Пришла в себя она на полу, оглушенная, со звоном в голове и резкой болью в кисти левой руки: мизинец и безымянный палец болезненно пульсировали с каждым ударом сердца. Над её головой, как-то очень приглушенно слышимая, шла оживленная, цветистая ругань. Ада не понимала ни слова, пока её не потянули за правый локоть.
– Вставай давай, – раздался голос того, кто атаковал переклинанием. – Вооооот! Видишь, она в порядке!
Ему кто-то что-то ответил, он отпустил Адайль, и та, потеряв опору, кулем осела на пол.
В голове по-прежнему звон и ни одной мысли. Одни обрывки: «…рука болит…», «…в ушах звенит…», «…холодно…», «…страшно…», «странно слышно», «…что происходит?..».
Порыв холодного ветра ударил в лицо: обмякшую Аду приподняли и вывели из экипажа. Ослепнув от яркого света, она потянула руки к лицу, чтобы прикрыть глаза, и тут же вскрикнула от боли, пронзившей левую руку.
Чья-то тёплая узкая ладонь легла Адайль на глаза, защищая от света. Этот же человек придерживал её за плечи, не давая упасть. Придерживающий гневно ругался, а тот, кто шарахнул переклинанием, оправдывался.
«Злострахучий ты недомирок! Что ты наделал, воздухнутыша кусок?!». Придерживали Аду нежно и предупредительно, от ладоней шло ласковое тепло, но ругательства шли отборные, резко контрастирующие с телесными ощущениями.
«Да чего такого я сделал-то?! Королевская Печать-то сработала!».
«Конечно сработала, пустоголовый! Какого полихируса ты в замкнутом пространстве воздухом долбанул-то?!». Голос ругающегося, да и придерживающие Адайль мягкие руки принадлежали, вроде бы, девушке?
«Дык как ещё проверить-то!..». Атаковавший Аду был по голосу совсем мальчишка, и явно привык, что ему постоянно делают выволочки.
«Как проверить, как проверить?.. – передразнила девушка, злясь пуще прежнего. – Ты ей руку сломал, пучёныш кручёный!».
Судя по тому, откуда шёл голос, девушка была выше Ады на целую голову, не меньше.
«Ну и что? Залечить её и дело с концом!».
«Как я залечить-то, недомирной? На ней Королевских Печатей сколько?!».
Левая рука Ады, горевшая до этого огнём, стала неметь от холода. Тепло руки, прикрывающей ей глаза, тепло руки, обнимающей её плечи, ругань и ярость, с которой её защищали – всё это что-то пробудило в Аде: что-то запретное, человеческое, отринутое.
Адайль, не найдя в себе сил справиться с переполнявшими её эмоциями, разрыдалась.
– Нет! – испуганно воскликнула девушка, обнимавшая Аду. – Нет, нет, нет, нет! Всё в порядке! Всё теперь в порядке!
Она суетливо вытирала набегающие слёзы, беззастенчиво прикасаясь к деве пророчества. И этот заботливый жест заставил Аду разреветься ещё больше.
«Могли бы отбить!..». Перед глазами помимо воли замелькали лица: учителя, помощники, знакомые переинаты, Ллойль Немонтан, Йован Солар, Эйтан…
«Хотя бы попытаться!».
«Могли попытаться отбить, – осознала Ада, похолодев, и слёзы моментально прекратились. – Вот для чего внешние оставили меня тут одну. Одну, надолго, без охраны. Это – провокация. Они надеялись, что кто-то попытается отбить меня, чтобы заполучить больше, чем деву пророчества».
В голове всё прояснилось. К Адайль вернулось привычное самообладание.
Она подняла глаза на свою защитницу: очень высокая, выше правителя, стройная, как молодое дерево. Необычно красивая, светлокожая, с ярким румянцем на щеках, темноволосая, и, судя по тому, как перед ней пресмыкался какой-то парнишка, очень сильная.
Парнишка, наверное, был тем, кто атаковал: совсем юный, не больше пятнадцати лет от роду, с копной пшеничных волос, торчащих во все стороны, и очень светлыми бровями.
