А колонию твою, Антон, мы сохраним. Перенесем на агаровую среду в пробирке. Я тебе помогу.
Тонькина «чудесная палочка» была перенесена в пробирку и через сутки поверхность агаровой среды покрылась ярко- красным налетом. А мальчик не пришел. И на следующий день его не было. И так до конца недели.
Леопольд Янович, неожиданно для себя, почувствовал, что некоторое неудобство, которое он испытывал от присутствия странного мальчика, сменилось у него беспокойством по поводу его исчезновения.
Курочкина, тяжело вздыхая, опять искала себе сопровождение, когда спускалась в сумрачный подвал.
И только Иван Климович был абсолютно спокоен.
– Послушайте, Иван Климович, – не выдержав, обратился к коллеге Короткевич. – Вы, я помню, что- то там выясняли у охранников об Антоне. Может потрУдитесь, расспрОсите их опять. С кем- то же он приходил.
– И зачем Вам эта морока? Ну, надоело, парню. Сидит сейчас за компьютером, играет в стрелялки.
– Нет- нет. Вы же сами говорили : «удивительный случай», «очень памятливый и внимательный». Не мог он просто так исчезнуть. Он же свою prodigiosum хотел в микроскоп посмотреть. И еще я обещал рассказать ему о том, как Кох научился получать чистые культуры микробов на студне из желатины. И как агаровый студень из водорослей применяется кондитерами. Нет, не просто так он не приходит.
Лиза! Может он с Вами чем- нибудь делился?
– Делился! «Коровками»*.
– Но Вы же что- то говорили об «академических каникулах». Значит, был с ним разговор о каких- то семейных обстоятельствах.
– Да не было никакого разговора! Он тот еще шифровальщик! Ну, с ногой у него что- то было. В больнице недавно лечился. Вы же сами видели, как он прихрамывает, особенно если по лестнице спускается. Но, отчего это с ним, Тонька не рассказывал. Еще говорил, иногда, что спешит, потому что бабушка его ждет. И все.
Вечером, переключая телевизионные каналы, Леопольд Янович натолкнулся на передачу о детях, которых предлагали усыновить, и вдруг подумал, как хорошо, если бы у них с Лелей был внук. Вот почему- то не о сыне подумал, а о внуке. Может, потому что о детях он запретил себе думать сразу же после того, как Лелька в двадцать лет попала в аварию. Хотя, конечно, внуки без детей не появляются....
А на следующее утро в институте у дверей их комнаты Леопольда Яновича ожидала высокая приятно полная женщина того неопределенного возраста, который принято называть «средним», в синем рабочем халате.
– Доброе утро! Вы Леопольд Янович, наверное, да? А я бабушка Антона. Мальчик тут к Вам приходил.
– Здравствуйте- здравствуйте, – засуетился Короткевич, открывая дверь. – Проходите, прошу Вас!
– Меня Натальей зовут, Натальей Федоровной. Я здесь уборщицей работаю. В отделе кадров прибираюсь, в бухгалтерии и еще на пятом этаже у меня коридор. Я к вам пришла, потому что Антон заболел и все просит, скажи да скажи, чтоб Вы какую- то там палочку его сохранили. Ну, вот я Вас и беспокою.
– А- а, сохраним «его палочку», конечно. А что с Антоном?
– Простыл. В доме, где мы угол снимаем, топят плохо. Батареи просто ледяные!
– Вы что же, откуда- то приехали? Антон о себе ничего не рассказывает. Уж и не знаю почему.
– Ну да, «мы не местные», но российские, – засмеялась женщина. – Из Воронежской области.
Она совсем не походила на бабушку. У нее был свежее лицо с румянцем на щеках и живые очень блестящие серые глаза. Если бы не милая открытая улыбка, то казалось бы, что они увлажнены слезой.
Леопольд Янович усадил Наталью Федоровну за свой стол и предложил чаю.
– А знаете, я не откажусь, – ответила она. – Я ведь здесь с шести утра. Наработалась.
– И Антон приходил с Вами так рано?
– Приходил. Он без меня никуда. Там же в квартире три семьи. С Украины мать с двумя дочками, а в нашей комнате девушка из Киргизии. Все женщины, как видите. Он смущается.
– А почему Антон с Вами, а не с родителями.
– Он здесь почти четыре месяца в больнице лежал. Хорошая больница. Прямо у парка Сокольники. Для детей с заболеваниями ног, рук. Со спиной тоже.
– У Антона что же, врожденное заболевание?!
– Да нет. Травму он получил. Средней тяжести написали. Дама одна из Москвы к нам в поселок на машине приезжала. Когда со стоянки у магазина стронула свой джип, так не вперед, а назад поехала. Неопытная. Там не только Тоньке досталось. Но ему больше всех. Правда, женщина эта не сбежала. Сама Антона в больницу отвезла, а потом вот в Москве устроила на лечение. Ну, а я на работу к вам в институт пошла уборщицей, чтобы рядом быть.
