказалось мишурой поверх старья. И да – виконт говорил о чём-то подобном, только тогда Берберис не желал верить, как и сейчас не принимал своего равенства с окружающим «заштопанным» дворянством. Он желал быть выше ширм и прикрас, для чего полагалось не просто тянуть подбородок, но и тянуться вслед за мечтой.
Как и вчера, герцогиня Боровинка была окружена приближёнными друзьями. Её новое платье сверкало чистотой, а в волосах переливались новые драгоценности, на лице застыло прежнее безмятежное выражение, и тут Берберис осознал, отчего сходит по герцогине с ума – она была настоящей. Это прослеживалась в каждом повороте головы, в каждом нежном завитке девичьего уха. И Берберис качнулся было навстречу своему идеалу, но вовремя опомнился – не время с его жалкими грошами подходить к герцогине.
Граф начал с дальних столов и мизерных ставок. Он рассчитывал игра за игрой приближаться к цели, но первый же расклад чуть не погубил его. Берберис проглотил стон и с того момента поклялся нащупать в воздухе абстрактную удачу и ухватить её за грудки, как нечто вполне материальное. Каждый игрок превратился в истинного противника, каждая партия стала сражением. Граф подмечал напряжение скул, как мощный выпад в тренировочной дуэли, краткий взмах ресницами, как ловкий финт рапирой; ставил больше, выкладывал на стол сущие копейки.
Кошелёк графа тяжелел, а за спиной уплотнялась толпа любопытствующих, притянутых его азартом.
– Карты на стол!
Оглушительное «О!» сопровождало каждую победу графа и вскоре стало частью естественных звуков в зале.
– Освежитесь, – виконт Шипек протянул графу бокал. На его манжете виднелся кривой стежок – явно не работа швеи. Неужели виконт сам штопает вещи?
Берберис залпом опустошил бокал, чем повеселил виконта:
– Будьте осторожны!
– Вы повторяете Храста, с которым мне выпала возможность говорить пару часов назад.
Шипек сразу же нахмурился:
– Хитрая бестия напал на след? Знаете ли вы, что начальник стражи раньше работал сыщиком в столице и достиг в своём ремесле немалых высот? Он лыс и грузен телом, но только попадите к нему на зуб и будете перемолоты!
– Не переживайте, виконт, – Берберис сгрёб очередной выигрыш – кошелёк больше раздулся от важности, – вам ничего не грозит.
– С чего вы, чёрт возьми, решили, что речь идёт обо мне?!
Но Берберис уже не слушал, он, в прямом смысле, шёл к своей цели.
За столом герцогини царила тишина. Боровинка хмуро рассматривала карты, пальчики с изысканным маникюром нервно терзали мочку – она устала проигрывать.
Граф подошёл как раз в тот момент, когда герцогиня выложила очередной неудачный расклад.
– Позволите? – вопрос был из области риторических, поскольку любой дворянин имел право подсесть за игральный стол хоть к самому королю.
– Извольте, – герцогиня откинула карты. – Только что освободилось место.
– Уходите… Вы чего-то страшитесь, герцогиня?
Боровинка вздрогнула и впервые за время знакомства пристально посмотрела в глаза графу.
Берберис подсел с улыбкой, небрежно поигрывая толстым кошельком. В наступившей вслед за его словами тишине, позвякивание монет являлось обратным отсчётом до решения Боровинки:
– Откуда эта странная мысль? Я ничего не боюсь! – она вернула телу положение преданного игре человека.
Берберис тут же высыпал на середину стола треть содержимого своего кошелька.
– Ставлю против вашего нежного взгляда!
Собравшееся вокруг общество засуетилось, одобрения звучали наравне с возмущениями. Противоборствующие стороны никак не могли прийти к соглашению, в итоге, к ответу был призван распорядитель.
Лишённый сна со вчерашнего дня, старый распорядитель долго хлопал глазами, ещё дольше рылся в памяти и, наконец, выдал:
– Известны случаи: сто лет назад на кон было поставлено ожерелье против поцелуя болотной жабы, двадцатью годами позже ставками баронов были жена одного и породистый конь другого…
Общество зашумело на распорядителя – после болотной жабы и так всё было понятно.