А затем она увидела всех остальных: человек восемь, не меньше. Восемь человек: мужчины и женщины разных возрастов, но с одинаковым равнодушным выражением лица – не подающих голос и никак не реагирующих на происходящее.
Что-то «тёплое и давно забытое» прошло. Ада ощутила опустошение.
Холодно, пусто, и рука очень болит.
– Что тут такое? – раздался голос откуда-то сверху.
Адайль устало подняла глаза: из открытого портала прямо на крышу экипажа шагнул необычайно красивый молодой человек.
«Как легко они используют порталы, – подумала Адайль, проигнорировав ослепительную красоту парня, по возрасту – чуть старше Йована Солара. Так и должен выглядеть внешний переинат, ничего удивительного, в отличие от легкости использования порталов, – будто всего лишь разуваются и обуваются».
Молодой человек спрыгнул на землю, под дружный шорох одежды за спиной Адайль – прибывшие до него приклонили колено.
Вблизи молодой человек оказался ещё более потрясающим: но Аду больше занимали порталы. «Интересно, – думала она. – Когда покойный правитель открывал портал, переинаты воздуха говорили, что это – невероятно сложно. А тут они как будто не прикладывают усилий…».
– Рад познакомиться с девой пророчества, – солнечно улыбаясь, молодой человек галантно протянул руку, чтобы поприветствовать Адайль, но, поскольку Ада была погружена в свои мысли, руки она ему не подала.
Усмехнувшись, он потянулся к её левой руке сам: тогда и заметил опухшие и раскрасневшиеся пальцы.
Перемена в его лице была моментальной: ухмылочку как рукой сняло.
– Кто?
Вопрос был задан тихо и коротко, и очень низким голосом, от чего заставил всех съёжиться. Всех, кроме Адайль, которая, наконец, закончила думать о порталах.
«Красивый, – переключилась она, равнодушно смотря на стоящего прямо перед ней парня и думая о нём тем же будничным тоном, как раньше о порталах. – Благородное лицо, прекрасные черты. Глаза цвета белого вина: я и не знала, что такой цвет глаз бывает у людей. И загар необычный: оливковый, кажется так это называется. Не думала, что на севере достаточно солнца для этого… А какие кудри!.. Графитовый отблеск: так и тянет потрогать…».
– Я случайно, – тем временем буркнул мальчишка с пшеничными волосами.
– Он ударил переклинанием в экипаже, – сглотнув, доложила девушка рядом с Адайль, – сработали два защитных заклинания – Королевская Печать и то, что было на экипаже. Дева пророчества упала и…
«И сломала руку, – договорила про себя Адайль, не дождавшись конца. – Бывает. Случается, – равнодушно подумала она. – Пойдемте уже».
– Всем, – скомандовал красавец низким тоном, не терпящим возражений: Ада припомнила, что правитель иногда говорил таким, – левую руку вперёд.
Ада недоверчиво посмотрела ему в лицо: «Ну и что ты сделаешь?». Тот, не глядя на неё, изрёк:
– Дева пророчества находится в моих владениях, под моей защитой. Запомните и передайте остальным: любой, кто посмеет поднять на неё хотя бы взгляд, пусть помнит про меня.
И рубанул режущим переклинанием. Раздался десяток сдавленных вскриков, на снег брызнула кровь. Люди инстинктивно перехватывали левые кисти, зажимая порезы сверху.
Адайль посмотрела на девушку, которая её защищала. Левая рука, которую девушка сейчас нянчила, морщась, у груди, ещё три минуты назад прикрывала глаза Адайль от солнца. Боль в собственной левой руке заставляла Аду сочувствовать всем пострадавшим. «Разве правильно было так поступить?» – думала она.
А потом вспомнила, что ни на ком из них нет Королевской печати, и они могут исцелиться в любой момент. Всё это – прекрасно поставленный спектакль для одного зрителя. Вернее, зрительницы, которая должна впечатлиться и упасть в объятия благородному защитнику.
Если бы Адайль не готовили к тому, чтобы стать женой правителя, все эти годы, она, может быть, так бы и поступила. Но Ада была хорошей ученицей, и могла такое распознать. Поэтому она подняла глаза на красавца, явно ожидавшего от неё реакции, и равнодушно констатировала:
– Показушник.