– Но теперь он может домой возвратиться? Или нет? Ему же учиться надо. Он мальчик удивительно серьезный и любознательный.
– А вот представьте, здесь у него больше возможности оказалось учиться, чем у нас. У нас школу в поселке закрыли в прошлом году. Производства нет. Народ разъехался. Учеников мало. А в город нужно ехать – это рейсовым автобусом, который по расписанию ходит. Но хорошо бы от дома до школы. А то до остановки полчаса идти да до школы столько же добираться. И все по темноте. Мама Антона с маленькой девочкой, папа – на заработках в Уренгое. А я в магазине устроилась. Как там в телевизоре: «Одна за всех». И товаровед, и грузчик, и продавец. Куда поставят. Другой же работы нет.
– Но Антон ведь в школу и тут не ходит.
– Он в больнице учился. К ним учителя приходили. Очень хорошие. И еще каждую неделю шефы из районной библиотеки наведывались. Книжки приносили, конкурсы всякие устраивали с подарками.
– Даже не верится! В наше время такие энтузиасты?!
– Ну, а я о чем! У них только телевизор за плату включали. Но Антону те программы, что показывали, не нравились. И денег у нас на это нет. А вот Вы думаете, почему Тонька к Вам прибился? Да потому, что туда один пожилой человек приходил с лекцией. Врач, наверное. И рассказывал, об эпидемиях всяких: чуме, холере. Как люди узнали, что они микробами вызываются. Я сама техникум связи закончила, но очень люблю смотреть передачи про медицину. А мой парень так просто загорелся: « Хочу сам микроб увидеть, как Левенгук. Вырасту и тоже буду охотником за микробами».
– А здесь в школу Вы не можете его записать?
– Я пробовала. Не получается. Прописки нет. Опять же учебный год скоро закончится. Но мама ему учебники передала. Он их читает.
– Вот Вам и наш просвещенный двадцать первый век! – подытожил Леопольд Янович свой рассказа о Тонькиных злоключениях. – Вы подумайте, Иван Климович! Декларируют модернизацию образования в сельской местности, а сами школы закрывают!
– Да ладно Вам переживать, – отмахнулся Жуков.– Естественный отбор свое дело сделает. Михайла сын Ломоносов до Петербурга с рыбным обозом от северного моря ножками дотопал, ну, и Тонька- Левенгук не пропадет, если упорства в нем достанет. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».
– И Вы можете так спокойно ко всему этому относиться?
– К чему «этому»?
– Так Вы же сами мальчика можно сказать «приручили», а отвечать, значит, не хотите?! Бабушка увозит его в этот самый поселок и что же?! Пока отец не возвратится, он будет там… дрова рубить… или что там еще по хозяйству делают. У них же там даже библиотеки нет!
– Угу! – согласился Иван Климович, усаживаясь за свой стол спиной к собеседнику. – Будет. По хозяйству… Простите, Леопольд Янович, у меня еще тезисы на конгресс не готовы. «Форс мажор»!
Короткевич, распаленный диалогом, демонстративно вышел в коридор. Это поколение… Эти прагматики! Этот лозунг про «спасение утопающих…»!
Да, возвращаться в прошлое после того, как познал кровавую цену его лицемерной гуманности, он бы не хотел. Но жизнь же брала свое и тогда. Народ учили грамоте, чтобы читали сталинскую «Правду», а люди научились читать между строк и уличать писак во лжи. И в реальной жизни сельская учительница действительно бескорыстно боролась за право какого- нибудь талантливого парнишки получить настоящее образование. Как знаменитая актриса Марецкая в фильме. А для мальчика Антона в демократическом государстве нет школы в поселке, где он живет! И если его отец вернется без денег, кто ему поможет?! Даже в целях пропаганды и агитации! Богатый спонсор?
Тут Леопольд Янович, вздохнув, признался самому себе, что лично он, пенсионер, в два раза богаче старшего научного сотрудника Жукова, которому еще полагается оплачивать свой проезд в общественном транспорте. Какое уж тут спонсорство…
Поздним вечером, читая в постели мемуары поэта Андрея Белого Леопольд Янович отвлекся от книги, обвел глазами комнату и вдруг подумал, что хорошо бы увидеть на полу забытую детскую игрушку – машинку какую- нибудь – и думать, что придет внук, будет ею играть… Вот почему- то опять не о сыне или дочери подумал, а именно о внуке. Потом стал представлять, как елозит по полу с машинкой, фырчит и, подражая клаксону, крутится белоголовый мальчик…Тонька. В спальне можно было бы поставить ему столик письменный, полочку повесить для учебников… Но тут же пришла мысль о их с Лелей двуспальной кровати. Представилась эта женщина… Наталья Федоровна. Очень милая, но совершенно посторонняя. И как- то проскользнувшая «наискосок» в его раздумьях мысль предложить ей с внуком пожить в его квартире, ушла. Леопольд Янович поднес к глазам книгу и продолжил чтение о сложных отношениях в кругу поэтов- символистов.