Берберис еле сдерживался, чтобы не выдать внутреннюю дрожь. Вчера он допустил ошибку, засыпав Боровинку комплиментами. Герцогиня потребляла восхищения дозированными порциями изо дня в день и выработала к ним привыкание. Брошенный вызов – другое дело.
Еле заметный кивок головы подтвердил как согласие Боровинки, так и предположение графа.
Весь зал единой минутой сконцентрировался вокруг одного стола. Ближайшим зрителям пришлось взять на себя роль плотины, сдерживающей напор любопытства.
Для подобного случая была вскрыта новая колода. Карты засвистели над столом. Берберис мельком взглянул на свой расклад: три валета. Судя по подёргиванию губ герцогини ей тоже выпала сильная карта.
Чтобы проиграть наверняка, Берберис обменял одного из валетов. Ему пришла бесполезная шестёрка пик.
– Вскрывайте карты!
На руках Боровинки лежали две восьмёрки и десятки. И этот расклад обрадовал Боровинку? Хорошо, что Берберис вовремя скинул лишнего валета.
– Победа герцогини!
Зал разразился благочестивым «Ах!» и редкими аплодисментами. С торопливой алчностью Боровинка сгребала к себе ставку, словно жадный ребёнок горстку конфет.
Берберис отсыпал половину оставшихся денег:
– Ставлю против вашей нежной улыбки!
Новая волна пересудов прокатилась по залу эхом и улеглась с согласием Боровинки.
На этот раз Берберису пришла слабая карта, однако и герцогиня терзалась. Предыдущие соперники гораздо осторожнее проявляли эмоции.
Прикинув варианты, граф сдал единственную карту, которая могла бы стать частью более-менее удачной комбинации.
– Победа герцогини!
Это было неожиданно, но Боровинка даже взвизгнула, подтягивая выигрыш к себе. Аплодисменты посыпались дробью. Послышалось требование открыть окно, но слуги тоже были увлечены игрой.
Граф вытряхнул свой кошелёк до последней монетки:
– Ставлю против вашего нежного поцелуя!
Тут что-то случилось даже не с воздухом, а с сами пространством – некий раскол. В спину графу будто полетели розы и мечи; чья-то тёплая рука опустилась на плечо, знакомый голос прошептал:
– Дружище, одумайтесь!
Резкий поворот туловищем – и чужое участие покинуло графа.
– Так странно, – голос герцогини остановил раскол пространства. – Я, пожалуй, согласна.
Карты заметались в колоде. Берберис оценил свой расклад – самый плохой за этим столом. А Боровинка явно довольна: губы тянутся в улыбке, серебряные искорки прыгают в глазах. Берберис отдал семёрку треф и получил червовую девятку. Теперь он мог продемонстрировать слабый «стрит».
Боровинка с победоносным видом выкладывала свои карты по очереди: шестёрка бубен, десятка червей, дама и туз бубен, после чего потянулась за горстью монет.
– Позвольте, герцогиня! Но победил граф…
Слова застопорили движение рук и ресниц Боровинки. Герцогиня нахмурилась на говорившего:
– Что за ерунда?! Мои карты все одинакового красного цвета, – она наверняка имела в виду масть.
– Тем не менее, в них нет никакой последовательности. Победа графа.
Челюсть герцогини сползала всё ниже по мере принятия реальности. Она кинулась искать взглядом поддержки у окружающих, но на лице каждого явственно читалось: «священный карточный долг».
Волнение графа выдавал лишь румянец его щёк: он старался внешне принять победу с тем же равнодушием, с каким вставляют цветок в петлицу. Щёки же герцогини не просто покраснели – они стали пунцовыми. Впервые её кожу видели в цвете отличимом от белого.
Берберис невольно подметил, что благодарить за это всё время следовало слой пудры, как герцогиня подскочила и завизжала:
– Вы жульничали?! Скажите, что жульничали! Ах, у меня кружится голова… Мне нужно уйти.
Сердобольные руки подхватили герцогиню и повели через зал к выходу. Ошарашенный граф, вскакивая вслед за Боровинкой, случайно опрокинул стул. Он вновь единой секундой упустил инициативу.