Шагнув в экипаж, она отметила, что ошарашенное лицо у него не такое уж ослепительное.
Глава 20. Башня для девы
– Половина успеха в порученном тебе деле – это произвести правильное первое впечатление, – наставлял отец, будто это было нужно. – Не забывай, – продолжал он с вредной ухмылочкой, передающейся у них в семье по мужской линии из поколения в поколение, и разбившей не один десяток сердец, – что дева пророчества в первую очередь просто «дева».
Разумеется, всё было учтено. Было несколько вариантов первой встречи: простой, добрый и злой. Он решил прибегнуть к самому эффектному – дважды, но дважды прогадал: Адайль Небула нисколько не впечатлилась ни выходу на крышу из портала, ни членовредительству в её честь.
«Возможно, – с усмешкой подумал он, когда она назвала его «показушником», – не такая уж она и «простая» дева».
Что ж, раз не получилось с наскока, то всегда можно взять измором.
Он приказал подготовить для Адайль самое уютное место в доме: симпатичную трехэтажную башенку из белого пористого камня, имеющую свой отдельный выход в сад по винтовой лесенке. Раньше там жила и работала бабушка, переинат исцеления: специально для неё был разбит сад лекарственных трав, и бабуля их собирала, сушила, а потом готовила снадобья. Вся башенка имела внутри скромное обустройство, но была чистенькой, светлой, и насквозь пропахла тёплым деревом, сухими цветами и известью. Адайль может чувствовать себя свободно: ложиться спать, во сколько захочет, делать, что хочет, и даже вольна гулять там, где вздумается. По задумке, это должно было прибавить ему очков в её глазах.
– Чтобы обеспечить послушание, необязательно плохо обращаться с заложником, – поучал отец, будто это всё ещё было нужно. – В случае слабых и юных дев лучше пользоваться не страхом, а привязанностью. Покажи ей, что она тебе интересна, что ты заботишься о ней, – и она сама захочет остаться.
Это и без отцовских поучений было ясно.
Заселяя Адайль, он ещё раз осмотрелся. Может быть, для другой девушки эта башенка не подошла бы, но для молчаливой девы пророчества с непроницаемым выражением лица, погасшим взглядом, в строгом, убогом платье была в самый раз.
– Выбрось всю подобную одежу, когда будете разбирать вещи, – велел он тихонько Ю-ре, которую приставил к Адайль помощницей и телохранителем, – не желаю видеть больше эту тоску и безнадёгу, зашитую в ткани.
«Тот, кто одевал её, до жути ненавидел, наверное, – думал он каждый раз, натыкаясь взглядом на Адайль. – Если Импенетрабил видел это каждый день, неудивительно, что женился на другой».
– Прошу прощения, – прошептала Ю-ра, бегло оглянувшись к нему, – но у девы пророчества не было при себе никаких вещей. Совсем никаких: ни одежды, ни обуви, ни колечка или книжки. Всё, что у неё есть – на ней.
Он одновременно и удивился, и нет. Если поставить себя на место того, кого выдали взамен другой, понятно, почему всё так. Он молча подал знак Ю-ре, и та, всё поняв, ускользнула. Теперь дева пророчества – его ответственность, и, для начала, нужно обеспечить её всем необходимым.
Если бы дева пророчества была обычной девушкой, то подарки, наверное, тоже принесли бы очков симпатии. Но вызывало сомнение, имела ли для Адайль Небула хоть какую-то ценность одежда.
Одежда, подруги, парни, покупки, прогулки, чаепития – всё, что было интересно девушкам её возраста, Адайль, по всей видимости, не волновало. Но ему крайне необходимо было нащупать общий интерес – иначе как завоевать её доверие? «Ничего, – утешал он себя, – ещё успеется. Теперь для этого у нас есть всё время мира».
– Я не буду ни в чём тебя ограничивать, – мягко улыбался он, пытаясь обаять её, но тщетно. – Только у меня будет два условия: первое – ты ни при каких обстоятельствах не покидаешь территорию поместья. Второе – когда я дома, независимо ни от чего мы завтракаем, обедаем и ужинаем за одним столом.
В ответ – тишина. Ясно: просто не будет.
– Пока ты на территории моего дома я могу защитить тебя от любой угрозы. Если ты покинешь территорию, а тем более, пострадаешь – тебя передадут на попечение другому переинату, и условия там будут уже не такие комфортные. Поэтому, прошу тебя, ради себя и ради меня – не пытайся бежать.
Ему стоило огромного труда вынести долгий пристальный взгляд серьёзных серых глаз: и, когда ему уже стало не по себе, Адайль промолвила:
– Бежать куда? – и, помолчав, добавила в сторону: – А, главное, зачем?..
Он покрылся благоговейными мурашками. Однозначно, дева пророчества была ему крайне, в высшей мере интересна. В своей жизни он повидал разных девушек: местные отличаются крайним самолюбием, горды и непреступны до поры до времени, и посему уже успели опостылеть. Адайль тоже обладает этими качествами, но в другом, неизвестном и от того притягательном соотношении. Да и такое безразличие и погасшие глаза он встречал впервые. Похоже, в ближайшее время скучно не будет.
– Ну, раз мы тут застряли вместе, давай исполнять второе условие, – он, улыбаясь, взял за руку деву пророчества – она не сопротивлялась – и коснулся тыльной стороны кисти лбом: официального знакомства ведь у них так и не было. – Меня зовут Йан Но-а из рода Пар-Гели, внешний переинат чаяния третьего уровня. Адайль из рода Небула, – спросил он, не отпуская её руки, и глядя ей в глаза так же прямо, как давеча она смотрела на него, – могу ли я рассчитывать на исполнение обоих условий?
Замешкавшись, Адайль коротко кивнула. Но-а, расплывшись семейной вредной ухмылочке, коснулся губами костяшек её пальцев.
Ощущая во рту кисло-сладкий привкус зелёного яблока, он удовлетворённо отметил про себя, что работы будет очень много. И ещё что смутив, можно сбить эту маску безразличия с её лица.
«Начало положено, – улыбнулся про себя Но-а, и перед глазами всплыло довольное лицо отца. – Нет, папаня, больше никаких советов! Без тебя разберусь!».
Глава 21. Куда бы ни пал взгляд
Эйтан в изнеможении откинулся на спинку кресла, потирая лоб. Пожалуй, на сегодня стоило прерваться: уже глубокая ночь, и всё расплывается перед глазами. Будет лучше завтра с утра возобновить работу, с новыми силами.
В последнее время дел было невпроворот. Нужно было разрешить вопросы, всплывающие после кончины отца, дела, вновь поручаемые Сведущими, провести новые назначения, присутствовать на всех инициациях, проводить званые обеды, представлять всем жену… Нужно нанять для О́ны репетиторов, помощников, научить её хотя бы основам… Хорошо ещё, часть образовавшихся вопросов взял на себя Йован – в основном он занимается делами, которые на постоянной основе вела Адайль. Это Эйтану очень не нравилось – учитывая чувства, которые испытывал Йован к Адайль, ни к чему хорошему это его дальнейшее приобщение к ней привести не могло, но в сложившейся ситуации пусть будет так.
Неприятно было обнаружить, сколь многим Адайль занималась: после её отъезда вскрылось столько дыр – быстро удалось закрыть едва ли четверть. В любом вопросе, который бы Эйтан ни поднял, конец веревочки выходил на неё: начиная от утверждения меню на обед и заканчивая ирригационной системой западных земель. Создавалось впечатление, что всюду, куда бы ни упал взгляд, было приложено решение Адайль: начиная от цвета штор в коридоре и заканчивая распределением переинатов по селениям.
«Быть того не может, – отрезвлял себя Эйтан, шагая по коридору к своей спальне, и разглядывая шторы – пожалуй, действительно, этот цвет был более удачен, чем тот, что был при маме. – Это просто совпадение: она всегда была перед глазами, и вдруг исчезла из поля зрения – вот мне повсюду и мерещится».
Но ощущения говорили, что не всё так просто.
«Мне её не хватает?..».
Да, собственно, не хватает, чего греха таить. Эйтан досадовал на себя: как так вышло, что, не смотря на все его старания, она сумела стать таким важным человеком? Ведь Эйтан старался всегда быть в курсе всех дел – и ни от чего не отлынивал, ничего ей не перепоручал…
«Признаю, – думал он, вспоминая документы с пояснениями, что она оставила, – толково сделано. Она всегда была молодцом».
И немного жалел, что так быстро отдал её внешним. Совсем чуть-чуть.
«Можно было поторговаться, наверное,» – думал Эйтан, и тут же в голове всплывал голос отца: «Помни, для чего всё это… Никогда не забывай…».
Да, поторговаться бы не вышло. Нужно быть благодарным, что из Адайль вышла отличная приманка.
В голове мелькнуло воспоминание.
– Отец! – Эйтан, недовольный тем, что отец наложил на Адайль Королевскую Печать в экспедицию на западные земли, решил спросить напрямик: – Зачем ты потратил такое мощное переклинание впустую?
– Запомни, – ответил ему отец спокойно и устало, чем немало удивил: Эйтан приготовился к выволочке, – чем больше вкладываешь в человека, тем он становится ценнее. Незначительная фигура, пройдя долгий путь под крылом значительной, тоже становится влиятельной.
Тогда Эйтану было больше обидно, что на Адайль отец наложил переклинание, а на него не накладывал, поэтому словам отца он не внял. Теперь же, когда ради О́ны затребовали «деву пророчества», как самый дорогой артефакт, ему, наконец, стало ясно, о чем говорил отец.
– Но для чего, – промелькнуло в голове более позднее воспоминание: Эйтан у кровати больного отца, только что узнал, что Ада не совсем та, за которую её выдавали, – ты так заботился о ней всё это время? Я… Я с детства думал, что ты любишь её больше, чем меня… Если ты всё равно намеревался ей пожертвовать, к чему всё это?..
– Необязательно, – слабо отвечал отец, – плохо обращаться с тем, кем потом пожертвуешь…
В груди опять кольнуло: Эйтан был не согласен с тем, как отец и Небула поступили с Адайль. Она не заслужила всего этого: единственная её вина была в том, что она родилась у дочери Небула.
«Ты была маленькой фигурой, – думал Эйтан, остановившись у окна: оттуда открывался вид на двор, на то место, откуда Адайль уехала: сейчас там было потусторонне пусто, – но прошла через все испытания под крылом отца и стала влиятельной. Я уважаю тебя. Пусть отец и Небула придумали твоё пророчество, отчасти оно сбылось: ты воспитывала не величайшего, но великого. Глядя на тебя, я всегда старался стать лучшей версией правителя: больше думать, всё просчитывать, не останавливаться, развиваться, расти. Зная, что ты там, я не могу подвести тебя здесь, обесценить твою жертву: я должен с толком использовать ту возможность, что ты для меня выиграла».
И Эйтан, не смотря на изначальное стремление отдохнуть, направился в спальню жены.
«Помни, – всплыл в голове шепот отца, пока Эйтан шагал по коридору, – никогда не забывай…».
И тут же вспомнился другой эпизод, произошедший в кабинете Эйтана, когда он объявил Адайль о решении отдать её внешним переинатам. Всё было оговорено, все вопросы взаимодействия с внешними улажены, клятва бездетности дана. Адайль стояла, глядя в сторону – её лицо ничего не выражало. Повисла неловкая пауза: уже вроде бы и всё, но в то же время нет. И тогда Эйтан внезапно задал вопрос, ответ на который и хотелось узнать, и было очень боязно.
– Отец, – выпалил Эйтан, повинуясь своей водной природе: и слова хлынули из него потоком – не смог сдержать порыв, – не просил ничего мне передать?
Вот и высказано: стало одновременно и страшно, и радостно. Он с надеждой смотрел в лицо Адайль: она была у смертного одра отца, кому, как не ей, он передал бы последние слова для сына?.. Он же, наверняка, захотел бы что-то сказать ему напоследок?.. Ведь хотел?..
Адайль впервые за весь разговор посмотрела ему в глаза: и убила всякую надежду.
– Нет, – коротко ответила она, а лучше б молчала.
В тот момент он ненавидел себя – за то, что спросил, её – за то, что ответила, и отца – за то, что был столь скуп, что не оставил сыну прощальных слов. Сейчас это кажется глупым, но тогда Эйтан был в ярости.
– А тебе, – ненавидя себя за желание знать, спросил Эйтан: каждое слово шипело на языке, – тебе он что-то сказал?..
Адайль исподлобья взглянула на него, и направилась к двери.
– Тебя это не касается.
«Ребячество с моей стороны, – корил себя Эйтан за тот эпизод. – Мы же больше не дети. Нормально попрощаться с ней из-за этого не сумел, – думал он, заходя в спальню жены, – а ещё великим стать собираюсь!.. Когда увижу её в следующий раз, непременно нужно будет уладить этот вопрос. Непременно нужно будет сказать, что хорошо к ней отношусь».
В спальне было темно: О́на давно спала. Эйтан притворил за собой дверь, всё ещё размышляя об Адайль.
«Пусть ты лишь маленькая фигура, ставшая влиятельной, – думал он, разуваясь, – но мне будет больно, если тебе причинят боль. Я был несправедлив к тебе раньше, – думал он, раздеваясь, – но всё, что я могу – быть наименее несправедливым в дальнейшем».
«Когда ты вернёшься, – решил Эйтан, приближаясь к постели жены, – я обеспечу тебе лучшую жизнь из всех, что возможна. Нужно найти дом, – отмечал он у себя в голове задачу, отодвигая край одеяла, – отправить туда твои вещи. – О́на проснулась, взглянула на него, и, не говоря ни слова, стянула через голову ночную рубашку. – Конечно, вряд ли ты сможешь носить свои девичьи платья, – думал Эйтан, ложась в постель к жене, – или читать книги, что уже прочла: к тому времени, что ты вернёшься, всё это может истлеть. Но дом-то тебя точно тебя дождётся, – думал Эйтан, покрывшись мурашками от холода, – начнём с него».
Пора было приступать к делу: ради чего всё это и затевалось.
«Помни, ради чего это всё… Никогда не забывай…».
Глава 22. На что похож портал?
Все знания о внешних переинатах, что дали Адайль в долгие годы обучения, сводились к трём фактам: они эгоистичные и самовлюблённые, всегда действуют так, как считают нужным, и живут на территориях, где гораздо больше людей, что естественно, ведь основной источник их переиначивания – эмоции и чувства других.
Первые внешние переинаты, которых она повстречала, вполне соответствовали этому описанию. Самым ярким образчиком, конечно, стал её надзиратель, Йан Но-а Пар-Гели: взбалмошный, непосредственный, абсолютно игнорирующий личное пространство и любые границы. Он задавал бесконечное количество вопросов, не заботясь, заденет ли Адайль та или иная тема, отпускал едкие комментарии и шуточки, не отставал, пока не получал ответа на вопрос. А уж если видел, что перегнул палку, извинялся в этой своей вульгарной манере: касаясь губами кончиков её пальцев, бормоча при этом заверение, что больше не будет. Адайль, не будь дурой, понимала: будет, ещё как. Минуты не пройдёт, как он задаст очередной коварный вопрос.
Йан Но-а производил двоякое впечатление: с одной стороны, он дразнил Адайль и доводил до бешенства своими расспросами, спонтанными прикосновениями, подколками и ёрничанием, но, с другой стороны, даже если казалось, что он всё это делает просто так, ради развлечения, на поверку оказывалось, что Но-а слушал каждое её слово. Он всё запоминал и старался подстроить новую для своей пленницы реальность под вещи, о симпатии к которым Адайль могла случайно обмолвиться.
Цветочный чай, а не травяной. Прогулки вокруг дома вместо разговоров в гостиной. Тяжёлое, давящее одеяло вместо обычного.
Адайль обнаружила это не сразу, но когда осознала, то посмотрела на Йана Но-а другими глазами. Возможно, даже эта его тактика выспрашивания, а затем высмеивания жизни у внутренних, была лишь уловкой, направленной на то, чтобы Адайль выговорилась, разложила всё в своей голове, и перестала хандрить.
Каким бы типом не был Йан Но-а, нельзя было не признать, что он крайне умён. И силён. И прозорлив. И хитёр.
Поэтому, наверное, для контраста с собой, на время, пока срастается сломанная рука, он приставил к ней в качестве личной помощницы Ю-ру: ту самую темноволосую девушку, которая поддерживала Адайль у экипажа. Из всех встреченных на землях внешних Адайль предпочла бы видеть с собой рядом именно её.
Ю-ра, сильная и телом, и духом, оказалась весьма обходительной и при этом очаровательно суетливой: постоянно волновалась, спрашивала, не нужно ли Аде чего, а по первости и вовсе не позволяла ничего держать в руках. Она помогала умываться, одеваться, делала прическу и весь день ни на шаг не отходила от Адайль, каждое обращение к которой заканчивала титулом «ас Небула».
– Я всегда мечтала, – поникнув, призналась Ю-ра, когда Ада попросила не называть её так, ведь переинатом Адайль не была, – что будет человек, которому я буду служить, и называть его «ас». – Ю-ра не была переинатом, она была человеком с предназначением бойца. – И когда узнала, что буду служить деве пророчества, сильно обрадовалась…
Ю-ра была такой расстроенной, и до этого с таким наслаждением смаковала пресловутого «аса», что Адайль не сумела настоять на своем. Вместо этого она спросила про руку, которую порезал Йан Но-а.
– О, – обрадовавшись смене темы, Ю-ра подняла руку и продемонстрировала рубец, – поначалу я хотела всё оставить как есть, чтобы быть больше похожей на аса, – Ю-ра потупилась, глядя на перевязанную руку Адайль, – но с раненой рукой я бы мало чем могла помочь, поэтому попросила вылечить её как можно быстрее.
Раньше такая преданность насторожила бы Аду, но после всего произошедшего было уже всё равно. Если Ю-ра захочет предать – обязательно предаст, не она первая, не она последняя, – а так хотя бы какое-то время хоть кто-то на чужбине будет относиться к Аде хорошо.
К тому же, помощь Ю-ры была неоценима. Даже элементарные вещи: причёска, одежда, обувь – сильно отличались от тех, что были популярны на землях внутренних. Внутренние ценили в одежде комфорт, поэтому вся одежда у них сопровождалась внутренним слоем, приятным телу. Принты, сложные рисунки, вышивка, да даже яркий цвет в одежде у внутренних не был слишком популярен – фасоны были лаконичными, но тканей и видов её выделки было бессчётное количество. Внешние же, в пику внутренним, ценили в одежде видимый слой: покрой и эффектность. Это объяснимо: внутренние опираются на свои ощущения, а внешние – на ощущения других, поэтому первые должны заботиться о своем комфорте, а вторые – о том, какое впечатление произведут на остальных.
В ссылку Ада не взяла с собой ничего, в том числе и одежду, потому что не хотела быть больше связанной с внутренними. Это вынудило Йана Но-а срочно найти ей смену одежды: поначалу за это было немного перед ним неловко. С другой стороны, Адайль не видела проблемы – в поместье много помощников, можно попросить платье у любой девушки, схожей по размеру.
Но Йан Но-а сумел удивить: на утро второго дня, Ю-ра, извиняясь, протянула Адайль наряд, сшитый специально дня неё.
– Мы торопились, ас Небула. Он не идеален, но подойдёт на первое время.
У Адайль от предложенного наряда перехватило дыхание.
«Скромность, – зазвучал в голове металлический голос жены правителя, перед глазами вспыхнула сцена из далекого детства – жена правителя отбирает ткани для платьев себе и Аде, – вот основная добродетель хорошей жены, Адайль Небула. Песочный, серый и вот этот голубой, пожалуй. Остальное уберите».
Эти цвета она всю жизнь и носила: сначала – в угоду матери Эйтана, затем – по привычке. Но теперь в её жизни нет места ни жены правителя, ни Эйтана, гори они синим пламенем. «Я больше не обязана слушаться человека, чьего лица не могу вспомнить», думала Адайль, перебирая причудливо задрапированные складки на лифе, делающие его похожим на броню. Сейчас, стоя в наряде глубокого чёрного цвета – кажется, Но-а вчера был в плаще из подобной ткани? – сшитым за ночь, скроенным по фигуре, украшенном драпировкой и парчовой полосой с узором из белых солнц с двумя отблесками по бокам, Адайль понимала, что за всю жизнь не надевала ничего красивее. А она жила в семье правителя внутренних.
Ю-ра, по моде внешних земель, собрала волосы Адайль на затылке, позволяя им свисать вдоль спины. В своем новом облике Ада выглядела воинственно, и, надо признать, это ей даже нравилось.
Ю-ра, заметив, что наряд Адайль приглянулось, заказала и другую одежду в том же духе. Одежды было немного, но вся она была просто шикарного качества. И всегда содержала элемент из чёрной ткани с белым узором из солнц с двумя отблесками по бокам.
– Это – символ дома Пар-Гели, – поясняла Ю-ра. – Каждый, кто увидит на вас этот символ, поймёт, что ас Небула – гость хозяина.
«Гость», – горько усмехнулась Адайль. Но, если подумать, то так и было.
Йан Но-а поселил её в башенке с отдельным входом, предоставив полную свободу передвижений по территории.
Впервые зайдя в башню, Адайль вдохнула тёплый аромат сухих лекарственных трав, деревянных балок, старой бумаги – и, впервые за долгое время, почувствовала себя в безопасности. Не смотря на всю показную бедовость Йану Но-а удалось то, чего долгое время не удавалось ни Эйтану, ни правителю внутренних до него: дать Адайль ощущение покоя.
– Тут раньше жила премилая старушка: всё осталось, как было при ней, – ехидно ухмыляясь, заметил Но-а, как бы ненароком проверяя пальцем, много ли пыли на столе. – На тебя была похожа, – Но-а сверкнул зубами в улыбке, и растер пыль между пальцами. – Я решил, тебе понравится.
Так было постоянно: стоило Аде почувствовать хоть какую-то толику благодарности к Но-а, он тут же выкидывал очередной фортель – и отношение к нему, дразнящему, моментально портилось. Стоило Аде заметить в нём что-то доброе (он разрешил ей пользоваться библиотекой и даже забирать книги в башню, свободно выходить гулять за пределы сада – до ближайшего поселения и всякое такое), это моментально компенсировалось его едкими замечаниями и намёками на её какую-то недостаточность, но в какой-то извращённой форме. «Что по этому поводу думает учёнейшая из внутренних?», «Как к этому относится серьёзнейшая из несостоявшихся правительниц?», «Каково твоё мнение, как очень, очень зрелой невесты?» – и всё в том же духе. Излюбленным его развлечением, по мнению Адайль, было довести её до белого каления во время совместных трапез, а потом провернуть этот трюк с поцелуем руки. Он говорил, что у внешних так принято извиняться, но возможности проверить правдивость этого утверждения у Адайль не было.
Ада терпела, терпела долго, старалась быть выше этого. До тех пор, пока вдруг не осознала, что терпеть, собственно, не для чего. Раньше она должна была держать лицо, потому что станет женой правителя, примером нации, матерью народа. А теперь что? Теперь она просто Адайль Небула, отвергнутая невеста, проданная за переината шестого уровня.
И сразу как-то полегчало. Стало пусто в голове, но вместе с тем как-то очень свободно. Как будто весь мир внезапно изменился.
Был первый пригожий весенний денёк, и Йан Но-а решил отобедать в саду. Было ли дело в тёплом весеннем солнышке, согревающим и лицо, и сердце, лёгком ветерочке, целующим волосы, шепоте первой листвы, щекочущем уши? Было ли дело в том, что прошло уже достаточно времени с момента выдачи и боль от предательства Эйтана поутихла? Или же дело было в добром отношении к ней здесь? Не последнюю роль сыграло, конечно, и то, что Йан Но-а её достал своими замечаниями, – но в тот раз Адайль, внезапно познавшая перемену в себе, не стала терпеть и перебила его.